Сборник петербургской писательницы Марины Балуевой, состоящий из трех рассказов и одной повести, свидетельствует о том, что духовный корень русской литературы, вопреки всему, жив и дает свежие побеги.
Творчество Марины Балуевой, с одной стороны, традиционно: оно ориентировано на изначально присущие нашей культуре каноны простоты, правды, добра; в нем идет неустанная работа человеческой души, ее борьба с греховными искушениями. С другой стороны, художественный мир писательницы в высшей степени современен: в нем можно найти множество узнаваемых примет последнего времени. Это жестокое вытеснение на край существования, а подчас и за этот край множества простых людей, привыкших честно трудиться и беззащитных в своей порядочности. Это стремительное обогащение других, хитроумных и беззастенчивых, неразборчивых в средствах борьбы за существование, их наглое самодовольное торжество, оскорбляющее глубоко заложенное в природе русского человека чувство справедливости. Это, как говорит писательница, "молчаливо-озлобленное забвение всех правил уважения к старости и снисхождения к слабости". Это одичание и пьянство мужчин, еще недавно крепких и уверенных в себе. Это грязная ругань и горькое бесстыдство потерявших человеческий облик женщин. Это утратившие былую гармоническую красоту деревни, где соседствуют вросшие в землю избенки и нелепые каменные хоромы "новых русских". Это петербургские дворы-колодцы, где гулким эхом отдаются то одинокие шаги, то дикие звуки современной музыки, то пьяные песни, то назойливый грохот новогодних петард. Это знакомые нам всем и удивительно живучие коммуналки, в которых еще более усилилось социальное и духовное расслоение, и одни их обитатели по-соседски помогают друг другу, а другие с хищной алчностью и беспощадностью отбирают комнаты у попавших в трудное положение стариков, женщин, детей, никому не нужных и никем не защищенных.
В книге Марины Балуевой зафиксированы все перечисленные и многие другие знаки беды, и явственно проступает в них уже не XX, а XXI век - еще более крутой виток человеческой истории. Однако в этой тьме, которая сгущается и в мире, и в стране, и в душах людей, как показывает писательница, все же светит непобедимый, неистребимый свет.
Да, страдания усиливаются, но эти страдания зачастую побуждают искать единственную спасительную дорогу к Храму. Автор книги - человек православный, и ее главные персонажи - современные люди, которые пришли к православной вере после долгого, в нескольких поколениях, перерыва духовной традиции, пришли уже взрослыми, путем проб и ошибок, путем внутреннего непростого поиска истины. Прежде всего, это иеромонах Никифор, настоятель небольшой церкви в деревне Колокольцы ("Дневной автобус на Колокольцы", "Час вечерний"). Это преподаватель одного из петербургских вузов Ольга Владимировна ("Взошла звезда ясная"). Это юноша Вася, на чьих руках оказались мать-инвалид и малолетняя сестренка ("Записка").
Автор отнюдь не идеализирует названных героев - у каждого из них свои духовные проблемы, свои искушения, И каждый показан в момент обострения "невидимой брани", без которой невозможна настоящая духовная жизнь христианина. О.Никифор в рассказе "Дневной автобус на Колокольцы" пытается разобраться во внутренних причинам своей невесть откуда взявшейся тоски. В рейсовом автобусе, до отказа набитом измученными и озлобленными людьми, с ним вступает в разговор прихожанка деревенской церкви, в которой он служит, оказавшаяся его случайной попутчицей. Она рассказывает о трагической судьбе душевнобольного Антона, недавно наложившего на себя руки. Этот рассказ батюшка поначалу выслушал невнимательно, а потом, вникнув в него, вспомнил, что этот парень, чисто одетый, но какой-то заторможенной, однажды приходил к нему и спрашивал дорогу к ближайшему мужскому монастырю. Отец Никифор ответил на вопрос. Но ему показалось, что странный парень еще что-то хотел спросить, однако медлил. А тут машину с песком привезли, и неотложное это дело отвлекло священника. Кроме того, по монашеским правилам полагалось отмечать только на поставленный вопрос, ничем сверх того не интересуясь. Но, быть может, отступи о.Никифор на сей раз от правил, вглядись повнимательней в пришедшего к нему человека, расспроси его поподробнее о жизненных трудностях, не отвлекаясь на "неотложное" дело с разгрузкой машины - и не произошло бы непоправимого несчастья. Вспомнил о. Никифор и недавний свой сон, в котором Антон притягивал к нему просительно руки. Продолжая ход своих размышлений, о. Никифор признался себе, что в последнее время, подгибаясь под тяжестью множества нагрузок, он начал исповедовать "по правилам": не позволял прихожанам сообщать подробно обстоятельства, связанные с грехом, а требовал только называть грех. Но в результате исповедь многих стала формальной, стереотипной, и за ней трудно было разглядеть человека. "И уж совсем невозможно было что-то посоветовать, направить на истинный путь".
