Источник: Военное Обозрение
...Понятно, что эта старинная семейная корпорация не зачахнет, ибо традиционно богата на персоналии, да и после кризиса 2008 года Д. Ротшильд играл уже скорее роль патриарха, координировавшего работу целой сети активов, связанных с разными отраслями семейного древа.
Судя по всему, его сын Н. Ротшильд, как и остальные члены корпорации, продолжат и усилят характерную консервативную политику. И в общем было бы неплохо иметь представление о том, что это значит, особенно с учетом текущих пертурбаций, кризисов и катаклизмов.
Фамилия Ротшильд за десятилетия обрела демонический ореол и свой собственный конспирологический легендариум.
Это весьма обширный пласт разных версий «теневого управления миром». Вообще, создается стойкое впечатление, что фразы, вроде приписываемой авторству жены основателя фамилии: «Если мой муж не хочет войны, то ее нет», как и некоторые произведения классической литературы с их образами, основанными на персоналиях дома Ротшильдов, созданы на средства и по заказу этой же самой семьи. Не исключено, что определенная демонизация образа помогала и помогает вести дела.
Разбирать историю фамилии и ее тайны смысла особого нет – для этого есть целый литературный свод, просто отметим, что подобный ореол был выгоден в делах, став составной частью семейного бренда.
Особая экономическая модель
А вот в чем в данном случае смысл есть – попробовать рассмотреть особую экономическую модель, которую эта фамильная корпорация продвигает и развивает. И практическую полезность тут представляет не столько область исторических анекдотов, сколько стратегия в конкретный период: от финансового кризиса 2008 года по настоящее время.
Важность этой модели и проводимой в ее рамках политики определяется тем, что практически весь географический периметр (Китай, Монголия, Центральная Азия, Иран, Пакистан, не говоря о Западной Европе и Украине) и спектр российских интересов так или иначе вступают с ней во взаимодействие (или вынуждены вступать).
Впрочем, две исторические особенности придется упомянуть, поскольку они сохраняют свою актуальность.
Первая – это принцип построения организационной структуры. Ротшильды – это не холдинг, не вертикально-интегрированная корпорация, а скорее аналог компании т. н. «дивизионного типа», когда части могут работать по своим направлениям и со своими штатами, с разнонаправленными и зачастую не связанными друг с другом задачами.
Пошло это, по всей видимости, от того, что изначально бизнес был разделен по европейской географии и в каждой из частей приспосабливался к конкретным реалиям. Таким образом сложилось, что разные части этой большой финансовой сети могут заниматься всеми делами на территории, одновременно имея возможность отраслевой специализации.
Вторая особенность – разделение деятельности на условно сберегательную и условно инвестиционную. «Условно» здесь употребляется потому, что формально всю деятельность можно было бы отнести в разряд инвестиций, но есть нюанс.
Среди всего вала проектов, за которые бралась семейная корпорация, ее коньком стали валютные спекуляции и спекуляции с государственными ценными бумагами, позже спекуляции с бумагами в отраслях, так или иначе от государственных решений зависимых.
Со времени битвы при Ватерлоо, когда, имея в распоряжении сутки времени, за которые оборотистый клан успел резко продать гособлигации Британии на бирже, потом их же купить, а после объявления о победе Веллингтона – снова продать, собственно, мало что поменялось.
Ровно по той же схеме шесть лет назад они обернули и государственные бумаги Украины, подняв на схеме около 1 млрд долларов. В основе подобного бизнеса корпорации всегда лежал инсайд (доступ к закрытой информации), а в основе инсайда – близкое нахождение к деньгам высшей элиты. Позже они сами стали органической частью элиты, что весьма упростило работу.
Однако вторая часть инвестиционной схемы куда как интереснее, ведь прибыль от спекуляций тратилась этой фамилией даже не на производство, хотя индустриальный подъем, казалось, способствовал этому, а на землю. Причем в буквальном смысле. Принцип сохранения капитала этой семьи – земля и то, что в земле.
Если посмотреть на структуру активов одной из семейных веток этой фамилии, то мы увидим вино и виноградники, виноградники и вино. Однако не столько любовь к благородному напитку и его производству стала первопричиной, а земля, на которой виноградники растут и повышают (а иногда и помогают сохранять в кризисы) ее стоимость.
Все эти бесконечные «шато» – ценная европейская земля. Но это один пример, а пример другой – то, что в земле. Интересы фамилии серьезно связаны с золотом, золотодобычей, углем и угледобычей, горнорудной отраслью в целом, ну и, понятное дело, с нефтяными активами. Не обходила фамилия стороной и сырьевой трейдинг, имея доли в ряде крупных компаний подобной специализации вроде Glencore.
Это не означает, что в портфелях и трастовом управлении семейной корпорации нет иных отраслевых активов – их полно, но здесь важно принципиальное направление интересов.
