Разбираю свои черновые госпитальные записи и привожу их в порядок. Порой месяцами руки не доходят, так что встречаются давние уже. Буду их потихоньку редактировать и выкладывать. Вот, сегодня добрался до 9 мая.
- - -
Игорь (командир)
…После обычного нашего (хоть и праздничного) обхода мы с милосердной сестричкой заглянули в реанимацию, поздравили персонал, и попросили разрешения пройти в палату. Здесь на единственной занятой койке лежал боец, которого я сразу узнал. В прошлый раз (то есть несколько дней назад) он находился в третьей палате (для «тяжелых») и сестрички заранее предупредили меня, что он хотел бы пообщаться со священником. Но когда я зашел в первый раз – ему было, очевидно, совсем худо и «не до меня». Как-то вокруг него суетились медсестры, что-то делали с ним, ставили какую-то срочную капельницу, а он с пепельно-серым лицом морщился от боли, не открывая глаз, так что мне стало понятно, что сейчас не до разговоров. А когда я зашел позже – он уже спал, и я не стал его будить.
И вот – в этот раз я его увидел в реанимационной палате. Но общее состояние его, судя по всему, было лучше и выглядел он бодрее, и даже как будто радостно. В момент, когда мы вошли он бойко общался с какой-то женщиной в белом халате, накинутом на плечи поверх гражданской одежды, которая сидела на краю его койки (как оказалось позже – это была его жена).
Боец нас поприветствовал, мы его поздравили… что-то я сказал обычное о Дне Победы и как-то… не помню именно как, перешли мы к той теме, что молодежь, дети, безусловно должны принимать участие в том, что происходит важного в стране и вот я, между прочим и даже довольно горячо заметил, что надо бы, мол, их собирать… а, вспомнил что там было… сестричка наша рассказала, что был концерт в госпитале… и вот – две девочки, школьницы старших классов, пройдя по палатам и увидев молодых ребят, практически своих ровесников без рук и без ног, в окровавленных бинтах… попросту разрыдались и не могли успокоиться, так что нашим сестричкам пришлось их отпаивать. И вот я на это сказал что то и хорошо, и замечательно, что они реально почувствовали и поняли и прониклись важностью и драматизмом происходящего… не остались в стороне… И вот тут я припомнил, что нас в детстве не жалели, а когда вышел документальный сериал о великой Отечественной войне, много там было прямо шокирующего и как сейчас говорят «травмирующего» для детской психики, но родители нас не жалели, а мы всей семьей сидели у экрана по вечерам и серия за серией смотрели этот трудный и во многом тяжелый фильм...
И вот я высказал мысль, что мы «жалеем» нынешних детей, «бережем» их от каких-то тягостных сцен и от какой-то «травмирующей правды, относящейся (к нашей общей жизни и к нынешней войне) именно к общей жизни отечества и к нынешней войне… а они – в результате во многом растут равнодушными эгоистами, которых интересует только их персона… и развлечения… и пустое времяпрепровождение… чему содействуют все эти нынешние «учителя» - то есть гаджеты, а, шире сказать, интернет с его «подростковым» зачастую растлевающим во всех смыслах контентом.
Вот почему я и сказал в какой-то момент может быть даже резковато, что вот, мол, - надо собирать по школам группы и прямо в рабочем порядке, чуть ни «насильно» приводить сюда и показывать…
На это неожиданно, но довольно уверенно, Игорь возразил:
- Нет, не надо… Заставлять не надо, это всё не работает. Вот я своим (то есть детям, как я понял) тоже пытался что-то объяснять и в какой-то момент понял, что всё – стена…
Я сразу догадался, о чем он говорит, потому что сам еще относительно недавно воспитывал дочерей подросткового возраста и знал на опыте какое это непростое дело. С сожалением, я во многом должен был согласиться с Игорем, но добавил, что и молчать нам ни в коем случае нельзя. Потому что если молчим мы, то говорят другие, и говорят напористо и настырно, проповедуя и навязывая нашим детям понятия и мечты, пожелания… образ жизни, прямо противоположный и противный тому, что мы, как родители, хотели бы видеть.
Здесь Игорь со мной согласился и вдруг неожиданно попросил всех, кроме меня выйти, желая поговорить, что называется, «по душам».
Я подошел к кровати, присел рядом на стул, и мы начали нашу беседу. Вернее, говорил в основном Игорь, а я большей частью, слушал, иногда отвечал на его вопросы или задавал уточняющие – свои.
