3 августа 1918. Прибытие британских войск. https://humus.livejournal.com/6661849.html
Из дневника генерал-лейтенанта Алексея Павловича Будберга, русского офицера, непосредственного свидетеля разложения и гибели русской армии в революционных февральских и октябрьских событиях 1917 г.: «Январь 1918 г. 23-го вечером тронулись в далекий путь в родные сибирские места. При посадке украли чемодан со всеми моими документами, старыми фамильными бумагами и всеми фотографиями родных и детей. Судьба как бы хочет показать, что прошлому полный конец; душа так обмозолилась, что я довольно тупо, с чувством уже оглушенного животного перенес эту потерю, которая в былые времена нанесла бы мне жесточайший удар. После того, что потеряно за время с 1 марта 1917 года, чувствительных потерь быть уже не может»[1]. В конце января 1918 г. он отправляется из Петербурга на Дальний Восток в Харбин, где формировался центр по борьбе с советской властью.
«Добрались до Харбина. Здесь нет большевиков, но порядки неважные, особенно для меня, старого Амурца, свидетеля и участника того, как создавалась здесь русская мощь и какой высоты она достигла. С одной стороны, меня сразу резануло несомненное засилье китайцев, которые сразу вернули многое из того, что они постепенно уступали и теряли, начиная с 1900 года; они, как никто другой, учли слабость русского медведя, сваленного с ног революцией и ее постепенным углублением»[2].
В это время Россия уступала и теряла земли от Дальнего Востока до Средней Азии. Снятие воинских подразделений с отправкой на фронт привело к оголению восточных рубежей страны с тяжелыми последствиями, поставившими под угрозу целостность территории Дальнего Востока, а в Средней Азии начались преследования и частичное изгнание русского населения из присоединенных среднеазиатских ханств.
То, что приобреталось в результате долговременной успешной политики продвижения к Тихому океану, рушилось и терялось в считанные месяцы.
Проводимая политика царского правительства по защите российских интересов на востоке страны была вызвана повышенной активностью западных держав, противодействующих России в Азии. Для успешного противостояния было принято решение о строительстве Трансманьчжурской железной дороги, которая была проложена вдоль Амура и территории Маньчжурии. Строительство началось в августе 1897 года, а в 1898 году появилась железнодорожная станция Харбин, заселенная русскими рабочими.
Выдающаяся роль принадлежала Николаю Сергеевичу Свиягину (1856-1924) – руководителю постройки железной дороги. Выпускник 1882 года Петербургского института инженеров путей сообщения, он руководил экспедицией в Маньчжурию и отвечал за выбор маршрута для строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Дорога, соединившая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром, была построена в 1897-1903 годах и являлась южной веткой Транссибирской магистрали.
Со строительством дороги на берегах Желтого моря усиливалось российское военное влияние, противодействовавшее экспансии Японии в Китае и Корее, но революционные события коренным образом изменили положение России на всем Дальнем Востоке.
Трудно переоценить значение русских строителей, которые обустраивали пустынную Маньчжурию, возводили города с каменными домами, фабриками и заводами, развивали ее культуру, вложили многие миллионы русских денег, потеряли сотни тысяч людей и в конце концов сделали ее источником великих благ и доходов, но только не для себя. Нажилась Япония, она приобрела многое, и еще больше готовится приобрести Китай, «мы же по исторической привычке добыли себе только горе, убытки и позицию у разбитого корыта»[3].
Положение становилось катастрофическим из-за замены армейских частей, охраняющих полосу отчуждения железной дороги, на ополченческие части и железнодорожные бригады. Возникшими беспорядками воспользовались китайцы, разоружившие неопытные подразделения, погрузили в вагоны и вывезли все остатки русских вооруженных сил за пределы Маньчжурии, разрешив охрану железной дороги особым охранным отрядам, несопоставимыми по своим возможностям ни с армейскими, ни даже с ополченческими частями.
Не лучше дела обстояли дела и в самом Харбине, где город был набит «темными авантюристами» и «разболтанными офицерами». Здесь превалировали исключительно меркантильные интересы, а фронт был предоставлен кадетам и юнкерам, а также немногим сохранившимся офицерам старой закалки, готовым всё отдать и всем пожертвовать за идею.
Впечатления, сложившиеся у прибывшего генерал-лейтенанта, были самые безрадостные: «Неделя Харбинской жизни, личные наблюдения и рассказы беспристрастных людей дали самую безотрадную картину того, чем живет большинство собравшейся здесь молодежи, захваченной революцией и ее последствиями в самый опасный для нее период полной неустойчивости и нахождения на острие ножа, с возможностью свалиться и на одну и на другую сторону. Судя по рассказам обывателей, по вечерам во всех местных кабаках-шантанах все столы заняты спасителями родины разных рангов, вино льется рекой; кто успел награбить и нацапать, тот жарит на наличные, а кто не успел, тот в долг и кредит… Сейчас Харбин это помойница, в которой гноятся и безвозвратно погибают последние остатки русской молодежи, той самой, из которой, попадя она в другую обстановку и в другие руки, могли бы выйти целые рати героев подвижников, истинных спасителей гибнущей России. Конечно и сейчас здесь есть и идейные борцы за Россию, и добросовестные скромные работники, но их капля сравнительно со всем остальным»[4].