Часто можно встретить описание Ротшильдов как именно «банкиров», но это не совсем так, поскольку банкинг и спекуляции – это только способ, а цель – земля и то, что в земле.
В этом плане Ротшильды действительно стали настоящей европейской земельной аристократией, теми самыми «старыми деньгами Старой Европы». Другое дело, что это не просто рентный бизнес, а та самая консервативная стратегия развития, о которой говорилось в начале материала.
Пока все крутится вокруг вложений в айфоны и искусственный интеллект, стартапы и венчуры Силиконовой долины, Ротшильды делали и делают одно – покупают золото, занимаются золотом, работают с землей, в которой лежит золото. А если нет золота, то иными богатствами, находящимися внутри земли, или самой землей «под виноград».
После кризиса 2008 года Д. Ротшильд последовательно выступал за концентрацию семейной стратегии, и чем дальше развивались противоречия на финансовых рынках, тем больше вкладывал в металлы и «реальный сектор», с металлами и недрами связанный. Доля вложений в акции не резко, но постоянно сокращалась, в золото и иные «твердые активы» – наращивалась.
Третья глобалистская сила
Если посмотреть на топ-30 транснациональных инвестиционных фондов и если взять среднее значение из разных оценок, то участие этой фамилии там составляет 12–13 %. Это не очень много для бренда с репутацией «делателя королей». Но в целом это неплохо отражает роль семейной корпорации как своего рода «третьей силы».
Вряд ли является секретом, что концептуальных глобалистских проектов в мире два: Давос-Римский клуб, ассоциируемый с именем К. Шваба и американский, иногда именуемый «ультралиберализмом».
Первый предполагает (пусть и номинально) мировое единообразие управления от А до Я, но с принципами мирового разделения труда, кастовую систему общества, повальную цифровизацию и распределение.
Второй предполагает раздел экономик на практически самодостаточные стоимостные кластеры с управлением через конгломерат транснациональных инвестиционных структур. Трансгендеры и прочая ЛГБТ-повестка тут выступают скорее как управленческая опция, хотя и довольно громкая.
Внутри этих концепций уже конкурируют группы интересов и конгломераты элит, по ситуации сталкиваясь, смешиваясь, борясь и сотрудничая между собой. Например, ставший уже именем нарицательным Ватикан, выступает за представительство интересов Старой Европы в Римском проекте, а это противоречит видению Европы из США, где особого места этим старым элитам не предусмотрено.
Вот Ротшильды как третья сила – не адепты ни первой концепции, ни второй. Они хоть и органическая часть Старой Европы, но при этом поддерживают финансово все группы интересов в США, которые конкурируют друг с другом. Всех: от ярых христиан и трампистов, до трансгендеров США и цифровых трансгуманистов Шваба. У них даже была своего рода привилегия – давать намеки на те идеи, которые циркулируют в умах различных элитных кругов. Журнал The Economist тут стал своего рода хитом.
Они сотрудничают с «дипстейтом» США, но при этом имеют самые развитые контакты с Китаем. Одновременно они находятся либо в синергии, либо в нейтральной позиции по отношению к собственно британским элитным проектам, которые рождаются в недрах их мозгового центра – MI-6.
Наблюдая за подобной политикой, в голову приходит сравнение ее с политикой Ост-Индской компании, такого государства в государстве. Противоречила ли она интересам Британии? В целом нет, но всегда ли была синергична им? Тоже нет.
Вот Ротшильды, при всей разветвленности своей структуры, очень похоже, что выстраивают аналог такой Ост-Индской компании. Только вместо шелка, чая, пряностей (и «пряностей» в кавычках в том числе) здесь золото и недра.
Эта стратегия, судя по активности, направлена на формирование своего рода сырьевого кольца, на юге – морского пути, на севере – сухопутного. Сухопутная часть идет от Китая и Южной Кореи через Монголию, Центральную Азию в Европу.
В чем-то это повторяет идею Нового Шелкового пути Китая и, что интересно, хорошо стыкуется с Пекином по интересам и конкретным проектам. Например, интересы Китая в угольной отрасли и металлургии прямо совпадают с интересами и проектами семьи Ротшильдов в Монголии, России, Центральной Азии. Как рассматривалось в предыдущей статье, в Казахстане Ротшильды фактически имеют свой траст, их интересы в сырье тянутся в Киргизию, Таджикистан, Узбекистан и Афганистан.
По сути дела, пока представители двух глобальных проектов решают, как цифровизировать мир, накормить его жуками, сколько долларов стоит дыхание коровы, зеленые переходы и прочее, эти «банковские гномы» последовательно занимаются золотом, землей и недрами.
