«Не зачах ли ты, брат мой?»

Кто бы там что ни говорил, есть в облике Патриарха Кирилла что-то очень притягательное. Что именно, не раз задавался я вопросом. Во-первых, благожелательность, отсутствие злопамятности. Во-вторых, проницательность в оценке людей. Мне, например, кажется, что он знает меня как облупленного. Да, я могу иной раз «взбрыкнуть», и другой на его месте, как говорится, «взял бы за ушко и на солнышко». Но он, как личность глубокая и чувствующая суть человека, думаю, прекрасно понимает, что за моей периодически проявляющейся фрондой стоит не коварство и злоба, а нечто другое.

Почему-то редко кто отмечает такие привлекательные черты Патриарха, как естественность и непосредственность. Иногда говорят, вот, мол, он «жёсткий руководитель». Я, например, считаю себя намного более жёстким. Попались бы в мои тёплые лапки те, кто называют Патриарха жёстким – небо показалось бы в овчинку. «Батюшка, Вы такой строгий – говорят мне прихожане, – если бы Вы не шутили, то можно было бы с ума сойти». Почему-то не хотят или боятся отметить симпатичные черты человечности Предстоятеля, постоянно скатываются на возвышенно-ритуальный штиль. Я, например, взвыл бы от такого перманентного воскурения фимиама, ностальгировал бы по простому человеческому общению и простым словам в обиходе.

…Долгой уставной службе на Рождество предшествовало большое правило, параллельно которому проводилась исповедь. Появилась многодетная семья американцев, тянущихся к древлеправославию. По-русски они практически не говорят. Для них я приготовил древлеправославный молитвослов на английском языке. Отец семейства с удовольствием прочитал канон Спасителю, а его супруга следила за чтением акафиста Богородице по английскому переводу. «Understand?» спрашиваю ее. Она эмоционально подтверждает: «Yes, of course».

Как всегда, враг накануне длительного богослужения искушает: трудно будет, выдержишь ли? Много раз убеждался, что все опасения бывают напрасны – появляется «второе дыхание», прилив бодрости. Гораздо сложнее бывает выдерживать искушения, которые бывают неожиданными. По окончании службы старший трапезник радостно меня поздравляет в доме причта и говорит: «Я для Вас все приготовила. Где Вам накрыть, вместе со всеми в трапезной или в гостиной?» Я: «А разве Вы не получали записку, где я напомнил Вам, что после ночной службы я всегда еду в Данилов, где и разговляюсь?» Выслушав меня, она снова спрашивает: «Давайте я Вам накрою в гостиной». И так трижды. Чувствую, как подкатывает искушение, как бы удержаться от срыва, тем более в такой день. Говорю ей: «Давайте, я чуть позже отвечу». Подзываю пожилую прихожанку и прошу ее объяснить трапезнику, что ничего мне готовить не надо. Она кивает головой, всё, мол, будет сделано. Каково же было мое удивление, когда через некоторое время появляется еще одна прихожанка и объявляет, что всё накрыли в гостиной. Вызываю пожилую: «Как же так? Вы же обещали все урегулировать и донести!» Та в ответ: «Решили хотя бы чаем Вас напоить». Срыв, поклоны, хлопанье дверей… Долго не мог расслабиться перед тем, как ехать в Данилов.

Первым насельником обители, которого я поприветствовал в алтаре Троицкого собора, был архидиакон Геннадий: «Ну как у Вас, батюшка, все прошло?» «Служба, слава Богу, но вот после нее…» и рассказал о произошедшем искушении. «Так это они по любви» – обезоруживает он меня своей реакцией.

В Даниловом поздравление в этом году прошло только в трапезной после обеда. Благочинный от лица братии поздравил наместника. Тот произнес ответное слово. Поздравлений благочинного, духовника, эконома, как в прошлые годы, не было.

