itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Запрещенный реализм Путина

Генассамблея ООН по Украине 
0
1035
Время на чтение 47 минут

Александр Дугин: Сегодня последняя лекция из цикла социологии международных отношений. И мы рассматриваем модель парадигмы международных отношений, которые сложились в эпоху Путина.

Мы заметили на прошлом занятии следующую закономерность. Она заключается в том, что в тот период, когда Россия объявила о том, что она:

- Больше не является Советским Союзом.

- Больше не является идеологическим социалистическим государством. А является буржуазным, западным, демократическим, рыночным государством.

В тот период в девяносто первом году мы были вправе ожидать, так же, как и в эпоху буржуазной революции февраля семнадцатого года, с февраля по октябрь семнадцатого года появления двух тенденций базовых, в международных отношениях, которые мы могли бы, потом социалогически изучать.

То есть, марксизм должен был быть маргинализован. Это произошло.

А реализм и идеализм в международных отношениях в качестве доминирующих тенденций должен был быть учреждён. То есть, мы должны были бы иметь две школы в международных отношениях:

- Иванов, Петров, Сидоров в одной школе.

- Иванов, Петров, Сидоров в другой школе.

Либералы и реалисты.

Было бы желательно, поскольку в международных отношениях мы, как буржуазное государство Россия, примкнули позже, что где-нибудь к концу девяностых годов у нас появилась бы постмодернистское направление в международных отношениях, сторонники которого бы внесли в этот процесс некоторое эпистомологическое разнообразие, начав критиковать и тех и других, и либералов и реалистов. Вот что мы должны были бы иметь в таком обычном, нормативном случае.

Что мы имели?

Мы имели и имеем нечто совершенно другое.

Первое. Надо сказать, что до сих пор ни одного внятного слова по поводу постмодернистских, постпозитивистских теорий наши международники ни в МГИМО, ни где-то ещё просто произнести не способны. Это превышает их интеллектуальные возможности. Заседая на занятиях, посвящённых постпозитивизму международных отношений, они рассказывают об опере Сорокина, о постмодернистском искусстве, о Гельмане, о Пусси Райот, о черте чём, только не о пост позитивизме. Потому что это просто по каким-то причинам остаётся за пределом их интеллектуального аппарата.

В отношении постмодернизма в России существует большой спектр зрений и все они не верны.

- Одни говорят, что это прекрасное явление и в нём ничего не понимают.

- Другие говорят, что это ужасное явление.

- Третьи говорят, что оно и так само собой разумеющееся,

- Четвёртые, что его вообще не существует.

Все четыре точки зрения абсолютно не верны, потому что основываются просто на неспособности к определённым когнитивным стратегиям. Нет достаточных знаний западноевропейского процесса интеллектуального двадцатого века в силу того, что мы были от него отгорожены советским временем. И давайте мы простим наших коллег международников в их неспособности создать внятную российскую версию пост позитивистских отношений, отсутствие у нас феминистского направления, отсутствие конструктивистов внятных, которые излагали бы Вента. И, как бы сказать корректно, этого нет и не может быть в силу того, что постпозитивизм требует очень фундаментального опыта позитивизма. Постмодернизм требует проживания модерна. Такого полноценного, полновесного модерна. Прохождения различных когнитивных и гносеологических баталий в рамках философских парадигм, изучение самых разных гуманитарных дисциплин в двадцатом веке, прохождения вместе с западом этого пути - двадцатый век (а это очень серьёзный путь).

И вот на выходе из этого процесса, такого роскошного, полного и саморефлексирующего модерна появился постмодернизм. Это такая следующая стадия рефлексии. Но если первая стадия, предшествующая, не пройдена, то о какой следующей стадии мы можем говорить? Поэтому, было бы совершенно нормально, если бы, в процессе модернизации после постсоветского периода, мы не знали бы ничего о пост позитивистской теории международных отношений. И у нас они не изучались, и никто в них ничего бы не понимал.

Кстати, интересная вещь. Мы говорим о нашей стране. А вот очень любопытная у меня была встреча с переводчиком моих текстов о теории многополярного мира, моей книги, на французский язык. Вот буквально пару недель назад во Франции. Вдруг мне этот переводчик, он специалист в международных отношениях, в книге о теории многополярного мира, говорит: "Вы знаете, вы русские так прекрасно знаете постпозитивизм. А у нас во Франции, в отличие от вас, всё ограничивается только реализмом, либерализмом и неомарксизмом. Мы совсем не знаем этих идей. Они у вас так хорошо изложены, что это замечательно. Мы ругаем вас, а вы все русские такие молодцы. Как вам везёт, что у вас так хорошо развиты международные отношения, а у нас, бедных французов, постпозитивизму должного внимания не уделяется".

Это я говорю к чему? К тому, что может быть, моё некоторое раздражение относительно наших российских учёных, которые не знают постпозитивизм международных отношений, может быть оно не обосновано, поскольку вот французские специалисты говорят, что и мы его плохо понимаем и знаем. Хотя Франция – это родина постмодернизма, обратите внимание. И там достаточно мощно развивается и социология, и Аарон. Роман Аарон вообще является классиком мысли, социально-политической мысли Франции. То есть социологические измерения там крайне развиты. Бурдьё – француз. Вообще, социология – это французское явление в Дюркгеймовском оформлении. Поэтому, не будем так уж ругаться, и снисходительно относиться к нашей школе. Мы прогуляли по уважительным причинам. У нас было семьдесят лет отпуска такого закономерного. Мы были вне европейской культуры, к хорошему, или плохому, мы где-то отсутствовали, отлучились.

Ладно, отлучились. Но как должно было быть восстановление, как я уже говорил, классической модели международных отношений?

У нас должно было сложиться две школы:

- Одна из них говорила – Россия превыше всего.

- Другая – демократия превыше всего.

И эти две школы, между собой, с девяносто первого года должны были обсуждать одну из двух моделей: реализм и либерализм. Всё совершенно в отрыве от советского прошлого, заново, как и маркетинг Адама Смита мы изучали заново. Полное такое перепрофилирование должно было быть. Сколько это должно было бы занять времени? Ну, года два, три. Где-то к середине девяностых годов, поскольку Россия появилась на исторической арене, как новая страна. Вот через два, три года по мере копирования либеральных учебников по экономике, маркетингу, выход книги Карла Поппера "Открытое общество и его враги" - библия либерализма. И где-то к этому периоду, к середине девяностых, у нас должно было сложиться приблизительно эти две школы реализма и либерализма.

Вот этого не происходит ни тогда, и самое поразительное, что не сейчас. То есть, сейчас вот скоро будет уже 2013 год. А этих школ, так методично, размеренно, спокойно осмысленных парадигм применительно к России, например, учебник там, школа Иванова. Группа Иванова пишет с реалистских позиций, а группа Петрова - с либеральных. Сразу там десяток имён, в МГИМО, например и где-то ещё, МГУ или МГГУ, или Высшая школа, где-то вот структурируются две вот эти модели, и они начинают оформляться. Ничего подобного.

Я вот участвовал в дебатах где-то полгода назад, на одном из каналов с Порхалиной. Есть такая женщина, специалист по международным отношениям от России в ООН, Очень уважаемый человек. Когда я сказал: "А как же Моргентау?" Она сказала, что такого не существует. Есть мы, вот я, Порхалина, а остальные фашисты. Вот, всё. Больше никого нет" Порхалина против фашизма. Приблизительно так же: Венедиктов – против фашизма.

У нас получается, если так вот убрать эмоциональный и персоналистский момент, что у нас сложилось? По модулю рассматриваем, с чисто научной точки зрения.

У нас сложилась школа либералов в международной политике. То есть, в России, в международных отношениях доминирует парадигма, которая называется либеральной, и которая рассматривается как догма, по сути дела, вставшая на место советской социалистической догмы. С точки зрения либеральной парадигмы все те, кто не являются либералами, это особый случай, это не в Америке, в Америке все те, кто не являются либералами, скорее всего, являются реалистами. То есть, если ты не либерал, то ты, скорее всего реалист, хотя может быть (меньше вероятность) и неомарксист, ну и в принципе, если ты такой вот молодец, то ты постпозитивист. Всё.

Здесь же возникла другая ситуация. Есть либералы, которые называют себя не либералами, а просто вот международниками. То есть, понятие либерал совпало с понятием международник. И противниками международников стали фашисты. То есть, картина абсолютно искажённая. Естественно, что если либералы – это международники, а не либералы – это не международники, а фашисты, то разговор и дебаты в нашем обществе, относительно модели международных отношений приобретают заведомо искажённый характер. То есть, международники против фашистов. Дальше ещё: хорошие люди против плохих. На стороне хороших людей знания, которые совпадают с либеральной парадигмой международных отношений, ну, а со стороны плохих – маньяк, газовая камера, Гулаг и безобразия. Вот приблизительно как до сих пор обсуждается эта тема.

Специалисты, признанные в российских международных отношениях, абсолютно считают невозможным, ненужным, недопустимым никакого реализма просто, никакого Моргентау, никакого Карра, никакого Спикмана, просто этого не существует. Есть только теория международных отношений в чистом виде, которая представляет собой либерализм. Это в науке.

