Источник: Русский Вестник
Один из антигероев сатирической поэмы Н.А. Некрасова «Современники» признается:
Я – вор! Я – рыцарь шайки той
Из всех племен, наречий, наций,
Что исповедует разбой
Под видом честных спекуляций!
Нынешним людям творчество Некрасова уже не кажется архаичным, устаревшим, как оно представлялось в советский период. Наоборот, познакомившись с поэмой «Современники» сегодня, юноши и девушки единодушно подтверждают свое впечатление некой удивительной «машины времени»: то ли мы переместились в эпоху, описанную Некрасовым, то ли он перенесся в день нынешний и является нашим современником, очевидцем происходящего в России здесь и сейчас, изображая в точности эпоху дикого капитализма.
Поэма открывается меткой характеристикой этой эпохи. Подмечено и выражено настолько верно, что некрасовские слова сразу же стали универсальной крылатой фразой:
Я книгу взял, восстав от сна,
И прочитал я в ней:
«Бывали хуже времена,
Но не было подлей».
В «Современниках» представлен целый свод «новейших господ». Это – буржуа, капиталисты, ростовщики-банкиры, коррумпированная государственная администрация с армией жадных чиновников, сословие так называемых благородных, продавших честь и совесть ради преступной наживы.
Все они видят свой идеал не в России, а в «американской мечте» о быстром обогащении:
Бредит Америкой Русь,
К ней тяготея сердечно…
Шуйско-Ивановский гусь –
Американец?.. Конечно!
Что ни попало – тащат,
«Наш идеал, – говорят, –
Заатлантический брат:
Бог его – тоже ведь доллар!..»
Поклоняясь золотому тельцу, «идеал их – телец золотой», истинного Бога они чтут только ханжески. Так, «миллионщик-мукомол», привыкший умасливать остатки нечистой совести псевдорелигиозным благочестием, подобные советы раздает также своим преступным собратьям.
В сатирической поэме изобличена целая галерея таких лихоимцев. Среди них персонаж с весьма характерной фамилией Савва Антихристов. Его сообщник, такой же пособник антихриста, – садист-мироед, «купчина толстопузый» с фамилией, не менее говорящей:
Подошел и Федор Шкурин.
«Прочь! Не подходи!
Вместо сердца грош фальшивый
У тебя в груди!
Ты ребенком драл щетину
Из живых свиней,
А теперь ты тянешь жилы
Из живых людей!»
Эти алчные, прожорливые вурдалаки, сосущие народную кровь, заглатывающие в свои адские утробы достояние и богатства России, не насытятся никогда, у них – «иные аппетиты». Здесь и «жиды-банкиры», исполняющие свою «Еврейскую мелодию». В ней подаются «толковые советы», как избежать ответственности, проворовавшемуся грабителю государственной казны:
Денежки есть – нет беды,
Денежки есть – нет опасности
(Так говорили жиды,
Слог я исправил для ясности).
Вытрите слезы свои,
Преодолейте истерику.
Вы нам продайте паи,
Деньги пошлите в Америку.
Вы рассчитайте людей,
Вы распустите по городу
Слух о болезни своей,
Выкрасьте голову, бороду,
Брови… Оденьтесь тепло.
Вы до Кронштадта на катере,
Вы на корабль… под крыло
К нашей финансовой матери.
Денежки – добрый товар, –
Вы поселяйтесь на жительство,
Где не достанет правительство,
И поживайте как – царрр!..
О чужеродном кабальном иге, опутавшем Россию, настоятельно предупреждали Святые отцы – христианские подвижники. «Видимыми бесами» назвал иудеев в V веке святитель Кирилл, патриарх Александрийский. «Самые души иудеев есть жилища демонов», – утверждал святитель Иоанн Златоуст.
В Евангелии от Иоанна повествуется, как Господь Иисус Христос обличал сатанизм иудеев: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8:44); «Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (Ин. 8:47). От общения с подобными безбожниками предостерегал апостол Павел: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2 Кор. 6:14)
Современник Некрасова, великий русский писатель Николай Семенович Лесков в романе «На ножах» разоблачил один из распространенных способов многовековой массовой мимикрии противников Христа, подобных еврею Тихону Кишенскому – экс-нигилисту, жадному и хитрому ростовщику, мошеннику, продажному журналисту, вероломному интригану, шпиону, «полицианту», подлецу и предателю – словом, «деятелю на все руки». Таким, как он, «нужен столбовой дворянин», в том числе и для того, чтобы под прикрытием славянских, особенно знатных, фамилий пробираться на руководящие должности, занимать ключевые посты в государственных, коммерческих, религиозных, общественных учреждениях России с целью кабалить, разлагать и уничтожать коренное население страны, глумясь над его христианскими идеалами и православной верой; маскируясь русскими именованиями и вывесками; снаружи рядясь в овечьи шкуры, будучи изнутри волками; фарисейски прикрываясь благими целями доброделания, безбожно обогащаться, получать свои барыши, выгоды, прибыли и сверхприбыли, служить не Богу, а мамоне.