Патриарх прибыл в храм Христа Спасителя ровно в 15.00, минута в минуту. Сонм архиереев, масса духовенства, мирян. Роскошные облачения, сверкающие митры. Изюминкой вечерни, как всегда, было возглашение патриаршим архидиаконом великого прокимна «Кто Бог велии». Краткое поздравление митрополита Крутицкого Павла. Вспомнил, как лет сорок с лишним тому назад столкнулся с ним, тогда еще иеромонахом, в Уточьей башне Троице-Сергеевой Лавры, откуда он созерцал открывающуюся панораму.

Патриарх посвятил свое слово тексту «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение». Прозвучала скорбь по поводу событий, происходящих на Украине. Наконец, массив поздравляющих Патриарха направился в его сторону. «Первыми проходят те, кто с цветами» – сказал, кажется, протопресвитер Владимир Диваков. Старенький священник, не услышав этих слов, раздраженно реагирует на застопорившийся поток духовенства. Шепчу стоящему рядом священнику (с ним я заканчивал МДС): «Патриарх Пимен принимал поздравления со строгим выражением лица, а Патриарх Кирилл постоянно улыбается» (чувствовалось, что это от души).

Наконец, подошел я. Как всегда, не могу сдержать улыбку: «С праздником!» – приветствую я Предстоятеля. В ответ слышу: «Брат мой, не зачах ли ты там у себя? Что-то тебя не видно и не слышно». «Не-е-е-т» – едва успел проблеять я в ответ. Тут не знаешь, вступать ли в диалог или уступить место следующему поздравляющему. Слова Патриарха меня озадачили, долго не выходили из памяти. Я-то, когда по самомнению представлял, что слишком много о себе заявляю, постоянно даю о себе знать (статьями, книгами, празднованием 65-летия в Союзе писателей, наконец). А для Патриарха, для его масштаба, это «писк комара». Я почти физически ощутил, как «мыльный пузырь» моего «самоцена» – как выражался св. Феофан Затворник, сдулся.

Вообще, я заметил, что Патриархи – Пимен, Алексий, Кирилл – как скажут, так припечатают. Вот что являет собой патриаршая харизма! «Монастырь – монахам» – рубленая резолюция Святейшего Пимена в связи с непоняткой о будущем Данилового монастыря – что возобладает: административный центр или монашеское общежитие. «Убояшася страха, идеже не бе страх» – последнее что я услышал из уст Святейшего Алексия в свой адрес в алтаре Троицкого собора Данилова монастыря (это в связи с нашим сопротивлением принятию ИНН и ОГРН на храм). Кстати, вскоре после смерти Патриарха Алексия видел сон, как будто я в алтаре Елоховского собора, служит Патриарх. Спрашиваю у рядом стоящего собрата: «А как Патриарх Алексий относится ко мне?» Тот в ответ: «Лучше, чем при жизни».

Недавно мне рассказала наша сотрудница, что один из функционеров Патриархии каждый раз, видя ее, представителя нашего храма, восклицает: «Как жаль, что вы приняли номер на храм. Не надо было этого делать». В ответ на ее замечание, что возникла угроза для церковной земли, в связи с судебными тяжбами, он так отреагировал: «Ну, Патриархия взяла бы на себя этот вопрос». М-да, а я слышал другое: «Вот потеряет землю из-за своих причуд, тогда получит по полной программе». Но это так, к слову.

Возвращаясь к Патриарху Кириллу, должен сказать, что напрасно его считают человеком настолько экспрессивным, что, мол, вот как вспыхнет, так и рубанёт с плеча. Может быть, с кем-то такое и было, но в моём случае ничего подобного. Правда, на недавнем награждении клириков Центрального викариатства в связи с юбилеями их служения, меня провели по 3 категории – только грамота. И в игуменах я уже скоро как 30 лет. Но не в этом суть, главное не трогают, терпят, а мне больше ничего и не надо. К счастью, меня держат в «чёрном теле», на «коротком поводке», ограничивая-нейтрализуя только приходским масштабом.

