Гора Афон
Гора Афон – неисчерпаемый источник чудес. Их «плотность на квадратный километр» здесь настолько велика, что по прошествии малого времени уже перестаёшь удивляться: «Ну, чудо как чудо, и что?» И идёшь дальше…
Хотя иногда в этом уникальном ряду встречаются такие события, которые навсегда врезаются в память и постоянно вызывают один и тот же вопрос: «Так что же это было?!»
Радость и смятение – именно это испытываешь при встрече с несомненным чудом. Чем же заслужил я эту честь – тогда, на Афоне, – достоверно не знаю до сих пор. Расскажу здесь лишь о трёх чудесах, хотя было их гораздо больше.
Кем я был тогда для Церкви? Явно перезрелым, но ещё горячим неофитом с «перевёрнутыми мозгами». Тяжелейший груз православного сопротивления нарастающей глобализации бетонной плитой лёг на душу непосильным бременем, повредив её такие нежные и тонкие «нервные струны», как доверие своему священноначалию и послушание Матери-Церкви. На первый план у меня, как и у множества таких, как я, вышла Борьба! И незаметно, «купая в корытце ребёнка», мы вместе с грязной водой выплеснули на пол и самого «ребёнка»…
Гора Афон
И вот я на Святом Афоне! Приехал, чтобы встретиться с местными старцами и услышать слова поддержки в этой своей Борьбе. А как иначе, ведь мы же правы!!! И это так очевидно.
Так мне казалось тогда.
Да, прошло уже шестнадцать с лишним лет, но ещё крепка память, и к тому же спасают краткие дневниковые записи, которые я делал каждый вечер перед сном. Правда, если оставались силы после изнурительного дневного перехода.
Записи точные, словно короткие мазки кисти по чистому полотну…
«Невидимые старцы» – искушение или реальность?
Они могут быть рядом с тобой, но ты их не увидишь!
Прп. Паисий Афонский своему ученику –
иеромонаху Афанасию из монастыря Симонопетра
О существовании этой загадочной монашеской группы, якобы скрытно живущей непосредственно где-то вокруг самой Горы, на юге полуострова, сегодня знают все, но… никто их не видел! Так бывает. Слухи об их существовании распространились в среде православных всего мира настолько широко, что сейчас не знать о них – едва ли не признак дурного тона.
Кто-то указывал, что их двенадцать и живут они одним братством, другие говорят о двадцати четырёх старцах, а дикей Андреевского скита отец Ефрем (+2023) (не путать с игуменом Ватопеда) привёл мне слова старца Паисия Афонского (+1994), что, мол, «на Афоне пятьдесят старцев, но Матерь Божия их до времени не открывает».
А ещё иногда слышишь, что эти старцы рассеяны по всему Афону, а не живут компактно где-то у подножия Горы. С этой версией согласуются слова моего знакомого – Виктора, насельника русской кельи Спиридона Тримифунтского, что удобно расположилась на севере полуострова, у арсаны Иванница, в прошлом жителя Краснодара.
Афон. У монастыря святого Павла
– Иду я здесь недалеко, в лесу, по дороге – с удивлением рассказывал он мне, – и вдруг отчётливо вижу над высокими кустами, чуть вдалеке, крышу монашеской келлии. Крыша каменная, с куполочком, типичная для Афона.
Он много раз за эти годы здесь ходил и никаких келлий не видел. Не увидел он её больше и в дальнейшем. Ни разу!
Так что это? И кто? Неужели те самые старцы?.. Итак…
***
Август 2007 года. На протяжении месяца, что я был на Афоне, со мной несколько раз происходили абсолютно однотипные события, истолковать которые я сразу же просил местных монахов. Но их ответы разнились. Поэтому отдаю всё на ваше толкование. Для этого постараюсь отойти от какой-либо литературности и буду излагать события буквально как протокол.
СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ
24 августа, пятница, около полудня
Успенский пост. Память прп. Иоанна Святогорского, затворника, иеросхимонаха (1867)
Хорошо помню это утро. Только что завершилось посещение прекрасного Ватопедского монастыря – две службы, потрясающие святыни и лица афонских монахов. Кстати, очень много чёрных бород. Не седых, а именно чёрных. Возьмём на заметку, как-нибудь вернусь к теме молодого монашества на Горе.