В одной компании с грабителями и коррупционерами – видный государственный деятель, носящий личину неподкупного борца с коррупцией:
Гонитель воров беспощадный,
Блистающий честностью муж
Ждет случая хапнуть громадный,
Приличный амбиции куш!
Все они чувствуют себя героями, «триумфаторами» (глава «Юбиляры и триумфаторы»), торжествующими «блестящую победу» в ограблении России:
Мелькают крупные слова:
«Герою много лет…»
«Ликуй, Орел!..» «Гордись, Москва!»
«Бердичеву привет…»
Ужасающе омерзительны паразитирующие на жизни страны и народа эти ликующие упыри. Общения с ними надо чуждаться, подобно тому, как следует избегать малейшего соприкосновения с гнусными тварями, мерзкими ядовитыми гадами.
«Струны карающей лиры» в оригинальной мозаике поэмы задевают и «военных чинов», и «статских тузов», и «безличную сволочь салонов» – «Общество пестрое: франты, гусары, И генерал, и банкир, и кулак» – всех, у кого на уме только деньги, нажива, капитал, стремление к безумной роскоши.
В поэме «Балет» (1866) Некрасов изобличает тлетворную атмосферу духовно-нравственного разложения, распада человеческих связей, физического вырождения.
Всеобщая продажность, как следствие маниакальной одержимости идеей обогащения любыми путями, доходит до крайних пределов. Даже молодые люди – и юноши, и барышни – готовы выставлять себя, свою юность на продажу. Но богатых дряхлых покупателей – охотников до такого «товара» – еще требуется поискать.
Солидные капиталы в России, конечно, есть. Только сосредоточены они в руках у немногих:
Есть в России еще миллионы,
Стоит только на ложи взглянуть,
Где уселись банкирские жены, –
Сотня тысяч рублей, что ни грудь!
В жемчугах лебединые шеи,
Бриллиант по ореху в ушах!
В этих ложах – мужчины-евреи,
Или греки, да немцы в крестах.
Потребительским товаром также становится женская красота.
Представительницы прекрасного пола, напрочь лишенные возвышенных чувств, мечтают не о любви, а том, как бы продать свою красоту подороже.
Со времени создания этих некрасовских произведений, с их социально-политической аналитикой, словно ничего не изменилось. Поэт живет в двух эпохах: в конце XIX века и в веке XXI. По-прежнему в России («Что нового?»):
Администрация – берет
И очень скупо выпускает,
Плутосократия дерет
И ничего не возвращает.
Все так же страна в глубоком финансовом кризисе.
Процветания, обновления народной жизни к лучшему не замечается нигде и, по всей видимости, ждать его в скором будущем глупо.
Тех, кто ратует за идеалы «любви, свободы, мира», в «век крови и меча» становится все меньше.
При таком социально-политическом устройстве, когда:
Душно! Без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли?
Чаша с краями полна!
культивируются провокации, доносы, предательство («Праздному юноше»):
В наши дни одним шпионам
Безопасно, как воронам
В городской черте.
Люди, неравнодушные к судьбе родины и народа, практически лишены возможности собраться с силами. Поле деятельности для честных и активных ограничено репрессивными механизмами, запущенными властью в полную силу («За желанье свободы народу…»):
За желанье свободы народу
Потеряем мы сами свободу,
За святое стремленье к добру, –
Нам в тюрьме отведут конуру.
В стихотворении «Пророк» (1874) Некрасов создал идеальный образ выдающегося общественного деятеля – отважного борца со злом и с несправедливостью. Однако земной путь такого пророка, отважно несущего заповеди Христа, – это крестный путь. Он исполнен страданий, заканчивается трагически, подобно земному пути Господа на Голгофе:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет – он будет на кресте;
Его послал Бог гнева и печали
Рабам земли напомнить о Христе.
Лирического героя некрасовской поэзии восхищает способность к самоотверженному служению Истине. Эта судьба представляется возвышенной и завидной («Мать», 1868):
Есть времена, есть целые века,
В которые нет ничего желанней,
Прекраснее – тернового венка…
Но в себе самом поэт не находил достаточно сил, чтобы разделить такую судьбу. Оттого испытывал он настоящую духовную скорбь, постоянные укоры совести.
Некрасову всегда казалось, что для родины и народа он сделал слишком мало – и в творческом плане, и в общественно-политической жизни («З<и>не», 1876):
Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом…
Зинаида Гиппиус в работе «Загадка Некрасова» (1938) справедливо и тонко отмечает, что поэту «был послан великий дар – Совесть, если в песнях его плачет она, и ею терзались его душа и тело. Не она ли подсказала – не уму, а сердцу его, что не нужно оправданья, нужно прощенье?»