Словно понимая, что и те и другие глобалисты ходят по довольно тонкому экономическому льду. И когда этот лед треснет, то в выигрыше останутся те, кто работал под этим льдом – фамилия Ротшильдов.
Собственно, не зря на их фамильном гербе изображены с одной стороны нечто напоминающее льва, а с другой – орла. Пусть оба животных и не совсем в цветах и образах дома Габсбургов или Виндзоров, однако сходство там есть. И, что характерно, над каждым изображением нависает рука, держащая пять стрел (пять ветвей фамилии).
Так и сейчас, есть один концептуальный проект мироустройства, есть другой, ну а пять стрел нависают над каждым. Потому что, когда оба проекта «не взойдут», все будет как в старые добрые времена.
Собственно, поэтому с 1930-х годов Ротшильды не очень любят активы, связанные с индустриальным прогрессом, предпочитая то, что лежит в его основе: руда, уголь, золото, земля и, кстати, зерно.
Судя по всему, подобной стратегии фамилия будет придерживаться и впредь, не исключено, что даже перед лицом топ-30 инвестиционных монстров попробует отойти от дивизионной структуры и приобрести черты полноценного холдинга.
Для России специфика работы с этой третьей силой заключается в том, что эта сила нашим элитам, по крайней мере, понятна. Российский олигархат с ней контактировал, работал и работает, имел опыт конфронтации (и жесткой) и снова опыт работы.
В отличие от либералов, стоящих у руля в нынешней Европе, Ротшильды, их подходы и интересы нашими элитами воспринимаемы. Кстати, и трамписты, как сырьевики в основе, тоже вполне понимают эту группу.
Но и минусы тут тоже весьма серьезны.
Украина и ее активы
Прежде всего, это самая тесная связь с британским глубинным государством. Впрочем, Ротшильды и так его часть, просто живущая несколько по-своему. С ними можно работать, можно соседствовать, но надо понимать, что везде за ними придет британский «дипстейт», а тот в свою очередь на Россию смотрит как на историческую занозу. Самая жесткая точка тут – Украина и ее активы.
Победим мы – фамилия будет работать и с нами, но если ситуация будет неопределенной, то ресурсы семейного холдинга будут синергично работать с британским глубинным государством, питая и усиливая его на этом фланге. А мы все понимаем, что это означает. И упустить украинские недра для стратегии этой фамилии невозможно.
В работе с Китаем также мы всегда будем сталкиваться с интересами этой семьи, ее влиянием, и оно гораздо сильнее, чем у США и даже их финансовых кругов, хотя вроде бы цифры товарооборота должны говорить об обратном.
Ну и в Центральной Азии России надо наконец решить, какую позицию необходимо занять. Разговоры о Великой Евразии – это замечательно, но мы видим позицию Ротшильдов – недра и земля. И чем сильнее будут противоречия между глобальными проектами и элитными группировками на Западе, тем существеннее и глубже эта фамилия будет проникать в Центральную Азию, а с ней на плечах и их спутники – британское «глубинное государство», и попутчики – Ватикан.
Сейчас ситуация отличается от той, что была года так до 2018. После Ковид-19 на финансовых рынках нет стабильных трендов. Они не падают, но инвесторы не очень хорошо понимают, как в среднесрочном периоде будет формироваться стоимость.
А вот Ротшильды здесь имеют готовую проверенную стратегию – копать и накапливать металл, и чем дальше будет сохраняться неопределенность, тем глубже они будут закапываться, в частности в Центральной Азии. Она для них приоритет, поскольку замыкает торгово-сырьевой контур.
С прошлого года так еще и ЕС решил активизироваться там в пику Китаю. Для семейной корпорации это вообще идеальная комбинация, когда Россия «думает», а два гиганта – ЕС и Китай, начинают соперничество за регион. Учитывая стратегию и отношения Ротшильдов с обеими сторонами, нет сомнения, что они используют шанс, чтобы опять выиграть «в позиции победившего третьего». Ведь, пока двое конкурируют, всегда выигрывает третья сторона.
Вообще, конечно, прискорбно, что работа в Центральной Азии у нас строилась откровенно бессистемно. То вкладывали, то не вкладывали, то обращались туда, то наоборот. Все силы годами были направлены на Европу, на борьбу с американским влиянием, на сохранение рынков, на связи с промышленным капиталом ЕС.
Оно, может, было и полезно в периоде, но не с таким же почти религиозным фанатизмом и требованием от Старой Европы чуть не кровного родства. Родственниками там нас никто не считает.
Тем временем за 1/4 от накопленных резервов Россия, если уж сказать грубо, но прямо, могла инвестициями за 7–8 лет просто выкупить все основные активы в регионе и сформировать привлекательную модель для региональных элит.
Теперь придется в условиях, когда средств стало меньше, конкурировать с теми, у кого их не просто много, а очень много. Ну или не конкурировать.