И священник нашел слова для определения своего внутреннего состояния: "Медь звенящая". Так были названы в одном из посланий апостола Павла мнимые праведники, не имеющие любви в сердце своем. О. Никифор все делал по правилам, по закону и оправдывал себя этим законничеством. Однако в наказание за внутреннее равнодушие его покинула духовная благодать. Так в рассказе современной писательницы возникает внутренняя связь с самым первым произведением русской литературы - "Словом о законе и благодати" митрополита Илариона, в котором показано, что благодать Божественной любви неизмеримо выше закона.
И о. Никифор, который поначалу "по всей форме" отказал своей прихожанке в отпевании Антона, выслушав внимательно ее подробный рассказ, сказал: "Душевнобольного можно отпевать, только разрешение надо сначала спросить у преосвященного". Он тепло простился с ней, назвав Валентинушкой. Началось исцеление души от "окамененного нечувствия", которое незаметно утвердилось в ней. Казалось бы, автор книги идет на немалый риск, показывая в своих рассказах сложности и проблемы в жизни современной Православной церкви, а подчас и ошибочное, неточное, невнимательное поведение ее пастырей. Но ведь это правда, и высказана она не с чувством враждебности или отстраненности, не для того, чтобы бросить камень в Церковь-мать, а с глубокой любовью и болью.
Так, в рассказе "Записка" молодой человек по имени Вася идет в храм, чтобы заказать молебен о здравии своих близких и о даровании заработка: он остался единственным кормильцем в семье, а работу все никак не удается найти. Но, по словам свечницы, Васина записка была оформлена неправильно: в ней, по сути, содержался заказ не на один, а на три молебна - Божией Матери, святителю Николаю и мученику Трифону. Дело было улажено, когда Вася, поняв, что от него требуется, оплатил записку в троекратном размере. Он отдал последние деньги, предназначенные на хлеб, поскольку сознавал, что молитва, обращенная к Богу через священника, важнее хлеба. Однако этот самый священник - молодой, хорошо образованный и уверенный в себе батюшка - Васину записку не прочел. Как объяснил он потом огорченному юноше, в записке было еще одно нарушение: "просьба о даровании заработка", которая была расценена высокоумным иереем, как нежелание нести свой крест. Впрочем, согласие отслужить молебен он все-таки дал, но потребовал, чтобы Вася его дождался. Ожидание оказалось долгим и стало настоящим испытанием для молодого человека. В нем росло чувство обиды. Он видел, как тот самый священник, который говорил с ним повышенным тоном, долго и приветливо беседовал о чем-то с хорошо одетой молодой прихожанкой. Некий вкрадчивый голос подсказывал решение: попросить прощение у свечницы, у батюшки, у прихожан и уйти восвояси. Внешне это было бы "по-православному". Было и иное сильное искушение - уйти, чтобы никогда уже больше не возвращаться в церковь. Мы становимся свидетелями напряженной внутренней борьбы. И Вася оказался в ней победителем: помолившись Божией Матери, он преодолел обиду и усталость, дождался-таки молебна, во время которого в душе его воцарился радостный и тихий мир. Преподобный Серафим Саровский говорил: "Радость моя, стяжи дух мирен, и тысячи спасутся возле тебя". Мирный дух, который снизошел в сердце молодого прихожанина, оказал благодатное воздействие и на молодого священника: в нем произошел какой-то необходимый сдвиг, и он внимательно, с теплым чувством глядел Васе вслед.