А в политике, конечно, это не так. Потому что в политике происходят очень интересные процессы. С середины девяностых годов, после министра Козырева, который был убеждённый либерал, ну это каждый министр может быть либералом, может быть реалистом, если он учёный. Козырев был министром либералом. Потом приходит министр реалист - Евгений Максимович Примаков, который меняет доктрину Козырева, которая была в международной политике России классическим либерализмом. То есть, идея такая, что во имя мира, надо отказаться от всех национальных интересов. Потому что, главная задача – это мир. Мир с кем? С демократическими обществами. Демократии друг с другом не воюют. Соответственно распиливает Россия ракеты, как можно быстрее, и войны не будет. Распилил ракету, и значит, стал демократией. А демократии друг с другом не воюют, а зачем ракеты, раз мы демократия? И так далее. Распилил ракеты, и ничего нет.

Когда ему говорили: "А НАТО почему не распиливают ракеты?"

Он говорит: "А потому что мы не допилили все. Вот мы все допилим, и НАТО начнёт. Когда они увидят, что мы беззащитны, и они просто не будут больше вооружаться. Ведь демократии друг с другом не воюют? Логично?"

На самом деле абсолютно логично, совершенно логично. Это либеральная парадигма, она так и мыслит себе. И в нашей российской политике она имела политическое выражение в лице доктрины Козырева. Оно имеет политических сторонников в лице либеральных партий, которые так и строят свои программы. Они имеют право? Конечно, имеют. И в принципе они имеют право, как бы половину захватить себе, половину дискурса. И, соответственно, они имеют право институционализировать свою либеральную модель в теории международных отношений и отстаивать её. Но единственно, что они не имеют право, они не имеют права выдавать либералов за всё. Они должны выдавать с точки зрения научной логики этой дисциплины либералов за либералов, противостоящих реалистам.

Дальше они говорят, мы либералы, мы не любим реалистов, мы такие-то, такие-то, наша рефлексия либералов такова, ваша рефлексия реалистов такова, давайте спорить. У нас есть общие интересы. Мы сторонники демократии, сильного процветающего общества. Да - скажут реалисты, и мы сторонники, отлично. Вот у нас есть общие точки зрения, мы все хотим хорошего людям и нашему обществу.

- Хотим хорошего?

- Да, хотим.

- Никто из нас не больной?

- Нет, все здоровые. И реалисты здоровые и либералы. Давайте с вами спорить.

Это так развиваются международные отношения на западе. Реалисты и либералы. Причём, там, где есть либералы, и есть реалисты, как оппоненты, - там есть реалисты и есть либералы, как оппоненты. Могут быть или не быть неомарксисты и уж совсем дополнительно, могут быть или не быть постпозитивисты. Постпозитивисты – это как соль, как мак на булочках. Можно и так булочку без мака есть. Они придают вкус современной науке, они придают науке философское социологическое измерение. Они делают из международных отношений социологию международных отношений, об этом мы не раз говорили.

Поэтому, жалко конечно выбрасывать позитивистов, но на самом деле, просто с точки зрения чистой логики, как минимум, для международных отношений нужны, для буржуазной национальной страны нужны реалисты и либералы.

Либералы у нас были, но они не называли себя либералами, называли себя всем - международниками. А все остальные были просто какие-то недоумки.

При этом, вот такой заход в сферу интеллектуальных когнитивных технологий, был чрезвычайно разрушителен. Потому что, в такой ситуации, воспроизводить профессиональных международников, которые бы в российской ситуации, в России могли бы применять эти парадигмы просто было не возможно, потому что отсутствовала базовая хорда международных отношений, как дисциплины, состоящей в споре либералов и реалистов. И даже не говоря о том, что продвинуть неолибералов с неореалистами - ладно, но просто либералов и реалистов.

Если Порхалина не знает, кто такой Моргентау, и что такое реализм, и представляет Россию в ООН, то это дело уже совсем плохо. Это дело уже фундаментально плохо. Это как бы абсолютно патологически не нормально, и не зависит от её личных убеждений. Она обязана сформулировать свою позицию либеральную против реалистов. Для этого должны быть реалисты. Но если реалистов нет, то кто будет спорить? И те, кто противостоят либералам, попадают в категорию неприемлемых совершенно граждан, то диалога не возникает. Этого диалога не было в международных отношениях.

А при этом что удивительно? У нас был министр международных отношений - реалист. Потому что, Примаков – это типичный реалист в международных отношениях. Но школы своей он не создал. Никакого направления, никак теоретически своей идеи он не закрепил, и свою политику он с реалистскими парадигмами не соотнёс. Вот это тоже удивительно. Вот как действуют политика без интеллектуального оснащения? Поэтому, был он, не был, вот несмотря на то, что министром, а потом и премьер-министром некоторое время был человек с реалистскими взглядами, проводивший российскую политику, как реалистическую политику, в самом деле, несмотря на это, институционализации реализм в России не получил. Несмотря на то, что есть доктрина Примакова, есть Примаков, а доктрины его нет. Доктрина Примакова – это то, что описывают западные специалисты международных отношений, анализируя Примакова. У нас же этой доктрины не написано, не изучается, никакой школы он не создал.

Например, признак того проведения реализма Примаковым. Примаков летит в девяносто восьмом году не встречу с руководством США в Америку. В это время, находясь над Атлантикой, он получает информацию, что войска НАТО бомбят Белград. Вот что делает Козырев, например? Что бы сделал гипотетически, либерал? Он долетает, приходит и говорит: "Давайте вместе разоружим Сербию полностью, и тогда не будем воевать с ними вместе. Давайте её демократизируем, мы вам поможем со своей стороны, вместе. Вы демократия, мы демократия, демократизируем Сербию, сбросим Милошевича, сдадим его". Так Черномырдин и поступал, на самом деле, так поступали мы в какой-то период.

А Примаков, услышав эту информацию, говорит: "Разворачиваемся".

И совершает разворот над Атлантикой. Это поворот над Атлантикой символизирует, что Россия в лице Примакова переходит на реалистские позиции, потому что Сербия – друзья, Сербия – наши интересы, и не важно, есть там демократия или нет, мы её поддерживаем, потому что они наши. То есть, это национальные интересы, это собственный суверенитет, это идея того, что Запад может быть другом, а может быть врагом, и поэтому он не является безусловным другом, и не всегда ориентация на либерализацию и модернизацию должна полностью означать сближение с Западом. В определённых случаях сближаемся, в определённых случаях нет. Реализм? Реализм. То есть, Россия субъект. Россия мыслит в своих национальных интересах и эгоистически оценивает в рамках своих национальных интересов то, что происходит со своими друзьями. Сербы наши, значит, мы за них. Кто-то там не наш, кто-то ваш, значит мы против них. Этот реалистский подход воплощён был в Примакове. Научного развития не получил.

Второе. Приходит Путин, который является просто законченным реалистом во внешней политике. Всё, что делает Путин – это самый, что ни на есть кондовый, классический реализм:

- Он сближается с Западом, когда он считает, что это выгодно России.

- Он является либералом в экономике и западником в тех случаях, когда это выгодно России, что привело к модернизации.

- И он является противником Запада, выступает против Америки. Не мешкая, вступает в войну с Грузией, когда речь идёт о национальных интересах России и за пределами России.

Он классический реалист. Путин является выразителем классической реалистской парадигмы международных отношений и не либеральный нисколько. Его понятие, его зацикленность на суверенитете, на безопасности, на вертикали власти, его укрепление территориальной целостности России, его идея отстаивания Газпрома и национализации нефтяных областей не в пользу себя, а в пользу государства, борьба с частным сектором в тех вопросах, когда они занимают слишком либеральную позицию, - все аспекты внешней политики Путина, представляют собой реализм.

То есть, у нас уже помимо того, что доминирует в международных отношениях до сих пор либерализм, как единственная парадигма, у нас есть, уже тринадцать лет, с вами президент-реалист (4 года премьер из них), который строит модель международных отношений по модели реализма.

И вот очень интересно - и где же это в теории международных отношений отражается? Сегодня, уже после двенадцати лет доминации такого авторитарного реалиста Путина, есть эти школы? До сих пор школ нет. Политики есть – Рогозин, Глазьев, сейчас вот создан Изборский клуб. Это представители реалистской модели международных отношений, которые всё видят именно так, как видели Карр, Моргентау, структурные неореалисты, которые считают, что безопасность – это базовая модель, которые признают теорию хаоса, и признают, что каждая страна действует в своих интересах. Они видят мир реалистски. Такие политики интеллектуалы есть. Но их представителей в науке международных отношений нет. То есть, есть факт, и нет его интеллектуального обоснования. Есть содержание политического процесса, и нет его когнитивного, соответствующего ему аппарата. До сих пор продолжает в МГИМО и международных экспертных сообществах доминировать эта либеральная модель.

И вот здесь нам надо сказать, что спор реалистов и либералов на самом деле, в России, в интеллектуальной сфере, открыто, концептуально, без экивоков, без двусмысленностей вообще не ведётся. Хотя на самом деле, что самое интересное, таким образом, эти две позиции либералов и реалистов, уводятся в бессознательное, превращаются в какую-то своеобразную расовую борьбу.

