От редакции. Сегодня, в праздник Ап.Иоанна Богослова, исполнилось 72 года со дня рождения православного писателя, главного редактора всероссийской газеты «Православный Санкт-Петербург» Александра Григорьевича Ракова († 17.09.2018), годовщину кончины которого мы недавно встречали.
Клирик Благовещенского храма на Приморском проспекте, прихожанином которого был приснопоминаемый раб Божий Александр, протоиерей Дионисий Мозокин отслужил панихиду на его могиле на Серафимовском кладбище. Близкие, друзья, поклонники таланта почтили память писателя. Царстово Небесное, вечный покой…
В день памяти А.Г.Ракова републикуем статью искусствоведа О.Б.Сокуровой об одной из книг известного писателя.
***
О книге Александра Ракова «Монашеское царство. Письма-откровения»
Иногда, оглядываясь назад, на прежние времена, приходится с грустью отмечать, сколь многое, как видно, безвозвратно ушло из современного человеческого мира. Одна из самых значительных и невосполнимых потерь - способность писать друг другу письма. Конечно, имеются в виду письма настоящие, личностные, а не набранные наспех, деловым телеграфным стилем, содержащие лишь поверхностную информацию: мол, был там-то, делал и видел то-то, фото (селфи) прилагаю...
Раньше существеннейшей частью нашей жизни была совсем иная переписка, идущая изнутри, из сердечных недр. Устная неспешная беседа «по душам», разумеется, тоже важна, но даже для нее нам часто не хватает времени. Однако сказанное в разговоре, как правило, легко испаряется из памяти, и в нем, помимо важного, бывает что-нибудь случайное, поверхностное, необязательное. В письменном самовыражении человек гораздо более сосредоточен, он лучше обдумывает и формулирует свои мысли, старается передать какие-то дорогие чувства. В письмах всегда присутствуют и автор, и адресат; здесь лучше, чем где бы то ни было, выражены неповторимые человеческие отношения. Письма - безценные хранители памяти, исторической и биографической. В них содержится воздух, аромат эпохи и свидетельство о том, какими мы были в ту или иную пору жизни. Письма, как многие из нас знают по опыту, очень интересно и полезно перечитывать.
И вот этот важнейший - эпистолярный - пласт человеческой культуры, в котором сфокусирован, запечатлен драгоценный и необходимый труд души и духа, ныне почти исчез, и неизвестно, будет ли когда-либо восстановлен. Поэтому книга, которую вы открыли, дорогой читатель, может быть названа, в известном смысле, раритетной. Не так уж часто, согласитесь, приходится знакомиться с затеянной уже в XXI веке перепиской двух наших с вами соотечественников и современников. К тому же место, откуда писались и куда приходили публикуемые письма, тоже редкое, а точнее, уникальное: Пюхтицкий Свято-Успенский женский монастырь.
Да, это так: Пюхтица - совершенно особое и драгоценное место на земле. В далеком шестнадцатом столетии здесь, в северном прибалтийском крае, на поросшей лесом Журавлиной горе (Куремяги), местные жители-эсты в течение нескольких дней наблюдали явление Божией Матери. Потом в расщелине дуба, рядом с которым произошло чудесное явление, они нашли икону Успения и передали ее в одну из соседних деревень православному русскому приходу. Гору с той поры прозвали Пюхтицкой (т. е. Святой). У ее подножия до сего дня бьет цельбоносный источник. С течением времени на месте чудесного явления Царицы Небесной была построена деревянная часовня, затем создана приходская церковь. Наконец, по ходатайству генерал-губернатора Эстляндии князя С. В. Шаховского и его супруги Елизаветы Дмитриевны, а также по горячему прошению местных жителей, Высочайшим повелением Государя Александра Третьего Пюхтицкая Богородицкая гора была передана в собственность православного духовного ведомства. Вслед за тем в том же 1891 г. на святом месте была основана Успенская женская обитель. В ее создании и устроении самое деятельное участие принял великий светильник Земли Русской, святой праведный Иоанн Кронштадский, предсказавший, что Пюхтицкий монастырь сохранится до конца времен.
С тех пор Пюхтица стала дивным островком, средоточием Святой Руси в окружении западного инославного мира, который, однако, не только не отторг ее, но и преклонился перед нею, перед кроткой красотой и благоуханной тишиной ее духа. Да, «здесь русский дух, здесь Русью пахнет», и ощущается этот дух гораздо сильнее и чище, чем на иных пространствах самой России. Владычица Небесная незримо присутствует здесь, и с безграничной Материнской любовью, теплой лаской принимает каждого, врачует душевные раны, правит жизненные пути, вскрывает тайники совести и одаривает несказанной, ни с чем не сравнимой радостью. Отблеск этой радости виден на оживленных милых лицах сестер, проявляется в их простом, бодром и приветливом обхождении. А вокруг, куда ни глянь, такая красота!..