Благодатное тепло коснулось и охладевшего усталого сердца Ольги Владимировны, героини рассказа "Взошла звезда ясная". Вот что мы узнаем о ней: "Она всю жизнь училась и учила и ко всему в жизни подходила серьезно и методично. Став верующей в результате цепочки умозаключений, она, тайно крещеная бабушкой в детстве, стала теперь добросовестно стараться выполнять все требования, предъявляемые к христианской жизни. Здесь были свои законы: семья должна быть дружной, должны соблюдаться посты, должна твориться общая молитва, и самое главное, нужно всех прощать и прощение это должно иметь сверхъестественную силу укротить всякую злобу вокруг. Такой образ идеальной христианской жизни она усвоила из того, что читала или слышала по данному вопросу".
Не случаен сухой канцелярский язык, каким описывается в повести внутреннее состояние Ольги Владимировны. Теоретические представления решительно не совпадали с жизненной практикой, с теми из ряда вон выходящими условиями, в каких оказалась Россия в XXI веке. Вместо правильной христианской семьи Ольга Владимировна имела нечто несуразное: муж потерял работу, стал пить и опускался на глазах, чем раздражал ее; сын неудачно женился, и дело пахло разводом; девочкам-близнецам не хватало нормального питания. Конечно, как преподаватель философии, Ольга Владимировна могла бы брать деньги с обеспеченных студентов за более высокие оценки или продвижение в аспирантуру, но почему-то отказалась идти по этой проторенной дорожке: не хотела вступать "в мутную круговую поруку купли-продажи того, что не может быть куплено или продано". Подрабатывать в свободное время уборщицей подъезда в соседнем доме представлялось ей делом куда более чистым. Но и здесь ее обманывали, унижали недоплатами.
Жизнь виделась непоправимой, безысходной в своей суетности и тщете. Но Ольга Владимировна терпела, и это простое некнижное претерпевание своей судьбы, сохранение старомодной порядочности среди корысти и лжи, а более всего, способность сострадать чужой беде (Ольга Владимировна заботилась о сыне попавшей в больницу соседки) - все это было неожиданным образом вознаграждено к самому концу Рождественского поста. То, что казалось непоправимо безнадежным, с Божьей помощью начало разрешаться, в жизни появились маленькие, но добрые сдвиги: соседка хорошо перенесла операцию; к обнаглевшему зарвавшемуся соседу-торгашу приходила милиция; муж, протрезвев, починил холодильник; сын с женой обещали прийти на праздничный обед. И в Рождественский сочельник посетила душу тишина, "взошла звезда ясная", а в самый день Рождества, после Причастия, печаль окончательно "словно смыло с души", и воцарились в ней любовь и радость. Свет Вифлеема победил внешнюю и внутреннюю тьму.
В повести "Час вечерний" Свет Христов озаряет перед самым концом душу совсем пропащего, казалось бы, человека - Генки Вяхирева, пьяницы и вора. История его падения (типичная, надо сказать, история) подробно прослежена в повести. У этого Генки, деревенского дурака, был умный троюродный брат, Григорий Матвеевич Вяхирев. В славном городе Питере сделал он впечатляющую научную карьеру, создал благополучную, на первый взгляд, семью. Его супруге Наталье Максимовне в повести уделено особое внимание. Она была воспитана в духе "здорового" прагматизма. И потому в советские времена Наталья Максимовна быстро выбилась "в люди", с энтузиазмом изучая метод социалистического реализма. И в перестроечной смуте она тоже осталась на плаву, вспомнив про свои дворянские корни и посещая известного в городе батюшку, к которому не так-то легко было попасть - этой привилегии усиленно добивались известные политики, бизнесмены, актеры. Оказавшись в избранном кругу, Наталья Максимовна почувствовала себя на своем месте - главным для нее было не затеряться, не пропасть среди так называемых "маленьких людей". С ними она, впрочем, любила вести душеполезные беседы и при всяком удобном случае умела использовать их для своих выгод и ближайших житейских нужд. И беспутный, но сноровистый в работе Генка, и тихая, сообразительная, расторопная девочка из неблагополучной семьи Оля Лукина, и соседка по деревенскому дому Маргарита Васильевна Быстрова - жена адвоката, завуч какой-то престижной питерской гимназии, - все эти совершенно разные люди превращались в средства для достижения Натальей Максимовной собственных маленьких или больших целей.
