Против Сомина

Часть 1 

И если какому человеку Бог дал богатство и имущество,

и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю

и наслаждаться от трудов своих, то это дар Божий.

Еккл. 5:18

 

Продолжая разбор учения православного социализма (обозначаем это понятие сокращением ПС), теперь в содержательном аспекте, сделаем одну принципиальную установку. Здесь не будет разбора того, насколько доктрина ПС хороша в отвлеченно-социальном плане, то есть не будем разбирать слово «социализм» в этом словосочетании. Отметим лишь кратко,  что акад. И.Р.Шафаревич в своем глубоком и честном исследовании феномена социализма (кстати, стоившем ему многих скорбей) приходит к выводу, что «социализм - это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, а именно - его проявление в области организации общества»[1].

Здесь будет идти разговор о том, насколько ПС не соответствует Преданию Церкви, то есть будем разбирать слово «православный». Это наиболее правильный подход для изобличения всякой ереси. Он применяется в Церкви Христовой со времен апостолов и мужей апостольских. А уже у Иринея Лионского (авторитетного и для Сомина элементами хилиазма, и для нас своим протоклиментизмом) этот принцип явно сформулирован. Приведу цитату: «Наконец сильнейшим аргументом в опровержении еретиков у Иринея  служит свящ. предание. ... Он первый из учителей церковных ясно раскрыл понятие о вселенском церковном предании, показал его отличие от тайных преданий сектантских, на которые ссылались еретики в подтверждение своих учений, и установил в богословской полемике тот взгляд, усвоенный всеми позднейшими ересеологами, что для опровержения противных церковному учению заблуждений самый твердый оплот можно находить во вселенском церковном предании»[2].

Поэтому и критиковать Сомина следует не в абстрактом нравственном смысле, а с позиции Предания Церкви. Именно так делает в своих статьях прот. Георгий Городенцев. Автору этих строк остается только последовать за ним.

Сначала маленькая зарисовка из русской жизни. Двести лет назад в саровском лесу (а это средство производство в частной собственности монастыря) подвизался великий угодник Божий прп. Серафим, рассудительно распределяя рукой нестяжателя те средства, что текли к нему от жертвователей к нуждающимся. Основал и питал он и девичью общину Дивеева, будущую Лавру. А в это время в богоспасаемом городе Курске купечествовал его родной брат Алексей Мошнин, наследовавший делу отца, который был истинным христианином и построил благолепный храм Божий. Имел в частной собственности средства производства, торговал, растил детей... Далеко друг от друга были братья, но поддерживали молитвенную связь, да разок-другой виделись, когда ходил брат-монах за пожертвованиями по родным местам. В один год отошли ко Господу старец и его брат, умерший вслед. Святому Серафиму от Бога было открыто о своей кончине и кончине брата, о чем он и известил его. Но не отговаривал он брата от его пути ни перед смертью, ни ранее. Но если бы купечество было богонеугодной вещью, стал бы Божий избранник, прозревавший судьбы всей отчизны, так небрежить спасением в вечности родной души, за которую он, несомненно, горячо молился? Значит, и православный купец может быть угоден Богу...

Апологеты ПС совершенно естественно затрагивают преимущественно аспекты христианства, связанные с отношением к богатству, к собственности. Это область имущественной этики, относящаяся к области нравоучения Церкви. Таким образом, вероучение ими почти  не затрагивается, хотя хилиазм, который они защищают, относится к вероучительной области. Поскольку о нем уже был отдельный разговор, ограничимся темой имущественной этики Церкви.

Все строение теории ПС в этой области нравоучения коренится в двух находках:

- объявление богатства принципиальным злом для христианской души в новой имущественной этике, возводимой к «забытому» учению Златоуста;

- апелляция к опыту иерусалимской общины первохристиан как универсальному завету апостолов, «забытому» позже с победой «климентизма».

Поэтому, критикуя Сомина, очевидно, необходимо остановиться на этих моментах и показать ошибочность аргументов адептов ПС.

1. Относительно евангельского взгляда на богатство у Златоуста и «климентистов» необходимо сказать следующее. Имеются действительные основания видеть некую разницу в подходах Климента Александрийского и Иоанна Златоуста, которую так активно педалирует Сомин. Златоуст является антиохийцем, поэтому ему в какой-то степени присущ стиль антиохийской богословской школы, который базируется на буквальном  восприятии текста Священного Писания. В противовес этому александрийская школа развивала аллегорический метод толкования. Поэтому когда именно Климент Александрийский, носитель подобного подхода в экзегетике (и по счастливому «совпадению» автор крупнейшего церковного трактата на тему богатства), не тождественен у Сомина Златоусту, это допустимо. В самом деле, два различных подхода могут давать определенную разницу в экзегезе Евангелия.

Однако Златоуст все же не был таким однобоким буквалистом, как крайние антиохийцы. В его толкованиях Ветхого Завета «главное высокое свойство их есть строгое внимание к буквальному значению св. писания и к связи мыслей. Он называл делом неразумия грубочувственный буквализм: но считал опасным для самой веры и усиленный аллегоризм, как дело произвола»[3]. Такой же подход у вселенского учителя и к экзегезе Нового Завета. Так может различие Климента и Златоуста несущественно? Может желаемое принципиальное разночтение выдается за действительное?