Пусть не забывают об этом те «радетели», которые даже и сегодня пытаются чернить имя великого Поэта, жонглируя фактами его частной жизни и оставляя в стороне его творческий подвиг («Угомонись, моя Муза задорная…», 1876):
Много, я знаю, найдется радетелей,
Все обо мне прокричат,
Жаль только, мало таких благодетелей,
Что погрустят да смолчат.
К «остервенелой толпе» злопыхателей, готовых побивать камнями за каждый нетвердый шаг или неверный «лиры звук», но забывающих о Христовой заповеди: «Кто из вас без греха первый брось <…> камень» (Ин. 8:7), обращался Некрасов в стихотворении «Зачем меня на части рвете…» (1867):
Не оправданий я ищу,
Только суд твой отвергаю.
Некрасов никогда, ни перед кем и ни в чем не оправдывался: он только просил прощенья. Родине, друзьям, врагам, любимой женщине он говорил: «Прости!». «Прости!» было и последним, невнятно прошептанным словом его перед кончиной. Как лирическое заклинание звучит шедевр некрасовской любовной лирики из «Панаевского цикла» стихотворений («Прости», 1856):
Прости! Не помни дней паденья,
Тоски, унынья, озлобленья, –
Не помни бурь, не помни слез,
Не помни ревности угроз!
Но дни, когда любви светило
Над нами ласково всходило,
И бодро мы свершали путь, –
Благослови и не забудь!
Еще в ранней молодости поэт задумывался о том, как совершится последний исход от земной жизни. В юношеский сборник стихотворений Некрасова «Мечты и звуки» было включено послание «Смерти» (1838). 17-летнему поэту мечталось, чтобы при переходе к «жизни неземной» душа была свободной от греховной суетности, молитвенно настроенной, чистой (1, 188–189):
Когда я мыслью улетаю
В обитель к Горнему Царю,
Когда пою, когда мечтаю,
Когда молитву говорю.
Я близок к Небу – смерти время!
Нетруден будет переход;
Душа, покинув жизни бремя,
Без страха в Небо перейдет…
Спустя 40 лет после этих стихов жизненный круг замкнулся. Прежде чем перейти в жизнь вечную (Ин. 12:50) Некрасов претерпел длительное мучительное умирание от тяжелой болезни («З<и>не», 1876):
Двести уж дней,
Двести ночей
Муки мои продолжаются;
Ночью и днем
В сердце твоем
Стоны мои отзываются.
В перерывах между приступами нестерпимой боли поэт и на смертном одре продолжал творить. Его цикл «Последние песни» (1876–1877) – это не только хроника течения смертельной болезни, физических и нравственных мучений страдальца:
Непобедимое страданье,
Неутолимая тоска…
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
В полный голос звучат мотивы исповедальные, покаянные («О Муза! я у двери гроба!.., 1877):
О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба –
Не плачь! Завиден жребий наш <…>
С исключительным лирическим проникновением обращается поэт к Родине, которой служила его Муза, смиренно испрашивая прощения:
За каплю крови, общую с народом,
Мои вины, о Родина! прости!..
– и последнего благословения («Угомонись, моя Муза задорная…», 1876):
Много истратят задора горячего
Все над могилой моей.
Родина милая, сына лежачего
Благослови, а не бей!..
«Венец любви, венец прощенья, Дар кроткой Родины твоей…» («Баюшки-баю», 1877) поэту был ниспослан.
Поразительно, что похоронные мотивы «самоотпевания» слились у Некрасова с мотивами оптимистичными, жизнеутверждающими («Устал я…», 1877):
Устал я, устал я… мне время уснуть,
О Русь! ты несчастна… я знаю…
Но все ж, озирая мой пройденный путь,
Я к лучшему шаг замечаю.
Торжествующий голос поистине пасхального Воскресения, победного возрождения также в полную силу звучит в «Последних песнях» Некрасова («Так, запой, о поэт!..», 1877):
Так запой, о поэт! Чтобы всем матерям
На Руси на Святой, по глухим деревням,
Было слышно, что враг сокрушен, полонен,
А твой сын – невредим, и победа за ним,
Не велит унывать, посылает поклон.
В вершинном произведении своего творчества – эпической поэме «Кому на Руси жить хорошо», которую поэт писал до последних дней своих, но она так и осталась незавершенной, Некрасов создал удивительно яркий и цельный образ Русского народа – не только мученика и страстотерпца, но и могучего богатыря, исполненного физических и духовных сил, истинного христианского духа свободы. Таков столетний Савелий, богатырь святорусский:
Уйдет в свою светелочку,
Читает Святцы, крестится,
Да вдруг и скажет весело:
«Клейменый, да не раб!»...
весьма поучительный образ для затейников современных «меток», «штампов», «кодов», возжелавших поставить на людей рабское «клеймо», как на товар.
Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА
