8 февраля в Пакистане состоялись внеочередные выборы в Национальное собрание страны — нижнюю палату Парламента. От их результатов и переговоров основных партий будет зависеть избрание нового, уже «постоянного», премьер-министра и, соответственно, формирование правительства этой страны.
Пакистан в российском экспертном сегменте обычно воспринимается как бедная страна, зажатая в рамках военно-политических, вернее, даже геополитических связок, вроде: «Индия-Пакистан» (враги), «Китай-Пакистан» (прокитайский бывший премьер И. Хан против «западников» Шарифов) и прочих в подобном ключе.
Связок много, но проблема этих построений в том, что реальная особенность политической системы Пакистана позволяет с ним плотно работать и китайским компаниям, и западным, и российским. И как это будет показано в материале по результатам прошедших выборов, большинство этих умозрительных аналитических связок к реальности имеют не очень много отношения.
Их постоянное транслирование «в эфир» только отбивает желание работать там у тех, кто хотел бы, и позволяет в этой стране ничего не делать у нас тем, кто работать там должен, но не очень-то хочет.
Таких стран, как Пакистан, в мире не мало, но раз уж Россия практически в официальную доктрину включает тезисы о необходимости работы с «Глобальным Югом», то пока ведётся подсчёт голосов (это процесс нескольких дней) и определяются контуры политической конфигурации, можно поразмышлять не только над частными связками нарративов относительно отдельной страны «Глобального Юга», но и над некоторыми принципиальными вопросами и условиями работы в регионе в целом.
И одним из центральных проблемных вопросов, который стоит на повестке, и с каждым кварталом всё жёстче и жёстче, это вопрос расчётов в национальных валютах.
В 2022 г. автора несколько удивляла та своего рода «лёгкость», с которой у нас смотрели на расчёты в национальных валютах в условиях санкций. С одной стороны, российские СМИ и заказчиков таких нарративов в правящей элите понять тоже можно — ну, действительно, не посыпать ведь голову пеплом. Создавать позитив тоже необходимо.
Создание позитива — это тоже часть борьбы за место под солнцем. Но создание позитивных смыслов не должно становиться «вещью в себе», заменяющей реальность и те довольно серьёзные проблемы и противоречия, которые надо решать и «расшивать».
С точки зрения даже экономической теории вопрос о подобных расчётах в условиях доминанты двух резервных валют (доллар-Евро) и резервной меры стоимости (золота) является одним из самых сложных. Да и с чего, собственно, ему быть лёгким в таком случае с точки зрения реального практического исполнения?
Можно вспомнить о том, сколько ожиданий было от прошедших саммитов БРИКС (уже БРИКС+), дескать, сейчас БРИКС как выдаст альтернативную валюту и как покажет «жадным глобалистам». БРИКС ничего глобалистам не показал, поскольку резервную валюту выпустить вне той самой «глобальной финансовой системы» нельзя. Надо вначале саму систему создать.
А вот вести расчёты в национальных валютах даже в рамках санкций и даже в рамках текущей мировой финансовой модели действительно можно. Вопрос в том, как решать массу проблем, связанных с этим, причём часть из этих проблем имеют чисто нашу отечественную природу и своеобразие.
Решение их означает, что Россия может получить сохранение возможности работы с разными странами, в том числе Глобального Юга, или просто Юга, или Юго-Востока, отсутствие решения будет означать, что мы нигде в нынешних условиях работать полноценно не сможем. Ни с дружественными странами, ни с нейтральными, как тот же Пакистан.
На днях в материале «Китайские банки и антироссийские санкции. Некоторые аспекты проблемы» разбиралась проблема блокирования взаиморасчётов китайских финансовых институтов. Наши страны ведут дружественную, причём подчёркнуто дружественную, политику. Однако блоки возникают всё чаще. Хотя вроде бы Россия и Китай уже почти полноценно работают именно в национальных валютах.
В том материале акцент делался больше на особенности санкционного режима в рамках нормативной базы ВТО, однако нельзя списывать со счетов и другие вопросы.
В частности, можно поразмышлять о том, какая выгода для Китая в том, чтобы становиться для нас «хабом» по параллельному импорту. Для китайского производителя (с точки зрения Пекина) в этом резона особо нет. Да, вы можете на юани купить всё, только с шильдиком и сертификатом «Made in China», но какой смысл Пекину выдавать в финансовую систему свою внешнеторговую валюту для перепродажи и реэкспорта товаров, например, «Made in USA»?
На месте Пекина было бы разумно вообще разослать что-то вроде негласного распоряжения, оформлять сделки только на китайские товары в Россию и на российские в Китай, максимально сократив реэкспорт из США и стран Западной Европы. Даже без всяких норм ВТО. Здесь не вопрос, дружественно это или не дружественно, это просто рационально и разумно для собственной экономики.