На самом деле, это отчасти так у Сомина. Он не просто противопоставляет Климента и Златоуста, он говорит о том, что взгляды первого вкладываются как часть (некий начальный уровень) в универсальное учение Златоуста. Отмечая, что внутри учения Златоуста по имущественной этике имеются взаимоисключающие подходы, он находит объяснение этой внутренней противоречивости в двухуровневости идей Златоуста. Он пишет: «Златоуст строит свою концепцию как бы на двух уровнях (этажах): уровне принципиальных воззрений святителя, которые он считал христианским идеалом, и уровня икономических высказываний, которые Златоуст обращал к новоначальным. С другой стороны следует отличать аскетику, т.е.  личное отношение к собственности и богатству («психология собственного») и «социологию» -  отношения между людьми, возникающие благодаря праву собственности. Учитывая это, его воззрения можно представить следующим образом.

 

	Уровень "психологии     собственного"	Уровень "социологии     собственности"
Принципиальные воззрения	Полное нестяжание  (добровольная бедность)	Общность  имуществ (добровольный   коммунизм)
Икономические требования	Отказ от роскоши и                 излишеств	Милостыня, жертва части имения бедным

 

Тут необходимы некоторые пояснения. Стремиться к полному нестяжанию христианин должен как по аскетическим соображениям (иначе ему предстоит борьба со страстью любостяжания), так и по любви к ближнему, ибо удерживая богатство у себя, христианин доказывает этим, что судьба ближнего его заботит менее, чем собственная. Общность имущества является заповедью для совершенных христианских обществ, ибо только он согласован с полным нестяжанием и, кроме того, поддерживает в общине братскую любовь. Милостыня, по Златоусту, - путь от новоначального состояния к совершенному. Если все отдадут всем все, то тогда оковы частной собственности будут разрушены и в общине установится «общение имений». Насильственные формы экспроприации имущества у богатых Златоуст отрицал: богатые должны сами, по любви, отдать все бедным»[4].

В этой схеме есть правильное (что и делает ее весьма правдоподобной), но есть и неверное, прежде всего в самой трактовке идей Златоуста. Начинается это с терминологии. Неправильно называть уровни принципиальным («должное христианское отношение к богатству») и икономическим («снисходительные, временные нормы»). На самом деле, разные уровни у Златоуста указывают: высший - на возвышенный идеал христианства (достаточное условие спасения, говоря математически), низший - на практический уровень требований к образу жизни (необходимое условие спасения).  Далее, сам уровень (этаж) моральных требований в главном определяется положением человека в миру: мирянин или монах. Чтобы близко приблизиться к идеалу, необходимо быть необремененным семьей и детьми (ибо кто о них не печется, тот хуже неверного, по слову апостола). Это свидетельствует Традиция, и это совершенно понятно само по себе. Попечение о домашних есть проявление любви, но оно в мире несоединимо с полным нестяжанием, если отбросить пустое мечтательство. Кстати, свой совет продать имение и следовать за Ним Господь дает именно юноше, еще не связанному узами брака на этом пути совершенства. Но тогда, очевидно, следуя логике Сомина, сам брак есть зло, раз он стоит на пути к идеалу христианства. Церковь никогда этому не учила.

Далее, совершенно неправильно называть находящихся на нижнем уровне «новоначальными». Это интересный термин Сомина. Мало того, что здесь подспудно закладывается в сознание читателя явно негативная смысловая оценка такого образа жизни (благодаря смысловой окраске термина в современном языке), у самого Златоуста близкое (в переводе) понятие «новопросвещенный» несет иной смысл. Он говорит (в дни после Пасхи, когда в Церковь входили новые члены): «новопросвещенными же я называю не тех только, которые крещены за два, за три, или за десять дней, но и за год, и больше того, потому что и их так можно назвать. Если мы будем оказывать великое попечение о своей душе, то можно быть новопросвещенными и по прошествии десяти лет, если мы сохраним обновление, доставленное нам крещением, потому что не время делает новопросвещенным, а чистая жизнь»[5]. Согласитесь, здесь принципиально иное отношение к неофитам. У Сомина весь упор на то, что неофит мало что может и поэтому имеет «снисходительные, временные нормы». У Златоуста упор на то, что неофит уже имеет все нужное для спасения, главное для него «держать, что имеешь».

А взять первохристиан Иерусалима, стоявших, очевидно, на высшем этаже нашего логического построения, верно ли чисто формально назвать их «новоначальными» в соминском смысле этого слова? Но они были неофиты. По сути же, соминские «новоначальные» подразумевают в реальности подавляющее большинство христиан, которые спасаются верой во Христа и делами веры, но не являются отрекшимися от мира. Они так и остаются до конца жизни «новоначальными», но могут наследовать жизнь вечную по церковному Преданию. Они не оставляют мира, имеют семьи, растят детей, обеспечивая продолжение рода человеческого. Они составляют костяк общества, производят блага, содержат иждевенцев и защищают отечество. В них входят и верхние сословия, которые управляют обществом. Поэтому назвать их «новоначальными» и живущими «временными нормами» имущественной этики есть тонкая подмена. Когда же падут эти «временные нормы»? При коммунизме, при хилиазме? Получается голое отрицание Предания.

