13 сентября сего года интернет-издание «Южная служба новостей» (ЮСН) выпустило обзор с моим экспертным комментарием к одной остро насущной проблеме современной России, которую необходимо более активно, что называется, «продвигать в массы». Оппонировал мне доцент кафедры психологии и педагогики Корпоративного университета развития образования Анатолий Петренко, который выразил полное согласие с моей оценкой ситуации лишь по одной позиции – в том, что бывшие участники СВО совершенно разные. Поэтому, чтобы читатель более полно понял мою точку зрения, принято решение о публикации данного мной журналисту издания цельного, развернутого пояснения. Вступление взято в оригинале публикации, из открытого доступа.
СВО закончится. Рано или поздно, но мы победим, в этом нет сомнений. И тогда в нашу мирную жизнь вернуться те, кто эту мирную жизнь завоевывал. Из окопов, с ранениями, с жесткими взглядами на правду и ложь, терявшие друзей и уничтожавшие врагов. Их жизненный опыт на порядок больше нашего. То, через что они прошли, не дай Бог испытать никому. И вот уже сейчас встает вопрос – сможем ли мы помочь нашим фронтовикам? Остановимся на одном аспекте: трудоустройство ветеранов СВО. Не повторят ли они судьбу ветеранов Афганистана и Чечни? Чего ждать или не ждать от таких работников работодателям?
Пока военнослужащие воюют, государство всячески помогает и им, и их семьям. Высокие заработки, льготы, специальные фонды, наверное, все это покрывает риск потерять жизнь. А вот потом, когда бойцу присваивается статус ветерана и он возвращается домой, кто поддержит бывшего воина?
Президент Владимир Путин служил в силовых структурах, не понаслышке знает о «забытых» ветеранах. Для того, чтобы никогда более российские ветераны не были оставлены и забыты своей страной, Владимир Путин постановил учредить Фонд «Защитники Отечества». Фонд, цель которого – координировать оказание мер поддержки ветеранов СВО и их семей по всей стране. Более того, именно среди бывших воинов СВО президент Путин призвал формировать новую управленческую элиту страны.
«Безусловно, участники СВО – новая элита общества. Это люди выковали себе в боях крепость и силу духа, – вступает в разговор врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук Николай Каклюгин. – Но давайте не будем забывать, что участники СВО – разные. Есть люди, более укреплённые в вере, которые шли и идут на войну в зону Специальной военной операции добровольцами. Они понимают, что будут спасать Русский мир, отстаивать интересы Святой Руси. За идеи, за идеалы, за ценности, которые несёт в себе русский мир. Но там, за ленточкой, есть и другие. Скажем так, не такие крепкие духом. И попавшие на фронт совсем по другим причинам. В любом случае, к какой бы категории бывший боец не относился, при возвращении в мирную жизнь он должен получить помощь не только материальную, но и психологическую. Потому что есть такое явление, как ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство».
И далее предоставляю вниманию читателей полную, развернутую версию моего комментария по данному, становящемуся всё более актуальным, моменту, значимому как для родственников участников специальной военной операции, их самих и профильных специалистов, работающих с ними по возвращению с боевых действий и после ранений: центров занятости населения, социальных работников, психологов, клинических и общих, врачей-психотерапевтов и психологов-психотерапевтов, и в крайнем случае, в тяжелых случаях – психиатров. Прямая речь, поэтому без кавычек.
* * *
Наши воины в немалой части своей понимают, что они призваны спасать Русский мир, бороться за Русский мир, отстаивать интересы Русского мира, Святой Руси и за веру православную, за идеи, за идеалы, за ценности, которые несёт в себе Русский мир чисто, ясно, не извращённо. Они не те, что продвигают трансгендерные активисты, ЛГБТ-сообщество, запрещённое в России, и, слава Богу, не то, что транслировалось страшное на открытие летней Олимпиады во Франции, в Париже. Они за стабильность, крепкую традиционную семью, за большое количество деток, за укрепление государственного строя, чтобы государство заботилось о народе, а народ, соответственно, понимал, что государство должно быть именно в том виде, в котором оно может их поддержать. Это должно быть обоюдно.
В других случаях получается, что ребята идут на СВО не такие укреплённые. Кто-то закрыть кредиты, ипотеки – тот, кто набрал их очень много. Кто-то имеет проблемы с химическими зависимостями, с алкоголем, с наркотиками. А ведь сейчас стали в военкоматах даже иной раз закрывать на это глаза! Ну если только человек не состоит на учёте наркологическом и/или психиатрическом. И ведь он может там не состоять, но лечиться в частных наркологических клиниках, допустим, анонимно как-то не обращаться за помощью в государственную наркологическую службу или к психиатрам по месту жительства.
