Мертвые сильнее живых

Предисловие

Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 1.

Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 2 

Уязвимое геополитическое положение государства. Разочарование во Франции и переориентация. Мечта Милана Стоядиновича стать вождём. Падение Стоядиновича. Договор Мачек-Цветкович. Идеи Стояна Протича.

Помимо тяжелейших внутренних проблем, у Югославии было крайне уязвимое геополитическое положение.

На начальном этапе своего существования перед королевством стояла задача сохранения целостности своей территории от посягательств Венгрии, Болгарии и Италии. В дальнейшем необходимо было встраиваться в новую систему Европейской безопасности. Актуальной проблемой для Придунайских стран было недопущение реставрации империи Габсбургов (с престолом теперь уже не в Вене, а в Будапеште). Чехословакия, Румыния и Югославия в 1921 году составили Малую Антанту - антивенгерский военно-политический союз. В 1934 году было сформировано Балканское Согласие - антиболгарский военный блок, в который вошли Югославия, Греция, Румыния и Турция.

Но дружить против Италии Югославии было не с кем.

Франция не торопилась обнадёживать Югославию, ибо для Парижа было куда важнее приобрести себе союзника по сдерживанию Германии. Таким союзником виделась именно Италия. Белград тщетно пытался убедить французов в том, что Италия представляет опасность в первую очередь именно Франции. Что итало-французские противоречия значительно глубже итало-югославских споров вокруг островов Адриатики.

Муссолини открытым текстом говорил князю Павлу, будущему регенту Югославии, что отношения между Римом и Парижем определяются не столько борьбой за Северную Африку, сколько тем, что Франция - парламентская, масонская и демократическая страна, а Италия решительно отвергает эти фундаментальные для либерализма вещи, противопоставляя им принципиально иную модель общества.

***

По завещанию покойного короля Александра князь-регент Павел должен был управлять до осени 1941 - того времени, когда королевич Петар достигнет совершеннолетия. До вступления в должность регента князь Павел жил за границей, был крупным знатоком живописи, политикой не интересовался. Однако, приступив к выполнению обязанностей, он быстро и верно расставил приоритеты в деятельности, верно выявил связи между внутренними и внешними проблемами государства.

Его внутренняя политика в общих чертах заключалась в том, чтобы ликвидировать последствия диктатуры, введенной королем Александром. Таким последствиями преподносились централизм, цензура и «фактор армии». Вместе с тем, князь-регент был убеждён в том, что в качестве регента он не имеет права вносить принципиальные поправки в Конституцию, ибо ответственность за это может взять на себя лишь король. Исходя из этого убеждения, князь Павел долго не решался перестроить централизованное государство в федеративное.

Реакция мировой общественности на убийство короля Александра ошеломила Белград. Представители Великобритании (А.Иден и Д.Саймон) и Франции (П. Лаваль) предупредили югославских дипломатов, что Югославия заблуждается, если надеется на то, что Англия и Франция поддержат стремление Югославии призвать к ответственности Италию. И, тем более, требовать выдачу усташей, скрывающихся в Италии. Более того, если оскорблённый Дуче обрушится на Югославию, то ни Англия, ни Франция не выступят в защиту королевства южных славян.

Франция рассчитывала на Италию в выстраивании новой антигерманской сети, поэтому ссориться с дуче не собиралась. Тем более, что в случае проведения серьёзного расследования убийства короля, следователей могли заинтересовать не только лагеря подготовки в Венгрии и Италии, готовившие боевиков, но и высокие кабинеты в Париже, фактически подставившие короля Александра и французского министра-консерватора Луи Барту под пули убийц.

Лига Наций пожурила международный терроризм, но в адрес Италии не прозвучало даже устного упрёка.

Правители обезглавленной Югославии тогда со всей очевидностью ощутили своё военное и дипломатическое одиночество.

***

В ситуации, когда Европа менялась на глазах, совершенно логичным для малых стран, рождённых в Версале, было попытаться выйти из плена миражей и найти реальную опору. Таким союзником могла стать стремительно крепнущая Италия.

К концу 1936 года внешняя политика Франции и Англии по отношению к Италии фактически толкают Муссолини в объятия Гитлера.

К этому же времени начинают нормализовываться отношения между Италией и Югославией. Переговоры между представителями Югославии и графом Галеаццо Чиано, министра иностранных дел Италии вращаются вокруг четырёх основных вопросов: хорватская политическая эмиграция в Италии, национальные меньшинства, албанский вопрос и заключение пакта.

