https://dzen.ru/a/YpY_gvXAYFC7_1MI
Польское восстание 1863 г. заострило проблему русско-польских взаимоотношений в журнальной и газетной публицистике с обеих сторон. Негативному образу России, представленному в польской местной и заграничной прессе, был противопоставлен образ неверного и религиозно-фанатичного «ляха» в русскоязычной прессе. Можно сказать, что наравне с военными, русские и польские публицисты вступили друг с другом в настоящее сражение. Эмоциональный накал печатных выступлений вполне соответствовал напряженному вниманию читающей публики, пока шли военные действия. В ходе словесной дуэли далеко не всегда аргументы сторон были рассчитаны на критическое осмысление, зачастую они были ориентированы на чувственное восприятие, на гнев или возмущение читательской аудитории. В качестве горячей новости с поля сражения в «Московских ведомостях» М.Н. Каткова (1863 г. № 116) появился документ, названный «Польским катехизисом». Текст был опубликован также во многих русских газетах не только столичных, таких как «Русский инвалид», но и провинциальных, таких как «Вятские губернские ведомости». Особый интерес к этому документу проявили издатели «Вестника Юго-Западной и Западной России», выходившего тогда в Киеве. Здесь не только был перепечатан «Польский катехизис» из центральной прессы, но и параллельно издан анонимный «Русский катехизис», сочиненный как своеобразный ответ на польский текст.
«Польский катехизис» обеспечил себе специфическую известность благодаря своему содержанию. Он относительно небольшой по объему, состоит из вступления и советов, разбитых на 13 пунктов, заканчивающихся словом «аминь». Главные идеи таковы: Польша есть возлюбленная и благословенная Отчизна, по подобию великих держав у нее есть свои колонии — это Украина и Литва, которые ни в коем случае нельзя упускать из рук. Для этого предлагаются советы: не уменьшать здесь польское землевладение (в случае необходимости продавать землю если не поляку, то еврею, но никак не русскому – п. 1), стараться занимать в администрации и армии выгодные места, не брезгуя любыми средствами для личного обогащения (пп. 2—8), лицемерие, лесть, обман должны вводить русское правительство и общество в заблуждение относительно настоящих намерений поляков (пп. 9—13). «Помни, — говорилось в тексте, — что Россия — первый твой враг, а православный есть еретик (схизматик), и потому не совестись лицемерить и уверять, что они твои кровные братья, что ты против русских ничего не имеешь, а только против правительства, но тайно старайся мстить каждому русскому». В общем, советы сводятся к тому, чтобы под видом порядочности и служебного рвения на русской службе всячески вредить России и действовать для отделения Польши. Все это звучало настолько безнравственно и подло, что возбуждало в русских читателях негодование и недоверие к любому поляку на русской службе как к затаившемуся врагу. «Польский катехизис» стал образчиком двойной морали.
После подавления восстания накал страстей в публицистике несколько снизился, и настало время для более спокойного и трезвого размышления над причинами случившегося в западном крае империи возмущения. К этому были призваны, конечно, историки, свидетели и современники событий. Историко-литературный журнал «Русский архив» начал выпускаться как раз в 1863 г. Каждый месяц выходил объемистый том примерно в 200 страниц с публикациями писем, мемуаров и дневников видных исторических деятелей. С течением времени «Русский архив» стал самым значительным журналом, который издавал источники по истории России XVIII—XIX вв. Его основатель и первый редактор П.И. Бартенев (1829—1912) выпускал журнал на протяжении почти полувека. События восстания 1863 г., о которых много писала московская пресса, оставили свой след в памяти уже сформировавшегося историка и литератора. Текст Польского катехизиса был ему хорошо известен, и, по-видимому, именно как характерный образец польско-католической морали был рекомендован Бартеневым в качестве приложения к книге Ю.Ф. Самарина «Иезуиты и их отношение к России. Письма к иезуиту Мартынову» (М., 1870). В 1870 г. в «Русском архиве» начали публиковаться «Записки о польских заговорах и восстаниях» Н.В. Берга. В 1863 г. он отправился в Варшаву в качестве корреспондента «Санкт-Петербургских ведомостей» после чего здесь остался и через некоторое время сделался преподавателем русского языка и литературы в Варшавском университете. Говоря в своих Записках о деятельности польского Демократического общества, действовавшего в эмиграции, Берг утверждает, что в 1830-е гг. «пресловутый Катехизис» был составлен неким Правдовским, пользовавшимся значительным влиянием на массы. Правда, сам автор Записок не считает, что эта инструкция получила официальное одобрение от лица Демократического общества.
Сочинение Н.В. Берга было издано в «Русском архиве» с изменениями, которые потребовала цензура. В своих Записках автор попытался изложить причины, приведшие к восстанию 1863 г. Он начал свой рассказ с 1831 г., довел до 1862 г. и проследил, как за этот период идеи польской политической эмиграции давали свои всходы на общественной почве в Царстве Польском. Рассуждения Берга вызвали отклик со стороны О.А. Пржецлавского — поляка, находившегося на русской службе. Пржецлавский был родом из Слонимского уезда Гродненской губернии, занимал должность в Совете Министерства Внутренних Дел Российской империи, издавал «Петербургский еженедельник» («Tygodnik Petersburgski») — официальную газету Царства Польского. В своих замечаниях на Записки Берга Пржецлавский обратил внимание на отдельные неточности автора и его преувеличения. Критика была встречена автором Записок спокойно, между двумя публицистами на страницах «Русского архива» состоялся взаимоуважительный и сдержанный диалог.
О.А. Пржецлавский остановился, в частности, на Польском катехизисе. Он указал, что за истекшие после восстания годы уверенность в его подлинности у читающей русской публики ослабла, почему стало возможным спокойно высказать свои возражения. Их можно свести к нескольким положениям:
1. Вера в то, что Польский катехизис представляет собой инструкцию для всякого поляка на русской службе есть сказка, подхваченная легковерной толпой, которая с готовностью верит в небылицы, вроде того, что в столице будто бы объявился поп с козлиными рогами или поляки отравили воды Невы.
2. Выдумка с «катехизисом» не оригинальна: в 1846 г. в княжестве Познаньском случился мятеж против немецкого господства, тогда тоже на одном убитом повстанце был найден текст с подобной инструкцией, то была немецкая выдумка, русская версия отличается лишь приспособлением к другим местным условиям.
3. Текст «катехизиса» выдает своим стилем автора-сочинителя из казенной канцелярии.
4. То, что был найден только один экземпляр у одного убитого поляка, уже делает представление о целом заговоре бессмысленным: почему не была найдена 1000 экземпляров, хотя бумаги тысяч повстанцев были проверены полицией?
5. Пржецлавский, наконец, говорит и о своем личном опыте: он уже 40 лет на службе в Петербурге, знавал ок. 200 других поляков на русской службе и не один из них не слышал ничего о Польском катехизисе.
П.И. Бартенев, публикуя возражения О.А. Пржецлавского, снабдил их примечаниями критического характера, в которых не скрывает своих сомнений в их убедительности. Так издатель, предоставив слово другой стороне, не изменил своего прежнего мнения о Польском катехизисе как историческом документе. В качестве ответа О.А. Пржецлавскому он напечатал в 1873 г. возражения М.В. Юзефовича, киевского публициста и археографа. Аргументация последнего сводится к следующему. Пржецлавский в своих рассуждениях обратился к внешней стороне дела: стилю документа, неясных обстоятельствах его обнаружения, прототипу в немецкой прессе. Однако он совершенно упускает из виду содержательную сторону дела: «Самый важный признак действительности или подложности катехизиса заключается в том, истинно или ложно его содержание». Поведение самих поляков подтверждает практическое применение советов катехизиса. Далее автор приводит примеры лицемерия польских панов, пасующих перед русской силой, но втайне пособствующих мятежникам. Точно так же, как теперь поляки отрицают аутентичность Польского катехизиса, недавно они отрицали издевательства над крестьянами (установку виселиц в имениях и проч.), объявляя документы, публикуемые Киевской археографической комиссией подлогами.
В том же номере «Русского архива» П.И. Бартенев поместил Заметку Н. Бицына на статью Санкт-Петербургских ведомостей о Польском катехизисе, где утверждалось, что этот документ есть сказка русских газет. Н. Быцин — псевдоним Н.М. Павлова, русского историка, публициста. В этой Заметке кроме уверенного утверждения автора, что существование Польского катехизиса есть исторический факт, обращает на себя внимание новая аргументация: сами поляки не отрицали бытование подобного катехизиса под именем Katechizm rycerski, написание которого приписывалось польскому революционеру, диктатору восстания 1863 г., генералу Людвику Мерославскому. Вполне возможно, что извлечения из этого рыцарского катехизиса ходили по рукам как листовка, читались у камина, т.е. не были рассчитаны на долгое хранение. Однако на него сохранился печатный ответ под названием Katechizm nie-rycerski авторства литератора Юлиана Клячко.
Спустя почти десять лет «Русский архив» снова обратился к теме Польского катехизиса, опубликовав статью В.А. фон Роткирха. Авторский текст помечен «27 сентября 1872 г., Витебск» и представляет собой возражение на упомянутое выше выступление Пржецлавского. В 1861—1863 гг. фон Роткрих был вице-директором особой канцелярии по делам военного положения при наместнике в Царстве Польском, через него проходили различные бумаги, обнаруженные при разгроме повстанческих отрядов. Поэтому свое возражение он подает как бы от официального лица. Фон Роткирх отклоняет те аргументы Пржецлавского, в которых говорится о случайности появления «катехизиса», его канцелярском стиле, немецком происхождении как субъективные догадки. Сам фон Роткирх относит появление текста к 1830-м годам. Автор дает важное свидетельство: он держал в руках более пяти экземпляров «катехизиса», добытых в разное время у разных лиц. Это говорит против утверждения Пржецлавского об единственном экземпляре, ставшем источником для русских газет и журналов. Слова фон Роткирха дополняют изображение обычных обстоятельств при разборе взятых у повстанцев бумаг: после разгрома польского отряда и обыска на месте обнаруженные документы складывались в чемоданы и мешки без особенной системы, указаний при ком и что найдено. Среди вороха этих бумаг и попадались подобные тетрадки. Сам В.А. фон Роткирх признается, что уничтожил обнаруженные экземпляры «катехизиса» потому, что они уже были известны по публикациям центральных русских газет.