«Летом Пюхтицкий монастырь похож на рай - от обилия ухоженной зелени и благоухающих цветов. Но и зимой монастырь прекрасен; белое покрывало сделало его чуть строже, да знаменитые «стога» дров надели белые шапки. Но даже зима не в силах скрыть женскую природу Обители: так тщательно вычищать дорожки могут только монахини, и даже сугробы получаются одинаковой высоты...»
«В окно моей кельи глядит нарядный Успенский собор из красно-желтого кирпича с зелеными луковками куполов. Если долго смотреть на него на фоне белого неба, то в снежной поземке вдруг видишь, как собор медленно отрывается от земли и устремляется ввысь. Долгие монастырские службы среди намоленных икон, неспешная исповедь, пока не договоришься до донышка, пламенная молитва отца Димитрия на литургии, заботливые матушки, усаживающие отдохнуть в нужных местах, бой настенных часов - и тихое облако покоя и умиротворения окутывает душу».
«Не родился еще писатель, способный описать тишину Пюхтицы. Такая она густая, наполненная хвоей и молитвой, и работой женской, посильной только для Богом призванных. Она так нужна людям, эта тишина целительная, лежащая на Обители. Ты еще только первый шаг в монастырь - а уже иной мир, и Матерь Божия с любовью принимает тебя, и душа устраивается поудобнее - наконец-то в родное место привели. Тихо становится внутри, а неугомонная совесть, наоборот, слышна все громче... А когда выскребешь грязь до последнего скребочка, когда вместо слов - только слезы чистые, раскаянные, а если сподобит Господь принять Страшное Таинство Тела и Крови, - как раз тут она и наступает - та тишина долгожданная, которую ты на время заслужил. Но не родился еще тот писатель, способный описать благорастворенность в тебе тишины Пюхтицы...»
Знаете, кому принадлежат эти проникновенные строки, полные высокой поэзии? Строгому, часто нахмуренному, нетерпимому и непримиримому, пребывающему в постоянной борьбе с внешними враждебными силами и с самим собой, всем известному редактору замечательной газеты «Православный Санкт-Петербург» Александру Григорьевичу Ракову. Но хорошо известное всем лежит на поверхности. Между тем, как можно догадаться по приведенным цитатам, существует невидимый для поверхностного взгляда глубинный пласт души сурового редактора - очень чуткий, благодарно отзывчивый к иномирной тишине монастырского мира, его добру и духовной красоте. Не случайно один из двух составленных недавно А. Г. Раковым огромных томов поэтической антологии имеет название «Поэзию любят красивые люди».
Вот этот заповедный - и красивый пласт души человеческой сумела разглядеть насельница Пюхтицкой обители монахиня Н. (так прикровенно обозначено ее имя в представленной вашему вниманию книге). Почему сумела? Во-первых, потому, что она несет в себе общий дух Пюхтицы, «обители любви», как назвал ее однажды Раков. Во-вторых, потому, что она тоже поэт, и поэт настоящий. И своего имени в сфере творчества матушка, по данному ей благословению, не скрывает: Марина Петрова. В конце книги помещены ее стихи, посвященные Пюхтице. Приведем их финальные строки, созвучные поэтической прозе Ракова:
Царицы Небесной избранный удел,
Преддверье небесного рая,
И счастлив, кто здесь помолиться умел,
К иконе святой припадая.
В далеком уже 2002 году сюда, в «избранный удел», на святую Журавлиную гору и обратно, полетели письма: между редактором «Православного Санкт-Петербурга» и монахиней Н. завязался оживленный обмен мыслями, духовными впечатлениями, жизненным опытом. В известном смысле, это была «переписка из двух углов» - и углов едва ли не противоположных. Один из корреспондентов в силу своей профессии находился в эпицентре мирской суеты, круговороте событий, в постоянной нервотрепке, связанной с жизнью газеты. Тут и кадровая текучка, и постоянные переезды редакции с места на место, и гонения за какую-нибудь не понравившуюся кому-то статью... Другой участник (вернее, участница) переписки живет в строгом и размеренном монастырском ритме, в отсечении своей воли, в благоразумном уклонении от впечатлений внешней жизни и лишних контактов, постоянной внимательной самопроверке, покаянии, внутреннем делании.
Контрастными представляются не только условия жизни, но и характеры участников переписки. «Я человек стремительный», «я нетерпим и нетерпелив», «опять буду стены головой проламывать», - так с подкупающей откровенностью свидетельствует о себе сам А. Г. Раков. Монахиня Н., напротив, готова к бесконечному благодушному терпению и бережному вниманию.