Несмотря на то, что реальностью стала Ось Рим-Берлин, итальянцы с некоторой опаской воспринимали стремительный рост могущества Германии. Вот, что высказывал в этой связи граф Чиано в частных беседах со Стоядиновичем:

- Я не боюсь Германии, но - между нами говоря - Германия опасна не только как неприятель своим врагам, но и как приятель своим союзникам. Я далёк от мысли о том, что необходимо организовываться против Германии, но не нужно забывать и того, что наше совместное положение относительно Германии изменится существенным образом, если к нашим 42 миллионам прибавятся ваши 12 миллионов.

Особенно актуальными стали эти слова после аншлюса и тем более после расчленения Чехословакии. Дабы окончательно не померкнуть в тени Германской средней Европы, Италии необходим был надёжный и довольно крепкий союзник на Балканах. В свою очередь горький пример крушения Чехословакии был весьма красноречивым: чехи не сумели удержать в повиновении ни русинов, ни судетских немцев, ни словаков. Обладавшая неплохим вооружением и крепкой линией обороны Чехословакия в одночасье перестала существовать. Судеты стали неотъемлемой частью Рейха, Словакия была провозглашена независимым государством, а Подкарпатская Русь и земли, населённые венграми, вошли в состав Венгрии. Остатки собственно чешских земель были оккупированы немцами и превращены в Протекторат Богемия и Моравия.

В Югославии 1938 года ещё мало кто мог поверить в то, что точно такая же участь ждёт и их самих, однако после Мюнхена стало совершенно ясно то, что «ладья Югославии более не может следовать на привязи за кораблём Франции». И князь Павел с Миланом Стоядиновичем должны были вновь решаться на ответственный выбор. Однако теперь уже выбирать приходилось не между версальцами и Осью, а между странами Оси: Италией и Германией.

Зная о существовании некоторых итало-германских противоречий логичнее было бы опереться на Германию - тем более, что после того, как против Италии были введены санкции, именно Германия стала основным торговым партнёром Югославии. К тому же Германия, в отличие от Италии, не претендовала на югославские территории.

Однако Югославия, точнее, премьер Милан Стоядинович, сделал ставку на Италию. К тому времени между Стоядиновичем и графом Чиано, зятем дуче, установились доверительные отношения. Оба они были искренними фашистами - в том смысле, что продажной тягомотине парламентаризма и буржуазной пошлости оба они предпочитали героическую романтику вождизма. Оба они старались подражать дуче даже чисто внешне.

Стоядинович попытался даже заложить основы всеюгославского молодёжного движения, из которого впоследствии должна была родиться партия, в которой именно он, Милан Стоядинович, станет носителем почетного в сербском народе звания «вождь». А вождь для сербов всегда значил гораздо больше, чем король. Доселе общенародным вождём сербы называли лишь двух людей: святителя Савву и Кара Георгия.

Члены Югославского Радикального Объединения, возглавляемого Стоядиновичем, ввели в обиход римское приветствие, а на торжественных собраниях одевались в стилизованную форму.

К движению «Сбор», проповедовавшему почти то же самое, Стоядинович относился отрицательно, полагая, что Льотич размывал «его электорат». Но по жизни это были совершенно непохожие люди. Милан мечтал о величии вождя нации и был гедонистом, любившим устраивать шумные попойки в охотничьих домиках. Димитрий был аскетом, пронизанный идеей того, что всякий человек на своём месте исполняет предопределённое Божественным Промыслом послушание.

Кстати, часть льотичевцев, жаждавших приключений и военных парадов, впоследствии  примкнула к Стоядиновичу, который был уверен, что именно его партия заложит органичную основу новой общности югославян. А оппозиционные партии - в первую очередь хорватские - он задушит не политическими, а налоговыми инструментами.

Всё это не на шутку насторожило князя-регента Павла.

Судите сами: приближался тот час, когда он должен был передавать страну в монаршие руки королевича Петара, а страна стремительно превращается в фашистское государство. И потенциальный вождь, похоже, не особенно скрывает своих намерений.

***

В декабре 1938 состоялись выборы, итоги которых оказались неутешительными для Стоядиновича. Особенно ярким был провал его партии в Хорватии.

Сразу же после выборов Стоядинович собрал министров-сербов и объявил о своём решении выстроить такую политику, которая свела бы на нет впечатляющий успех Хорватской Крестьянской Партии. (Им, кроме прочих, отдали свои голоса более 650 тысяч сербов).