Оно, Предание Церкви ясно свидетельствует, что «полное нестяжание» неразрывно связано с отказом от брака. Это путь монашества (или таких исключительных праведников как Алексий ч. Б., формально сочетавшийся браком). Он такой же благословенный от Бога, как и путь мирской (да и семья чем не «монастырь в миру»). Как говорится, не все в монастыре спасутся, и не все в миру погибнут. Более того, по житиям святых, Сам Господь открывал иногда монахам-отшельникам высокой жизни, что рядом в селениях есть более угодившие Ему миряне. Поэтому назвать это принципом и икономией есть крайний ригоризм. Название монашеский и мирской - вот правильное практическое отождествление уровней. Для живущих в миру и для ушедших от мира Церковь предлагает два разных пути. Кто не знает, что в Церкви четко разделяются даже сами писания отцов по тому, для кого они предназначены - монахам или мирянам. Для двух разных путей имеется в Предании, действительно, два разных уровня требований. Это только современные младостарцы способны путать, кто перед ними - семьянин или холостяк.

Какая связь между этими двумя уровнями? Сомин ясно учит, что человек должен восходить в течение своей земной христианской жизни по этажам его конструкции (то есть должен «стремиться к полному нестяжанию»). Что же в реальной Традиции Церкви? По житиям святых мы знаем, что есть святые, перешедшие в течение жизни из мирян в монашество, но это не обязательно даже для святости, не говоря о спасении. Обратный переход обычно воспринимается как духовный крах и потеря благодати (и здесь аргумент в пользу подчиненности «этажей»), но в то же время многие святители Церкви (да и сам свт. Иоанн Златоуст - «4 года провел он у нагорных пустынников, под руководством старца и два другие года один в дикой пещере»[6]) призывались из отшельничества к  церковному послушанию в миру, то есть возвращались (конечно, лишь в некотором смысле) в мир.

Мученики и исповедники, которые в Церкви имели когда-то приоритет чести перед святителями (то есть монахами), есть миряне, или «новоначальные» по Сомину. Равноапостольные цари и князья тоже для Сомина, очевидно, «новоначальные». И многие праведные также, начиная с праотца Авраама и Иова многострадального. Скажите, а кто не хотел бы быть таким «новоначальным», как цари Давид и Соломон? Получается абсурд ригоризма. Но Сомину он необходим, чтобы подвести основание под универсализм требования общности имуществ, поэтому монашество становится не одним из путей (пусть лучшим и высшим), а единственным принципом человеческой жизни. Какое опасное мечтательство. И как оно клевещет и на Бога, и на человека. Неужто потомки Адама так повязаны пресловутой «петлей Златоуста», что вера во Христа и пребывание в Его Церкви не спасает от нее. Ведь сказано же, что невозможное человекам возможно Богу. Не за стакан ли воды, данной жаждущему во имя Его, Христос готов дать награду на Своем Суде. Предание дает нам важный принцип, что намного более важно для спасения то направление, каким идет человек, чем то расстояние, которое в этом направлении пройдено. Кажется, Сомину нужно уже отделять имущественных ригористов (они же «православные» коммунисты) в новую «церковь святых», а не ждать, когда наши православные батюшки примут его взгляды, поскольку ждать придется долго.

Поэтому и оправдывает ПС название неомонтанизма, что точно также «в практической церковной жизни» означает «торжество ригоризма», как писал Болотов В.В. о монтанизме. «Нравственные идеалы монтанизма были таковы, что их и сама Кафолическая Церковь считала своими идеалами. Различие между кафоликами и сектантами заключалось здесь лишь в том деликатном пункте, что Церковь признавала подобную строгую дисциплину делом личной свободы каждого христианина, а не предметом ветхозаветно-строгих церковных определений»[7]. Отдельно в области имущественной этики (наиболее важной для обоснования ПС) Сомин идет уже знакомым путем Монтана: противостать Традиции можно лишь путем введения нового «пророчества», нового «откровения Параклита». Теперь для этого используется святое имя вселенского учителя.

Но в понимании Церкви, Златоуст учит мирян (особенно богатых) тому, что они могут и обязаны понести как христиане. Он учит богачей так же, как Климент. Мы имеем эти (называемые Соминым  «климентистскими») тексты Святителя, где смысл весьма однозначен. Вот к примеру, цитата из «Беседы о тех, которые не пришли в церковное собрание...» (из цикла бесед на надписание Деяний): «Я говорю это для обвинения не богатых, а худо пользующихся богатством. Богатство не зло, если мы хотим пользоваться им, как должно; а зло - гордость и тщеславие. Если бы богатство было злом, то мы все не молились бы войти в недра Авраама, который имел триста осмнадцать рабов, рожденных в его доме. Богатство следовательно - не зло, а зло - беззаконное употребление его. Как прежде, говоря о пьянстве, я не вино осуждал - потому что всякое создание Божие добро, и ничтоже отметно, со благодарением приемлемо (1 Тим, 4,4); - так и теперь я не богатых обвиняю и не богатство осуждаю, а худое употребление богатства, исстрачиваемого на распутство. Потому оно и называется богатством (crÒmata), чтобы мы распоряжались (crhsæmeqa) им, а не оно нами; потому оно и называется стяжанием (ctÒmata), чтобы мы владели (cthsämeqa) им, а не оно нами. Для чего же раба ты делаешь своим господином? Для чего извращаешь порядок»[8]. Обратите внимание, как обыграна Златоустом сама этимология слова «богатство» в греческом языке (кстати, в славянских языках этимология этого слова еще интереснее - от корня «Бог», что не может не наводить на правильный ответ о сути понятия).