Превращение человека всего лишь в средство для удовлетворения чьих-то эгоистических потребностей или реализации наполеоновских планов с тревогой отмечалось еще классиками русской литературы как один из главных признаков отступления человеческой цивилизации от Христовых заповедей. Подобное свойство, продемонстрированное в образе современной женщины, которая на каждом шагу декларирует свою веру, побуждает читателя очень сильно усомниться в истинности и искренности этой веры.
"Питерские" Вяхиревы умели красноречиво рассуждать о судьбах русской государственности, о богатстве русского языка и стихии русской души, о покаянии и смирении, о грехе и соблазне. Но они сломали в своем деревенском доме русскую печку. Они стремились присвоить чужую старинную икону. Они делали себе послабления в посте, определив тех, кто его соблюдал и вообще вел строгую христианскую жизнь, в разряд фанатиков. Они стремились - воспользуемся здесь остроумной формулой Достоевского - "и невинность соблюсти, и капитал приобрести": горячее сочувствие народным страданиям и душеполезные беседы не мешали им брать большие деньги за подготовку абитуриентов в престижный вуз. И не случайно их "головная боль" - средняя дочь Светка - делала все, чтобы подмочить родительскую репутацию: вызывающе одевалась, выкидывала при посторонних немыслимые номера, по-клоунски себя раскрашивала, прогуливала занятия и даже начала "баловаться" наркотиками. Можно сказать: в семье не без урода. Но можно копнуть и глубже: "правильные" Вяхиревы не по правде живут.
В повести "Час вечерний" есть напоминание об одном из мудрых поучений аввы Дорофея: можно лгать мыслью, можно лгать словом, а можно лгать всей жизнью своею. Вяхиревы лгут всей своей жизнью, и прежде всего самим себе. Называя и считая себя православными, они живут по законам века и мира сего. Эти люди фарисейски уверены в своем духовном благополучии, и оттого-то состояние их душ весьма прискорбно, если не безнадежно.
А вот "пропаш-ший" их сродник Генка Вяхирев, при всех его безобразиях, все-таки не был, как выяснилось, вычеркнут из Книги живых - быть может, именно потому, что "не умел жить", не умел ловчить и выгодно для себя использовать ситуацию или другого человека. Стыдно ему было самого себя, и многое он понимал и видел правильно. И когда пробил "вечерний час" его жизни, оказался Генка делателем этого последнего, одиннадцатого часа, и стал он похож на евангельского благоразумного разбойника. Наверное, произошло это чудо по молитвам покойных деда и бабушки, принявших страдание за Христа, которых вспомнил он вдруг в конце пути, и по молитвам замечательного (и уже знакомого читателю) батюшки, о. Никифора, привлекшего Генку к немудреным работам для деревенской церкви. Ему-то однажды, незаметно внутренне созрев, и исповедовался Генка за всю свою беспутную горемычную жизнь, и его искренней слезной исповеди посвящены лучшие страницы книги. Рассказ об этом событии глубоко трогает, потрясает и очищает душу.
Книга петербургской писательницы Марины Балуевой, при всей ее честной горечи и боли, тем не менее не оставляет чувства уныния и безнадежности.
"Чем ночь темней, тем звезды ярче", - писал Ф.Тютчев.
"И свет во тьме светит, и тьма не объяла его", - говорится в Евангелии от Иоанна.
Книга М. Балуевой "Час вечерний" - о непобедимом Христовом Свете в сгущающейся мировой тьме.