Разгневанный тем, что министр внутренних дел Антон Корошец не смог во время выборов как следует воспользоваться административным ресурсом, Стоядинович потребовал отставки этого министра. Глава правительства давно уже был недоволен Корошцем, который, как мы помним, возглавлял влиятельную Словенскую Народную партию. Так накануне выборов Стоядинович сетовал князю Павлу на то, что министр внутренних дел непростительно миндальничает с оппозиционерами.

- И это вызывает непонимание у представителей Германии: посла фон Херена и генерального консула Нойхаузена...

 Для англолюба и либерала князя-регента это уже было слишком. Павел решил во что бы то ни стало сломать механизм, который пытается запустить в ход поклонник дуче. Если бы Корошец вывел свою партию из блока партий власти, то это бы привело к резкому изменению политической ситуации: мало того, что Югославское Радикальное Содружество перестало бы быть стабилизирующей общеюгославской политической силой, но теперь уже хорваты могли бы найти общие интересы со словенцами в «дружбе против Сербии».

Югославию спасало от разрушения по Чехословацкому сценарию пока только лишь существование итало-германских недоумений. Достанься Хорватия со Словенией кому-либо из держав Оси, и это резко бы нарушило итало-германское равновесие. И Германия, и Италия были заинтересованы в территориальной целостности разваливавшейся Югославии.

В это самое время Чиано заканчивал дипломатические приготовления к вторжению в Албанию. Он не скрывал того, что дружеские отношения со Стоядиновичем являются залогом стабильной политики держав Оси на Адриатике.

И как раз тогда, когда граф Чиано любовался парадом молодёжной организации вождя югославских радикалов Милана Стоядиновича, князь наместник в обществе Антона Корошца оттачивал схему смещения этого самого вождя с поста главы правительства королевства.

Князь Павел теперь лишь искал удобный повод. Таким поводом стал скандал в Скупщине, разразившийся 2 февраля 1939. Министр лесного хозяйства и полезных ископаемых Боголюб Куюнджич заявил с трибуны буквально следующее:

- Сербы, которые боролись на Каймачкалане, заплатили достаточную цену за то, чтобы в Югославии сербский голос всегда был слышен. И за то, чтобы сербская политика была всегда политикой этого дома и этой власти.

Министр путей сообщения, Мехмед Спахи (возглавлявший Югославскую Мусульманскую организацию) требовал, чтобы Стоядинович немедленно высказал нечто политкорректное, дабы сгладить впечатление от речи.

Но глава правительства торжествующе безмолвствовал.

Тем же вечером, с быстротой и спокойствием давно отработанного манёвра Антон Корошец пригласил к себе домой министров-единомышленников: мусульман, словенцев и серба Драгишу Цветковича.

Было принято решение о принятии коллективной отставки, демонстрирующей отношение к происходящему. И когда Стоядинович прибыл к Павлу, дабы тот легитимизировал отставку правительства, то князь воспользовался конфликтом, чтобы сместить его самого:

- Господин Стоядинович, неужели Вы надеетесь на то, что я соглашусь оттолкнуть от себя людей, благодаря которым несербские народы Югославии пребывают в относительном спокойствии, лишь для того, чтобы помочь Вам стать сербским дуче?!

В конце августа 1939 года Югославия как централизованное государство перестало существовать: в результате подписания договора между новым главой правительства Драгишей Цветковичем и «некоронованным королём Хорватии» Влатко Мачеком Савская и Моравская бановины, охватывающие просторы Хорватии, Далмации, Славонии и западной Герцеговины, были объединены в автономную бановину Хорватия.

Через несколько дней после провозглашения автономии Хорватии, Мачек объявил проект выделения ещё одной структурной единицы федерации. Теперь помимо существования бановины Хорватия статусом автономии должна была наделяться Врбасская бановина, которой возвращалось историческое название: Босния и Герцеговина.

- Однако, - заметил Мачек, - если существует намерение присоединить к Сербии часть земель Боснии и восточной Герцеговины, то бановина Хорватия будет требовать симметричного приращения.

Это предложение возмутило мусульманскую общественность Боснии и настроило её против Мачека. Эти настроения выражены словами М. Спахо:

- Мачек требует присоединить к Хорватии чисто мусульманские уезды Боснии и Герцеговины. Он ведёт себя как Гитлер, по-разбойничьи: где увидит хоть несколько своих сородичей, загребает целый край!