Этими статьями исчерпывается полемика вокруг Польского катехизиса на страницах «Русского архива». В русской исторической литературе он надолго утвердился как исторический документ. Здесь можно вспомнить, что в Сборнике С.В. Шолковича (1840—1886), преподавателя реального училища в Вильно и члена Виленской археографической комиссии, Польский катехизис был опубликован как неоспоримый документ.
В заключение хотелось бы высказать некоторые собственные соображения о подлинности этого спорного текста. В первую очередь, необходимо подойти к нему со стороны внешней критики. Действительно, появление Польского катехизиса в периодической печати не сопровождалось достаточными объяснениями. Не ясно, где, у кого и при каких обстоятельствах был изъят этот документ, насколько верен перевод и сохранился ли польский подлинник. Интересно, представляет ли собой текст Польского катехизиса законченный текст или это выписки или конспект какого-то устного выступления? Ведь, очень сомнительно, чтобы повстанцы претворяли в жизнь рекомендации по служению в русском подданстве в то время, когда в 1863 г. они выступали против России с оружием в руках и требовали отрешиться от подданнической присяги не только польских чиновников, но и белорусских крестьян. Текст «катехизиса» должен был появиться в 30-40 –е годы, но никак не в ходе вооруженного восстания. В 1863 г. он мог быть обнаружен только случайно. Без выяснения всех этих деталей трудно говорить об аутентичности документа. Впрочем, не известно, брался ли кто-нибудь из исследователей изучить редакторский портфель газеты «Русский инвалид», чтобы выявить источник этой публикации. Вполне справедливым представляется также указание О.А. Пржецлавского на эмоциональное состояние русской читающей публики, которая с доверием относилась к печатному слову и к сообщению о новом коварстве поляков, в частности. Этим объясняется определенная популярность Польского катехизиса в русской прессе в 1863 г.
Теперь следует обратиться к содержанию «катехизиса» со стороны внутренней критики. Здесь нужно заметить, что данный документ не представляется единичным и исключительным. В этом отношении очень важно свидетельство В.А. фон Роткирха. Для польских патриотических прокламаций вообще были характерны формы религиозных текстов. Можно назвать кроме уже упомянутого «Рыцарского катехизиса» Л. Мерославского, «Рыцарский катехизис» А. Чарторыйского (1774 г.), «Польский Символ веры» и «Польские десять заповедей» (1772 г.), «Политический катехизис Речи Посполитой» (1735 г.) и «Символ веры польского правительства». Не единичными также были публикации в центральной русской печати похожих повстанческих инструкций. «Московские ведомости», например, издали Проект Л. Мерославского с указанием мер по организации восстания, затем этот документ был опубликован в «Вестнике Юго-Западной и Западной России» К.А. Говорского. Инструкции о ведении вооруженного восстания содержали рекомендации по распространению ложных слухов, использованию обмана и запугивания. В этих и подобных документах, происходящих с польской стороны, прослеживается явная тенденция оправдать любые средства ради достижения поставленных целей. Даже в таких, можно сказать, примерных поучениях, как «Дружественные советы» кс. Зигмунта Фелинского (1822—1895), святого Католической церкви, российское подданство рассматривается как смирение поляка перед Божиим наказанием. Правда, к чести Фелинского нужно отметить, что он в своих Советах порицал лицемерие: «Гадко смотреть, бесчестно даже забегать, льстить, делать вид, что преданы душою и сердцем, а в существе дела быть иного убеждения. Мало ли у нас таких патриотов, которые, где-нибудь по углам и секут и рубят, всех бы москалей, кажется, сразу перевешали, а в глаза и слова–то сказать не отважатся, а напротив льстят и распинаются». В таком контексте возражение М.В. Юзефовича, доказывающего, что Польский катехизис отражает настоящее поведение многих поляков, демонстрирующих свою лояльность русскому правительству только внешним образом, но втайне работающими против него, представляется справедливым.
Полемика вокруг Польского катехизиса сама по себе не подрывает его значения как памятника своего времени. Конечно, без выяснения обстоятельств его появления в печати и установления подлинника невозможно утверждать аутентичность его перевода, однако он может служить в качестве иллюстрации форм и способов агитационной деятельности польских патриотов, иллюстрации, которая подтверждается другими историческими источниками.