На месте Патриарха я бы уже не раз «дал бы по башке», мол, «прекрати шалить, барбос». Ан нет, терпит (я-то на каждой службе делаю замечания направо и налево, сопровождая их поклонами нарушителям, еще больше замечаний в записках, которые раздаются после каждого мероприятия и службы). К примеру, стоял на ночной службе массивный аналой на средине храма. Спрашиваю дежурного: «для чего?» «Как же, – отвечает, – будут же читать Апостол параллельно Правилу». Я: «Ну это же бывает в канун Пасхи, а не Рождественской службы!» Дальше – больше: после прочтения Евангелия на Литургии звонарь вдруг затрезвонил – ссылался на то, что так бывает на Пасху. Как говорится, смешались в кучу кони, люди…

У Патриарха прекрасная память и цепкий взгляд. Ошибаются те, кто думают иначе. Вспомнил, как он в первый раз приезжал на Берсеневку. Как констатировал беспорядок в пономарке, сделал замечание за приклеенные в гостиной, а не находящиеся в рамках, портреты деятелей Белого движения. Я, желая продемонстрировать открытость и прозрачность, чтобы не было подозрений вот, мол, хорек, окопался напротив главного храма страны, затаился – кто знает, что у него на уме, сверкает злобными глазками, так и норовит больно куснуть, пригласил Патриарха зайти в мою келью, говоря, что вот здесь у меня порядок. «Ты так думаешь?» – критически заметил Патриарх. В моем понятии да, ну есть некоторый художественный безпорядок, а, по критериям Патриарха – это сущий безпорядок.

Если предположить, например, что когда-нибудь меня с настоятельства выпроводят за штат. Многие оказавшиеся в такой ситуации «ярятся и поливают», но я, положа руку на сердце, могу сказать, что мне трудно было бы что-либо высказать в качестве обиды. Общаясь с большим количеством архиереев и духовенства, я испытывал к себе самое доброе отношение, за редким исключением.

Одним словом, я был обескуражен – идёт вал моих публикаций, в том числе о жизни общины. Только на РНЛ иной раз через день появляются статьи. Как известно, у Патриарха отличная бдительная аналитическая служба, и вдруг: «зачах, не видно, и не слышно тебя». Раньше, правда, я участвовал в патриарших службах в Даниловом монастыре, но потом попросился у благочинного в Даниловы дни на среднюю Литургию в храм Святых отцов. Меня стали там ставить возглавлять службы. А как еще быть для Патриарха видимым и слышимым? Меня же не приглашают на его службы в других храмах, или участвовать в работе какой-либо церковной комиссии.

У меня с Патриархом Кириллом, когда он ещё был митрополитом, была всего лишь одна обстоятельная беседа, а точнее, я принял участие в беседе о. Иоанна Миролюбова с ним по концепции единоверческого епископата. Если бы мне сейчас довелось с Патриархом поговорить, я даже не знаю о чём. Все, что меня волнует, я многократно в десятках своих статей обозначил – о погружательном крещении, гибели руинированных храмов и пр. Я не раз продумывал, что сказать Патриарху при кратком общении с ним в алтаре. Мысленно возникали разные проговоры. Например, на вопрос: «Ну, как ты живешь?», ответ: «Не перестаю удивляться, что я получил в монашеском постриге имя того же Небесного покровителя, что и Вы».

Помню, как в Тбилиси меня поразило, когда к Патриарху Илии в алтарь Троицкого собора стекалось многочисленное духовенство с городских приходов, совершивших у себя службу. Для них это была возможность пообщаться со своим Предстоятелем. Со многими Патриарх общался, подзывая к себе – поистине это было общение отца с детьми.

Возвращаясь к Предстоятелю Русской Церкви, снова могу сказать – я озадачен. Я, было, решил с конца прошедшего года «умерить пыл», «поменьше выпячиваться». А тут – «тебя не видно и не слышно, не зачах ли ты там у себя?». Сделал для себя такое резюме: держаться «золотой середины». Не мозолить глаза начальству, но и не шарахаться от него. И Патриарх был рад, что я вылез из своих катакомб пред его светлые очи, ну и мне было приятно соприкоснуться после долгого перерыва с очень яркой, интересной личностью, какой, безусловно, является Святейший Патриарх Кирилл.

Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России