Хотя, на самом деле, либералы и реалисты могли найти общие точки зрения, если они признают легитимность национальной государственности Российской Федерации, государственности России, как республики, они должны были бы теоретически вести свои интеллектуальные споры, свои различные дебаты, обсуждать и общие принципиальные противоречия, и детали, в отношении интересов того общества, к которому они принадлежат. Это должно было бы составлять содержание, становой хребет науки международных отношений, экспертной полемики и одновременно быть представлены в политических институтах. То есть, на самом деле так же прозрачно или почти так же прозрачно, как обстоит дело в любом национальном государстве, в любой стране.

Вот это как раз очень интересный момент, что с точки зрения международных отношений до сих пор никаких системных реалистов в России, которые бы просто были бы представителями международных отношений, владели бы аппаратом международных отношений, были, как бы посвящены в логику международных отношений, как дисциплины, и анализировали с этой позиции и исторические аспекты, и нашу ближайшую историю, и отстаивали бы позиции в будущем - нет. То есть, научной школы реализма в России не сложилось.

Вот здесь такой вопрос интересный, почему есть у нас либералы и реалисты - это понятно, в политике. Люди, которые действуют так, как действовали бы либералы и реалисты. А вот почему у нас нет школ научных, этому соответствующих? Вот это уже менее понятно и остаётся сделать только следующую гипотезу нам как социологам, что здесь что-то не то. Потому что теоретически, если мы открываем какую-то дисциплину, которая была закрыта, мы должны были бы рассмотреть все её стороны: и одни, и другие. А нам даются только ровно половина, причём эта половина выдаётся за целое. Тем самым вся геометрия дисциплины, геометрия науки, геометрия предмета абсолютно искажается, потому что непонятно с кем спорить. Бой с тенью что ли? Либералы, кому они противостоят?

И демонизация противников либералов становится просто вот такой, как бы искажающей позицию самих либералов. Не понятно границы: что они говорят? И не понятно - с кем они спорят? Здесь только одна социологическая гипотеза, что Россия, с точки зрения западного сообщества, в том числе интеллектуального, может быть, в первую очередь интеллектуального, во вторую очередь политического, а в третью с точки зрения разведсообщества, - не рассматривалась, как полноценное суверенное государство. То есть, это государство, которое как Хопсон предложил, мы о нём говорили, рассматривалось, как государство с дефолтным ингридиентным суверенитетом. То есть, как государство, которому нельзя давать право спорить о либерализме и реализме. Смотрите, очень интересно.

Реалисты, ну ничего не поделаешь, такие могут быть, например Примаков или Путин. А вот систематизация реалистической школы категорически запрещена. Потому что, на самом деле, реалисты и либералы могут быть на равных там, где признаётся полноценный суверенитет.

И вот здесь очень интересный момент. Что такое градиентный, или дефолтный суверенитет с точки зрения запада? Это когда формально страна суверенная, а по сути, нет.

Что значит, когда, по сути, нет?

Это когда нет суверенитета в вооружённых силах. Суверенитет – это способность защитить себя от возможной атаки другого. Но если у тебя нет оружия? Значит, ты не суверенен? Не суверенен. Если не достаточно оружия, чтобы сопротивляться в серьёзной войне и нет дипломатических средств, чтобы пойти под зонтик к другой серьёзной стране, чтобы защититься опять же в случае агрессии, значит, ты не суверенен, значит, твой суверенитет является дефолтным, неполноценным, то есть частичным, ущербным или градиентным.

Второй момент. Если у государства нет экономического потенциала. Оно может быть суверенным номинально, но у него нет экономического потенциала, способного отстоять свои интересы в экономической конкуренции. Это тоже дефолтный суверенитет.

И есть третий дефолтный суверенитет. Это демографический. Если страна слишком маленькая, в ней живёт двадцать человек, Монако, например, все играют в рулетку. Ну не двадцать, несколько тысяч. Короче говоря, в рулетку играть она может, голосовать она может в ООН. Но ясно, что ничего больше, кроме рулетки она не потянет. Это страна, член ООН, Монако, княжество. Это тоже дефолт.

Так вот, существует ещё один признак дефолтного суверенитета, это интеллектуальная неполноценность, потому что полноценно мыслить мир могут только по-настоящему суверенные государства. То есть, как на кого-то ограничиваются санкции экономические, на кого-то санкции стратегические идут. Например, Ирану запрещено иметь ядерное оружие. Почему Ирану запрещено, а Пакистану не запрещено? Или Израилю? А вот это ответа никакого нет, потому что так Америка хочет и Россия не против. А если бы Россия была против? Она дала бы, например, Ирану ядерное оружие и всё. Потому что, на каком основании мы ограничиваем Иран в его желании владеть ядерным оружием и другие страны? А почему мы не ограничиваем Пакистан?

Ладно Израиль. Израиль прозападная страна, поэтому можно. А Пакистан-то почему? Почему Пакистан имеет право иметь ядерную бомбу, а Иран ни в коем случае? Ну, всё-таки Пакистан исламское, довольно архаическое общество, там сто девяносто миллионов, радикалы, ваххабиты, и не маленький Израиль. Может быть, Израиль такой невинный достаточно, а Пакистан-то уж совсем виноватый явно во всём. Бен Ладена где обнаружили? Там, в Пакистане. В Афганистане искали, не нашли. Оккупировали всю стану, не нашли Бен Ладена. А в Пакистане нашли. И тем не менее, это в ядерной стране Пакистан нашли, обратите внимание. То есть, речь идёт о том, что есть дефолтный суверенитет.

Так вот, Россия, единственная, которой остаётся сделать из этой аномалии. Мы находимся под санкциями, только интеллектуального толка.

- У нас есть запрет на некоторые формы мышления – раз.

- На некоторые формы образования – два.

- И на некоторые формы науки.

И где-то есть те области, в которых этот дефолт интеллектуальных санкции действует. Которые на самом деле…Если считать, что это само получилось, что русские читают только половину книг о международных отношениях, дебилы что ли? Кстати, часто начинаются международные отношения, учебники, английские и французские именно с реализма. Потому что, реализм считается тезисом, а либерализм считается антитезисом. Соответственно, не могут же они просто пропускать вот это, если они переводят их. Ведь на самом деле где-то это должно быть, описание того, что международные отношения состоят из двух частей, плюс всё остальное, споры реалистов и либералов. Нет. Реализм вымаран везде всегда из сознания просто принципиально. Это какая-то формула, которая необходима для производства ядерного оружия, просто, как только к ней кто-то подходит, учёного отстреливают, или он пропадает. То есть, есть определённые санкции. Санкции, которые начинают действовать в тот момент, когда страна пытается перевести своё состояние из дефолтного суверенитета в реальный суверенитет.

- Где-то это касается экономики.

- Кого-то это касается в сфере вооружения.

- А кого-то это касается в сфере интеллектуальной.

Так вот, единственная гипотеза как преподавателя международных отношений, которую я могу принять, как рациональную в том, что отсутствие реалистской парадигмы в преподавании международных отношений связано с режимом определённого санитарного кордона, который действует в нашем обществе на интеллектуальную деятельность. То есть,

Либералы в данном случае, в международных отношениях, они всегда будут говорить, что:

- Давайте распилим свои ракеты.

- Демократия с демократией не воюют.

- Давайте пойдём на уступки Западу.

- Давайте откроемся.

- Давайте предоставим свободу всем народам, которые хотят её получить.

- Давайте сблизимся с Западом.

- И то, что Запад подходит к нашим границам, не угрожает нам, потому что, они носители свободы и демократии и если мы действительно не будем представлять никакой опасности, то на самом деле они просто и нас в себя включат и просто подвинутся и на нашу территорию, поставят свои ракеты. Ну и что? Будут защищать нас от китайцев - это можно услышать на "Эхо Москвы".

Это будет ультралиберализм такой. Конечно, американцы нас защитят. Китайцы уже почти готовы нас схватить, а НАТО, вот оно продвинется медленно, медленно так к востоку, к востоку и дальше прямо до китайских границ. Там встанет, остановится и защитит нас. Вот вполне в духе Венедиктова видение стратегических вооружений.

То есть, у меня есть такая гипотеза, что либерализм, доминация либерализма международных отношений связано с решением и санкциями против интеллектуального суверенитета. Что если бы мы были национальным государством в девяностые годы полноценным, то мы должны были обнаружить эту вторую половину дисциплины международных отношений где-то через пару лет. А уж в эпоху Примакова и уж тем более в эпоху Путина. Вот в эпоху Путина, просто уже президент, всё его окружение, всё, что он говорит, это так или иначе в международной политике, в чистом виде реализм. И так его и рассматривают западные учёные.

Они и говорят: "Путин реалист"

А наши учёные?

Они говорят: "Путин опять ведёт страну в тупик. Путин создаёт предпосылки для коррупционного отсутствия перспектив развития. Путин отбрасывает наше общество назад".

То есть, вот как транслируется в нашей среде американская идея, что Путин реалист. Путин отстаивает свои национальные интересы, всерьёз стремясь наполнить суверенитет России содержанием. Вот что считает американский эксперт, средний. Это он так считает, в науке. Но говорить он будет, что Путин ведёт страну в тупик. Их понять можно, они на работе. Они знают, что Путин реалист, они тоже реалисты, они американские реалисты.