Один рассказывает едва ли не в каждом письме о своих действительно серьезных болезнях и неурядицах, другая, если и упоминает о личных проблемах, то в основном о духовных, и всегда в покаянном ключе. Она сосредоточена не на себе, а на «бедном Ракушке», и готова страдать вместе с ним, подбадривать в трудную минуту, оказывать всяческую дружескую поддержку.
Один в своей горячности торопится предсказать, предугадать реакцию собеседника, что-то додумать за него. Другая не настаивает на своей проницательности, а смиренно признает: «Вообще мы всё поймем только на том свете, а на этом - помоги нам всем, Господи!» При этом отмечает, что никогда и ни по какому поводу не обижалась на своего друга, «потому что (не сочтите за самоуверенность) мне кажется, что хоть в какой-то степени Вас понимаю».
На чем же основано это понимание, почему так подружились, так доверились друг другу эти столь разные люди, с контрастными характерами и противоположной жизненной обстановкой? Прежде всего, это два православных русских человека. Их объединяет настоящая, неподдельная любовь ко Христу и к родной стране. Кроме того, они сверстники, и у них за плечами непростой опыт поколения, которое каким-то чудом - через падения, страдания, осознание близкой погибели души, методом «проб и ошибок» -буквально продралось к вере и утвердилось в ней. Важно и то, что оба - люди творческие, ищущие, и оба прекрасно владеют словом, чувствуют его, знают в нем вкус и толк.
Наконец - и это характерная черта обоих - они оба предельно искренни и откровенны. Оба ничего из себя не строят, не воображают, не играют соответствующую социальную или духовную роль. И эта объединяющая их черта поистине драгоценна. Она, по-видимому, и дала им силы и решимость вполне поверить друг другу, выйти из своих одиночеств, протянуть друг другу руку помощи.
Так, монахиня Н. пишет в Петербург своему адресату: «Вы очень устали. От борьбы. И, может быть, не всегда необходимой. Но это Ваш характер. Я ценю Вас за искренность. Чувствуется, что все, что Вы пишете, это правда. Правда Ваша субъективна, как и все правды (объективна лишь Истина), правда, которую Вы не скрываете и не пытаетесь показаться чем-то или кем-то, как большинство. Вот это меня (и, возможно, многих других) и подкупает. Правда = смелости. Уметь открыть душу не каждому дано. Вы думаете людей просвещать, а на самом деле (в записках своих) открываете себя, а что может быть интереснее, важнее человека? <...> Ну, а буйность Ваша - обратная сторона правдивости. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся»... Надеюсь, что не обидела Вас. Я ведь тоже слишком откровенна, иногда и надо оставить при себе, да вот хочется поделиться».
Действительно, что может быть интереснее человека, и что может быть полезнее его выстраданного и правдиво переданного жизненного и духовного опыта? Поэтому и предложенная вниманию читателя переписка представляет, на наш взгляд, несомненный интерес. Конечно, она была делом двоих и не предназначалась для посторонних глаз. Но один из ее участников по прошествии многих лет и по соображениям общей пользы решился на ее публикацию. И от нас, читателей, зависит, чтобы наши глаза не были «посторонними» и чтобы мы с братской и сестринской любовью, с готовностью к пониманию, бережно и благодарно восприняли эту добровольную жертву, этот доверенный нам дар. Смиренную матушку Н. хотелось бы успокоить и утешить тем, что не имя ее важно в данном случае, а то, что ее письма несут в себе дух Пюхтицы, который восходит к той любви во Христе, о каковой вдохновенно говорил Апостол Павел: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает...» (1 Кор. 13: 4 - 8).
Отсвет описанной Апостолом христианской Любви можно увидеть и на других упомянутых в этой книге людях. Так, матушка Н. в каждом из своих писем неизменно, с глубочайшим уважением, передает поклон супруге А. Г. Ракова Валерии Михайловне -умной, спокойной, терпеливой, незаменимой помощнице мужа, необходимой ему, как воздух. Со своей стороны, Александр Григорьевич с великим почтением и бережной заботливостью упоминает имена знакомых насельниц Пюхтицкой обители. А в конце книги, словно венчая ее, он помещает интервью со старейшей монахиней Свято-Успенского монастыря матушкой Ионой, ныне почившей, и приснопамятной Игуменьей Варварой, которая, как пишет монахиня Н., являлась и, наверное, навсегда останется «Сердцем Обители». Хотелось бы отдать ей земной поклон и выразить удивительное впечатление о ее личности: матушка Игуменья была всем доступной - и в то же время совершенно недосягаемой, очень простой - и таинственно непостижимой. Каждого в отдельности и всех вместе она вместила в свое великое сердце. Она-то и завершает в своих мудрых ответах и словно доводит до вершины неспешный и нелегкий путь писем-откровений, пролегающий в заповедное Монашеское царство».
Ольга Борисовна Сокурова, кандидат искусствоведения, доцент Института истории в СПб
