До революционных событий 1917 г. в Казанской губернии действовало две кряшенские (крещено-татарские) монашеские обители, которые, как отмечал в 1911 г. архиепископ Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий), были "основаны и устроены с большими жертвами и трудами" по инициативе и благодаря личным усилиям известного миссионера, продолжателя дела Н.И.Ильминского епископа Андрея (Ухтомского). [1] являлись: мужской Трехсвятительский [2] скит при Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре (в Лаишевском уезде), основанный в 1905 г. и преобразованный в 1911 г., согласно указу Святейшего Синода, в отдельный Трехсвятительский крещено-татарский монастырь, и женская Покровская просветительная крещено-татарская община (в Мамадышском уезде), основанная в марте 1908 г. и официально учрежденная указом Святейшего Синода в феврале 1911 г. В 1917 г. они, вместе с еще восьмью монашескими обителями, относились к третьему округу монастырей Казанской епархии.
Вслед за февральской революцией начались грабежи и разорения монастырских имуществ, узаконенные после прихода к власти большевиков в форме "национализации". В своем "Докладе о состоянии 3-го благочиния монастырей Казанской епархии. 1917 г." от 28 мая 1918 г. (? 172) Казанскому Епархиальному Совету (КЕС) благочинный монастырей третьего округа архимандрит Андроник (Богословский) отмечал, в частности, что "1917 г. был для обитателей всего благочиния весьма печальным". "Все обители, - уточнял он, - подверглись разорению со стороны революции. Обители собирались и улотшались [3] благотворителями многими годами, а разрушение их последовало в несколько месяцев. Чтобы исправить их в прежнем виде нужны большие средства, которых не имеется. Во всех обителях усилена молитва с упованием на помощь небесную". [4]
Не минула сия печальная участь и кряшенские (крещено-татарские) монашеские обители, о чем в Национальном архиве Республики Татарстан сохранились отрывочные документальные свидетельства. Наибольший интерес из них представляют материалы, содержащиеся в "Деле о национализации монастырских хозяйств" из фонда Казанской Духовной Консистории [5] (фонд 4, опись 150, дело 115), которые дают возможность в значительной мере восстановить картину происходивших событий. Ряд документов уже были ранее процитированы А.В.Журавским в его статье "Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 - 1919 годах", которая была опубликована в ? 1 (12) за 2001 г. научного журнала "Исторический Вестник", издававшегося Воронежско-Липецкой епархией РПЦ. [6]
Всего в деле сохранилось четыре документа о разорении Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда и пять документов о разорении Трехсвятительского крещено-татарского монастыря Лаишевского уезда.
К документам, касающимся разорения первой из них, относятся:
1. Рапорт в КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. ? 24) за подписью заведующей Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой.;
2. Обращение к временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. ? 18) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской), с резолюцией епископа Анатолия (Грисюка) в адрес архимандрита Иоасафа (Удалова) и решением КЕС от 12 (25) октября 1919 г.;
3. Обращение к архимандриту Иоасафу (Удалову) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. ? 19) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой.;
4. Копия обращения КЕС в Казанский губернский жилищно-земельный Совет от 17 (30) октября 1919 г. (исх. ? 8095) (без подписи).
К документам, касающимся разорения Трехсвятительского крещено-татарского монастыря, относятся:
1. Рапорт в Казанскую Духовную Консисторию (КДК) от 1 марта 1918 г. (исх. ? 78) за подписью настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря игумена Серафима (Семенова), с постановлением о его передаче "во 2 делопроизводство 2-го отделения" от 17 апреля 1918 г. (без подписи).;
2. Рапорт в КЕС игумена Серафима (Семенова) от 10 июня 1918 г. (? 24) с приложением коротких справок и трех списков монастырского имущества (с денежной оценкой убытков), разграбленного при погромах 1, 2 ноября 1917 г. и 16 февраля 1918 г., а также - "об отнятии монастырских построек" в мае 1918 г.;
3. Рапорт в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. ? 3) за подписью временно исполняющего обязанности настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря казначея Макария, с резолюцией от 12 (25) марта 1919 г. (исх. ? 1988) (без подписи), с приложением к нему материала под названием "Список. Братские вещи, которые увезены".;
4. Рапорт благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) игумена Серафима (Семенова) от 21 марта 1919 г. (исх. ? 5).;
5. Сопроводительное письмо в КЕС к приходо-расходной книге, клировым ведомостям за 1918 г. Трехсвятительского крещено-татарского монастыря и рапорту от 21 марта 1919 г. (исх. ? 5) настоятеля монастыря игумена Серафима (Семенова) за подписью благочинного монастырей третьего округа Казанской епархии архимандрита Андроника (Богословского), от 23 марта 1919 г. (исх. ? 20).
Из приведенных в означенных документах свидетельств вырисовывается весьма печальная картина разграбления и уничтожения монастырских хозяйств. Ниже в хронологическом порядке приводится основанная на них реконструкция событий.
I. Разорение Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда Казанской губернии.
Как явствует из вышеупомянутого доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, "снабженный достаточно церковными и богослужебными принадлежностями", четыре деревянных одноэтажных дома, одна гостиница и одна деревянная одноэтажная школа. Ее территория была обнесена "деревянной стеной". На период, о котором шла речь в докладе, в общине значилось пятьдесят два человека: настоятельница, две рясофорных послушницы, сорок четыре послушницы и пять "на воспитании". За общиной числилось сто десятин земли, а ее капитал составлял 17527 рублей 96 копеек наличными и 17450 рублей процентными бумагами. При этом, как отмечалось в обращении заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) к епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г., "до 1918 года Покровская община имела 52 десятины пахотной земли, которая обрабатывалась своим трудом".
Враждебно-захватнические действия в отношении общины начали предприниматься еще до октябрьского большевистского переворота. В июне 1917 г. "татарами соседней деревни Каин-Илга" у общины был захвачен "весь покос (числившийся по книгам, в количестве 10 десятин)", "тому же обществу по их настойчивому требованию" с согласия общины было отдано "7 десятин исполу под ржаное поле".
5 ноября 1917 г. "начались угрозы, что общину разгромят, вследствие чего 6 ноября ученицы двухклассной школы разъехались по домам и занятия прекратились". В виду этого иконы и церковная утварь были "увезены в церковь села Ныртов, другое же монастырское имущество - в соседнюю русскую деревню Богдановку". По свидетельствам монахини Софии (Разумовской) и послушницы Екатерины Боровицкой, они "все время находились в опасности, ожидая погрома, и так продолжалось до 14 ноября", после чего "стало значительно спокойнее и все монастырское, как св[ятые] иконы, так и имущество, были привезено обратно".
12 февраля 1918 г. обществом деревни Каин-Илга по распоряжению Земельного комитета Ныртинской волостной управы было вывезено из общины двести пудов яровых семян овса, полбы и гречи. 19 февраля была произведена опись "хлеба в зерне", лошадей, рогатого скота и сельскохозяйственного инвентаря. 2 марта 1918 г. представители того же Земельного комитета "по требованию татарских деревень запечатали все хлеба, объявив, что норма оставляется только на троих: священнослужителя, заведующую общиною и казначею, а остальные должны разойтись по домам". 5 марта экспроприаторы начали свозить хлеб, оставив общине "до 100 пудов зерна и несколько пудов муки, запечатав остальной". В ответ общиной было возбуждено ходатайство перед Мамадышским Советом крестьянских депутатов, от которого последовал приказ Земельному комитету Ныртинской волостной управы "оставить норму" на всех живущих в общине лиц. Однако, как отмечалось в рапорте КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. ? 24) за подписью монахини Софии (Разумовской) и рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой, "комитет, по требованию татарских деревень, менял постоянно свое постановление: то оставляет норму, то велит расходиться".
В результате этого хлеб урожая 1917 г. в общине кончился, по причине чего ее обитательницы перешли на покупной, который приходилось доставать с большим трудом. И это при том, что "едоков было с сентября по ноябрь ежемесячно 115 человек". Отсутствие продовольствия привело к тому, что ученицы, которые находились на обучении в общине, разъехались по домам, а хлеб был закуплен по числу едоков. Помимо трехсот пудов хлеба, был свезен и последний овес в количестве сорока четырех пудов. Одновременно у общины отняли всю землю, оставив таковую только под постройками, садом и небольшим огородом. Как подтверждал в упомянутом выше докладе архимандрит Андроник (Богословский): "Все земельные угодья реквизированы за исключением огородов".
По сути дела, местные органы советской власти в союзе с обществом татарской деревни Каин-Илга в прямом смысле брали "крещено-татарскую" общину измором. На все "усиленные просьбы", обращенные к Мамадышскому Совету крестьянских депутатов, общине не был оставлен даже "выгон для скота в поле", в результате чего его стали выгонять "в ближайшую русскую деревню". Одновременно монастырь не имел возможности продать часть лишенного кормов и выгона скота, так как разрешение давалось "только в том случае, что деньги от продажи целиком переходят в местный волостной Совет", так же, как и "деньги за взятую рожь и семена".
"И до сего времени, - сообщалось в упомянутом выше рапорте от 6 мая 1918 г., - община находится в крайне стесненном положении, и угрозы со стороны соседних татар не прекращаются. Кроме того, постоянно происходят покражи: сломы замков, дверей, сведена корова и унесены рамы из двух домов, похищено 4 котла из монастырской бани и 2 из нежилых домов. Теми же татарами загоняется скот в сад, пчельник и огороды, [...] растаскивается забор, вырываются яблони из сада и постоянно причиняются обиды". [7] Несколько раз община возбуждала ходатайство "о наделении землею по трудовой норме", но всякий раз получала отказ или долгосрочные отписки. Так, на прошение, поданное "в Мамадышский Земельный отдел" в середине августа 1919 г., был получен следующий ответ: "Отвод земли общине может быть произведен в порядке очереди землеустройства волости, в каковой община будет приписана...".
В результате к этому времени, как констатировала заведующая общиной монахиня София (Разумовская), "община осталась без земли и хлеба". 3 сентября (22 августа) 1919 г. общиной было направлено два обращения: первое (исх. ? 18) - за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) - временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку), второе (исх. ? 19) - за подписью ее и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой - к архимандриту Иоасафу (Удалову). При этом в последнем из них содержалась просьба возбудить ходатайство перед Губернским жилищно-земельным Советом "о наделении общины землею по трудовой норме на число проживающих сестер до 30 человек". Откликаясь на первое обращение, епископ Анатолий (Грисюк) направил соответствующую резолюцию архимандриту Иоасафу (Удалову), в результате чего 30 (17) октября 1919 г. в Казанский губернский жилищно-земельный Совет было направлено обращение КЕС (исх. ? 8095) следующего содержания: "Покровская крещено-татарская просветительная община Мамадышского уезда донесла Казанскому Епархиальному Совету, что у нее 1 ? года тому назад была отобрана пахотная земля в количестве 52 десятин в пользу крестьян соседней деревни Каин-Илга и что с того времени до настоящего община не наделена была землей, взамен отобранной, несмотря на неоднократные о том просьбы с ее стороны к Мамадышскому Земельному Отделу. Сообщая о сем, Казанский Епархиальный Совет на основании п[ункта] 8 Циркуляра по вопросу об отделении церкви от государства просит Губернский Жилищно-Земельный Совет сделать с своей стороны распоряжение Мамадышскому Земельному отделу наделить на общих основаниях трудовую покровскую общину землей, насельницы которой, принадлежа почти исключительно к крестьянскому сословию и обрабатывая землю своими собственными трудами, имеют полное право по существующим земельным законам на земельный надел. О последующем распоряжении Губернского Жилищно-Земельного Совета Епар[хиальный] Совет просит уведомить". [8] При этом результат обращения в имеющихся в деле документах не прослеживается.