Похожее место первого случая
Поскольку ещё вчера я был в Зографе, где наслышался о личности отца Венедикта, бывшего игумена монастыря, то задумал зайти к нему «в гости». Место его жительства (келья свв. Константина и Елены) мне было примерно известно, но никакие маршрутки в тот «медвежий угол» не ходили. Разумнее всего было идти туда ножками, по прямой, через лес. Так я и решил.
Солнце светило уже ярко, но жуткая полуденная жара ещё не наступила. Взвалив на плечи огромный рюкзак, я помолился и пошёл. Пройдя монастырские огороды и плантации, я углубился в девственный лес. Спасали интуиция, редкие красные таблички-указатели и подробнейшая карта Афона, заранее купленная в Уранополи в магазинчике, что рядом с автобусной остановкой. В ней были указаны даже тропочки, по-гречески «монопАти».
Мой строгий старец в России запретил мне, мирянину, напоказ, публично таскать чётки, но тут, в абсолютном одиночестве, от этого запрета я был свободен.
Боже! Как же это упоительно прекрасно – идти по святой афонской земле и предельно сосредоточенно непрерывно творить по чёткам Иисусову молитву! Уставал читать по-русски, тут же переходил на греческий. Уставал по-гречески, снова возвращался на русский! Душа ликовала! Абсолютное счастье, наверное, выглядит именно так…
***
Миновал какой-то крупный скит, кажется, св. Димитрия. Он был тих и внешне безлюден. «На цыпочках», не желая мешать монахам молиться, а может, просто отдыхать после службы, я просочился мимо него по поляне и снова углубился в чащу.
Постепенно выбрался по тропке на широкую и совершенно безлюдную дорогу. Собственно, дорогой она ещё не была, её только строили. Одинокие бульдозеры и грейдеры стояли на ней просто так, на обочине. Куда тянули её – не знаю, но примерно в сторону монастыря Констамонит. Было видно, что мощные машины своими ковшами срезали боковые склоны, превращая эту бывшую тропку в полноценную, строго горизонтальную в поперечнике дорогу.
В одном месте, сбоку в кювете, виднелись развалины бывшей монашеской келлии – из песка печально торчали лишь деревянные остатки её верхней части.
Довольно долго шёл я по этому жёлто-песчаному покрытию. То был перевал главного афонского хребта. Правда, здесь, в северной части полуострова, его высота небольшая. Скорее, это были заросшие лесом высокие холмы.
Тем временем моя дорога начала круто уходить влево, за поворот. Справа, начиная от обочины, она резко срывалась вниз почти отвесной кручей. Слева над дорогой нависал заросший лесом склон, вертикально срезанный ковшом бульдозера. Вдали, в ярком солнечном свете, показались воды залива и контуры второго «пальца» полуострова Халкидики.
Держа в руках чётки, я спокойно шёл к повороту, читая вслух Иисусову молитву. Но вдруг резко остановился: слева, между мной и стеной склона, незримо для меня стоял некто! Я ничего не слышал кроме пения птиц, но было полное ощущение, что к моему лицу в невидимом каче подлетело очень горячее кадило священника! Один раз… два… Может, и три… Мне даже инстинктивно захотелось отпрянуть немного назад – казалось, что ещё чуть-чуть – и кадило со всего маху «заедет» мне по носу!
Да, я не слышал звона его цепочек, но:
-
Почувствовал потрясающий фимиам от ладана! Его облако меня просто накрыло. Вокруг всё благоухало! Запах – восхитительный!
-
Меня едва не обжёг жар от горящего угля!
-
Чётко запомнился характерный запах горения самого угля в кадиле!
Сказать, что я был потрясён, – не сказать ничего!! Конечно, я осмотрелся по сторонам, но никого вокруг меня не было.
***
Немного придя в себя, я продолжил путь. Через некоторое время сзади послышался звук мотора – меня быстро догонял жёлтого цвета джип-«крузак». Тойота остановилась, и мне приветливо махнули рукой: «Садись, – мол, – что стоишь?»
Иеромонах Лаврентий, водитель джипа, был из молдавского скита св. Иоанна Богослова, что на самом юге полуострова, в местечке Провата. Это у северного подножия Горы. У них в скиту «бизнес» такой – возить по Афону состоятельных православных «туристов». Но сейчас он был почему-то один.