Как можно видеть всякому непредвзятому читателю по приведенной цитате, здесь позиция Златоуста вполне согласна с воззрением на богатство Климента, изложенным в его труде «Кто из богатых спасется». По крайней мере, ни о каком противопоставлении «климентизму» некоего высшего «принципиального уровня» здесь не идет речи.  Богатство - не зло, ясно говорит вселенский учитель. И приводимый им пример Авраама сокрушает возведенные Соминым этажи концепции всеобщности «добровольного коммунизма». Кто есть Авраам? Праведник, имевший большое богатство, скот (средства производства) и (даже) рабов. Кто он по Сомину, «новоначальный»? Этот новоначальный настолько близок Богу, что Сам Господь утверждает авторитет слов, сказанных на Синае Моисею: «Я ... Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» (Исх. 3,6).

Замечательно также уподобление Златоустом богатства вину. Здесь Предание Церкви также учит среднему пути. Трезвость как полное невкушение вина есть дело личной совести христиан. Пьянство, как злоупотребление Божиим даром, предосудительно каждому. Все среднее между этим оправдано. Яснее ясного и никаких этажей.

 Когда Сомин говорит, что «все истинные христиане суть полные нестяжатели», это логическое утверждение неправильно только как действительное, а как формальное оно может успешно выводиться в софистике. Ясно, что предложенная Соминым интерпретация взглядов Златоуста по имущественной этике не случайна, она служит тем технологически необходимым «новым пророчеством», без которого неомонтанистам не уничтожить авторитета Предания тонким ядом ригоризма. Для ПС эта конструкция этажей, прочно ассоциированная со святым для православных именем Златоуста, есть краеугольный камень всей теории. Не случайно Сомин часто повторяет: хотите опровергнуть меня, добейтесь деканонизации свт. Иоанна Златоуста. Как-то забывается им при этом, что признание его позиции потребует деканонизации гораздо большего числа «новоначальных» святых. Пусть уж лучше адепты ригоризма пояснят нам то место Евангелия, где сказано про отсечение руки и вырывание глаза. Неужели они сами ничем никогда не соблазняются, раз не редуцируют до сих пор сии члены у себя по прямому слову Писания? Может, вместо обобществления собственности им заняться пока хирургией?

«Климентизм» есть полное и законченное учение Церкви для мирян, а не первый, низший (икономический) этаж для новоначальных. Он есть раскрытие слов псалма «когда богатство умножается, не прилагайте [к нему] сердца» (Пс. 61,11). Он адресован прежде всего высшим сословиям (аристократы, купечество). Встав на этот спасительный путь, каждый в отдельности пройдет так далеко как Бог даст, некоторые дойдут до полного нестяжания (подобно прп. Серафиму Вырицкому). Если же все богачи-неофиты разбегутся по пустыням, будет худо всему христианскому сообществу, поскольку не того все же ждет от них Промысл. Поэтому трезвый подход Климента лежит в богословском обосновании Традиции, идущей от доникейской эпохи к современности, через все социальные строи и эпохи. Его провозвещают ревностнейшие архипастыри современности и недавнего прошлого. Так, в «Аскетической проповеди» в беседе в неделю двадцать вторую «О богаче и Лазаре» свт. Игнатий Брянчанинов пишет: «Несчастный богач имел, как видно, о себе, о своих отношениях к имуществу, к человечеству, словом, ко всему, превратные, ложные понятия... Имущество свое он признавал во всех отношениях собственностью, а себя вправе употреблять эту собственность по произволу. Писание рассуждает иначе. Оно называет достаточных людей только распорядителями имущества, которое принадлежит Богу, поручается распорядителям на время, чтоб они распоряжались по воле Божией. И имущество, и земную жизнь богач употребил единственно в угождение плоти. Эти временные дары Божии, которыми можно было б приобресть дары вечные, он поверг в тление»[9]. На наш взгляд, это чистой воды «климентизм» для «новоначальных», то есть аскетическая проповедь для мирян великого современного учителя Церкви. Доходя до сути вопроса, свт. Игнатий учит: «Временное богатство названо чужим... оно не свойственно человеку, служит обличением его нужды в вспоможении себе, обличением падения его... Чтоб получить истинное, свойственное, неотъемлемое достояние, сохраните верность Богу при распоряжении срочно-вверенным»[10].

Для лучшего пояснения свт. Игнатий дает в сноске цитату из свт. Тихона Воронежского (том 14, письмо 29): «Все богачи суть приставники и прикащики Божии, а не хозяева суть. Бог един хозяин и господин есть всякого добра и богатства; и кому хощет дает тое, и дает на общую пользу. Истязуешь ты прикащика о деньгах ему данных, куда и на что он их издержа: истяжет и тебя Господь о данном тебе от Него богатстве, и за всякий рубль, на что ты его издержал, отдашь ответ Ему в день Суда».

Сам свт. Игнатий продолжает эту мысль о Промысле: «Человекам, во время земной жизни их, даются различные положения непостижимою судьбою: одни пользуются богатством, славою, могуществом, здравием; другие бедны, так незначительны в обществе человеческом, что всякий может обидеть их... Все эти положения - не случайные: их, как задачи к решению, как уроки для работы, распределяет Промысл Божий с тем, чтобы каждый человек в положении, в котором он поставлен, исполняя волю Божию, изработал себе спасение...Те, которым представлено распоряжение земными благами, должны особенно охраняться от злоупотребления ими. Славные и сильные земли! ваше назначение: быть благодетелями человеков и через благотворение ближним быть благодетелями самим себе. Авраам имеет на небе лоно, то есть обитель, в которую он принимает земных страдальцев, достойных ее. Положение его на небе подобно положению, которое избрал он себе на земле. На земле он был богат, принимал странных, помогал угнетенным и нуждающимся. Блаженное положение его на небе устроилось сообразно добродетельному жительству на земле. И вы таким жительством стяжите такие обители и такое положение, которое уже со справедливостью можно будет признавать вам собственностью»[11]. Мы видим опять хрестоматийный пример праотца Авраама, рабовладельца и угодника Божия одновременно.