II. Разорение Трехсвятительского крещено-татарского монастыря.
Как следует из того же доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, "снабженный всеми церковными и богослужебными принадлежностями", пять деревянных одноэтажных корпусов и один двухэтажный деревянный корпус с деревянными пристройками. Оградой монастырь обнесен не был. Кроме этого, в селе Рыбная Слобода монастырю принадлежал дом с деревянными постройками. На период, о котором шла речь в докладе, в общине числилось тринадцать человек: настоятель, два иеромонаха, два иеродиакона, один монах, три рясофорных послушника и четыре "проживающих по паспорту".
По сравнению с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной, разорение Трехсвятительского монастыря началось с некоторым "запозданием".
1 ноября 1917 г. на принадлежавший монастырю хутор, находившийся в восьми верстах от него, нагрянули крестьяне сразу из трех обществ: деревень Шатки, Верхние Меретяки и села Крещеные Казыли Казыльской волости Лаишевского уезда. "Экспроприаторы" разграбили все движимое монастырское имущество, подожгли "соломенные строения", а "ценные постройки разложили и увезли по домам". 4 ноября 1917 г. митрополиту Иакову (Пятницкому) за ? 57 был представлен "Список страховой оценки" разграбленного и уничтоженного имущества. За один день монастырь лишился молотильного и двух запасных хлебных сараев, деревянного корпуса и шести строений и бани, был подожжен дом для рабочих. Крестьяне растащили по бревнам даже непокрытую деревянную церковь, что было делом не только преступным, но и кощунственным. Тащили все, что попадалось под руку: муку, картофель, квашенную капусту, сено, дрова, сковороды, чайники, самоварные трубы, варежки, носки, стулья, подушки, шали, заслонки... Не побрезговали даже пятнадцатью парами лаптей, тридцатью шестью парами веников и десятью парами метел. Общий ущерб от погрома был оценен монастырем в 22991 рубль (при этом самой большой потерей была недостроенная церковь, оцененная, вместе со всем израсходованным материалом, в 15675 рублей).
2 ноября 1917 г., пытаясь предотвратить вторую волну грабежей, игумен Серафим (Семенов) обратился к старосте деревни Малое Некрасово А.И.Карпову, "чтобы он содействовал при монастыре от погрома". Однако произошло обратное. "Между тем, - отмечал настоятель, - он на место защиты начал сам таскать из монастыря монастырские движимые имущества; смотря на [н]его, все крестьяне, мужики и бабы, начали таскать каждый себе". В результате перманентного грабежа монастырь лишился имущества еще на сумму 14396 рублей. В списках разграбленного фигурировали: чайные ложки, сахарницы, матрацы, одеяла, садовые ножницы, белила, шпалеры, стекла, снопы соломы и многое другое. Были "обчищены" кельи иеродиаконов Германа и Макария, иеромонахов Анания и Феодосия, послушника Кирилла Семенова и других обитателей монастыря. Самой большой потерей на этот раз стали четыре лошади и три коровы (общей стоимостью 11 тысяч рублей), которых 10 ноября 1917 г. "увели татары дер[евни] Ст[арый] Арыш". Кроме того, как констатировал в упомянутом выше докладе архимандрит Андроник (Богословский): "Все земельные угодья монастыря реквиз[ир]ованы за исключением огородов".
В феврале 1918 г. - после небольшой передышки - разгром монастыря продолжился с новой силой. Причем, из крестьянского "интернационала" наиболее стойкими и твердыми в своем намерении довести дело до "победного конца" оказались татары, что неоднократно подчеркивается в сохранившихся документах. Следует предположить в связи с этим, что, помимо прочего, противостояние между местными жителями и монастырем (как и в случае с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной) приобрело еще и межконфессиональный оттенок.
По свидетельству игумена Серафима (Семенова), 15 февраля 1918 г. в монастырь приехали четыре человека из деревни Малое Некрасово и "начали класть на лошадь движимое имущество, принадлежавшее монастырю и монахам". Будучи замеченными, они попытались сбежать с места преступления: троим "экспроприаторам" удалось это сделать, а четвертого задержали "вместе с лошадью". Однако сбежавшие из монастыря крестьяне "съездили в татарскую деревню Старые Арыши м попросили знакомых татар ехать с ними в монастырь", из которого уже послали за милиционерами. "На призыв русских, - сообщал настоятель, - татары согласились явиться в монастырь и приехали во главе сельских старост: деревни Малого Некрасова и дер[евни] Старых Арыш; среди них были солдаты с винтовками и ручными бомбами". [9] Нагрянув 16 февраля 1918 г. в монастырь, налетчики потребовали освобождение задержанного подельника, что и было исполнено, но, не удовлетворившись этим, они снова начали погром: "таскали из келий братий, а, главным образом, настоятеля".
"Присутствовавшие три милиционера, - писал игумен Серафим (Семенов), - не могли противодействовать грабящим. Последние наносили побои монахам, грозили даже убийством, если они не удалятся из монастыря. Подобные наезды стали совершат[ь]ся почти ежедневно; причем, высказывались угрозы, что всех их перебьют, а постройки с храмом включительно будут сожжены". [10] Всего было награблено имущество на сумму шесть тысяч рублей: помимо наличных денег и процентных бумаг, одежды, белья, столового прибора, пилы, котла и колес от телеги, погромщики зачем-то прихватили с собой монастырскую печать и штемпель. 20 февраля 1918 г., "по донесению о случившемся", прибыл начальник участковой милиции с двадцатью милиционерами "для отобрания разграбленного имущества", но он так и не смог сделать этого "вследствие сильного сопротивления со стороны грабивших татар дер[евни] Старых Арыш".