В итоге получается, что они попадают на фронт вот такими, какие есть, и сказать, что они крепкие, надёжные, верные сыны своего Отечества порой не всегда получается. Их непростое прошлое оставляет огромный отпечаток, след в судьбе, душе, в сознании. Здесь накладывается и посттравматическое стрессовое расстройство, ПТСР у бойцов и членов их семей, у раненых бойцов. Которыми, к сожалению, очень слабо занимаются соответствующие профильные подразделения Министерства обороны Российской Федерации.
Поэтому принципы войны в миру, на гражданке, конечно, не работают в мирном сообществе. Здесь принцип «если не ты, то тебя» уже не работает. И, конечно, здесь необходима работа по ресоциализации, по психологической и социальной адаптации, то есть максимально полноценному возвращению в социум участников боевых действий. Это актуально для любой страны, любого континента: и Африки, и Европы, и Северной с Южной Америки, где угодно – любой страны любого вооружённого конфликта, поскольку многим из них трудно, очень трудно встраиваться после пережитого, после полученного травматического опыта в социум.
То есть здесь абсолютно точно после возвращения воинов с боевых действий нужна профессиональным образом организованная командная работа. Она способна помочь только если будет проводиться в полном объёме, как нужно. В любом ином случае толку от каких-то отдельных судорожных действий, встреч не будет. После первичного осмотра, беседы, достижения раппорта, как говорят психологи, контакта с участником СВО, хорошо бы до принятия решения о трудоустройстве на то или иное вакантное место ему психодиагностику выполнить. Есть для этого определённые, валидные, утвержденные психологическим сообществом тесты. Они способны определить, выявить некие личностные искажения, акцентуации, расстройства: шизотипические расстройства или пограничные расстройства психики, например. Если появляются какие-то вопросы, можно их подкорректировать опять-таки за счёт, конечно, государства, а не частных каких-то волонтёрских мероприятий. Тогда, в принципе, безусловно, эти ребята достойны, могут, будут и должны возглавлять политическую, духовную культурную жизнь страны. Имеют на это полное право. И все мы будем только рады, если так будет происходить!
Ветераны СВО (участников боевых действий еще называют комбатанты, в рамках международного гуманитарного права они наделены особым юридическим статусом) могут на гражданке трудиться в отраслях, в принципе, в тех, в которых они работали в военных должностях. Это касается тех же инженеров-сапёров, специалистов по разминированию, что всегда будет актуально. Или, к примеру, специальность «взрывотехник». Или если человек работал по направлению, скажем, связанным с наведением фортификационных сооружений, мостов, временных мест для размещения, проживания. Инженер связи – это тоже востребованная сегодня в миру специальность. Да и в гражданских, частных или государственных структурах, компаниях военные врачи всегда будут востребованы. Их, к сожалению, сейчас огромный дефицит. Имею в виду профессиональные военные кадры. Ведь их опыт боевой уникальный, колоссальный по числу пролеченных пациентов, по скорости принятия решений, который может помочь на гражданке очень здорово, эффективно трудиться! Потребность именно военных врачей сейчас очень высока, нагрузка у тех, кто в армии, сейчас запредельная.
Поэтому, конечно, здесь сферы применения боевого опыта в мирных, гражданских профессиях могут быть самые разные. Это, кстати, и строительство, и те же самые какие-то бытовые сферы обслуживания промышленного оборудования, его ремонт. Если человек имеет стабильную психику, что нужно обязательно проверять психодиагностикой при трудоустройстве, то это и ЧОПы, частные охранные предприятия, и какие-то правоохранительные, силовые структуры, службы. Здесь, в принципе, всё может быть, если только человек проходит профориентацию и проходит определённые тесты, позволяющие быть уверенным в его степени агрессии и аутоагрессии, желании или, наоборот, нежелании нанести какой-то потенциально опасный ущерб, вред себе и своему окружению, в наличии или отсутствии у него суицидальных мыслей, склонности к самоубийству, периодически возникающим навязчивы мыслям об этом. Опять-таки то же самое посттравматическое стрессовое расстройство, которое достаточно легко диагностируется определёнными шкалами психологических тестов. Можно его увидеть и сразу начать понимать, что да, степень вот такая – реагируем и корректируем, но опять-таки, работа должна быть налажена профессионально, качественно, СИСТЕМНО! То есть не просто увидеть, зафиксировать и всё. А если уже вопрос идёт о трудоустройстве?! И это бремя должно, видимо, ложиться все-таки на государственные, городские, муниципальные центры занятости, а не на частные компании, коммерческие или бюджетные структуры, которые берут людей с опытом участия в боевых действиях на СВО и пытаются помочь им, трудоустроить. Частные рекрутинговые компании, так называемые «хедхантеры» (англ. Head hunter – дословно «охотник за головами») рекрутинговые агентства – будет не совсем правильно, если они будут это все проводить самостоятельно, весь отбор первичный на трудоустройство данного контингента. Должны быть на рынке таких услуг заранее представлены сведения о тех, кто прошёл определённую психологическую и врачебную проверку до начала поиска достойно оплачиваемой работы в негосударственных кадровых агентствах. Пока получается, по крайней мере о чем мне известно, что государство все-таки перекладывает это на плечи бизнеса, что не вполне корректно.