Ольга Борисовна Сокурова, кандидат искусствоведения, доцент СПбГУ
Книга М.Балуевой "Час вечерний" (СПб, 2006) продается в магазине "Кифа" (м.Петроградская, ул.Лахтинская, 3), в магазине "Добрые книги" (м.Электросила, ул.Решетникова,13, напротив Московского рынка) и в интернет-магазине "Православная книга Германии"
Творчество Марины Балуевой, с одной стороны, традиционно: оно ориентировано на изначально присущие нашей культуре каноны простоты, правды, добра; в нем идет неустанная работа человеческой души, ее борьба с греховными искушениями. С другой стороны, художественный мир писательницы в высшей степени современен: в нем можно найти множество узнаваемых примет последнего времени. Это жестокое вытеснение на край существования, а подчас и за этот край множества простых людей, привыкших честно трудиться и беззащитных в своей порядочности. Это стремительное обогащение других, хитроумных и беззастенчивых, неразборчивых в средствах борьбы за существование, их наглое самодовольное торжество, оскорбляющее глубоко заложенное в природе русского человека чувство справедливости. Это, как говорит писательница, "молчаливо-озлобленное забвение всех правил уважения к старости и снисхождения к слабости". Это одичание и пьянство мужчин, еще недавно крепких и уверенных в себе. Это грязная ругань и горькое бесстыдство потерявших человеческий облик женщин. Это утратившие былую гармоническую красоту деревни, где соседствуют вросшие в землю избенки и нелепые каменные хоромы "новых русских". Это петербургские дворы-колодцы, где гулким эхом отдаются то одинокие шаги, то дикие звуки современной музыки, то пьяные песни, то назойливый грохот новогодних петард. Это знакомые нам всем и удивительно живучие коммуналки, в которых еще более усилилось социальное и духовное расслоение, и одни их обитатели по-соседски помогают друг другу, а другие с хищной алчностью и беспощадностью отбирают комнаты у попавших в трудное положение стариков, женщин, детей, никому не нужных и никем не защищенных.В книге Марины Балуевой зафиксированы все перечисленные и многие другие знаки беды, и явственно проступает в них уже не XX, а XXI век - еще более крутой виток человеческой истории. Однако в этой тьме, которая сгущается и в мире, и в стране, и в душах людей, как показывает писательница, все же светит непобедимый, неистребимый свет.
Да, страдания усиливаются, но эти страдания зачастую побуждают искать единственную спасительную дорогу к Храму. Автор книги - человек православный, и ее главные персонажи - современные люди, которые пришли к православной вере после долгого, в нескольких поколениях, перерыва духовной традиции, пришли уже взрослыми, путем проб и ошибок, путем внутреннего непростого поиска истины. Прежде всего, это иеромонах Никифор, настоятель небольшой церкви в деревне Колокольцы ("Дневной автобус на Колокольцы", "Час вечерний"). Это преподаватель одного из петербургских вузов Ольга Владимировна ("Взошла звезда ясная"). Это юноша Вася, на чьих руках оказались мать-инвалид и малолетняя сестренка ("Записка").
Автор отнюдь не идеализирует названных героев - у каждого из них свои духовные проблемы, свои искушения, И каждый показан в момент обострения "невидимой брани", без которой невозможна настоящая духовная жизнь христианина. О.Никифор в рассказе "Дневной автобус на Колокольцы" пытается разобраться во внутренних причинам своей невесть откуда взявшейся тоски. В рейсовом автобусе, до отказа набитом измученными и озлобленными людьми, с ним вступает в разговор прихожанка деревенской церкви, в которой он служит, оказавшаяся его случайной попутчицей. Она рассказывает о трагической судьбе душевнобольного Антона, недавно наложившего на себя руки. Этот рассказ батюшка поначалу выслушал невнимательно, а потом, вникнув в него, вспомнил, что этот парень, чисто одетый, но какой-то заторможенной, однажды приходил к нему и спрашивал дорогу к ближайшему мужскому монастырю. Отец Никифор ответил на вопрос. Но ему показалось, что странный парень еще что-то хотел спросить, однако медлил. А тут машину с песком привезли, и неотложное это дело отвлекло священника. Кроме того, по монашеским правилам полагалось отмечать только на поставленный вопрос, ничем сверх того не интересуясь. Но, быть может, отступи о.Никифор на сей раз от правил, вглядись повнимательней в пришедшего к нему человека, расспроси его поподробнее о жизненных трудностях, не отвлекаясь на "неотложное" дело с разгрузкой машины - и не произошло бы непоправимого несчастья. Вспомнил о. Никифор и недавний свой сон, в котором Антон притягивал к нему просительно руки. Продолжая ход своих размышлений, о. Никифор признался себе, что в последнее время, подгибаясь под тяжестью множества нагрузок, он начал исповедовать "по правилам": не позволял прихожанам сообщать подробно обстоятельства, связанные с грехом, а требовал только называть грех. Но в результате исповедь многих стала формальной, стереотипной, и за ней трудно было разглядеть человека. "И уж совсем невозможно было что-то посоветовать, направить на истинный путь".