Вслед за крестьянами, разорять монастырь принялись органы советской власти. В мае 1918 г. Бетьковский волостной Совет отнял у монастыря сельскохозяйственный инвентарь (четырехконную молотилку, три веялки, две жатвенные машины, четыре плуга, пять телег, двое весов, шесть железных борон), а также пожарную машину. Кроме этого, тем же Советом были реквизированы двадцать две постройки, о чем 29 мая 1918 г. митрополиту Иакову (Пятницкому) за ? 22 был представлен "Список страховой оценки".
7 декабря (24 ноября) 1918 г. в монастырь с отрядом приехал председатель Анатышского волостного Совета [11] Бикеев, который "всю братию, начиная с Настоятеля Монастыря Игумена Серафима, до младших, всего один[н]адцать человек", арестовал и увез в город Лаишев. Там обитателей монастыря заключили в тюрьму, где они просидели четыре недели. Остальных же, "младших послушников", возрастом моложе тридцати лет, отпустили по домам. 6 января 1919 г. (24 декабря 1918 г.) десять человек, кроме настоятеля игумена Серафима (Семенова), выпустили из тюрьмы. В период его отсутствия обязанности настоятеля монастыря временно исполнял казначей Макарий.
С 7 декабря 1918 г. по 6 января 1918 г. церковные службы в монастыре не проводились. Представители советской власти отобрали ключи от церковных, монастырских и братских помещений, поставив от себя караульщиков-солдат, а также увезли часть оставшегося не разграбленным имущества. Чтобы попасть в них, монахи пять раз ездили за ключами, но так их и не получили. По указанию "товарища Бикеева" из монастыря были увезены: серебряный напрестольный крест, серебряный священный потир ("вероятно с дискосом, звездицами и лжицом"), не оказались на местах "несколько кусков церковных ковров", новая поперечная пила, два тулупа и один азям. Причем, азям и один тулуп потом все же вернули, а еще одного "реквизированного" тулупа (который провожавший монахов помощник Бикеева "взял при начальнике тюрьмы товарище Герасимове") обитатели монастыря так и не дождались. Одновременно при обыске монастыря представители советской власти "изъяли" и увезли с собой бутылки с церковным вином, постным маслом, лампы, самовары и прочее, а также увели двух лошадей с упряжками. Были основательно разграблены "помещения", где проживали иеромонахи Ананий, Феодосий и иеродиакон Макарий: "представители власти" тащили все, что попадалось на глаза, от наперсного креста, подсвечников и книг до ниток, стелек, карболового масла и спичек. "Еще по какому-то случаю", как свидетельствовал временно исполнявший обязанности настоятеля монастыря, казначей Макарий, кто-то из "товарищей" выстрелил из винтовки "чрез окно вниз с левой стороны" в икону Пресвятой Богородицы "Живоносный Источник", находившуюся в монастырской часовне. Кроме того, пулей оказался пробит и находившийся возле церкви фонарь.
"Марта 10 дня [1919 г.], - сообщал отпущенный позднее игумен Серафим (Семенов), - по приезде моем из тюрьмы, Военный Комиссар Архипов и Председатель Анатышского Совета Бикеев приехали и увезли всю Библиотеку, стоимостью по прежним ценам на 3500 руб[лей], еще церковные Платки и Пелены для украшения Аналои". [12] Разгром монастыря завершился 18 марта того же 1919 г., когда в него нагрянул "какой-то Комиссариат по земельным делам". Очередные представители советской власти "все помещения освободили", оставив обитателям монастыря только одно из них, а также объявили монахам, что при монастыре будет действовать "Советская Экономия" и скоро сюда "приедут и приселятся" коммунисты. Дабы не допустить столь печального для монастыря исхода, игумен Серафим (Семенов) обратился 21 марта 1919 г. к благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) с просьбой доложить о произошедшем епархиальному начальству.
В деле сохранилась резолюция без подписи, датированная 24 (11) марта 1919 г. (день рассмотрения документов) и 25 (12) марта 1919 г. (день исполнения резолюции), в которой говорится следующее: "Просить Губ[ернский] Воен[ный] Комиссариат сделать: распоряжение о возвращении Монастырю церковных ключей и церковных вещей, которые, согласно п[ункту] 2 циркуляра по отделению Церкви от Государства отобранию не подлежат, а также возвратить и братское имущество, так как братия - крещеные татары принадлежат к беднейшему классу населения". [13] При этом результат данного обращения в имеющихся в деле документах также не прослеживается.
Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук
г.Казань
Тезисы сообщения, представленного на VII конференцию "Богословие и светские науки: традиционные и новые взаимосвязи" (г. Казань, 5 - 6 ноября 2007 г.)
Примечания:
1 - Известия по Казанской епархии. - 1911. - ?? 36 - 37 (22 сентября - 1 октября). - С. 1031.
2 - имя трех небесных покровителей казанских - святителей Гурия, Варсонофия и Германа. - И.А.
3 - в оригинале. - И.А.
4 - иональный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 157 об.
5 - ной 1918 г. Казанская Духовной Консистории была переименована в КЕС. Данное решение было принято на ее заседании 3 апреля (21 марта) 1918 г. - И.А.
6 - : Журавский А.В. Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 - 1919 годах // Исторический Вестник. - 2001. - ? 1 (12). - http://www.vob.ru/public/bishop/istor_vest/2001/1_12/12_7.htm
7 - РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 114.