А вот толкование архиеп. Аверкия (Таушева) о богатом юноше: «... богатство, которым он обладал, стало таким его кумиром, расстаться с которым он не мог. Этот кумир он предпочел даже жизни вечной, к которой, по-видимому, искренне стремился. Имея ввиду эту страсть, порабощающую себе всего человека, а не богатство само по себе, Господь сказал: «Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное». Евангелист Марк говорит, что «ученики ужаснулись от слов Его». И это понятно, ибо богатство такая вещь, которой все так желают, и по закону, есть знак благословения Божия человеку, а между тем Господь поставляет его таким сильным препятствием на пути к Царству Божию... Как поясняет св. Златоуст, «Христос не богатство порицает, но тех, кои пристрастились к нему», ибо грешной природе человека богатство представляет много соблазнов и препятствий к исполнению закона Божия»[12].

Итак, от Иринея и Климента до Игнатия Брянчанинова и Аверкия (Таушева) Церковь учит одному и тому же, это и есть то согласие отцов, которое лежит в основе учения Церкви. И последнее, относительно правильности толкования фрагмента Евангелия про «удобнее верблюду». К счастью, у нас есть весомая подсказка от Самого Господа Иисуса Христа. Это так называемое аграфа, то есть неканоническое достоверное изречение Господа, дошедшее до нас. Фрагмент Евангелия Евреев, которое можно рассматривать как предшественника Евангелия от Матфея, дополняет рассказ о беседе Христа с богатым юношей (Мф. 19, 16-26) подробностями, позже выпавшими. «Вместо краткой редакции (Мф. 19,22) - «Услышав слово сие (о продаже имения и раздаче денег нищим), юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» - мы здесь читаем: И сказал ему Господь: Как ты говоришь «я соблюл закон и пророков», ибо написано в законе «Люби ближнего твоего как самого себя»: а вот многие из братьев твоих, детей Авраама, покрыты грязью, умирают от голода, а дом твой полон многим добром, и ничего им  из него не достается. И, обратившись, сказал Симону, ученику Своему, сидящему около Него: Симон, сын Ионин, легче верблюду войти сквозь игольные уши, чем богатому в царство небесное»[13].

Таким образом, расширенный текст помогает убедиться, что Христом осуждается не богатство как таковое, а неправедное его употребление тем, кому оно дано. Получается, что все-таки правильно доносит до нас церковное Предание евангельское учение об имущественной этике. Места для спекуляций о необходимости введения общности собственности («добровольный коммунизм») тем самым уже не остается. А уж как можно из всего этого вывести общность только средств производства, вообще непонятно на принципиальном уровне.

Теперь стоит немного сказать про причины большого внимания Златоуста к теме богатства, того «загадочного» увлечения им этой темой, которое так поражает Сомина, намекающего и нам на ее якобы исключительную важность (еще бы, замахнувшись на Предание, думать о мелочах).

Разумных причин видится две. Одна специфическая черта биографии Златоуста состоит в том, что на нем  после рукоположения в пресвитера помимо проповедничества «лежала еще обязанность попечения о бедных; а спустя несколько лет священства Златоуст считал в антиохийской церкви до 3000 вдов и дев, которых питала она каждый день, и еще не включал в то число заключенных в темницу, странников, больных, которые все были также под ее попечением. Забота о бедных была любимою заботою для нежного сердца Златоуста»[14]. Продолжилось это попечение о нуждающихся и в константинопольский период его жизни.

Это объясняет его внимание к рассматриваемой теме. Иногда даже во время проповеди в храме ему приходилось объявлять сбор милостыни. А вторая, но не менее существенная причина состоит в том, что правильное отношение к богатству по сути трудно формализовать в некий свод конкретных правил поведения. Вот по поводу почитания Бога есть тематическая (в смысле имущественная) заповедь о десятине. А, например, в вопросе брака многое описывается тремя конкретными положениями: не прелюбодействуй (в уме тоже), не разводись (кроме одного извиняющего повода), не женись повторно (с оговорками). В каноническом корпусе церковного права это закреплено ясными положительными нормами.

Не так обстоит дело с богатством. Ясных положительных норм нет. Когда свт. Григорий Нисский в шестом каноническом правиле пишет: «Другой же вид идолослужения, ибо так апостол нарицает любостяжание, не знаю, как опустили отцы наши без указания врачевания... Впрочем поелику отцы наши не упомянули о сем, то полагаем достаточным врачевати сие, колико можно, всенародным словом учения, и недуги любостяжания, как бы некие болезни от избытка влаг, очищати рассуждением». Именно этим и занимался вселенский учитель свт. Иоанн Златоуст как выдающийся проповедник. А вообще-то, по мысли архиеп. Филарета Гумилевского, Златоуст «по преимуществу проповедник любви» (но не сугубо имущественной этики).