Отвечая на вопрос, есть ли какие-то вещи, которые должны знать работодатели при принятии решения о трудоустройстве ветерана СВО… Они должны понимать и степень ответственности за то, что они делают, какое решение принимают, осознавать степень значимости этого действия в отношении предоставления рабочих мест возвращающимся с места выполнения боевых задач участникам специальной военной операции. Нам необходимо четко понимать, что есть определённые риски, их не может не быть. Их можно обойти через вот такие психодиагностические тесты, о которых говорил выше. То есть должен быть на уровне профильных министерств и ведомств разработан, и утвержден на правительственном уровне перечень этих тестов, разработаны и приняты как руководство к действию всех государственных центров занятости и негосударственных рекрутинговых, кадровых агентств соответствующие методические рекомендации. Именно работа, прописанный алгоритм действий по ним, их психодиагностике позволит фильтровать степень готовности ветерана СВО к работе по тем или иным направлениям на гражданке. А также какую психокоррекционную, социальную работу нужно провести с ним, помочь ему адаптироваться в обществе до того, как приступить к выполнению должностных инструкций на новой работе. И в какой момент после проведенной работы с ним можно человека брать, остались ли еще какие-то риски.
Отвечая на вопрос, встречались ли в моей профессиональной деятельности положительный или отрицательный опыт работы с участниками СВО по этому профилю. Хорошие есть ребята, достойные. Это однозначно. Но, честно говоря, чаще пока вот, если что, касается непроработанных моментов по ПТСР, это и ранее в Чечне, тот конфликт, кто там был, потом вот Грузия, Осетия, Южная Осетия, Сирия, все эти военные конфликты, «горячие точки» – ребята, конечно, эмоционально на пике порой: вспышки импульсивные какие-то возникают в трудных для них жизненных ситуациях возвращения в семьи, в быт. Иногда если что-то не нравится, может быть агрессивное где-то поведение, более выраженное, чем у тех, кто не имеет боевого опыта и не травмирован им. В плане цензурности речи, частоты применения бранных слов – тоже здесь порой возникают вопросы. Не все и не большая часть, однако очень даже немало страдает этим. Точнее, страдают больше не они, а их окружение. Поэтому всё это ещё раз подтверждает то, что работать с нашими героями нужно обязательно, как и с семьями, куда возвращается и начинает властвовать, доминировать, так сказать, травмированный своим недавним тяжелым опытом человек, находившийся в зоне проведения СВО. Ведь страдать могут от такого приобретенного там или усиленного имеющимся ранее абъюзивного поведения и детки дома. Есть и моменты, связанные со сложными взаимоотношениями в семье. Ранее нерешенными и нерешаемыми, а теперь усиленными во сто крат. Всплывает невольно модная нынче тема «абьюзинг». Может быть, тут она и не звучит в полном объёме, но, тем не менее, где-то возникает подавление членов семьи, младших и старших, где-то непонимание, эмоциональные взрывы и надрывы какие-то. Выстреливают эксплозивные, взрывные черты характера, акцентуации личности, старые обиды и тревоги, ревность и так далее. Вот такие разногласия на расстоянии, конечно, с огромным трудом решаются. Когда бое там, а семья здесь. Тут, конечно, хороша бы помощь специалистов в тылу, на гражданке, до возвращения воина с поля боя. Кто бы мог, допустим, с семьями и с ним параллельно работать, пока находится там боец. Где-то, может быть, ему подсказки предлагать, как себя лучше вести, потому что очень много немало печальных историй и даже с трагическим финалом, когда возвращаются с клубком неразрешенных личных, семейных проблем бойцы домой. Нарастают на большом расстоянии от близких напряжение, непонимание, у кого-то недоверие. Как следствие – раздражение, эмоциональная нестабильность, всплески, пики агрессии, которые не могут не отразиться на качестве выполнения поставленных командованием боевых задач. А порой способны привести к гибели бойца. Отсюда и злоба к подчиненным, соратникам, однополчанам, бойцам рядом. Непонятная им, но объяснимая для специалиста. Вот эти моменты, конечно, очень важны в работе с семьями участников СВО. И если взяться за них вовремя, их можно было предотвратить!