8 - Там же. Л. 117.
9 - Там же. Л. 127.
10 - Там же. Л. 127 об.
11 - В рапорте исполняющего обязанности настоятеля монастыря казначея Макария в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. ? 3) он фигурирует как "Анатышский волостной военный Комиссариат товарищ Бикеев". - И.А.
12 - НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 137.
13 - Там же. Л. 134.
Вслед за февральской революцией начались грабежи и разорения монастырских имуществ, узаконенные после прихода к власти большевиков в форме "национализации". В своем "Докладе о состоянии 3-го благочиния монастырей Казанской епархии. 1917 г." от 28 мая 1918 г. (? 172) Казанскому Епархиальному Совету (КЕС) благочинный монастырей третьего округа архимандрит Андроник (Богословский) отмечал, в частности, что "1917 г. был для обитателей всего благочиния весьма печальным". "Все обители, - уточнял он, - подверглись разорению со стороны революции. Обители собирались и улотшались [3] благотворителями многими годами, а разрушение их последовало в несколько месяцев. Чтобы исправить их в прежнем виде нужны большие средства, которых не имеется. Во всех обителях усилена молитва с упованием на помощь небесную". [4]
Не минула сия печальная участь и кряшенские (крещено-татарские) монашеские обители, о чем в Национальном архиве Республики Татарстан сохранились отрывочные документальные свидетельства. Наибольший интерес из них представляют материалы, содержащиеся в "Деле о национализации монастырских хозяйств" из фонда Казанской Духовной Консистории [5] (фонд 4, опись 150, дело 115), которые дают возможность в значительной мере восстановить картину происходивших событий. Ряд документов уже были ранее процитированы А.В.Журавским в его статье "Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 - 1919 годах", которая была опубликована в ? 1 (12) за 2001 г. научного журнала "Исторический Вестник", издававшегося Воронежско-Липецкой епархией РПЦ. [6]
Всего в деле сохранилось четыре документа о разорении Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда и пять документов о разорении Трехсвятительского крещено-татарского монастыря Лаишевского уезда.
К документам, касающимся разорения первой из них, относятся:
1. Рапорт в КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. ? 24) за подписью заведующей Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой.;
2. Обращение к временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. ? 18) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской), с резолюцией епископа Анатолия (Грисюка) в адрес архимандрита Иоасафа (Удалова) и решением КЕС от 12 (25) октября 1919 г.;
3. Обращение к архимандриту Иоасафу (Удалову) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. ? 19) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой.;
4. Копия обращения КЕС в Казанский губернский жилищно-земельный Совет от 17 (30) октября 1919 г. (исх. ? 8095) (без подписи).
К документам, касающимся разорения Трехсвятительского крещено-татарского монастыря, относятся:
1. Рапорт в Казанскую Духовную Консисторию (КДК) от 1 марта 1918 г. (исх. ? 78) за подписью настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря игумена Серафима (Семенова), с постановлением о его передаче "во 2 делопроизводство 2-го отделения" от 17 апреля 1918 г. (без подписи).;
2. Рапорт в КЕС игумена Серафима (Семенова) от 10 июня 1918 г. (? 24) с приложением коротких справок и трех списков монастырского имущества (с денежной оценкой убытков), разграбленного при погромах 1, 2 ноября 1917 г. и 16 февраля 1918 г., а также - "об отнятии монастырских построек" в мае 1918 г.;
3. Рапорт в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. ? 3) за подписью временно исполняющего обязанности настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря казначея Макария, с резолюцией от 12 (25) марта 1919 г. (исх. ? 1988) (без подписи), с приложением к нему материала под названием "Список. Братские вещи, которые увезены".;
4. Рапорт благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) игумена Серафима (Семенова) от 21 марта 1919 г. (исх. ? 5).;
5. Сопроводительное письмо в КЕС к приходо-расходной книге, клировым ведомостям за 1918 г. Трехсвятительского крещено-татарского монастыря и рапорту от 21 марта 1919 г. (исх. ? 5) настоятеля монастыря игумена Серафима (Семенова) за подписью благочинного монастырей третьего округа Казанской епархии архимандрита Андроника (Богословского), от 23 марта 1919 г. (исх. ? 20).
Из приведенных в означенных документах свидетельств вырисовывается весьма печальная картина разграбления и уничтожения монастырских хозяйств. Ниже в хронологическом порядке приводится основанная на них реконструкция событий.
I. Разорение Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда Казанской губернии.
Как явствует из вышеупомянутого доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, "снабженный достаточно церковными и богослужебными принадлежностями", четыре деревянных одноэтажных дома, одна гостиница и одна деревянная одноэтажная школа. Ее территория была обнесена "деревянной стеной". На период, о котором шла речь в докладе, в общине значилось пятьдесят два человека: настоятельница, две рясофорных послушницы, сорок четыре послушницы и пять "на воспитании". За общиной числилось сто десятин земли, а ее капитал составлял 17527 рублей 96 копеек наличными и 17450 рублей процентными бумагами. При этом, как отмечалось в обращении заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) к епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г., "до 1918 года Покровская община имела 52 десятины пахотной земли, которая обрабатывалась своим трудом".
Враждебно-захватнические действия в отношении общины начали предприниматься еще до октябрьского большевистского переворота. В июне 1917 г. "татарами соседней деревни Каин-Илга" у общины был захвачен "весь покос (числившийся по книгам, в количестве 10 десятин)", "тому же обществу по их настойчивому требованию" с согласия общины было отдано "7 десятин исполу под ржаное поле".
