Прогресс? Какой прогресс?
Это слово должно быть удалено
из официальной терминологии.
Николай I
Государственная Дума в первом чтении поддержала законопроект, направленный на борьбу с англицизмами. Он содержит запрет иностранных слов в коммерческих обозначениях. В самом деле, почему sale, а не распродажа, почему байер, а не закупщик, почему ритейл, а не розница?
Уверена: закон будет принят почти единогласно.
Уверена я и в том, что существенного воздействия на нашу речевую практику он не окажет; ну, заменят кое-где вывески, а смесь нью-йоркского с нижегородским - останется. По двум причинам: во-первых, закон воздействует на следствие, а не на причину явления. Во-вторых, законодатели пытаются исправлять законом то, что коренится в нравах, а это, как завещала Екатерина II в своём знаменитом «Наказе», к успеху не ведёт. (Изначально это мысль Монтескье, которого Государыня очень ценила).
В чём же причина? Почему мы используем английские слова не только там, где их трудно заменить, но и там, где заменить очень просто. Мало того, именно английские слова в некоторый момент стали заменой общеизвестных русских слов. Почему помянутая выше и существовавшая от века розница в какой-то момент стала ритейлом?
Причина проста и малопочтенна: наше умственное лакейство и низкопоклонство.
Въевшаяся в поры, нерассуждающая уверенность в том, что мы – убогие, недоделанные, глубоко провинциальные по сравнению с ними – центровыми, богатыми, могучими и велемудрыми. Мы по-прежнему смотрим снизу вверх на носителей «великого и могучего» американского языка и силимся хоть с какого-нибудь боку к ним приложиться. Хотя бы тогда, когда говорим по-русски: по-английски-то редко кто из наших прилично говорит, несмотря на гигантскую суету, связанную с обучением этому языку. Наверное, так глядел на белого сахиба житель колониальной империи, так смотрит горничная на барыню, стараясь перенять какие-нибудь её ухватки и замашки.
Может, мы и сами не отдаём себе отчёта в этом убогом низкопоклонстве, но язык – великий проявитель, он почасту обнаруживает то, что говорящий прячет даже от самого себя. Фраза Сократа: «Говори, чтоб я тебя увидел», - не зря живёт в веках. Помню, в 90-е годы модные девушки вдруг начали говорить по-русски словно бы с иностранным акцентом. Тогда образцом и идеалом был «American boy», его язык и нравы, и очень хотелось хоть капельку, хоть акцентом, на него походить.
Вы не согласны, вы возражаете? Нельзя делать далеко идущие выводы из каких-то там слов и прононса модных дурочек? На самом деле – можно. Язык имеет не только коммуникативную, но и кумулятивную, т.е. накопительную функцию: он, в каждом своём слове, накопитель культуры, знаний, представлений, чувств. Так вот все эти «ритейлы» – это накопители убожества, лакейства и низкопоклонства.
Вы заметили, что в современном обиходном языке простое и кондовое обычно обозначается русским синонимом, а престижно-изысканное – английским? Например, устарелые тётки, живущие в панельках, готовя свой убогий ужин на своих устарелых кухоньках, смешивают продукты, а шеф из модного ресторана или креативный дизайнер, составляющий актуальную капсульную коллекцию, предметы своего труда - миксует. Кстати, о панельках: в них проживают жильцы, а в элитных ЖК – резиденты. Самоделка – это убого, а хендмейд – престижно.
Часто говорят: у нас очень мало своего, всё по большей части заимствованное, привозное – идеи, техника, наука. Вот и слова заимствуем. К сожалению, в этом много правды. Но далеко не вся правда: русская наука и русская техника в критических условиях показывает себя вовсе не плохо, а вполне даже хорошо, сколько её ни топтали и ни разваливали. Война, идущая сейчас, свидетельствует именно об этом. А война – это наилучший проявитель научно-технологического уровня народа. Но и это не всё. Мы часто не знаем (потому что не хотим знать) русских экономистов, социологов, мыслителей. Спасибо В.Ю. Катасонову и Ю.М. Осипову с экономического факультета МГУ, которые приобщают нас к миру русской хозяйственно-экономической мысли.
Кстати, слышала я недавно и такие мысли: «Вот вломим мы той Европе по первое число – тогда и не будет всех этих «ритейлов», а будут нормальные русские слова». Это сказал мне знакомый донской казак.
В этом тоже есть доля истины. Однако всё не так прямолинейно и однозначно. После победы над Наполеоном русская знать вовсе не отказалась от французского языка и благоговения перед французами, просто за то, что они французы. Сергей Аксаков (автор знаменитой «Семейной хроники») писал в стихотворении по итогам войны 1812 года: «Рукою победя, мы рабствуем умами, / Клянем французов мы французскими словами».
Действительно, русское дворянство, воспитанное французскими учителями, в то время отменно выражалось по-французски: «французов – языком французским восхищая» (Аксаков). Наши теперешние англо- и америкоманы по-английски говорят обычно плоховато: не научились пока.
Нынешняя модная публика – это не «русские в 12-м году» - это скорее герои комедии Фонвизина «Бригадир», жившие почти за полвека до войны с Наполеоном. Они ещё не знают толком французского, но тужатся изо всех сил. Если б я была составительницей программы по литературе для средней школы, я бы вместо «Недоросля» поставила «Бригадира». Наши современные стильно-модно-актуальные граждане – это аккурат фонвизинский Иванушка, побывавший в Париже и навек ушибленный увиденным. «Тело мое родилося в России, это правда; однако дух мой принадлежал короне французской», - с незамутнённой сельской прямотой заявляет он.