И священник нашел слова для определения своего внутреннего состояния: "Медь звенящая". Так были названы в одном из посланий апостола Павла мнимые праведники, не имеющие любви в сердце своем. О. Никифор все делал по правилам, по закону и оправдывал себя этим законничеством. Однако в наказание за внутреннее равнодушие его покинула духовная благодать. Так в рассказе современной писательницы возникает внутренняя связь с самым первым произведением русской литературы - "Словом о законе и благодати" митрополита Илариона, в котором показано, что благодать Божественной любви неизмеримо выше закона.
И о. Никифор, который поначалу "по всей форме" отказал своей прихожанке в отпевании Антона, выслушав внимательно ее подробный рассказ, сказал: "Душевнобольного можно отпевать, только разрешение надо сначала спросить у преосвященного". Он тепло простился с ней, назвав Валентинушкой. Началось исцеление души от "окамененного нечувствия", которое незаметно утвердилось в ней. Казалось бы, автор книги идет на немалый риск, показывая в своих рассказах сложности и проблемы в жизни современной Православной церкви, а подчас и ошибочное, неточное, невнимательное поведение ее пастырей. Но ведь это правда, и высказана она не с чувством враждебности или отстраненности, не для того, чтобы бросить камень в Церковь-мать, а с глубокой любовью и болью.
Так, в рассказе "Записка" молодой человек по имени Вася идет в храм, чтобы заказать молебен о здравии своих близких и о даровании заработка: он остался единственным кормильцем в семье, а работу все никак не удается найти. Но, по словам свечницы, Васина записка была оформлена неправильно: в ней, по сути, содержался заказ не на один, а на три молебна - Божией Матери, святителю Николаю и мученику Трифону. Дело было улажено, когда Вася, поняв, что от него требуется, оплатил записку в троекратном размере. Он отдал последние деньги, предназначенные на хлеб, поскольку сознавал, что молитва, обращенная к Богу через священника, важнее хлеба. Однако этот самый священник - молодой, хорошо образованный и уверенный в себе батюшка - Васину записку не прочел. Как объяснил он потом огорченному юноше, в записке было еще одно нарушение: "просьба о даровании заработка", которая была расценена высокоумным иереем, как нежелание нести свой крест. Впрочем, согласие отслужить молебен он все-таки дал, но потребовал, чтобы Вася его дождался. Ожидание оказалось долгим и стало настоящим испытанием для молодого человека. В нем росло чувство обиды. Он видел, как тот самый священник, который говорил с ним повышенным тоном, долго и приветливо беседовал о чем-то с хорошо одетой молодой прихожанкой. Некий вкрадчивый голос подсказывал решение: попросить прощение у свечницы, у батюшки, у прихожан и уйти восвояси. Внешне это было бы "по-православному". Было и иное сильное искушение - уйти, чтобы никогда уже больше не возвращаться в церковь. Мы становимся свидетелями напряженной внутренней борьбы. И Вася оказался в ней победителем: помолившись Божией Матери, он преодолел обиду и усталость, дождался-таки молебна, во время которого в душе его воцарился радостный и тихий мир. Преподобный Серафим Саровский говорил: "Радость моя, стяжи дух мирен, и тысячи спасутся возле тебя". Мирный дух, который снизошел в сердце молодого прихожанина, оказал благодатное воздействие и на молодого священника: в нем произошел какой-то необходимый сдвиг, и он внимательно, с теплым чувством глядел Васе вслед.