И для того, чтобы отстоять свою идею, им надо подорвать среди собственного народа Путина уважение к нему и сказать, что он просто ведёт страну в тупик, и он коррупционер. То есть, они квалифицируют его, как опасного, а описывают, как плохого, ущербного.

Мы должны его воспринимать, как полезного, а описывать, как хорошего. Ничего подобного. Всё не так. У нас никто его как полезное и разумное не рассматривает в научной среде, а относятся к нему исходя из настроения. То ли он хороший то ли плохой, в зависимости от погоды, что по телевизору передают, весёлую или не весёлую песню.

Короче говоря, отсутствие институционального реализма в современной России не может быть случайностью. Это система, по сути дела, ограничения нашего интеллектуального суверенитета. А вот теперь вопрос. Почему ни Примаков, ни Путин до сих пор, ни Примаков в бытность премьером, или министром иностранных дел, - не создали школу реализма? Несмотря на разных политических деятелей, которые в этом ключе выступают.

Я думаю это только по одной причине. Потому что субъективно Путин считает, что идея никакого значения не имеет, наука никакого значения не имеет и образование никакого значения не имеет. Другим ничем объяснить нельзя, потому что, настаивая на суверенитете в области технологий, суверенитете в области энергетики, суверенитете в области армии, суверенитете в области управления страной, как единым территориальным образованием, и жёсткое противостояние сепаратизму, то есть десуверенизации, в разных сферах, Путин не противодействует десуверенизации российской интеллектуальной элиты, образования и науки.

То есть, у нас наука проходит стадию десуверенизации, по сути дела, парадигмы задают не просто свои парадигмы. Смотрите, мы видим не просто западничество. Мы имеем дело с половинным, обрезанным западничеством. Все международные отношения – чисто западные дисциплины и реализм и либерализм, чисто западнические модели. Нам, когда предлагают взять западнический учебник, из него заведомо выпиливают половину, просто вырезали и дали. То есть, половина листов есть.

Это такая передача знаний нам через цензуру. То есть такое там есть, что русские после восемнадцати лет не имеют право читать про реализм ничего, потому что они неправильно истолкуют. Соответственно, вот эта закономерность очень любопытна.

Теперь, казалось бы, мы стоим перед очень интересной перспективой. Хорошо. Сейчас 2013 год наступает. Мы входим, ещё Путин надолго, если там, спина не разболится, вроде как на пару сроков ещё абсолютно гарантирован. Ну, казалось бы, сейчас можно было бы создать реалистскую модель. Либералы у нас все либералы, все международники и есть либералы. Теперь надо сделать международников и реалистов. То есть, как бы, я уже не говорю про всех остальных, просто реалистов.

Я думаю, что, наверное, к этому дело и пойдёт. И в принципе было бы очень логично, чтобы, наконец, с таким бешеным опозданием на двадцать с лишним лет, суверенная Российская Республика, демократическая, национальная, буржуазная и рыночная, с соблюдением прав человека, со всеми атрибутами, внутренними и внешними, западного суверенного общества, наконец-то задумалась бы о том, что в международных отношениях необходимо создать школу реализма. Ну, все предпосылки налицо. Если её не будет в ближайшее время, я думаю, что я буду думать, что это просто скандал какой-то. Вот сдерживать это совершенно невозможно и, в конце концов, это то, что лежит на поверхности и что это очень давно было бы пора и сделать.

Теперь такой момент. Можно ли считать позицию, скажем, нашей кафедры, которая не является либеральной в международных отношениях. Хотя это не имеет значения. Либерализм мы знаем и изучаем может быть больше, чем какие-то другие кафедры и институты, связанные с международной проблематикой и компетентны в этих вопросах. Но почему бы не стать социологическому факультету МГУ и кафедре социологии международных отношений в рамках МГУ, на позиции реализма? Почему бы нам не выступить в качестве этой школы, тем более, декан – патриот, государственник, консерватор, как раз взгляды его реалистские вполне, и, казалось бы, в чём здесь дело?

Во-первых, на это можно ответить следующее. Что вполне можно создать реалистскую модель. Она не сложная, она достаточно хорошо описанная, если просто уметь читать на любом, кроме русского, языка. И сразу в первом учебнике международных отношений много релевантной информации. А в двух книгах там будет всё сказано про реализм. Соответственно, технически сделать это не сложно и на самом деле, казалось бы, давно пора бы этим заняться, в том числе нам.

Но здесь мы вступаем в противоречие с другой моделью, которая сейчас является на наш взгляд уже субъективно более приоритетной, это евразийство и теория многополярного мира. Здесь мы подходим к тому, что мы говорили о теории многополярного мира, мы говорили, как об одной из тех парадигм, которых вообще нет в теориях международных отношений, нет ни в классических позитивистских, ни в критических, ни в постпозитивистских. Просто нет.

Даю ответ, почему мы не стали очагом реализма в международных отношениях, просто потому, что быть реалистами в России, хотя с научной точки зрения это необходимо с точки зрения развития или прорыва в науке, это просто арьергардно. Это просто взять и перенести на нашу почву то, что на Западе уже давно сказано, это раз.

И во-вторых, это принять западную модель развития общества, как нормативную. Вот почему нас не устраивает реализм. Потому что реализм – это абсолютно западноевропейская модель международных отношений. И нас интересует другой взгляд на все теории международных отношений, который был бы не западным. Который был бы многополярным и который бы находился на дистанции по отношению ко всей этой области.

То есть, нас интересует именно социология международных отношений, то есть, интерпретация международных отношений, как социального и социологического явления. В данном случае нам гораздо ближе постпозитивистский подход к модели международных отношений, как организованному дискурсу властному дискурсу, который состоит из дистрибуции ролей, иерархически распределённых между обществами или государствами первого сорта, второго сорта. И вот эта игра подавлений, которая развёртывается не только в сфере войн, экономических контактов, дипломатических контактов, социальных контактов, но и в сфере гносиологической, в сфере текстов, в сфере идей, в сфере концепций, в сфере науки. Вот эта как раз модель с точки зрения теории многополярного мира и отвергается.

То есть, реалистов у нас нет, и они должны были быть. Я думаю, что они появятся. Но появятся для того, чтобы вступить в полемику и дебаты уже с новым направлением. Ну, с либералами понятно, это арьергардные бои. Но для того, чтобы вступить в полемику с евразийством и теорией многополярного мира.

И поэтому, на самом деле, поняв, для нас это важно, что теоретически, в наших условиях, под реализм в международных отношениях зарезервировано определённое место. Как будто формочка готова полностью, её только залить, и получится кулич, или какая-нибудь булочка просто. Всё готово: есть тесто, есть модель есть, заказ. Но в конечном итоге здесь первопроходцем быть не надо. Просто берёшь и переносишь то, что мудрецы сказали о своих странах, о западных, на Россию, и получаешь автоматически просто путём механического переноса то, что необходимо в качестве вот этой реалистской школы.

Это вещь чрезвычайно полезная, но она не принципиальная на самом деле. Интуитивно она понятная, она прекрасно описанная. Реализм – самая рефлексированная позиция, ну и приемлемая до сих пор. Подавляющее большинство американской внешней политики строится вполне по реалистским принципам. То есть, здесь ничего нет такого особенного. Это вещь вполне прозрачная.

Гораздо живее и интереснее оппонировать не русскому такому вот условному российскому реализму и американскому прозападному либерализму, а начертить другую линию, между реализмом дебаты, и многополярной теорией. По сути дела многополярная теория оппонирует всей модели международных отношений, поскольку она является западной, западно-центричной, поскольку она заведомо содержит в себе тот расистский компонент, о котором мы говорили в теории Хопсона. Потому что все теории международных отношений, дисциплины международных отношений являются евроцентричными или западноцентричными. Это вот принципиально.

И соответственно, теория многополярного мира исходит из одной базовой предпосылки, которую можно назвать многополярной, плюральной или антропологической предпосылкой. Которая на самом деле опрокидывает все конструкции международных отношений, все школы и занимает определённую фундаментальную дистанцию по отношению к ним.

Эта идея - теория многополярного мира, отрицает следующее. Отрицает единство человеческого общества. То есть, она отрицает, что, говоря о человечестве, мы имеем дело с чем-то универсальным. Антропологи показали, что существует столько представлений о человеке, сколько существует культур, языков, обществ, религий, племён. Антрополог Льюис Рост, например, показывал, что представления маленького племени в Амазонке содержат все элементы мира, но не имеющие практически часто никаких аналогов среди предметов или явлений другого племени.

Например, некоторые австралийские племена не знают времени вообще. То есть, они не знают, сколько дней в лунном цикле. Они не считают лун, они вообще не знают, что есть какой-то лунный календарь. Луна для них – это часть племени, которая живёт среди них и так далее. У них нет времени в принципе. Мы это вообще не представляем. Мы думаем, такое время есть: линейное, время циклическое, время сезонное. А у австралийских аборигенов никакого, вообще нет времени. Ну, о каком единстве человеческого рода мы говорим, когда есть общество без времени вообще? Есть общество с временем, которое течёт как угодно, хаотически, или разбросано, или линейно, но мы-то имеем дело с собственно, линейным временем. Но это только наше общество линейно, постхристианское общество такое, общество научное. А существуют общества с более сложными моделями.