2. Вторая опора ПС - пример общения имуществ у первохристиан Иерусалима, аргумент всех теистических социалистов всех веков. То, что оно имело место, спорить нечего. Но и здесь есть свои нюансы, которых Сомин и компания не желают знать (а дьявол кроется в деталях). Эти нюансы в том, как широко и как долго имело место указанное явление, чтобы противопоставлять его всей последующей Традиции. Историки достаточно согласно говорят о том, что это было присуще только иерусалимской общине в начальный короткий период ее существования. Вероятно даже, что это было около года и прекратилось с первым гонением после убиения иудеями первомученника Стефана, когда все кроме апостолов рассеялись из города. Надо понимать, что важным обстоятельством была присущая иудеям племенная организованность выделенного богоизбранного народа, какую они выказывали во все времена. Но даже в этой этнически однородной среде нестроения типа небрежения эллинскими вдовицами (то есть сородичами из рассеяния) показывают всю трудность распространения общения имуществ на большие по численности общины. Такого мнения придерживается архиеп. Аверкий (Таушев): «взаимная любовь так связала всех уверовавших во Христа, что они «были вместе», то есть находились в постоянном взаимообщении, жили как бы одной дружной семьей. Это настроение первых христиан повело к общению имуществ, конечно, не принудительному, как это мы видим в коммунизме, а совершенно добровольному, основанному единственно на братской любви к ближним и сострадательности к неимущим и нуждающимся. Здесь не было уничтожение прав собственности, но имеющие собственность сами добровольно разделяли ее с неимущими... то есть продавали свои недвижимые имения и движимую собственность и делились с бедными... Долго ли держалось в иерусалимской общине такое общение имуществ, неизвестно: следы его скоро теряются из истории. Надо полагать, что недолго, ибо в многолюдном христианском обществе это было бы практически трудно осуществимо. В других общинах, основанных апостолами, мы также этого уже не видим: в своих писаниях апостолы убеждали к христианской благотворительности и взаимной братской любви, но не учреждали общих касс. Лишь по временам собиралась милостыня для бедных церквей и передавалась Апостолами (Деян. 11, 29-30; 1Кор. 16,1)»[15].

Церковный историк Поснов М.Э. также уподобляет первохристиан большой семье. «Обратившиеся или уверовавшие во Христа жили вместе, как одно семейство. "И они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах" (Деян. 2:42). Значит, начатки христианского учения, почерпнутые из проповеди апостола Петра в день Пятидесятницы, первые верующие постарались подробнее уяснить, постоянно пребывая "в учении апостолов." Τη διδαχη των αποστόλων, т.е. чрез усердное и продолжительное назидание проповедью апостолов (всех, а не одного Петра), с полным подчинением их апостольскому авторитету.

 Внутреннее духовное единение (ср. κοινωνία) и гармоническое настроение соответствующим образом выражалось и во внешнем устроении жизни - в общении благ, в самоотверженной помощи людям бедным, нуждающимся. Без всякого принуждения они завели общение имуществ при общей кассе, которая пополнялась людьми богатыми...

Марксизм (Энгельс, К. Каутский) думает видеть здесь коммунизм не в смысле производства, а потребления благ, придавая общению имуществ в период христианской общины юридически-обязательный, принудительный характер. Но это противоречит действительности: во 1-ых, против принудительного характера слова ап. Петра, обращенные к Анании: "Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?" (Деян. 5:4). Во-вторых, у иерусалимских христиан сохранилась собственность и после рассказанных случаев, казалось, всеобщей принудительной продажи. Так, мать Иоанна Марка, Мария, имела в Иерусалиме собственный дом (12:12), также Мнасон - кипрянин (21:16), а может быть и Филипп (21:8)»[16].

Из уподобления семье понятна сложность общения имуществ при возрастании размера «семьи»: «Постепенное возрастание юной христианской общины и некоторые, почти неизбежные в большом, из различных элементов составленном и еще не сжившемся обществе недоразумения и беспорядочность привели к необходимости введения и общины некоторых служении в помощь апостолам (Деян. 6:1-6)»[17]. Важна также высказанная Посновым мысль, что это было распределительное, но не производственное обобществление. Общение имуществ (общая касса) введено ради постоянного пребывания первохристиан в учении апостолов. Оно освобождало от земных попечений, и все подобно евангельской Марии из Вифании постоянно молились и учились вере, избрав «благую часть». Долго ли можно жить от продажи имений без притекания в общину новых состоятельных неофитов? Но с ростом «семьи» вклад новопросвещенных должен быть все большим...

Так или иначе, но «из своего первого гонения (Деян. 7-9) иерусалимская Церковь выходит преобразованной организацией, применительно к настроению окружавших её иудеев и соответственно стремлениям вступивших в нее лиц. Мы ничего уже больше не слышим о попечителях при столах когда-то избранных из эллинистов. Ни о каком общении имуществ, вроде упомянутого в Деян. 2 и 4 гл. - более речи нет. Все это, по-видимому, должно было миновать и минуло безвозвратно»[18]. Это объясняется тем, что постоянное пребывание в учении завершилось.