Вот как выражаются герой и его дама сердца:
«он мне делает свой кур» (ухаживает).
«Как? Он мой риваль?» (соперник).
«Мериты (заслуги) должны быть всегда респектованы» (уважаемы).
Ну чем, скажите, не «байеры» и не «мерчандайзеры»? Они самые. И мы все - кто больше, кто меньше – коллективный Иванушка – простодушный деревенский парень, которому привелось побывать в Париже. Трудно сказать, какие науки постиг он в тогдашней «столице мира», но чему точно выучился – это презирать своих родителей, их веру, их образ жизни, о чём прямо и заявляет.
Откуда это взялось? Бациллу самоуничижения и низкопоклонства занёс в наш народный организм Пётр I. Он не просто учил перенимать технические и иные новинки, но и презирать свой собственный «отсталый» образ жизни и в конечном счёте самих себя. Об этом очень определённо сказал Карамзин: «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам?» («Записка о древней и новой России»)
Собственно, в заимствовании чего-то за границей, в преодолении отсталости и неумения – нет ничего страшного и необычного. Так происходит и в жизни народов, и в жизни отдельных людей. Все люди без исключения когда-то чего-то не умели, а потом учились и становились знатоками и умельцами, и превосходили учителей – самое обычное дело. Но здесь дело в презрении к себе самими, к русской жизни, русским обычаям и в суетливом стремлении заместить их иностранными.
Именно после Петра русский народ распался: высшие стали ощущаться как чужие, как иностранцы, они и говорили не по-русски. Это была огромная травма всего народного организма, от которой он, как мне кажется, не оправился и поныне. Стоит ему чуть ослабнуть – тут же самоуничижение и низкопоклонство расцветает пышным цветом. С каким мазохистским остервенением плевали в свою страну в приснопамятную «перестройку» и в «святые девяностые» все, кому не лень! Помню, был такой юморист Бильжо, изображавший психиатра. Он рассказывал по телевизору якобы про свою пациентку – больную Р. – нищую, оборванную сумасшедшую, которая в своих безумных галлюцинациях воображает себя чем-то значительным. И всем нравилось, народ смеялся: такая у нас Рашка-замарашка. Подобное умонастроение живёт и здравствует поныне. Самое прискорбное, что многие так думают «не по службе, а по душе». Кто состоит (или состоял) у Госдепа на окладе – это понятно, это их заработок, их бизнес. А вот кто от души… Я знаю одну симпатичную пожилую даму, богатую и по западным меркам, с хорошим домом в большом саду близ Москвы, с несколькими квартирами в Москве и «на югах» - так вот эта дама, заметив какое-нибудь неустройство жизни, всякий раз восклицает: «Ну что за страна такая!». Это её совершенно машинальная реакция.
Так что борьба с низкопоклонством – это дело на многие годы. Правильнее сказать не «борьба с низкопоклонством», а «воспитание национального достоинства и даже национальной гордости»: цели надо формулировать в положительной форме. Нам надо научиться думать о себе – хорошо. Разумеется, у всех – людей и целых народов - есть ошибки и недостатки, и о них надо прямо и открыто говорить и исправлять их. Самоуничижение – это не об ошибках, это другое, это некое универсальное неверие в себя, ощущение себя убогим и второсортным. Вот этого быть не должно.
Мне кажется, тут есть какой-то недостаток нашего национального характера: мы не умеем хвалить себя, гордиться собой, ценить свои достижения, говорить о них. Вот лично я – абсолютно не умею. Когда меня хвалят, я всегда испытываю неловкость и думаю, что либо он надо мной смеётся, либо ему что-то от меня надо. Это – неправильно. Надо ценить себя и свои достижения, уметь их презентовать и продвигать.
Этому умению было бы не вредно было поучиться… у французов. Вот уж кто обладает могучей верой в себя и умеет показать товар лицом! Французы уверены: всё, что есть у них – это замечательно. А чего нет – этого и не надо. И вообще, лучший, образцовый человек в мире – это француз. Перечитайте в «Войне и мире» эпизод, как французский капитан принял Пьера во французы за то, что тот спас его. Очень хорошо схвачен национальный характер – они и сегодня такие же.
Помню, когда моя компания возила в Париж в премиальную поездку лучших продавцов, произошёл такой курьёз. Гид показал нам зауряднейшую детскую площадку и торжественно объявил, что это-де только начало, а вообще-то муниципалитет принял решение сделать таких площадок много, во всех частях города. Наши тётушки с изумлением переглянулись, но все постеснялись сказать, что у нас дом не принимается в эксплуатацию без такой (и лучшей) площадки.
Не только французы такие мастера. И американцы умеют. Даже крыс нью-йоркского метро сумели превратить в туристический аттракцион: красят и продают. И никакого смущения. А мы вечно мнёмся, жмёмся, стесняемся и оправдываемся.
Такое отношение к себе не вредно и нам бы перенять. Тогда, как мне кажется, нам захочется говорить по-русски. А захочется – и слова найдутся. Наши слова, русские.
P.S. Недавно ехала в метро и прочитала на экране в какой-то рекламе: «Сплитуйте оплату на части!». Приехали. Дальше некуда.
Фото: Сергей Фадеичев/ТАСС
_1.jpg)