5 ноября 1917 г. "начались угрозы, что общину разгромят, вследствие чего 6 ноября ученицы двухклассной школы разъехались по домам и занятия прекратились". В виду этого иконы и церковная утварь были "увезены в церковь села Ныртов, другое же монастырское имущество - в соседнюю русскую деревню Богдановку". По свидетельствам монахини Софии (Разумовской) и послушницы Екатерины Боровицкой, они "все время находились в опасности, ожидая погрома, и так продолжалось до 14 ноября", после чего "стало значительно спокойнее и все монастырское, как св[ятые] иконы, так и имущество, были привезено обратно".
12 февраля 1918 г. обществом деревни Каин-Илга по распоряжению Земельного комитета Ныртинской волостной управы было вывезено из общины двести пудов яровых семян овса, полбы и гречи. 19 февраля была произведена опись "хлеба в зерне", лошадей, рогатого скота и сельскохозяйственного инвентаря. 2 марта 1918 г. представители того же Земельного комитета "по требованию татарских деревень запечатали все хлеба, объявив, что норма оставляется только на троих: священнослужителя, заведующую общиною и казначею, а остальные должны разойтись по домам". 5 марта экспроприаторы начали свозить хлеб, оставив общине "до 100 пудов зерна и несколько пудов муки, запечатав остальной". В ответ общиной было возбуждено ходатайство перед Мамадышским Советом крестьянских депутатов, от которого последовал приказ Земельному комитету Ныртинской волостной управы "оставить норму" на всех живущих в общине лиц. Однако, как отмечалось в рапорте КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. ? 24) за подписью монахини Софии (Разумовской) и рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой, "комитет, по требованию татарских деревень, менял постоянно свое постановление: то оставляет норму, то велит расходиться".
В результате этого хлеб урожая 1917 г. в общине кончился, по причине чего ее обитательницы перешли на покупной, который приходилось доставать с большим трудом. И это при том, что "едоков было с сентября по ноябрь ежемесячно 115 человек". Отсутствие продовольствия привело к тому, что ученицы, которые находились на обучении в общине, разъехались по домам, а хлеб был закуплен по числу едоков. Помимо трехсот пудов хлеба, был свезен и последний овес в количестве сорока четырех пудов. Одновременно у общины отняли всю землю, оставив таковую только под постройками, садом и небольшим огородом. Как подтверждал в упомянутом выше докладе архимандрит Андроник (Богословский): "Все земельные угодья реквизированы за исключением огородов".
По сути дела, местные органы советской власти в союзе с обществом татарской деревни Каин-Илга в прямом смысле брали "крещено-татарскую" общину измором. На все "усиленные просьбы", обращенные к Мамадышскому Совету крестьянских депутатов, общине не был оставлен даже "выгон для скота в поле", в результате чего его стали выгонять "в ближайшую русскую деревню". Одновременно монастырь не имел возможности продать часть лишенного кормов и выгона скота, так как разрешение давалось "только в том случае, что деньги от продажи целиком переходят в местный волостной Совет", так же, как и "деньги за взятую рожь и семена".
"И до сего времени, - сообщалось в упомянутом выше рапорте от 6 мая 1918 г., - община находится в крайне стесненном положении, и угрозы со стороны соседних татар не прекращаются. Кроме того, постоянно происходят покражи: сломы замков, дверей, сведена корова и унесены рамы из двух домов, похищено 4 котла из монастырской бани и 2 из нежилых домов. Теми же татарами загоняется скот в сад, пчельник и огороды, [...] растаскивается забор, вырываются яблони из сада и постоянно причиняются обиды". [7] Несколько раз община возбуждала ходатайство "о наделении землею по трудовой норме", но всякий раз получала отказ или долгосрочные отписки. Так, на прошение, поданное "в Мамадышский Земельный отдел" в середине августа 1919 г., был получен следующий ответ: "Отвод земли общине может быть произведен в порядке очереди землеустройства волости, в каковой община будет приписана...".
В результате к этому времени, как констатировала заведующая общиной монахиня София (Разумовская), "община осталась без земли и хлеба". 3 сентября (22 августа) 1919 г. общиной было направлено два обращения: первое (исх. ? 18) - за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) - временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку), второе (исх. ? 19) - за подписью ее и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой - к архимандриту Иоасафу (Удалову). При этом в последнем из них содержалась просьба возбудить ходатайство перед Губернским жилищно-земельным Советом "о наделении общины землею по трудовой норме на число проживающих сестер до 30 человек". Откликаясь на первое обращение, епископ Анатолий (Грисюк) направил соответствующую резолюцию архимандриту Иоасафу (Удалову), в результате чего 30 (17) октября 1919 г. в Казанский губернский жилищно-земельный Совет было направлено обращение КЕС (исх. ? 8095) следующего содержания: "Покровская крещено-татарская просветительная община Мамадышского уезда донесла Казанскому Епархиальному Совету, что у нее 1 ? года тому назад была отобрана пахотная земля в количестве 52 десятин в пользу крестьян соседней деревни Каин-Илга и что с того времени до настоящего община не наделена была землей, взамен отобранной, несмотря на неоднократные о том просьбы с ее стороны к Мамадышскому Земельному Отделу. Сообщая о сем, Казанский Епархиальный Совет на основании п[ункта] 8 Циркуляра по вопросу об отделении церкви от государства просит Губернский Жилищно-Земельный Совет сделать с своей стороны распоряжение Мамадышскому Земельному отделу наделить на общих основаниях трудовую покровскую общину землей, насельницы которой, принадлежа почти исключительно к крестьянскому сословию и обрабатывая землю своими собственными трудами, имеют полное право по существующим земельным законам на земельный надел. О последующем распоряжении Губернского Жилищно-Земельного Совета Епар[хиальный] Совет просит уведомить". [8] При этом результат обращения в имеющихся в деле документах не прослеживается.