А начиналась борьба против советской власти на Дальнем Востоке с большим воодушевлением и надеждой: «В Харбине формируется новая власть и в качестве носителя такой власти выдвигался генерал-лейтенант Дмитрий Леонидович Хорват (1858-1937), который, стоя в течение последних 15 лет во главе управления Китайской восточной железной дороги и осуществлял в полосе ее отчуждения гражданскую власть, (в последнее время в качестве Комиссара Временного Правительства Керенского) приобрел не только на Дальнем Востоке, но и далеко за пределами его, репутацию деятеля, способного к выполнению государственных задач широкого масштаба»[5].
Для успешного противодействия большевикам на Дальнем Востоке и Сибири была введена должность Временного Верховного Правителя России, которую и возложил на себя 10 июля 1918 г. генерал-лейтенант Д.Л. Хорват.
С 1903 по 1918 г. Хорват, управляющий КВЖД, успешно выполнял свои обязанности в дореволюционный мирный период и завоевал заслуженный авторитет. Соратники отмечали его природные дарования и исключительные служебные качества. Эти достоинства ярко проявились в мирное время, но были явно недостаточными для военного. И здесь возникли проблемы. По свидетельству очевидца: «Многоликий Хорват способен только на ловкие компромиссы и на искусную лавировку среди самых разнообразных течений, несомненно умный, умеющий обходиться с людьми и к себе их привлекать, но абсолютно неспособный к решительным активным действиям, не знающий армии, совершенно не подходящий к тому, чтобы идейным, величественным утесом подняться среди общего развала и безлюдья и громовым, безотказным кличем собрать все уцелевшее и властно, железной рукой, повести его на великий жертвенный подвиг спасения гибнущей родины»[6].
Под покровительством Хорвата и на его денежные субсидии были сформированы отряды атамана Семенова и Орлова, самые анархические организации, для которых не существовало никаких законов и слушались они только тех, кто давал им деньги, но, так как ни власти, ни силы у дающих не было, то условия повиновения приобретались только подачками и уступками.
Настоящих покровителей атаманы нашли в лице японцев, заинтересованных в смуте на Дальнем Востоке, где они имели планы по освоению природных богатств и не афишируемые аннексионистские намерения.
Такая атамащина приводила к подрыву доверия населения к установившейся власти, и у неравнодушных людей вызывала чувство протеста. Но донести его до властных структур было непросто, и оно встречало неприкрытое сопротивление. Исключением становились только самые настойчивые, к которым относился генерал-лейтенант Будберг, понимающий к каким тяжелейшим последствиям приведет игнорирование проблем.
Насколько серьезное было положение дел, свидетельствуют дальнейшие события, подтвердившие предположения о параличе власти и невозможности повлиять на развитие негативных явлений. «Председатель Совета министров и министр юстиции шлют мне многочисленные жалобы на безобразия, насилия и грабежи, учиняемые дальневосточными атаманами. Меня особенно изводят препроводительные надписи, в коих просится всё сие устранить, виновных наказать и о сделанных распоряжениях уведомить; ведь все знают, что все мы бессильны против этого зла![7].
Атаманщина разрастается, ширится и, комплектуясь наиболее авантюристическими и буйными элементами, начинает приобретать поситине немыслимый вид.
«Командующий войсками местного военного округа генерал Георгиевский жалуется на великие безобразия, чинимые разными нештатными и штатными командами; особенно же безобразничают и насильничают анненковские гусары и уланы (какие-то экзотические части, вытащенные недавно на фронт и, судя по всем донесениям, самого башибузукского состава и поведения). Только что по приговору суда расстреляно 16 человек из этого отряда и вновь предано полевому суду два офицера, но это не производит никакого впечатления, до того распустились»[8].
У части здравомыслящих людей оставалась последняя надежда на иностранные державы – что они могут не допустить хаоса в Сибири, а временная оккупация представлялась в виде занятия союзными войсками главных центров и железных дорог, восстановление старых порядков, а также снабжение русских войск военнотехническими средствами.
Действительно, свои расчеты и соображения у заинтересованных держав, в первую очередь США, Японии и Китая, были.
Союзные державы во главе с США рассчитывали на Японию, которая в свою очередь считала, что пока ее интересы на Дальнем Востоке не затронуты, то ее выступление будет несвоевременным и пойдет только на пользу другим державам. Эта позиция вызывала критику и подозрение, что японцы ждут на самом деле большего развала в России и только тогда будут готовы к активным действиям.