В январе 1940 после двадцатилетней агитации за компромисс с хорватами в оппозицию к власти Цветковича-Мачека стала и Сербская Демократическая партия. Демократы обвинили Цветковича в том, что тот позволяет хорватам притеснять сербов.

 С государственных должностей в Бановине Хорватской были немедленно уволено без права трудоустройства на территории Бановины около 150 человек, к которым вскоре присоединили около 800 работников культуры и просвещения.

После очередной межпартийной склоки князь-наместник решился, наконец, подать в отставку. Он был твёрдо убеждён в том, что попытки спасти Югославию, которые он предпринимал на протяжении пяти лет регентства, потерпели полный крах.

Югославяне - как новая историческая общность людей - не состоялись. Югославия - как централизованное государство, построенное на началах либеральной демократии, - разваливалась на куски прямо на глазах.

А ведь некогда существовал мудрый и дальновидный план решения национально-территориальных проблем южнославянского государства. Этот план был отвержен энтузиастами утопии интегрального югославянства.

Речь идёт об идеях, озвученных главным идеологом умеренной политики Радикальной Партии Стояном Протичем ещё на самой заре создания Королевства СХС. Протич считал, что объединение всех сербов в одном государстве является одним из двух возможных вариантов осуществления великосербского идеала. Если не удалось создать монолитную Сербию в виде отдельного государства, то необходимо выделить Великую Сербию внутри Югославии.

Согласно разработанному Протичем проекту Конституции страну необходимо было разделить на 9 областей так, чтобы в Словении, Хорватии и Далмации было максимально возможно осуществлено национальное развитие югославян-католиков. Земли довоенных сербских королевств должны окрепнуть за счёт постепенного приращения к ним Воеводины, Косова и Македонии. Сербизировав население этих краёв, можно будет приступить к реконкисте в Боснии. Ассимилировать боснийских мусульман, согласно идеям Стояна Протича, можно будет в течении ближайших десяти лет.

Позже идеи Протича возьмут на вооружение идеологи четничества.

А тогда, в начале 20-х, страна пошла по другому пути. Король Александр-Объединитель грезил интегральным югославянством, поэтому поддерживал централистскую политику сербских демократов. А радикалы решили, что благоразумнее объединиться с патронируемыми королём демократами, нежели с хорватами и словенцами, бывшими в оппозиции.

Премьер С. Протич, пораженный размахом разрушительной деятельности хорватских политиков, демонстративно саботирующих всякие начала созидательной работы, потребовал «ампутировать Хорватию и предоставить её собственной участи». Хорваты освистали его в своей прессе, предложив ему «ампутировать свою голову». Сербиянские политики, бывшие в оппозиции к Протичу, воспользовались скандалом, чтобы привести к власти новое правительство.

Именно тогда была упущена возможность выделения внутри общего государства собственно сербских земель. Теперь Югославию драли на части несербские народы королевства. Сербы вновь превращались в разделённый народ. И именно на тех сербов, которые оказались за пределами «узкой Сербии», вымещалось раздражение, накипевшее за годы бестолковых экспериментов.

***

К концу 30-х «югославянство» пережило уже три совсем разных смысловых наполнения.

На заре Югославии - с момента объединения в 1918 и до принятия Видовданской Конституции 1921 - в термин «югославянство» вкладывался смысл «соединения трёх ветвей единого народа»;

В 20-е годы - вплоть до гибели короля, а особенно после «шестоянварского переворота» - «югославянство» понималось как плавильный котёл (наподобие американского), из горнила которого должны будут получиться новые люди, не разгороженные друг от друга национальными перегородками;

Наконец, в годы правления Милана Стоядиновича, «югославянство» понималось уже в узко гражданском смысле: т.е. «человек в первую очередь югослав (гражданин Югославии), а потом уже серб/хорват и т.п.».

Власти Цветковича-Мачека было не до экспериментов. Превращение Хорватии в «государство в государстве» ясно говорило о том, что югославские эксперименты ни к чему конструктивному не привели и с ними пора заканчивать.

Князь Павел тоже не экспериментировал. Он лишь пытался сохранить в целости то, что обязан был в назначенный час передать молодому королевичу Петару. А потому, несмотря на потерю веры и в людей, и в идеи, князь Павел остался на своём посту. Семнадцатилетнего королевича необходимо было уберечь от политических хищников.