Точно так же пространство. У одних пространство мыслится как анизатропное, у других, как изотропное, у третьих, как сакральное, у четвёртых, как имеющее в самом себе, в своей структуре выходы и входы в рай и в ад и так далее. И целые культуры живут с этими пространствами, с этими временами. Точно также у них другое представление и о человеке, и об обществе и о смерти и о жизни и о любви и о браке и обо всём. Об эквивалентности, о ценностях, о значении торговли, о теле, - совершенно разные. А, представление о Я, о психологии?

Этот антропологический плюрализм, будучи применённым к международным отношениям, порождает сразу первую идею, что, то общество, которое мы берём за нормативное, всегда будет одно из многих, которое существует наряду с ним. Поэтому, как только мы говорим, что человек объявляется нечто, вот всеобщим человеком - что-то такое. И говорим и описываем этого человека - мы всякий раз описываем эту модель, отталкиваясь от какого-то конкретного общества, претендуя на то, что это всеобщая модель. То есть, мы отрываем концепт, например человека, или общества, или истории, или времени, от социокультурных исторических корней. То есть, мы десоциологизируем концепт.

Мы например, говорим - права человека. И говорим, что человек то везде одинаков, и права соответственно, раз он везде одинаков, должны быть одинаковы. Это полная чушь с точки зрения ислама, потому что, человек в исламе, например, это совершенно другое, нежели человек вне ислама. Для мусульман человеком является кто? Верящий в Бога. А если человек, например, не верит в Бога - для мусульманина тогда он не человек, просто не человек. Мы это представить себе не можем, но для мусульманина человек, не верующий в Бога и не желающий верить в Бога, просто не человек и всё. А там, срубил голову просто, как барану, срубил и всё. Либо веришь в Бога, тогда ты человек. Либо не веришь в Бога.

Соответственно, понятие права в исламе, в исламском обществе структурируется радикально иначе, нежели в обществе атеистическом, западном, где права привязаны к теологии. Права вытекают из коранического откровения. Права вытекают из комплекса, окружающего толкование тафсирами, хадисами, высказываний пророка, и соответственно, это и есть право. То есть, право является правом, установленным Богом.

Те же самые десять заповедей, которые не являются строго христианскими, это тоже заблуждение. Десять заповедей – это часть иудейского закона. Это иудейские заповеди, которые не отменены, но преодолены в христианстве двумя другими заповедями, которые принёс Христос. Когда Христа спросили: "Какие заповеди?" Он сказал: "В законе десять, а вообще-то, я даю вам две заповеди главные:

- Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем своим, всей душою своей, всем помышлением своим.

- И также возлюби ближнего своего, как самого себя"

Эти две заповеди являются христианскими заповедями, которые на самом деле совершенно другие по всем структурам. Здесь нет юридических предписаний. Это положительные заповеди, а не отрицательные. Смотрите, отрицательные десять заповедей – не сотвори себе кумира, не укради, не убий, не возжелай жену ближнего своего и так далее. Не – отрицание, то есть, не делай этого, не делай этого, не делай этого. А христианские заповеди – возлюби, Бога – раз, ближнего – два. То есть, сделай что-то позитивное. То есть, не "не делай", а "сделай". Не – отрицание, а положительное. На этом всём построена христианская теология.

Так вот, что такое христианский человек, на самом деле? Человек христианский выводится из богочеловечества Христа, выводится из представления о ближнем. Совершенно другой человек, чем в исламе, в конце концов. И уж третий человек, нежели в постхристианской атеистической культуре.

Таким образом, права вот этого христианского человека вытекают из другой этической и правовой системы, нежели исламского или атеистического. То есть, мы имеем, а дальше можно перейти к буддизму, а в буддизме человек есть поток дхарм временный, который временно спустился и потом распадается. Что человек есть не что иное, с точки зрения Дзэн-буддизма японского, откуда путь самурая, путь смерти. Человек – это завуалированная смерть. То есть, это некоторый сгусток иллюзий плотских таких, кишечных иллюзий, которые облекают собой небытие, шуньяту, пустоту. И вот эта пустота, смерть, и есть подлинная реальность человека. А человек – это как бы контр, он сам. Другое представление о человеке? Другое. Ну, и какие права? Права совершенно выстроятся иными из такого концепта. Буддийская теория права, она и формально радикально другая, чем исламская, христианская, постхристианская, светская.

И вот если мы только возьмём, В Китае, совершенно иное представление и о человеке и о праве. Где кончается индивидуум и начинается род, это вот планка выделения индивидуума от коллективного, общественного родового, культурного, исторического, генетического, поколенческого, она совершенно по-другому организована. Что человек без рода, без этого потока предков, которые живут сквозь него, он ничто просто. Индивидуум ничто просто, отсюда китайская дисциплина, отсюда китайская целостность, потому что, китаец, в отличие от европейца, он не в такой степени индивидуум, как европеец. Он ещё человек рода. Он отвечает, род сквозь него живёт. Живёт китайский род, поэтому на самом деле отсюда и определённая терпеливость китайцев, трудолюбивость, и, в общем, некая жестокость, потому, что это момент, индивидуум – момент.

Для западного человека, современного, индивидуум – это всё, больше для него ничего нет, начало и конец, альфа и омега. А для китайца это момент. Для русского человека это вообще носитель Христа. Для мусульманина это верный, смирившийся перед Богом. Для буддиста пустота. И все правовые системы имеют в свою очередь привязку к этой антропологии.

Поэтому, когда мы привносим в модель международных отношений этот антропологический принцип, когда мы говорим, что могут существовать равные общества наряду одно с другим, то мы скажем, существует много человек, а не один человек, и много прав человека.

И исламские права человека, христианские права человека, буддийские права человека, китайские просто будут отличаться, потому, что иной субъект этих прав – раз, иная модель понимания права - два.

Соответственно, вот тут возникает самое важное.

Западные люди говорят: "Ну как же, у нас-то под человеком и правами, у нас понимается это. А если у вас не так, значит, у вас плохо понимается. Значит, ещё недостаточно понимается".

- Что значит недостаточно?

- Недостаточно, как у нас.

И вот, мы имеем дело с тем расизмом фундаментальным, о котором мы говорили. Западное общество, современное западное общество, не прошлое, отождествляет самого себя с универсальным идеалом. И строит все свои теории, в том числе международных отношений, на этом принципе. Вот как у нас - это правильно, хорошо и универсально. А как не совсем у нас, это не совсем правильно. А совсем не как у нас, это совсем не правильно.

Значит, здесь возникает такой момент. Частное, западноевропейское, берётся как всеобщее. И тогда возникают некоторые идеи того, что называется телеология. Вот смысл и ключ к пониманию западного расизма в широком смысле: культурного, научного, идеологического расизма, - заключается в телеологии. Потому что, существует некоторая презумпция, то есть, допущение, которое лежит в основе западноевропейской культуры. Это идея движения к цели. Телос – по-гречески, это цель. Логос – учение, телелогия – это учение о цели.

Телосом выступает современное западное общество и современный западный человек. Телосом, целью, выступает современный технологический уровень цивилизации, современное представление о комфорте, об уровне экономических социальных гарантий. И дальше, смотрите, эта цель рассматривается в качестве того, той точки,

- К которой движется вся история, раз.

- И к которой тяготеют все пространства, два.

То есть, эта телеология имеет темпоральный исторический характер и имеет пространственный характер. Мы имеем двойную телеологию.

Что значит историческая телеология? Что западные люди считают, что существует прогресс. Это абсолютная убеждённость. Этот прогресс направлен в одну сторону. В какую сторону? Какова цель прогресса, телос прогресса? Это стать таким, как современное западное общество, евроамериканское.

И всё то, что движется к этому совершенству, к этому идеалу, к этому абсолюту - всё то хорошо. Но что ближе к нему, то лучше. А что дальше, то хуже. Соответственно история имеет такой позитивный характер, созидательный характер.

Она идёт

- От несовершенного, от малого, к совершенному.

- От темноты заблуждения к истине и справедливости.

- От зла к добру.

- От карикатуры к подлинности.

Что является подлинным? Является путь развития западноевропейской цивилизации. Самым подлинным является то, что есть на Западе сегодня. Но ещё более подлинным будет то, что будет на Западе завтра. То есть то, как пройдёт дальнейшее продвижение к этому телосу в истории. Соответственно, исторические этапы ранжируются по расистской вертикали.

В истории есть подъём. К чему? На пике его стоит западноевропейское современное общество. А всё, что находится ниже, является прошлым, худшим, недоделанным. И оценивается исходя из тех критериев, из тех ценностей, из тех параметров, из тех мер, которые находятся в западноевропейском обществе. Они-то и считаются универсальными. Это телеологический универсализм, универсализм исходя из цели. История двигается к цели. История двигается к Западу. Всё, что не к западу, то отсталое, обратите внимание.