Сразу опишу кратко его внешность. Он седоват, но видно, что лет на пятнадцать младше меня, причем волосы на макушке, собраны в небольшой пучок, как это принято сейчас у относительно молодых еще людей. На шее у него множество всего висит, ну уж точно я заметил – крест православный, конечно, воинский жетон, кажется еще образок какой-то…
Я сразу спросил – крещён ли он.
- Крещен и в храме бываю… ну, то есть дома, понятно, пока такая возможность была…
У него перемотаны бинтами кисти рук, и, более основательно – ноги. Под одной из ступней виднеется гипсовая «подложка», но аппарата Илизарова нет, а главное – ноги на месте, что уже само по себе (по сравнению с тем, что приходится видеть в госпитале) большая «удача». К слову, выше колена на правой ноге у него белеет давний широкий шрам, так что я подумал, что боец в самом деле, что называется «бывалый».
Так оно и оказалось.
Сварог
- Я вот о чем, если честно, в первую очередь, хотел рассказать, батюшка, - начал боец, - что на душе… Я командир роты…
- Простите, что перебиваю, но я человек гражданский, даже не служил никогда и все время путаюсь, рота – это сколько…
- Ну, по комплекту где-то сто пятьдесят человек, но у меня в подчинении было по факту человек сорок…
- А направление какое – херсонское?
- Нет, мы на Кинбурнской косе стоим….
- А-а, - понял я, потому то хоть и очень приблизительно знаю где это, но отчасти наслышан о наших крымских – стоящих там и отбивающих новые и новые попытки десанта украинцев с другого берега Днепра.
-Так точно. Я вам объясню примерно, без подробностей, понятное дело…
В руке Игоря оказывается телефон, он открывает спутниковую карту и показывает, увеличивая, окончание кинбурнской косы, проводит для меня небольшую «экскурсию»:
- Ну, вот здесь Днепр впадает в Черное море. На той стороне – хохлы, а здесь – наши позиции. Понятно, как везде есть «передок», куда еще нужно суметь добраться, а есть относительный тыл…
- А правда, вот говорят, - уточняю я, - что у «той» стороны преимущество в воздухе… ну, то есть не в авиации, а в коптерах…
- Да, так всё и есть, там, отец, небо, ну… чтобы ты понял… вот, мне нужно было к своим ребятам добраться… Там ближе к берегу есть такое село – Покровское… понятно, что всё раздолбано уже в хлам, но в каких-то щелях, погребах, подвалах, всё равно бойцы сидят, окапываются, выполняют задачи… так вот, я до своих бойцов, которые были от меня в трех сотнях метров, не мог добраться однажды пять часов… ты только подумай отец, пять часов триста метров не мог пройти, потому что в воздухе непрестанно кто-то висит и не один дрон, а… всё что хочешь, вернее, не хочешь: и разведчики всех мастей (это в первую очередь), и ЭфПиВи дроны, то есть условно говоря, камикадзе, те что «в один конец летят», и многоразовые со сбросами, начиная с мелких и заканчивая пресловутой «Бабой Ягой», которая может и противотанковую мину притащить и тогда – просто кердык всем, без вариантов, или может нести шесть противопехотных мин, например, нашего, советского калибра – восемьдесят второго. И сбрасывать она их может поочередно. В общем – небо занято плотно и это-то основная проблема.
А эвакуация отец… чтобы ты понял, это очень опасная вещь… ну вот, по факту – я съездил с братишкой за ранеными и что… он «двухсотый», я – «трехсотый»… Я ведь об этом, собственно, и хотел рассказать.