Интересные мысли на этот счет находим и у еп. Кассиана (Безобразова) в работе «Христос и первое христианское Поколение»: «В контексте Деян. общение имуществ должно быть понимаемо, как порождение того духа любви, которым отличалось общение между верующими. Этот же дух любви побудил Петра и Иоанна помочь Иерусалимскому хромому не деньгами, которых он ожидал от них, но которых они не имели, а исцелением его от болезни (3:6, 4:9). Основанное на любви внимание к чужому страданию находится в полном согласии с учением Евангелия. При этом предостережение против социальной несправедливости звучит не только в Лк. (cp. приточный образ Мф. 18:23-35, а также 25:31-46, Мк. 12:40 и др.). Во второй половине Апостольского века Иаков, брат Господень, запечатлел в своем послании (ср. 2:13-16) ту же верность духу Евангельского милосердия. Больше того: можно сказать, что требование социальной правды, вытекающее из духа любви, восходит к Ветхому Завету, где оно получило выражение в писаниях пророков (напр., Ам. 2:6-8, 8:4-7, Ис, 3:14-15, 10:1-2 Иезек. 18:12, 17, 22:29, и мн. др., ср. законы Исх. 22:25, Лев. 19:9-10, Второз. 15: 11, 24:10-15). В современной науке было высказано мнение, что к Ветхозаветному прошлому восходит не только интерес к социальному вопросу, но и то конкретное его решение, которое оно получило в общении имуществ. Не исключена возможность, что апостольский "коммунизм" представляет собою ту форму жизни, которая наблюдалась в Израиле в пророческих школах. Как бы то ни было, надо признать, что в общении имуществ была и объективная необходимость. Как уже было указано, первоначальное ядро Иерусалимской Церкви составляли пришедшие с Господом Галилеяне. С переселением в Иерусалим, они оторвались от родной почвы и тех соков, которыми она их питала. Срочная помощь была необходима. Такою помощью и был раздел имуществ. Но, будучи только коммунизмом потребления, без коммунизма производства, общение имуществ могло иметь всего лишь временное значение. Его естественным последствием было общее оскудение. В связи с этим, толкователи обращают внимание на требование помнить о нищих, которое Иерусалимские столпы поставили ап. Павлу (Гал. 2:10), и которым они обусловили свое согласие на разделение сфер служения. Под "нищими" можно разуметь членов Иерусалимской Церкви (ср. Рмл. 15:26). Если ап. Павел свидетельствует в Гал., что он старался исполнить это требование в точности, мы невольно обращаемся мыслью к тому сбору в пользу Иерусалимской Церкви, который он произвел во время своего третьего путешествия среди Церквей, основанных им в языческом мире (ср. 1 Кор. 16:1-4, 2 Кор. 8-9, Рмл. 15:25-32, Деян. 24:17). Жертвенное усилие, к которому ап. Павел призвал окормлявшиеся им Церкви, было выражением того же духа любви. Факт сбора показывает, что в нем была объективная необходимость»[19].

Очень важна мысль о том, что общая касса была порождением духа любви. Первое время после рождения Церкви в день Пятидесятницы излияние даров Духа Святого в ней было так обильно, как никогда позже. Это было просто необходимо для ее жизни, иначе маленькая община, ментально-этнически не отличающаяся от остального населения города, могла быть поглощена ветхозаветным окружением. Огненные языки Духа, говорение на языках, чудеса и знамения, исцеления и воскрешения, и наоборот, умерщвление фарисействующего члена словом апостола - когда еще Церковь знала подобные дары. Это можно уподобить взлету ракеты (если допустимо подобное грубое сравнение), когда самое большое усилие развивается при отрыве от земной поверхности. Вся ракета в огне, работают мощные двигатели первой ступени, которые вскоре будут отброшены с набором высоты. Так же и первенствующая Церковь была огненной, в клубах Божественной любви и благодати.

Повторить это общение имуществ в Церкви возможно лишь там, где столь же обильна среди членов общины взаимная любовь, где также они все время пребывают в учении и молитве, вынуждено питаясь за счет продажи имений. При расширении границ Церкви это уходит безвозвратно. Не кто иной как Златоуст говорит членам Церкви о посещении храма: «не говорю: не делай ничего семь дней или десять дней; но: удели мне два часа в день, а прочие оставь себе...»[20] Поэтому она быстро начинает воспринимать себя не как общество святых, а как собрание спасающихся грешников. Эта проблематика породила Монтана и Новациана, она же порождает Сомина.

Но остатки начального устроения продолжают существовать в Церкви как монашество. Отрекшиеся от мира «ангелы во плоти» непрерывно до наших дней несут эту традицию общения имуществ, которой должно обязательно сопутствовать безбрачие. Это возможно тем, кто «хочет быть совершенным», но совершенно невозможно как общее правило Церкви, которая уже прошла этап отрыва от земли. Тем самым, в Церкви наличествуют некие разные уровни духовности христиан: для мирян дана заповедь милостыни, а для монахов сказано, что «нестяжание выше милостыни». Если угодно, то на первообщину христиан можно смотреть как на прототип монастыря (но и то, в монастыре есть трудовые послушания и не все время монахи проводят в учении и богослужении). Тогда можно говорить, что все ценное из этого первого опыта апостольского времени сохранено в Церкви. По некоторым оценкам, в Византии число монашествующих составляло десятую часть населения, что весьма значительно. В России оно было уже на порядок меньше, в чем можно находить одну из причин меньшей долговечности Третьего Рима по сравнению со Вторым. В любом случае, этот путь совершенства есть по опыту Церкви удел меньшинства.