Если общество не является западным, это эквивалент тому, что оно является отсталым. Куда отсталым? Для того, чтобы говорить так, надо предполагать, что движение ведётся к одной и той же точке. Только кто-то к ней ближе, кто-то более продвинутый, а кто-то дальше - тот отсталый. Но чтобы говорить об отсталости, надо предполагать, что все движутся только в одном направлении. Все хотят и движутся только в одном направлении. В каком? В сторону западноевропейской культуры.

Теперь пространственно. Это вот мы историю взяли, корпоральный аспект, временной аспект. Пространственный аспект. Существует парадиз на земле, рай. Этим раем является западноевропейское и американское общество. Там соблюдаются права человека, там прекрасная социальная защита, там великолепное образование, там настоящее общество демократии и прав человека, там люди говорят всегда правду, там свобода, гарантия, благосостояние, благополучие и настоящая полнота реализации человеческих возможностей. Это - мир счастья. Это зона первого мира, где всё является оптимальным, и она окружена поясами.

1 - Это первый пояс - похоже, но не совсем.

2 - Не дотягивает.

3 - Ну и третий пояс, который совсем не похоже и совсем не дотягивает.

Соответственно, это районирование создаёт первый, второй и третий мир.

- Первый мир замечательный, это географичесикий пространственный телос, который является универсальным. Он рай. Западноевропейский рай является мерой вещей.

- Дальше лежит полурай - страны БРИКС, которые похуже, уже такое там, чистилище.

- И настоящий ад - третьего мира, где копошатся дикари в поисках пятнадцати центов за месяц, в поиске крупных таких вот индусских зарплат. Индусы получают, по-моему, средний йог получает одну рупию в месяц. Ну, просто сидит там, на гвоздях просиживает месяц. Месяц просидел, рупию получил и доволен вполне. Крупная, такая как бы социальная гарантия.

Вот это то, чего боится западный человек, что его посадят на гвозди и дадут одну рупию в месяц, если он не будет защищать свои права человека и свои универсальные идеалы. Может и правильно боится, сидеть на гвоздях всю жизнь не очень привлекательно. Я даже удивился, вот в Индии был, там действительно страшная нищета, но какие у них доброжелательные лица. Просто ходят нищие, совершенно оборванные, явно не евшие, по-моему, никогда, но у них такие спокойные лица, как будто ничего они против не имеют. Просто не могу представить себе такое положение - это драма, даже одна мысль, для европейца и даже для человека второго мира. А вот для индусов вполне нормально. Плывут рядом.

Представляете, абсолютная свалка течёт: пластиковые бутылки, помойка такого грязно-серо-коричневого цвета. И написано: "Содержите нашу священную реку Ямуну в чистоте" Там не то, что в чистоте, а там напоминает ожившие поля, полные пластиковых удобрений, немыслимо грязная река просто. И индусы ходят спокойно вокруг неё, не чувствуют большого дискомфорта, живя в этой помойке. Я в Индии не увидел ни одного дома с четырьмя стенами. В лучшем случае было три, а если было четыре, то не было крыши гарантировано.

Мы ездили в Тадж-Махал, двести километров туда, двести обратно - это было просто такая чёрная грязь и нищета, помойки, помойки, просто мир помоек. Двести километров вглубь Индии, двести километров к столице. И столица такая же точно. Очень интересное государство. А в метро написано: "Не плевать. Не сморкаться". Там ещё что-то хуже. Штраф сто рупий, или тысяча рупий. На самом деле можете представить себе, что когда индус туда попадает, чем он занимается. А людей при входе обыскивают в метро: там две кабинки для мужчин и женщин. Просто так пройти в метро нельзя. Тебя раздевают, обыскивают, заставляют не сморкаться, проводят ликбез относительно гигиены, и только потом ты можешь свободно проехать в метро, в чудовищной грязи. А встречает солдат с ружьём, который на тебя смотрит из-за таких вот мешков с песком.

Я спросил: "У вас всегда так?"

Он говорит: "Нет, было хуже, было два. Сейчас у нас потепление".

- "А кого они ищут?"

- "Да разные бывают. Не поймёшь, они все чёрные"

На самом деле у европейцев действительно такое представление, что есть белый рай, жёлтое чистилище и чёрный ад. Просто с точки зрения расовой. Поэтому, географические зоны, они так и делятся: первый мир, второй. Мы попадаем во второй, как бы мир, и третий мир.

Так вот. Эта телеология является основой западноевропейского расизма, западноевропейской культуры. Они рассматривают свой мир, как телеологический мир. Поэтому и свои права человека они искренне считают универсальными. Свою рыночную, либеральную, демократическую, системы считают абсолютными, потому что это конец, это пик. Они при этом говорят, что может быть ещё лучше, но у нас. Мы может, ещё что-то придумаем завтра. Вот, мы же придумали, вот не было раньше браков гомосексуалистов, теперь есть. Прогресс налицо. Но это не конец, ещё можно двигаться дальше в этом направлении, и новые взять рубежи прав человека в перспективе. Поэтому, не успокаивайтесь, не останавливайтесь, у вас ещё много чему есть у нас поучиться.

Соответственно, вот какова западная модель, и все модели международных отношений строятся исходя из этого принципа. Они телеологичны. Они направлены исторически к тому, что все общества развиваются только в одном направлении. И все общества тяготеют к тому, чтобы быть в центре, чтобы прорваться к центру, чтобы попасть в первый мир, а не остаться на периферии. То есть, движение: от прошлого к будущему, от периферии к центру. И соответственно, западноевропейская культура приобретает характер универсальный. Потому что она является смыслом и логикой истории, что история направлена к ней. Это светлое будущее и светлое настоящее, которое уж намного светлее вчерашних сумерек, которые до сих пор ещё окутывают значительную часть мира, в том числе и нашу страну.

Поэтому, как только мы признаём, что эта телеология действенна, то мы, даже если мы реалисты, у нас остаётся только одна, смотрите какая программа, если мы реалисты, и соответственно они либералы.

Мы говорим, Россия должна быть сильной, мощной, развивающейся державой. Для чего? Для того, чтобы стать похожей на Запад, стать такой же как Запад, войти из второго мира в первый мир, примкнуть к этому технологическому ядру. Но для этого надо соблюдать права человека, надо построить демократическое общество, и сделать не коррупционную рыночную систему. То есть, реализм в нашем случае даст по большому счёту ту же самую расистскую западноцентричную картину, которая нас немножко раздражает, когда она противопоставлена против нас. И когда нам говорят, что вы коллеги принадлежите ко второму миру, вы являетесь не полноценными, вчерашними, у вас не соблюдаются права человека, нас это раздражает не только потому, что это против нас направлено (мы получаемся плохими), но, наверное, раздражает, что есть основания такие. Соответственно, мы хотим исправить эти основания, но только войти в этот благой мир, к этому телосу, к этому историческому горизонту, Россия должна двинуться самостоятельно, считают реалисты.

А либералы говорят - да не важно, самостоятельно, не самостоятельно, демократии друг с другом не воюют, пилим ракеты, быстрей-быстрей пилим ракеты, опускаем все народы куда подальше, свободу Северному Кавказу. Соответственно, их программа понятна.

Но и программа реалистов не далеко ушла. Да, они будут с ними спорить относительно того, что надо сохранить суверенитет. Что Россия должна перестать быть страной второго мира и стать полноценным участником первого мира, для того, чтобы вырваться из состояния полупериферии, из чистилища в рай. В какой рай? В европейский рай.

Поэтому путинская модель великой Европы от Лиссабона до Владивостока, это действительно реалистская перспектива, он искренний реалист. Он ничего против европейской интеграции не имеет, но он хочет, чтобы Россия тоже была частью этой европейской интеграции, а не местом для хранения ядерных отходов, как считает Хакамада и наши либералы. Разделение труда. Люди первого мира могут быть без ядерных отходов. Люди второго пусть поживут в ядерных отходах, а либералы к этому времени уедут на Запад и будут там спокойно жить. Это наши либералы. С ними более-менее понятно.

Но наши реалисты, которых ещё нет, в теоретическом смысле, я объясню почему, потому что нас не пускают сознательно в этом направлении, но я думаю, эту блокаду мы прорвём. И вот, что мы получим в результате, когда сложится эта реалистская парадигма международных отношений на научном уровне. После того, как мы выйдем из гипноза внешнего управления и вот этого санитарного кордона на развитие собственной интеллектуальной элиты.

Мы получим российских реалистов, которые будут признавать телеологию запада, будут расистами, такими же, как западные, будут относиться к собственным гражданам, и особенно к гражданам Востока, как к недогражданам, которых надо мобилизовать, развивать, технологизировать. Кавказ, где существует традиционная система отношений, надо разрушить их связи коренные между собой, культурные, надо создать там казино, оффшорные зоны и превратить в такую, как остальную Россию.

А остальную Россию постепенно превратить в то же, чем является восточная Европа, а это нынешняя помойка западной Европы. Такой как бы пригород западной Европы, от которой сами восточноевропейцы уже начинают стонать, потому что они уже чувствуют себя, в свою очередь, уже будучи в Евросоюзе, людьми второго сорта. Такими их считают. Вот Хостел достаточно посмотреть. Смотрели фильм Хостел? То как западные люди видят восточную Европу. Вот эти грязные плюющиеся дети, которые с бритвой нападают на туристов. И, соответственно, вот Хостел такой, это Восточная Европа в глазах Запада.