Насчёт профессии управленца для ветеранов боевых действий, которую так активно продвигают сегодня в российских (и не только) правительственных кругах, о создаваемом искусственном «социальном лифте» для них прямо «во власть». Если был опыт управления подразделением в армии, особенно в критических боевых ситуациях, то, возможно, да, какие-то есть полезные моменты, где-то этот опыт может успешно ретранслироваться, трансоформироваться в гражданский. Но насколько удастся здесь работа в совершенно иной в своей массе команде, в качественном, возрастном, половом (модное слово гендерном) и иных отношениях… Лучше заходить сразу командой, вместе несколькими ветеранами СВО. Такой опыт уже, если не ошибаюсь, есть. Конечно, если человек с военных действий попадает в сферу, где раньше доминировала коррупция, какие-то откаты, выгодоприобретатели, выгодополучатели, то, наверное, у него может возникнуть конфликт с руководством, коллегами, подчиненными, если таковые будут. Вот с этим окружением, с новым, с которым ему предлагают играть по правилам, которых во время войны не может быть, где, если ты прав, ты живёшь, если неправ, умрёшь, погибнешь. Где всё решается в принципе силой, где только «чёрное» и «белое», полутонов очень мало. Во время войны нет времени на эти полутона. Там нужно, жизненно важно быстро, почти молниеносно чётко определять с кем ты, на чьей то стороне. Позиция Добра и Зла, Света и Тьмы – или ты мстишь, ты гадишь, ты воруешь или стараешься максимально, насколько позволяют обстоятельства, и даже вопреки им (!!!), придерживаешься кодекса чести офицера, солдата, военнослужащего Российской Федерации, своего Отечества, Родины.
То есть вот эти моменты, они очень важны там, на войне. И когда приходя сюда, тебе предлагают поиграть в игру с каким-то лицемерием, с обманом, с фальшью, с двойными стандартами, от которых иной раз было не продохнуть и там, на СВО, то может возникнуть яростный протест, желание противодействовать этой недобросовестной, бесчестной практике. Сложившейся до прихода тебя в этот коллектив управленцев, административного аппарата того или иного государственного органа, ведомства. Это чувство сначала может проявляться неявно, после по нарастающей перерасти в раздражение и последующее агрессивное поведение. И в итоге потом, если не последует увольнение по собственному желанию или по настойчивому желанию руководства, велика вероятность проявления реакции в каких-то откровенно агрессивных, насильственных действиях, способных выйти за рамки здравого смысла, закона. И этот фактор не учитывать невозможно, никак нельзя! Тут систему надо в целом чистить, куда предлагают идти служить Родине ветерану СВО. Система фильтрации, поддержки здоровых нравственно эмоционально устойчивых порядочных кадров уже должна быть изначально, до попадания в нее в недавнем прошлом воина, бойца, офицера, солдата. Уже, наверное, как-то под другие принципы заточена. Ни для кого не секрет, что коррупционная составляющая имела место быть на высочайшем и на высоком уровне в Министерства обороны Российской Федерации. Это и закупки предметов быта, первой бытовой необходимости, еды, медицины, амуниции, боевого оснащения, вспомогательных электронных предметов разведки, радиоэлектронной борьбы (РЭБ), беспилотных летательных аппаратов (БРЛА) в тылу, и в региональных каких-то подразделениях, управлениях. Что-то подобное может встретиться и в гражданских администрациях: региональных, краевых, областных, республиканских, городских, сельских, поселковых, муниципальных, районных.
Потому здесь, конечно, как мне кажется, глобальная кадровая перестановка всей годами заложенной, порой откровенно нездоровой иерархии, зачистка не сказать, но фильтрация, определение на административно значимые места достойных, где участники СВО, ветераны боевых действий, безусловно, займут и должны занять свои ведущие места. Места, где честные и порядочные представители своего народа, как лидеры, так и исполнители, очень хороши, нужны и важны! Исполнители они бывают, ребята после СВО, армии, вероятно, не совсем инициативные, зато они всегда, как правило, всё чётко, верно, правильно, честно делают, выполняют как следует положенную им работу, те поручения, которые определены должностными инструкциями, полномочиями. Поэтому эти инициативы, я считаю, крайне необходимы и своевременны для нашего общества.
* ЛГБТ – движение, деятельность которого признана экстремистской и запрещена на территории РФ.
Если есть вопросы по ведению бойцов и членов их семей в случае выявления симптомов ПТСР, а также по иным вопросам медицинского, социального и юридического характера, подскажем дальнейший ход действий. Контактный номер в мессенджерах: +7 (989) 289-50-49
Николай Владимирович Каклюгин, врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук, руководитель проекта «Попечение», администратор Telegram-канала «Помощь нашей армии», член Координационного (Наблюдательного) совета Ассоциации патриотических сил юга России