Благодатное тепло коснулось и охладевшего усталого сердца Ольги Владимировны, героини рассказа "Взошла звезда ясная". Вот что мы узнаем о ней: "Она всю жизнь училась и учила и ко всему в жизни подходила серьезно и методично. Став верующей в результате цепочки умозаключений, она, тайно крещеная бабушкой в детстве, стала теперь добросовестно стараться выполнять все требования, предъявляемые к христианской жизни. Здесь были свои законы: семья должна быть дружной, должны соблюдаться посты, должна твориться общая молитва, и самое главное, нужно всех прощать и прощение это должно иметь сверхъестественную силу укротить всякую злобу вокруг. Такой образ идеальной христианской жизни она усвоила из того, что читала или слышала по данному вопросу".
Не случаен сухой канцелярский язык, каким описывается в повести внутреннее состояние Ольги Владимировны. Теоретические представления решительно не совпадали с жизненной практикой, с теми из ряда вон выходящими условиями, в каких оказалась Россия в XXI веке. Вместо правильной христианской семьи Ольга Владимировна имела нечто несуразное: муж потерял работу, стал пить и опускался на глазах, чем раздражал ее; сын неудачно женился, и дело пахло разводом; девочкам-близнецам не хватало нормального питания. Конечно, как преподаватель философии, Ольга Владимировна могла бы брать деньги с обеспеченных студентов за более высокие оценки или продвижение в аспирантуру, но почему-то отказалась идти по этой проторенной дорожке: не хотела вступать "в мутную круговую поруку купли-продажи того, что не может быть куплено или продано". Подрабатывать в свободное время уборщицей подъезда в соседнем доме представлялось ей делом куда более чистым. Но и здесь ее обманывали, унижали недоплатами.
Жизнь виделась непоправимой, безысходной в своей суетности и тщете. Но Ольга Владимировна терпела, и это простое некнижное претерпевание своей судьбы, сохранение старомодной порядочности среди корысти и лжи, а более всего, способность сострадать чужой беде (Ольга Владимировна заботилась о сыне попавшей в больницу соседки) - все это было неожиданным образом вознаграждено к самому концу Рождественского поста. То, что казалось непоправимо безнадежным, с Божьей помощью начало разрешаться, в жизни появились маленькие, но добрые сдвиги: соседка хорошо перенесла операцию; к обнаглевшему зарвавшемуся соседу-торгашу приходила милиция; муж, протрезвев, починил холодильник; сын с женой обещали прийти на праздничный обед. И в Рождественский сочельник посетила душу тишина, "взошла звезда ясная", а в самый день Рождества, после Причастия, печаль окончательно "словно смыло с души", и воцарились в ней любовь и радость. Свет Вифлеема победил внешнюю и внутреннюю тьму.
В повести "Час вечерний" Свет Христов озаряет перед самым концом душу совсем пропащего, казалось бы, человека - Генки Вяхирева, пьяницы и вора. История его падения (типичная, надо сказать, история) подробно прослежена в повести. У этого Генки, деревенского дурака, был умный троюродный брат, Григорий Матвеевич Вяхирев. В славном городе Питере сделал он впечатляющую научную карьеру, создал благополучную, на первый взгляд, семью. Его супруге Наталье Максимовне в повести уделено особое внимание. Она была воспитана в духе "здорового" прагматизма. И потому в советские времена Наталья Максимовна быстро выбилась "в люди", с энтузиазмом изучая метод социалистического реализма. И в перестроечной смуте она тоже осталась на плаву, вспомнив про свои дворянские корни и посещая известного в городе батюшку, к которому не так-то легко было попасть - этой привилегии усиленно добивались известные политики, бизнесмены, актеры. Оказавшись в избранном кругу, Наталья Максимовна почувствовала себя на своем месте - главным для нее было не затеряться, не пропасть среди так называемых "маленьких людей". С ними она, впрочем, любила вести душеполезные беседы и при всяком удобном случае умела использовать их для своих выгод и ближайших житейских нужд. И беспутный, но сноровистый в работе Генка, и тихая, сообразительная, расторопная девочка из неблагополучной семьи Оля Лукина, и соседка по деревенскому дому Маргарита Васильевна Быстрова - жена адвоката, завуч какой-то престижной питерской гимназии, - все эти совершенно разные люди превращались в средства для достижения Натальей Максимовной собственных маленьких или больших целей.