Ну так вот… запросили у нас эвакуацию… то есть два бойца, с передка (с блиндажа) по рации… вроде как близкий прилет где-то был, и контузия… и вот один говорит, что его тошнит, а второй – что у него из уха кровь идет. И я… во надо же было мне к опыту своему прислушаться… ну чувствовал я, что страх в голосе есть… а уверенности в словах – нет. Но вот, решил посоветоваться с врачом нашим… Женя, позывной Сварог. Описал ему симптомы, говорю: что скажешь. А он: ну, тот которого тошнит, как-то меньше меня беспокоит, а вот тот, у которого кровь из уха идет… не знаю… мне его посмотреть надо…
А я вот как чувствовал что-то, вот чувствую, что не надо бы нам ехать… но вот, послушал его… Женьку, то есть… Ладно, говорю, давай по серому (то есть вечером, перед закатом), поедем. Ну, так и сделали. Поехали вдвоем на квадроцикле. И вот еще, чего совесть мучает… я, понимаешь, как командир должен был уточнить – есть «Баба Яга» на позиции… зашла или нет… Была такая возможность, но я не узнал… и мы поехали. И вот – до траншеи доехали, а до блиндажа нет еще и слышу – летит. Оставили квадроцикл, в окоп быстро спрыгнули… и слышим – всё ближе коптер… а там, в каждом окопе есть таки ответвления (ячейки) (тут он назвал как-то специальным словом («Лисья нора»)… ну тупики такие, откуда бойцы стреляют… и вот, мы оба туда забились, присели, но слышим что коптер всё ближе… а тут уже, если засекли, хоть день, хоть ночь – разницы нет… потому что инфракрасная камера тебя видит по любому. Ну вот и вся тебе история… вот когда молиться начинаешь… И вот – я «Отче наш» про себя читаю, я всегда в таких случаях так поступаю… а Сварог, слышу – вслух молится… и… как сказать… по православному… то есть ты понимаешь… у него позывной такой… я думал, может, язычник там какой-нибудь, сам знаешь, сколько сейчас дерьма этого… но неудобно как-то расспрашивать… А тут слышу – молится вслух и так… ну, сам понимаешь, как в обычных обстоятельствах люди не молятся. Но, слышим – всё ближе и ближе… в землю вжались, молимся… Ну и скинули на нас, где-то рядом грохнуло… Я когда очнулся, естественно, - к Сварогу… но он уже кончался… Понятно, что я что мог сделал, вколол ему обезбол, перевязал рану, но он минуты через две умер… Мне потом уже… позже врачи объяснили, что осколок сломал ему два ребра и пробил легкое… а в легком вроде как нет нервных окончаний, так что он относительно легко умер… Ну вот и всё… Теперь уже нам пришлось запрашивать эвакуацию. И ребята… спасибо им, приехали, забрали уже и нас и тех, двоих…
- Так и что у них оказалось?
- Ну у того, которого тошнило – вообще ничего, то есть по факту прошло всё, а у того что «кровь из уха шла»… ему, оказывается, просто мочку посекло… мочку, ты понимаешь… а Жени нет. Вот я и думаю теперь, что я как командир, не досмотрел…
- Может, оно и так… - ответил я Игорю, - и совесть свою надо, конечно слушать… Раз есть чувство вины, надо и каяться… Но всё-таки не надо думать, что всё вот исключительно по твоей вине случилось… Да и не в вине одной дело… Есть промысел Божий о каждом человек… и Промысел этот бывает ох как далек от нашего представления о хорошем и полезном… Вот ты мучаешь себя, коришь за то, что как командир не всё предусмотрел… а с другой стороны, смотри… Женя этот, как я понимаю, крещеный был…
- Да, крещеный я раньше спрашивал у него.
- Ну вот… а то, что позывной у него такой… странный… Ну да, может быть он и увлекся дребеденью этой неоязыческой… но, может быть и не вполне еще серьезно… знаешь, как молодости бывает. И вот, представь себе, Господь, желая спасения этого человека в вечности – забрал его, может быть, в том момент, когда он во-первых, исполнял в полном смысле этого слова свой долг… ведь он мог сказать: да ладно, что там… ну подумаешь кровь идет… завтра свяжемся, посмотрим какая динамика будет… нет, он, понимаешь ты, осознавая что рискует жизнью, не только вызвался, но и настоял на том, чтобы просмотреть этого бойца. Это первое. А второе – это то, как он молился перед смертью… Знаешь, как Господь говорит: «В чем застану, в том и сужу». И вот, кто из нас знает… но можно предположить, что тот момент, момент перед смертью, - это был самый откровенный и искренний момент его веры… его всецелого предания себя в руки Божии… его покаяния и надежды… И вот – Господь его в этот момент забрал от земной жизни в вечность. И мы можем надеяться, что душа его сподобится спасения неведомыми путями Господними…
Ну и третье… Какие бы ни были трудные, горькие события… всегда они складываются из множества обстоятельств, волей людей и их вин, а, прежде всего, все это управляется, опять же, Промыслом Божиим. Так что еще и еще раз… Молимся о упокоении раба Божия Евгения… каемся в чем совесть обличает… но не надо что называется «всё брать на себя». То есть доверять больше Богу, с самоукорением, конечно, но и со смирением предавать себя в руки Божии…
- - -
Продолжение следует.