А мы хотим в перспективе стать таким недохостелом. Брат-2, например, даёт такую картину. Это уже мы там видим вообще какое-то восстание против всей мировой системы. Уже многополярность такую, русскую миссию, что мы вообще всё перевернём. Но они нас видят приблизительно такими, немытыми братками, которые захватили всё и вообще никаких правил не соблюдают. Даже тех, которые вот эти садо-мазо-криминалитет восточной Европы. Совсем такой недохостел. Тут в глазах среднего европейца такова Россия современная. Поэтому они говорят "Путин, коррупция". Они никогда здесь не были. И не знают, что такое коррупция. Для них это очевидно, что у Путина должен быть символ коррупция, потому что, там дальше, где кончается Хостел, там такое начинается: дикая Тартария дальше, они говорят. На картах у них там помечено. А здесь царство короля Иоанна, здесь волки, людоеды, мордва живёт и всё уже как бы, мир закончен. Как у Птолемея там дальше уже мифические существа, против которых Александр Македонский строил железную стену. Это мы с вами.

И что хотят реалисты? Эти гипотетически, если осмысленно. Они хотят вот как бы измениться, хотят улучшиться, хотят модернизироваться и хотят попасть на праздник сеньоров на самом деле. И хотят, как варвары, которые захватили Рим, они хотят стать римлянами, христианами и так далее. Так вот наши российские варвары (реалисты) хотят достойным образом отстоять свою правоту и с помощью газа и нефти, их варварских методов.

Интересно, греки считали, что у богов есть кровь. Называлась она ихор по-гречески. Она такого фиолетового цвета, огненная кровь богов, и есть она у Титанов. Так вот, ихор титанов, или кровь титанов, это с их точки зрения была нафт, горящая чёрная жила земли, это нефть. То есть на самом деле наша страна, она титаническая, грубая, из ада, которая питается нефтью. Наша экономика основана на крови титанов, ихор. Мы её экспортируем и пытаемся заставить такую чистенькую, чистоплюйную Европу, как-то вот с нами считаться такими грубыми газовыми вентилями, газом, ихором. Такая титаническая страна на периферии мира.

Вот приблизительно, почему с точки зрения теории многополярности, с точки зрения антропологического плюрализма, не приемлем реализм в национальной модели. Потому что он на самом деле есть не что иное, как один из форматов, одно из лиц западноцентричной телеологии. По сути дела это та же расистская модель, только которую мы хотим применить к нам более достойно, чем либералы. И на этом основании, теоретически, можно было бы построить диалог и консенсус российских либералов и российских реалистов. Потому что, по сути дела, целью и мерилом для них была одна и та же, и была бы одна и та же западная модель в качестве нормативной. То есть, они и те и другие, признавая международные отношения, они признавали бы расистскую телеологию западного общества.

А что предлагает теория многополярного мира?

Она предлагает рассмотреть эту модель плюрально. То есть, каким образом? Она предлагает отказаться от глобальной телеологии, и сказать, что каждое общество имеет свою собственную нормативную систему. Нет единого времени, которое течёт в сторону современности. В одном обществе время течёт, как на Западе. А в другом время течёт по-другому. А в некоторых обществах нет времени вообще, как мы видели.

В одних случаях пространство сконфигурировано центр – периферия, а в других обществах оно равномерно распределено между многими центрами. То есть, мы имеем дело с плюрализмом в историческом смысле, то есть, например, прогресса. В частности социолог Питирим Сорокин, наверное, вы его изучали, это очень интересный, очень глубокий автор, в своей фундаментальной работе "Социально-культурная динамика" базовой его работе, его труд жизни, он показывает, что никакого прогресса не существует. В данном случае он выступает как носитель многополярной социологии, потому что, он говорит, что ни по одному параметру, ни одно общество, никогда не развивается только в положительном смысле. Какие-то стороны укрепляются, но какие-то параллельно теряются.

- Больше технологического развития – меньше морального.

- Больше морального, духовного – меньше какого-то рационального.

- Больше рационального – меньше нравственного, альтруистического.

То есть, все типы обществ представляют собой относительный прогресс в одном направлении и относительный регресс в другом. Причём, иногда эти вещи меняются. И никоим образом нельзя сказать, что все общества идут к одной цели и что они на каждом этапе, в последующем лучше, чем в предыдущем. В чём-то лучше, а в чём-то хуже, показывает Сорокин. Дальше он говорит, что существуют лишь флуктуации. Существует три типа обществ, сейчас не буду в это вдаваться.

Основная идея Сорокина в том, что прогресса нет, что социального прогресса нет, и время в каждом конкретном обществе течёт в разном направлении с разным ритмом, в разных циклах и поэтому нельзя сравнивать, золотой век одного общества с железным веком другого. Золотой век одного общества надо сравнивать с железным веком того же самого общества.

И Ницше об этом говорил кстати, очень глубокое замечание относительно того, что добродетели и грехи в человеке растут из одного и того же корня. То есть, в одном случае, тот же импульс, та же сила, она приобретает характер добродетели, а в другом случае… Например, любовь, в одном случае она добродетель, в другом случае она становится грехом. Если она не контролируема, если она безгранична, ни ни на что не направлена. Или, наоборот, в каком-то смысле холодность может быть и добродетелью и грехом. Холодность сдерживает какие-то животные стремления человека, наоборот показывает его рациональным, способным управлять собой. В другом случае он оказывается безразличным и не сочувственным к другому человеку, к другому человеческому существу, а один и тот же корень.

Точно так же, что в каждой цивилизации существуют свои плюсы и свои минусы. Есть норма, то есть, то к чему стремятся представители каждого общества от дикарского, варварского или цивилизованного и есть наоборот отклонения от этой нормы. Есть плюсы и минусы, конечно. И есть стремления, телосы, то есть, стремления к некой цели в каждом обществе. Но, как только мы внимательно, антропологически начинаем изучать эти общества, мы понимаем, что телеология может быть сконфигурирована самым разным образом. То есть, в одном случае, эта цель одна в другом другая. В одном случае время и пространство одни и это общество находится внутри этого времени и пространства, своего времени и своего пространства в одной точке. А в другое – совершенно в другой. И они идут-то в разные стороны. Можно теперь сказать, что цикл является универсальным законом. Но и цикл не является универсальным законом, потому что, одни общества цикличны, а другие нет.

И в этом отношении понимание антропологических культур, вариативности, плюральности культур этих обществ, приводит нас к идее, что человечество по-настоящему многообразно. Эта многообразность не может быть иерархиезирована и помещена в единую универсальную таксономию, которая рано или поздно, так или иначе, приведёт нас только к одному: е расизму. А значит, к гегемонии, а значит к оправданию насилия, а значит, к поучению и навязыванию одним того, что хотят от них другие. То есть, по сути дела к эксплуатации и воли к власти. И если какие-то общества действительно являются, ну такими фанатами воли к власти, это западноевропейское общество. Оно действительно построено вокруг этой вертикали. Даже это теория многополярного мира принимает.

Ну, хорошо, мы имеем дело с расистами.

Ну, хорошо, западноевропейская культура, она принципиально выстроена вокруг воли к власти.

Но только поймём это и скажем - пожалуйста, мы имеем дело с агрессивным евроамериканским маньяком. Да, НАТО, это серьёзно, будут бомбить, будут насиловать, будут сапогами стучать, будут врать, будут подавлять. И это прекрасно, если вы согласны оказаться в роли жертвы. Прекрасно. Или если вы надеетесь послужить этой вот страшной маниакальной системе в её рядах - тоже прекрасно. Можете это выбрать? Можете.

И вот здесь, смотрите, теория многополярного мира не стремится что-то отвергнуть. Она говорит, да, есть такая культура. Но когда она говорит, что это зайчики, что там такая культура, что это дед мороз прилетел и принёс нам гуманитарные бомбардировки с собой, и что на головы иракских женщин, стариков и детей, или ливийских, или сирийских, сербских, сыпятся сейчас праздничные подарки, а не шариковые бомбы. Ну, извините, вот это не правильно.

Просто бомба, так бомба. Убиваешь, маньяк – понятно. Жёсткий, хочешь подавить, то есть, империалист, колонизатор. Запад, ты такой? Ну что ж будем иметь дело с тобой таким, будем уже думать. Но тогда мы просто хотим. Ты имеешь право быть таким. Любое общество имеет право быть каким угодно. Если запад считает, что телеология – это правильно, то можно принять это как западную идею. Не значит, что мы должны отказаться от западной культуры, но мы просто должны поместить её в свой контекст, и сказать, что вопрос о принятии или не принятии этого импульса Запада, этой западной теологии, этого западного универсализма является свободным. То есть, мы можем его принять, а можем его отвергнуть. И отвергнуть мы имеем полное абсолютное право. Провозгласив, например, что китайская культура равноценна и китайское общество равнозначно западному, или российское евразийское, православное, или исламское, или индийское. И если индусам нравится жечь шины, мне например, страшно за них, но это их право. Вот сидят и жгут шины и всё, больше ничего не делают. Ну, значит, они так хотят, в конце концов. Кто я такой, чтобы за эту великую культуру, которая жжет шины, там миллиард на самом деле, и они всё плодятся. Ну, это ладно.