Предположим, что мы идём «на закупки» параллельного импорта в другую страну, которая на подобное благожелательно прикроет глаза. В каких валютах мы будем оформлять сделку?
Все местные валюты, кроме пары примеров в мире, котируются ниже пула резервных валют (некоторые в разы), а из основных резервных инструментов де-факто для России доступен опять только китайский юань. На местные валюты вы можете только что-то купить сугубо на местном рынке и продать сугубо на местном же рынке.
Параллельный импорт вы можете купить в ощутимом масштабе только на одну из резервных валют. Это означает, что при запуске схем параллельного импорта с учётом нынешних параметров нашего импорта в целом, надо будет снова взять китайский юань и провести с ним сделку в третьих странах.
Но, во-первых, кто сказал, что Пекин вообще заинтересован через Россию продвигать масштабно юань на международный рынок? Да, импорт Москвы в масштабе внешнеторговых сделок Китая невелик, но даже просто сигналы о развитии такой торговли будут укреплять юань там и тогда, где и когда Китай в этом может быть не заинтересован.
Заинтересован ли Китай в том, что Россия будет торговать на юани в Центральной Азии, Иране, Пакистане, Таиланде, в Африке? Если почитать нашу отечественную аналитику, то Пекин только и думает о том, как «свергнуть с пьедестала гегемонию доллара», только всё обычно оборачивается аналогично ситуации с БРИКС.
Пока фактура по реальным решениям показывает, что Китай не собирается выходить из коридора в 5 % мировых расчётов в юане. Там работают другие весовые параметры. Нельзя исключать, что эта позиция не поменяется в будущем, но произойдёт это никак не раньше, чем США и Китай договорятся о реальном разделе регионов на стоимостные макро-кластеры и не зафиксируют правила такой работы.
В Сан-Франциско на саммите АТЭС в прошлом году стороны только обсудили самые рамочные вопросы и общие принципы, но не более. Это всё ещё вопрос длительных переговоров и весьма острых трений. А нам, России, надо импортировать и экспортировать здесь и сейчас.
Да, Китай вероятно, больше всех остальных стран развивал тему новых внешнеторговых платёжных инструментов, как и цифровые платёжные системы, но ни один из них пока не набрал достаточный вес — для этого надо раскачать внутренний китайский бизнес, а он пока не готов «голосовать» за эти решения.
А во-вторых, кто сказал, что уже конкретно взятой стране Глобального Юга есть жизненная необходимость в увеличении доли юаня в своей собственной системе? Вот Пакистан или ОАЭ смотрят на это с определёнными опасениями, Индии юань вообще принципиально не подходит, но это касается не только Индии, например, Алжир или Индонезия на такие расчёты пойдут тоже с трудом.
Однако есть и третий аспект проблемы. Говоря о том, что торговля в национальных валютах — это выгодно, перспективно и безопасно, мы упускаем из вида тот факт, что конкретная экономика может по своей структуре быть просто не рассчитана на дополнительную внешнеторговую эмиссию даже своей собственной национальной валюты.
Как радовались во второй половине 2022 года, что Дубай для России стал целым «финансовым хабом», а оказалось, что Дубай не готов эмитировать такое количество своих дирхамов, при том что отношения между нашими странами находятся на уровне действительно высоком уровне в вопросах внешней политики.
Вот, собственно, и получается, что «расчёты в национальных валютах» при нынешней структуре нашей внешней торговли имеют два направления развития.
Первое — рано или поздно подавляющая номенклатура нашего импорта товаров, хоть как-то связанных с признаком «технологии», будет из разряда «сделано в Китае»: от электронного микроскопа до бытового выключателя. Мы к этому идём уже семимильными шагами, и нет никакого резона для того же Пекина этому мешать. Наоборот, через дружескую и соседскую «помощь в решении проблем с платежами» это положение можно только закрепить.
Второе — работа с каждой конкретной страной, не являющейся Китаем, будет происходить на основе только специальных и даже исключительных условий. У нас в основе экспорта лежит нефть, природный газ, топливо и некоторые виды сельскохозяйственного сырья. Поскольку и тут торговля будет в итоге завязана на юань, то работа будет строится со странами относительно близкими Китаю и с разрешения финансовых властей Китая.
Третье — при торговле в сугубо местных валютах товарооборот будет стремиться к минимальному значению. Не потому, что участники «плохие партнёры», а потому, что вы с такими расчётами вряд ли существенно продвинетесь дальше границ рынка конкретной страны. Многие торговые связки просто не будут задействованы.
И это не алармизм, не пессимизм, а реализм. Потому что можно много писать, что за десять лет мы, к примеру, с Ираном вышли на беспрецедентный уровень торгового взаимодействия и нарастили внешнеторговый оборот. С 1,4 млрд долл. до 4,5-5,0. В процентах, несомненно, существенно. А если не только в процентах?