Наши дипломаты в посольстве Японии полагали, что выступление японцев неизбежно, но дальше Забайкалья они не пойдут, что вызовет расхождение с позицией США. Выразил готовность поучаствовать в «наведении порядка» в Сибири и Китай, который, к слову, и в своей стране не мог навести порядок. Были получены сведения о готовности Китая послать 40-тысячное войско.
Российские дипломаты и военные со своей стороны считали, что ожидать от Японии каких-либо мер, способствующих наведению порядка в России, не приходится, о чем более чем ясно высказался военный атташе Яхонтов В.А.: «Надежды на искреннею и бескорыстную помощь со стороны Японии весьма утопичны: японцы очень хитры и еще более жадны; сейчас они полны вожделения как бы выгоднее использовать наши несчастия и извлечь из этого наибольшую для своей страны пользу; польза же эта рисуется в легком захвате всего русского Дальнего Востока и наложении своей лапы на крайне нужные для них естественные богатства этого края (горные и рыбные). Пока что Япония сдерживается и косится в сторону Америки – своей непримиримой соперницы во всем, что касается эксплуататорских экспериментов на азиатском континенте.
Японцы охотно готовы вмешаться в наши дела, но только на средства союзников и с тем, чтобы не идти дальше Владивостока, Харбина и Камчатки. Условия чересчур прозрачные, и союзники совсем не охочи на то, чтобы давать деньги на осуществление за их счет чисто японских задач, и требуют гарантий, что при исполнении не будут преследуемы узко эгоистические цели»[9].
Член делегации Добровольческий армии, прибывший во Владивосток в конце 1918 г., отмечает: «Ко времени моего отъезда из Владивостока положение на Дальнем Востоке внушало некоторые опасения ввиду непрекращающихся происков Японии, направленных на поддержание наших дальневосточных областей в состоянии безвластия, облегчающего проведение названной державой выгодных ей мероприятий политического и экономического характера.
В беседе на ту же тему в Токио с хорошо осведомленным лицом, которое я посетил проездом через Японию, мой собеседник, как и А.В. Колчак, высказался о нашем положении на Дальнем Востоке довольно пессимистически, говоря, что политика японского правительства внушает ему основательные сомнения в ее искренности, несмотря на все уверения в дружбе и бескорыстии…»[10]
Китай проявил не меньшую заинтересованность по участию в разделе российского имущества. Его отношения с Японией имели для России важное значение, т.к. политика Японии по отношению к Китаю носила чисто пропагандистский характер, с декларированием готовности оказания помощи для примирения его юга и севера, намерения содействовать «процветанию страны». В действительности Токио делал все возможное для поддержания в Китае беспорядков с попытками раздробить его на отдельные части, враждующие между собой.
В результате в Сибири и на Дальнем Востоке были задействованы целый ряд стран. С одной стороны, большевики, с другой стороны, белое движение с поддержкой чехословацкого корпуса, Китая, Японии и США.
Это были главные действующие силы, повлиявшие на эскалацию гражданской войны в Сибири со стоящими перед каждой из сторон следующими задачами:
– для чехов – выбраться из России через Дальний Восток с наименьшими потерями;
– для Китая – вытеснить русских из Маньчжурии с последующей приватизацией всего имущества, принадлежащего России;
– для Японии – добиться доминирующего положения на всем Дальнем Востоке;
– для США – предотвратить захват территории России японцами и не допустить усиления Токио.
Американцы с неограниченными финансами и военной мощью являлись не явными, но главными участниками союзнической помощи белым на Дальнем Востоке. Они умело руководили действиями других держав, сдерживая их хищнические инстинкты, противоречащие собственным интересам Вашингтона, который выстраивал политику на долгосрочную перспективу.
«Вечером 6 августа 1918 г. было официально сообщено о высадке во Владивостоке английского десанта и опубликована японская декларация по поводу отправки войск в Сибирь; декларация была очень туманная, что вполне естественно, так как японцам надо было сохранить для будущего шансы толковать ее так, как будет для них выгоднее.
9 августа 1918 г. США обнародовали декларацию, в которой объявлялось о полной неприкосновенности русской территории, которая предотвращала японские аннексионистские намерения в Сибири»[11].
Иностранные силы, задействованные в Сибири, должны были консолидироваться с белым движением и начать освобождение России от большевиков. Сами сибиряки после свержения царя, по характеру независимые и свободолюбивые, не приняли советской власти, и их поддержка формировавшейся коалиции могла привести к желаемому результату.
Далее все зависело от руководителей страны, способных повести за собой народ.
[1] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С.197.
[2] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 277.
[3] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 284.
[4] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 284.
[5] Архив русской революции. Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году. Том 9. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 274.
[6] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 283-284.
[7] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 276.
[8] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 276.
[9] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 287.
[10] Архив русской революции. Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году. Том 9. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 284.
[11] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Том 12. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. С. 238-239.