Исторические источники подтверждают, что уже достаточно быстро после апостолов общение имуществ свелось к сбору пожертвований на нужды бедных членов церковной общины, без наличия общей кассы. Это указывает Тертуллиан в п. 39 своей «Апологии» (это рубеж 2-3 в.в.): «Если и есть у нас некоторое подобие денежного ящика, то он набирается не из почетных сумм, как бы из сумм религии, взятой на откуп. В наш ящик каждый в первый день месяца или когда хочет и если только может, делает небольшое подаяние. Ибо к этому никто не принуждает, но каждый приносит добровольно. Это есть как бы залог любви. Ибо деньги, собранные в этот ящик, тратятся не на пиры, не на попойки и не на неблагодарные харчевни, но на питание и погребение бедных, на мальчиков и девочек, лишившихся имущества и родителей, и на стариков уже домашних, также на потерпевших кораблекрушение и, если кто-либо находится в рудниках, или на островах, или под стражею, то и он делается воспитанником своего исповедания»[21].

Очевидно, про такие порядки нельзя сказать, что «никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32), как в иерусалимской общине первохристиан. Заметим, что нечто близкое существует в Церкви и поныне, так что эта Традиция хранится не менее восемнадцати веков. Правда, чуть ниже пылкий в спорах Тертуллиан говорит, что христиане «братья по имуществу, которое» у язычников «почти прекращает братство». «Мы, соединяясь духовно, имеем общее имущество. У нас все нераздельно, кроме жен. В этом только мы не допускаем общения...»[22] Однако, это настолько противоречит выше сказанному им же, что комментаторы полагают здесь  сильное преувеличение. В разгаре полемики с язычниками апологет выдает «идеал за факт. Если бы у христиан его времени было общее имущество, то ему, конечно, не пришлось бы писать трактаты против женских украшений и одежд. Изысканное франтовство и роскошь едва ли может иметь место наряду с общением имуществ»[23].

Далее Тертуллиан в п.42 «Апологии» защищает христиан от обвинений их язычниками в «бесполезности для торговых дел». «Мы не презираем ничего, что Он сотворил. Мы только воздерживаемся, чтобы не пользоваться чрез меру и во зло. (Но это же чистый «климентизм» у ригористаТертуллиана - прим. А.Е.) Поэтому мы живем в этом мире ... не без базара, ... не без лавок, не без фабрик ... и не без прочих ваших коммерций. Мы с вами и плаваем, и отправляем военную службу, и занимаемся сельским хозяйством, и торгуем...»[24]. Эти слова являются на наш взгляд лучшей  апологией православного купечества вкупе с крестьянством от обобществительных идей ПС. Если уж ригорист Тертуллиан не против купцов в рядах Церкви, то позиция Сомина есть попытка «быть святее Папы».

Итак, показано, что Предание Церкви не подтверждает имущественной этики  ПС. Тогда, напрашивается вывод. Грубо говоря, те, кого не устраивает это Предание, могут или поменять взгляды (покаяться) или выйти из Церкви и строить свой теистический социализм - колхозы, коммуны, братства и т.д., но только без использования термина «православный». Хотя Сомин, очевидно, предпочитает этим честным выходам другой - оставаться внутри Церкви и плавно переиначивать ее «учение в области имущественной этики» в интересах введения «добровольного коммунизма». С этим-то никак нельзя мириться. Это и подвигло автора на написание этих строк при всем осознании им своей греховности и немощи. Безусловно, он предпочел бы читать статьи богопросвещенных мужей, противостоящих ПС, а не писать своих. Но ... слава Богу за все!

---

[1] Шафаревич. Указ соч. с. 320

[2] Иванцов-Платонов. Указ. соч., с.70

[3] Архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об отцах Церкви (репринт). М., 1996 сс. 242-243

[4] Сомин Н.В. Учение Св. Иоанна Златоуста о богатстве, бедности, собственности и милостыне. http://www.chri-soc.narod.ru/zlatoust_main.html

[5] Свт. Иоанн Златоуст. Полное собрание творений в 12 т. т. 3 кн.1 М., 1994 (репринт). с. 60

[6] Архиеп. Филарет (Гумилевский). Указ. соч. с.192

[7] Болотов. Указ. соч. т.1-2 с. 487

[8] Свт. Иоанн Златоуст. Указ. соч. т. 3 кн.1 М., 1994 (репринт). с. 53.

[9] Свт. Игнатий Брянчанинов. Полное собрание творений. М, 202. т.4. сс.224-225

[10] Там же. с. 228-229

[11] Там же. с. 228

[12] Архиеп. Аверкий. Руководство к изучению Св. Пис. Нового Завета. М, 1995. ч.1, СС. 366-367

[13] Проф. Таубе М.А. Аграфа. М, 2007. с.61

[14] Архиеп. Филарет (Гумилевский). Указ. соч. с. 194

[15] Архиеп. Аверкий. Указ. соч. ч.2, с.31

[16] Поснов М.Э. История христианской Церкви. http://www.kursmda.ru/books/history_posnov.htm

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] Еп. Кассиан. Христос и первое христианское Поколение. http://www.kursmda.ru/books/rannee_hristianstvo_ep_kassian.htm

[20] Свт. Иоанн Златоуст. Указ. соч. т. 3 кн.1 М., 1994 (репринт). с. 54

[21] Тертуллиан. Апология.М, СПб, 2004. с. 277

[22] Там же. сс. 277-278

[23] Там же. с. 418

[24] Там же. с. 283