II. Разорение Трехсвятительского крещено-татарского монастыря.
Как следует из того же доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, "снабженный всеми церковными и богослужебными принадлежностями", пять деревянных одноэтажных корпусов и один двухэтажный деревянный корпус с деревянными пристройками. Оградой монастырь обнесен не был. Кроме этого, в селе Рыбная Слобода монастырю принадлежал дом с деревянными постройками. На период, о котором шла речь в докладе, в общине числилось тринадцать человек: настоятель, два иеромонаха, два иеродиакона, один монах, три рясофорных послушника и четыре "проживающих по паспорту".
По сравнению с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной, разорение Трехсвятительского монастыря началось с некоторым "запозданием".
1 ноября 1917 г. на принадлежавший монастырю хутор, находившийся в восьми верстах от него, нагрянули крестьяне сразу из трех обществ: деревень Шатки, Верхние Меретяки и села Крещеные Казыли Казыльской волости Лаишевского уезда. "Экспроприаторы" разграбили все движимое монастырское имущество, подожгли "соломенные строения", а "ценные постройки разложили и увезли по домам". 4 ноября 1917 г. митрополиту Иакову (Пятницкому) за ? 57 был представлен "Список страховой оценки" разграбленного и уничтоженного имущества. За один день монастырь лишился молотильного и двух запасных хлебных сараев, деревянного корпуса и шести строений и бани, был подожжен дом для рабочих. Крестьяне растащили по бревнам даже непокрытую деревянную церковь, что было делом не только преступным, но и кощунственным. Тащили все, что попадалось под руку: муку, картофель, квашенную капусту, сено, дрова, сковороды, чайники, самоварные трубы, варежки, носки, стулья, подушки, шали, заслонки... Не побрезговали даже пятнадцатью парами лаптей, тридцатью шестью парами веников и десятью парами метел. Общий ущерб от погрома был оценен монастырем в 22991 рубль (при этом самой большой потерей была недостроенная церковь, оцененная, вместе со всем израсходованным материалом, в 15675 рублей).
2 ноября 1917 г., пытаясь предотвратить вторую волну грабежей, игумен Серафим (Семенов) обратился к старосте деревни Малое Некрасово А.И.Карпову, "чтобы он содействовал при монастыре от погрома". Однако произошло обратное. "Между тем, - отмечал настоятель, - он на место защиты начал сам таскать из монастыря монастырские движимые имущества; смотря на [н]его, все крестьяне, мужики и бабы, начали таскать каждый себе". В результате перманентного грабежа монастырь лишился имущества еще на сумму 14396 рублей. В списках разграбленного фигурировали: чайные ложки, сахарницы, матрацы, одеяла, садовые ножницы, белила, шпалеры, стекла, снопы соломы и многое другое. Были "обчищены" кельи иеродиаконов Германа и Макария, иеромонахов Анания и Феодосия, послушника Кирилла Семенова и других обитателей монастыря. Самой большой потерей на этот раз стали четыре лошади и три коровы (общей стоимостью 11 тысяч рублей), которых 10 ноября 1917 г. "увели татары дер[евни] Ст[арый] Арыш". Кроме того, как констатировал в упомянутом выше докладе архимандрит Андроник (Богословский): "Все земельные угодья монастыря реквиз[ир]ованы за исключением огородов".
В феврале 1918 г. - после небольшой передышки - разгром монастыря продолжился с новой силой. Причем, из крестьянского "интернационала" наиболее стойкими и твердыми в своем намерении довести дело до "победного конца" оказались татары, что неоднократно подчеркивается в сохранившихся документах. Следует предположить в связи с этим, что, помимо прочего, противостояние между местными жителями и монастырем (как и в случае с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной) приобрело еще и межконфессиональный оттенок.
По свидетельству игумена Серафима (Семенова), 15 февраля 1918 г. в монастырь приехали четыре человека из деревни Малое Некрасово и "начали класть на лошадь движимое имущество, принадлежавшее монастырю и монахам". Будучи замеченными, они попытались сбежать с места преступления: троим "экспроприаторам" удалось это сделать, а четвертого задержали "вместе с лошадью". Однако сбежавшие из монастыря крестьяне "съездили в татарскую деревню Старые Арыши м попросили знакомых татар ехать с ними в монастырь", из которого уже послали за милиционерами. "На призыв русских, - сообщал настоятель, - татары согласились явиться в монастырь и приехали во главе сельских старост: деревни Малого Некрасова и дер[евни] Старых Арыш; среди них были солдаты с винтовками и ручными бомбами". [9] Нагрянув 16 февраля 1918 г. в монастырь, налетчики потребовали освобождение задержанного подельника, что и было исполнено, но, не удовлетворившись этим, они снова начали погром: "таскали из келий братий, а, главным образом, настоятеля".
"Присутствовавшие три милиционера, - писал игумен Серафим (Семенов), - не могли противодействовать грабящим. Последние наносили побои монахам, грозили даже убийством, если они не удалятся из монастыря. Подобные наезды стали совершат[ь]ся почти ежедневно; причем, высказывались угрозы, что всех их перебьют, а постройки с храмом включительно будут сожжены". [10] Всего было награблено имущество на сумму шесть тысяч рублей: помимо наличных денег и процентных бумаг, одежды, белья, столового прибора, пилы, котла и колес от телеги, погромщики зачем-то прихватили с собой монастырскую печать и штемпель. 20 февраля 1918 г., "по донесению о случившемся", прибыл начальник участковой милиции с двадцатью милиционерами "для отобрания разграбленного имущества", но он так и не смог сделать этого "вследствие сильного сопротивления со стороны грабивших татар дер[евни] Старых Арыш".