Я, как западный человек, я, как расист на самом деле так рассуждаю - это не правильно. Надо переучиться. Мне ужасно, я не понимаю, что там происходит, что они бедные там творят. Но на самом деле, они понимают, наверное, надеюсь. Вот. Но, во всяком случае, это не моё дело. Просто что-то делают своё.

Я не говорю, что мы должны быть такими как Панарель, который "о, бабочка пролетела, какая замечательная, вот ящерка пронеслась" (из "Дети капитана Гранта"). Ничего подобного. Бывают жестокие виды среди этих культур, цивилизаций. Или очень глупые, или очень жестокие, или очень активные, агрессивные, неприятные. Я не думаю, что вот исламская культура с их пониманием, так уж сопрягается с христианской.

А кому-то наша христианская культура тоже покажется совершенно нелепой, ненужной и непривлекательной. А мне вот сложно представить такого человека, потому что мы сами продукты православной русской культуры. Нам кажется, что все должны просто говорить: "Ну, вы знаете, они настоящие молодцы. Они покрышек не жгут, головы не режут, колонизацией не занимаются. Уж эти-то просто хорошие". Но это нам так кажется. А кому-то, смотрят на нас, на русских, и думают: "Какой ужас". Трудно себя поставить в их позицию. Но Ницше же писал фразу: "Говорят, что плохие народы песен не сочиняют. Почему же они есть у русских?" То есть, на самом деле где-то есть и такой на нас взгляд. Он неожиданный, непривычный, но возможный.

На самом деле, важно в такой теории антропологической модели международных отношений, просто допускать возможность разнообразия, в котором мы не понимаем, и разнообразия, которое нас тревожит и шокирует, и которое нас даже задевает. Но, если это слишком задевает, в теории многополярного мира всегда можно дать ответ, попросить не задевать, ну, с помощью ядерного оружия. Сохранили, не распилили ракеты. Когда нас слишком уж что-то будет задевать, мы говорим: "Друзья, мы ещё не всё распилили. Вот у нас две шахты. Вы не могли бы там прекратить. Нам не очень нравятся ваши ПРО у наших границ. Ну, поставьте подальше куда-нибудь к себе, в Канаду поставьте, подальше от нас, от греха. Вот".

Если ракеты есть, то мы способны эту цивилизацию защитить. Если экономическая мощь, как у Китая есть, то и ракеты появятся. И Китай защищает свою собственную идентичность цивилизационную. И, в общем-то, настаивает постепенно на том, что, как бы ни обстояли дела с правами человека в Китае, считаться с этой страной, с её мощью, необходимо. И все начинают считаться, потому что, тех же самых западных людей может остановить только противодействие одной воли на другую. Они хотят это захватить, а им это не дают. И если им по-настоящему не дадут, в конечном итоге они отступят. И телеологию свою оставят при себе. Колонизационное её распространение, оно будет ограничено западом, а уж у себя они пусть делают, что они хотят. Просто к другим вот пусть… Вот, у вас человек, у вас права, у вас всё прекрасно. Вот и занимайтесь, как вы понимаете человека, так и понимайте его права. Ваше европейское западное прекрасное дело.

Но как только вы пересекаете границу, я думаю, уже с Чехией, то уже ситуация начинает резко меняться, даже с Польшей. А уж там, за Брестом начинается совершенно другая антропологическая картина и другая правовая модель. Она совершенно отличается от западноевропейской, но это не значит, что она хуже. Она просто другая. Вот как мыслит другой, не иерархизируя его, не встраивая его в собственную иерархическую модель, - вот искусство построения теории многополярного мира. Вот идея равенства цивилизаций. Не то, что равенство формальное, а равенство быть самими собой, равенство создавать миры, создавать конструкции, создавать общества, создавать политические культурные системы, которые опирались бы на внутренний потенциал, на своё собственное время и своё собственное пространство. На свою собственную антропологическую социальную культурную, духовную модель. Не значит, что она будет хорошей. Даже не значит, что она нам самим будет в обществе нравиться.

Но на самом деле всё равно, и наши плюсы, и наши минусы, и наши недовольства и претензии к тому, как мы выражаем самих себя, и наши согласия с какими-то или не согласия с нашими внутренними движениями, - это наше дело. Вот смысл теории многополярного мира. Вот она чем отличается от всех остальных теорий международных отношений. Она рассматривает мир не расистски, она исходит из равенства и плюральности многообразия социальных систем и стремится придать этим социокультурным цивилизационным системам статус акторов, то есть превратить их в неких цивилизационных игроков, каждый из которых будет в рамках своего пространства создавать свои собственные цивилизационно ценностные поля.

- С этим связана идея китайского мира, идея организации тихоокеанского региона и значительно других областей мира в интересах Китая. Китай защищает не только свои интересы реалистские, но ещё и свою цивилизационную идентичность и с этим связаны очень многие аспекты Китая.

- С этим связано стремление исламского мира построить своё общество, на этом многие страны настаивают достаточно жёстко.

- С этим связана идея интеграции Евразийского Союза Путина сейчас вот как раз. Путинский реализм противостоит евразийскому, потому что с точки зрения реализма, гораздо лучше было ограничиться национальными интересами России и их жёстко сдерживать. И вот Евразийский Союз, это уже другое измерение, дополнительное к Путину, который уже другой аспект открывает. И возможно, они конфликтуют между собой: национальный реализм такой и евразийская интеграционность. Ну, это как раз покажет время.

Здесь самое интересное. Спор между евразийстами и реалистами наиболее интересен. Спор между сторонниками многополярного мира и такими националистическими эгоистами западного толка, то есть, национал-западниками. Вот это содержательная вещь. В то время, когда либерализм в наших условиях, мне кажется, конечно, должен быть немножко отстранён, отложен в сторону, потому что его слишком много, например. Как в некоторых этапах у нас было слишком много, например, социальной справедливости, в советское время. Настолько надоело, что слово "социализм" сейчас никто не произносит.

В последние годы слишком много либерализма и слишком много экономики. Это две вещи, когда экономисты могут оправдать всё. Когда мы с экономистами сидели, обсуждали, один говорит "Очевидно, что это выгодно". Другой с цифрами показывает таблицу, хороший крупный экономист, высокого уровня. А другой говорит: "Очевидно, что это не выгодно". То же самое действие - показывает ещё больше таблицу. Ну и что, мы разберёмся? Это просто форма такого гипноза: экономист пришёл с бумагами, всё просчитал, доказал всё, что угодно.

Поэтому, либерализма слишком много, а вот в международных отношениях нам, конечно, было бы интересно для России, и это уже проект на будущее: дебаты между сторонниками теории многополярного мира, цивилизационного подхода, и такими национально ориентированными реалистами. И те и другие за Россию, за то, чтобы мы были сильным государством. Но одни считают, что путь модернизации и движения на запад – неизбежный путь. А другие считают, что у России есть свой собственный русский евразийский путь и он ведёт просто в другую сторону. Не то, что быстрее или медленнее, а вообще в другом направлении.

Сама идея возможности развиваться в другом направлении, или по-немецки Sondere Weg (особый путь), это как раз то, на чём настаивает теория многополярного мира, и чем она принципиально отличается от всех остальных моделей международных отношений.

Всё. Благодарю.

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Александр Дугин
В этом году Запад ожидают революции
Западный обыватель — главная опора грядущего восстания
18.01.2024
«Мы солдаты вечности»
Возвращение к Богу – это не возвращение к прошлому, это возвращение к вечному
24.11.2023
Все статьи Александр Дугин
Генассамблея ООН по Украине
Гремучая смесь безволия и апатии
Россия отмахивается от обвинений, вместо того, чтобы предъявлять свои требования
10.01.2023
Победа любой ценой
Поражение обойдётся дороже
17.11.2022
Распад НАТО был бы идеальным вариантом
Есть большая опасность эскалации и расширения конфликта на Украине, но если будет окончательно решен вопрос с Киевом, в структуре блока произойдут изменения
15.11.2022
Дмитрий Медведев: «Это похоже на начало агонии ООН»
Генассамблея всемирной организации приняла проект резолюции о создании механизма, призванного выплатить ущерб Украине
15.11.2022
8 июля скончался Валерий Ганичев
«Наш патриотизм шел от Победы»: беседа с бывшим председателем Союза писателей России
08.07.2022
Все статьи темы
Последние комментарии
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от Владимир Николаев
29.03.2024 07:07
«Не только кощунственный, но и антигосударственный акт»
Новый комментарий от Александр Волков
29.03.2024 06:47
О красных и белых
Новый комментарий от Потомок подданных Императора Николая II
29.03.2024 00:26
Пикник на обочине Москвы
Новый комментарий от Vladislav
29.03.2024 00:17
Если всерьёз об Эдмунде Шклярском и о «Пикнике»
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 23:30
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Калужанин
28.03.2024 22:04
Молчать нельзя осаживать
Новый комментарий от Александр Тимофеев
28.03.2024 21:09