Превращение человека всего лишь в средство для удовлетворения чьих-то эгоистических потребностей или реализации наполеоновских планов с тревогой отмечалось еще классиками русской литературы как один из главных признаков отступления человеческой цивилизации от Христовых заповедей. Подобное свойство, продемонстрированное в образе современной женщины, которая на каждом шагу декларирует свою веру, побуждает читателя очень сильно усомниться в истинности и искренности этой веры.
"Питерские" Вяхиревы умели красноречиво рассуждать о судьбах русской государственности, о богатстве русского языка и стихии русской души, о покаянии и смирении, о грехе и соблазне. Но они сломали в своем деревенском доме русскую печку. Они стремились присвоить чужую старинную икону. Они делали себе послабления в посте, определив тех, кто его соблюдал и вообще вел строгую христианскую жизнь, в разряд фанатиков. Они стремились - воспользуемся здесь остроумной формулой Достоевского - "и невинность соблюсти, и капитал приобрести": горячее сочувствие народным страданиям и душеполезные беседы не мешали им брать большие деньги за подготовку абитуриентов в престижный вуз. И не случайно их "головная боль" - средняя дочь Светка - делала все, чтобы подмочить родительскую репутацию: вызывающе одевалась, выкидывала при посторонних немыслимые номера, по-клоунски себя раскрашивала, прогуливала занятия и даже начала "баловаться" наркотиками. Можно сказать: в семье не без урода. Но можно копнуть и глубже: "правильные" Вяхиревы не по правде живут.
В повести "Час вечерний" есть напоминание об одном из мудрых поучений аввы Дорофея: можно лгать мыслью, можно лгать словом, а можно лгать всей жизнью своею. Вяхиревы лгут всей своей жизнью, и прежде всего самим себе. Называя и считая себя православными, они живут по законам века и мира сего. Эти люди фарисейски уверены в своем духовном благополучии, и оттого-то состояние их душ весьма прискорбно, если не безнадежно.
А вот "пропаш-ший" их сродник Генка Вяхирев, при всех его безобразиях, все-таки не был, как выяснилось, вычеркнут из Книги живых - быть может, именно потому, что "не умел жить", не умел ловчить и выгодно для себя использовать ситуацию или другого человека. Стыдно ему было самого себя, и многое он понимал и видел правильно. И когда пробил "вечерний час" его жизни, оказался Генка делателем этого последнего, одиннадцатого часа, и стал он похож на евангельского благоразумного разбойника. Наверное, произошло это чудо по молитвам покойных деда и бабушки, принявших страдание за Христа, которых вспомнил он вдруг в конце пути, и по молитвам замечательного (и уже знакомого читателю) батюшки, о. Никифора, привлекшего Генку к немудреным работам для деревенской церкви. Ему-то однажды, незаметно внутренне созрев, и исповедовался Генка за всю свою беспутную горемычную жизнь, и его искренней слезной исповеди посвящены лучшие страницы книги. Рассказ об этом событии глубоко трогает, потрясает и очищает душу.
Книга петербургской писательницы Марины Балуевой, при всей ее честной горечи и боли, тем не менее не оставляет чувства уныния и безнадежности.
"Чем ночь темней, тем звезды ярче", - писал Ф.Тютчев.
"И свет во тьме светит, и тьма не объяла его", - говорится в Евангелии от Иоанна.
Книга М. Балуевой "Час вечерний" - о непобедимом Христовом Свете в сгущающейся мировой тьме.
Ольга Борисовна Сокурова, кандидат искусствоведения, доцент СПбГУ
Книга М.Балуевой "Час вечерний" (СПб, 2006) продается в магазине "Кифа" (м.Петроградская, ул.Лахтинская, 3), в магазине "Добрые книги" (м.Электросила, ул.Решетникова,13, напротив Московского рынка) и в интернет-магазине "Православная книга Германии"