Вслед за крестьянами, разорять монастырь принялись органы советской власти. В мае 1918 г. Бетьковский волостной Совет отнял у монастыря сельскохозяйственный инвентарь (четырехконную молотилку, три веялки, две жатвенные машины, четыре плуга, пять телег, двое весов, шесть железных борон), а также пожарную машину. Кроме этого, тем же Советом были реквизированы двадцать две постройки, о чем 29 мая 1918 г. митрополиту Иакову (Пятницкому) за ? 22 был представлен "Список страховой оценки".
7 декабря (24 ноября) 1918 г. в монастырь с отрядом приехал председатель Анатышского волостного Совета [11] Бикеев, который "всю братию, начиная с Настоятеля Монастыря Игумена Серафима, до младших, всего один[н]адцать человек", арестовал и увез в город Лаишев. Там обитателей монастыря заключили в тюрьму, где они просидели четыре недели. Остальных же, "младших послушников", возрастом моложе тридцати лет, отпустили по домам. 6 января 1919 г. (24 декабря 1918 г.) десять человек, кроме настоятеля игумена Серафима (Семенова), выпустили из тюрьмы. В период его отсутствия обязанности настоятеля монастыря временно исполнял казначей Макарий.
С 7 декабря 1918 г. по 6 января 1918 г. церковные службы в монастыре не проводились. Представители советской власти отобрали ключи от церковных, монастырских и братских помещений, поставив от себя караульщиков-солдат, а также увезли часть оставшегося не разграбленным имущества. Чтобы попасть в них, монахи пять раз ездили за ключами, но так их и не получили. По указанию "товарища Бикеева" из монастыря были увезены: серебряный напрестольный крест, серебряный священный потир ("вероятно с дискосом, звездицами и лжицом"), не оказались на местах "несколько кусков церковных ковров", новая поперечная пила, два тулупа и один азям. Причем, азям и один тулуп потом все же вернули, а еще одного "реквизированного" тулупа (который провожавший монахов помощник Бикеева "взял при начальнике тюрьмы товарище Герасимове") обитатели монастыря так и не дождались. Одновременно при обыске монастыря представители советской власти "изъяли" и увезли с собой бутылки с церковным вином, постным маслом, лампы, самовары и прочее, а также увели двух лошадей с упряжками. Были основательно разграблены "помещения", где проживали иеромонахи Ананий, Феодосий и иеродиакон Макарий: "представители власти" тащили все, что попадалось на глаза, от наперсного креста, подсвечников и книг до ниток, стелек, карболового масла и спичек. "Еще по какому-то случаю", как свидетельствовал временно исполнявший обязанности настоятеля монастыря, казначей Макарий, кто-то из "товарищей" выстрелил из винтовки "чрез окно вниз с левой стороны" в икону Пресвятой Богородицы "Живоносный Источник", находившуюся в монастырской часовне. Кроме того, пулей оказался пробит и находившийся возле церкви фонарь.
"Марта 10 дня [1919 г.], - сообщал отпущенный позднее игумен Серафим (Семенов), - по приезде моем из тюрьмы, Военный Комиссар Архипов и Председатель Анатышского Совета Бикеев приехали и увезли всю Библиотеку, стоимостью по прежним ценам на 3500 руб[лей], еще церковные Платки и Пелены для украшения Аналои". [12] Разгром монастыря завершился 18 марта того же 1919 г., когда в него нагрянул "какой-то Комиссариат по земельным делам". Очередные представители советской власти "все помещения освободили", оставив обитателям монастыря только одно из них, а также объявили монахам, что при монастыре будет действовать "Советская Экономия" и скоро сюда "приедут и приселятся" коммунисты. Дабы не допустить столь печального для монастыря исхода, игумен Серафим (Семенов) обратился 21 марта 1919 г. к благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) с просьбой доложить о произошедшем епархиальному начальству.
В деле сохранилась резолюция без подписи, датированная 24 (11) марта 1919 г. (день рассмотрения документов) и 25 (12) марта 1919 г. (день исполнения резолюции), в которой говорится следующее: "Просить Губ[ернский] Воен[ный] Комиссариат сделать: распоряжение о возвращении Монастырю церковных ключей и церковных вещей, которые, согласно п[ункту] 2 циркуляра по отделению Церкви от Государства отобранию не подлежат, а также возвратить и братское имущество, так как братия - крещеные татары принадлежат к беднейшему классу населения". [13] При этом результат данного обращения в имеющихся в деле документах также не прослеживается.
Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук
г.Казань
Тезисы сообщения, представленного на VII конференцию "Богословие и светские науки: традиционные и новые взаимосвязи" (г. Казань, 5 - 6 ноября 2007 г.)
Примечания:
1 - Известия по Казанской епархии. - 1911. - ?? 36 - 37 (22 сентября - 1 октября). - С. 1031.
2 - имя трех небесных покровителей казанских - святителей Гурия, Варсонофия и Германа. - И.А.
3 - в оригинале. - И.А.
4 - иональный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 157 об.
5 - ной 1918 г. Казанская Духовной Консистории была переименована в КЕС. Данное решение было принято на ее заседании 3 апреля (21 марта) 1918 г. - И.А.
6 - : Журавский А.В. Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 - 1919 годах // Исторический Вестник. - 2001. - ? 1 (12). - http://www.vob.ru/public/bishop/istor_vest/2001/1_12/12_7.htm
7 - РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 114.
8 - Там же. Л. 117.
9 - Там же. Л. 127.
10 - Там же. Л. 127 об.
11 - В рапорте исполняющего обязанности настоятеля монастыря казначея Макария в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. ? 3) он фигурирует как "Анатышский волостной военный Комиссариат товарищ Бикеев". - И.А.
12 - НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 137.
13 - Там же. Л. 134.