Но даже с Ираном, с которым у нас и в самом деле достигнута наконец-то синергия по платёжным системам, следует понимать, что иранские торговые связи — это опять-таки Пакистан и Ирак, а там работают уже другие механизмы платежей и ценообразования.
Можно, конечно, некоторое время средства, вырученные за наше сырье в национальных валютах, оставлять на счетах компаний за рубежом, делать через дополнительные юр. лица закупки необходимых товаров и направлять через зачёт в Россию, но и тут нас будут ждать те самые нормы ВТО, которые, как было описано в прошлом материале, бюрократически сжимают пространство, может, и медленно, но не останавливаясь.
Все эти вопросы — только верхушечная часть проблемы, которая называется мировая финансовая и торговая система. У нас её почему-то зовут «Бреттон-Вудс», «гегемония доллара», хотя и «Бреттон-Вудс» уже поменялся несколько раз, и ВТО уже гораздо сложнее, чем первоначальная система середины ХХ века.
Конечно, можно долго дискутировать о том, что же мы до сих пор так зависим от импорта, но в реальности России надо довольно быстрым темпом запустить в оборот такой инструмент, который позволит обеспечить относительно беспрепятственное проведение сделок на суммы, эквивалентные 180-200 млрд долл., причём таким образом, чтобы и не зависеть полностью от реалий и доброй воли восточного соседа, и пройти «между струями» санкционных ограничений.
И вряд ли нам удастся придумать что-то иное, чем ввод второго валютного контура для международных расчётов. В качестве примера зачастую берётся китайская практика внутреннего и внешнего юаня, но загвоздка в том, что с оффшорным юанем вы можете при желании работать на разных рынках, а с рублём в нынешних условиях это практически эксклюзив. На оффшорный рубль, будь он создан сегодня по принципу китайского, можно пробовать перевести часть экспорта, но не импорт.
Одна из самых популярных тем — золотой базис. Проблема же заключается в том, что сделать, как в прошлые исторические периоды, аналог, вроде «золотого рубля», «золотого червонца» и т. п., уже не получится.
Это и в 1920-е годы было временной экстраординарной мерой, поскольку что расчёты в золоте, что расчёты билетами, которые можно обменять на монетарное золото, при финансировании импорта будут означать просто отток металла из страны. Чтобы подобную систему поддерживать, необходимо будет обеспечить встречный поток металла от экспорта.
Часто добрым словом (и заслуженно) в нынешнее время поминают и советский переводной рубль, имевший золотую привязку. Однако следует всё-таки учитывать, что переводной рубль базировался на масштабных товарных зачётах между участниками. Так или иначе, но переводной рубль был именно клиринговым инструментом, для функционирования которого необходима общая система формирования и учёта стоимости.
Обе особенности золотого базиса обычно являются теми камнями преткновения, о которые спотыкаются все идеи последнего времени о «торговле в золоте» или создании «золотой валюты». Но и не обойти эти камни нельзя в нынешних условиях, иначе мы рано или поздно будем просто всё импортировать из Китая или перейдём на банальный прямой бартер по принципу вроде «нефть в обмен на электронику».
Золотой базис выглядит для оператора внешней торговли и финансистов действительно убедительно. Всё-таки золото было и будет своего рода биржевым якорем. И интерес к подобному инструменту возникнет обязательно.
В этом есть системный плюс. Но если его вводить, то форма его (пусть и современная цифровая) должна больше напоминать не традиционную валюту, а скорее ценную бумагу вроде купонной облигации с номиналом, дисконтированным к средневзвешенной за определённый период биржевой цене на монетарное золото. Это один из тех редких товаров, который позволяет подобные операции.
Оплата за поставки ценными бумагами — это не редкость. Из плюсов — этот инструмент в теории может иметь свою ценность на региональных в том числе и финансовых рынках, из минусов — рано или поздно, но металлом придётся платить, хоть растянуто по времени.
Всё изложенное призвано показать, что, как и с ограничениями, связанными с особенностями норм ВТО, проблема расчётов не имеет простых решений. Если простое решение транслируется как выход из тупика, то оно в ста процентах случаев является либо кратковременным, либо элементом «позитивной новостной повестки». И наша натуральная ахиллесова пята в том, что в первом и во втором случае наступает самоуспокоение, и очень зря, поскольку аналогов и готовых рецептов, на которые можно опереться, у нас не имеется.
Скорее всего, мы выйдем примерно на подобный инструмент-гибрид, когда по параллельному импорту нас совсем ситуация станет подпирать, но лучше всё-таки этой привычке не следовать и запустить разработку несколько раньше.
Михаил Николаевский