Каракал
Его русская речь с мягким молдавским акцентом здесь, далеко от России, приятно ласкала слух. Батюшка любезно довёз меня до самого монастыря Каракалл, а я всю дорогу его расспрашивал: что он, священник, уже не первый год живущий на Афоне, думает о потрясшем меня явлении.
– Знаешь, Сергий, – отвечал он, – когда в каком-то скиту есть собственное производство ладана, то отходы этого производства обычно выбрасывают куда-нибудь подальше. Возможно, ты проходил мимо такого старинного захоронения отходов.
Ну, ладно. Хорошо. Отходы – так отходы. Принял это к сведению и немного успокоился. Чего на Афоне не бывает. По крайней мере, теперь я точно знал, какие запахи окружают праведников в Царстве Небесном!
СЛУЧАЙ ВТОРОЙ
25 августа, суббота, около 3 часов дня
Успенский пост. Память мчч. Фотия и Аникиты и многих с ними (305–306)
Так вот. Переночевав в Каракале, я с утра пораньше рванул в Великую Лавру Афанасия Афонского – за «аленьким цветочком». Есть там такая особая святая вода, хотелось сделать подарок жене.
Однако дорога сложилась настолько успешно, что, решив свой вопрос в Лавре, в обед я уже был в Кариесе, столице Святой Горы.
Поскольку «вооружён» я был двумя видеокамерами, то у меня была надежда записать видеобеседу с архимандритом Ионой (Игнатенко). Он как раз приехал из Одессы на Афон помолиться. А значит, надо было не терять времени, а двигать в наш русский Пантелеимонов монастырь. И чем быстрее, тем лучше. Время было, силы тоже, и я снова пошёл пешком. Напрямик – через горный перевал.
***
Есть там такое интересное место – когда от Андреевского скита поднимешься вверх и перевалишь через хребет, то грунтовая укатанная дорога поведёт Вас вниз, к западному побережью Афона. Туда, где на берегу залива уютно расположился наш монастырь. И Вы обязательно войдёте в так называемый «туннель», образованный сросшимися наверху кронами высоких каштанов, растущих по обеим сторонам дороги.
Пантелеимонов монастырь
Уже вечерело, однако солнце ещё стояло довольно высоко. Я шёл в полном одиночестве, слегка помахивая чётками. Устами устало бормотал Иисусову молитву, а глазами с интересом разглядывал окружающую природу. Ноги легко бежали под уклон, и я с нетерпением ожидал встречи со знаменитым скитом Старый Руссик.
Колыбелью русского присутствия на Святой Горе его назвать нельзя, но «точкой номер два» – это точно. Именно сюда, из густых дебрей скита Ксилургу, постепенно сместился центр русского монашества на Афоне, а чуть позже он ушёл ещё дальше к морю – непосредственно на свою собственную пристань, которая со временем разрослась и превратилась в огромный и прекрасный монастырь. А здесь, в Старом Руссике, воцарилась тишина и молитвенный покой. Он стал просто скитом.
Похожее место второго случая
Я в нём ни разу не был и, шагая по «туннелю», всё ждал, что вот-вот, скоро он появится впереди по дороге.
Но вдруг внезапно (!) я снова явственно ощутил: слева от меня незримо стоит человек, и кадило в его руке подлетает прямо к моему лицу!
И снова то же самое – восхитительный запах фимиама, жар от горящего угля и запах горения этого самого угля!
Я стал лихорадочно оглядываться по сторонам, но снова – вокруг ни души. Каштановая аллея была совершенно безлюдна.
В общем, потоптался, пооглядывался, немного пришёл в себя и пошёл дальше. А что делать?..
Миновав Старый Руссик и мельничку прп. Силуана Афонского, я вышел к побережью.
– Всё, – думаю, – с этой минуты я буду постоянно носить на груди готовый «к бою» фотоаппарат!
Мне вспомнилось, как уже несколько раз и мне, и моим знакомым доводилось на собственных фотоснимках неожиданно обнаруживать нечто такое, что глаза в момент съёмки не видели – некие фигуры людей, странные облака и т.д. Причём это случалось в равной степени и с плёночными, и с цифровыми аппаратами.
***
Кстати, русский Пантелеимонов монастырь, к которому я тогда направлялся, располагал на этот счёт идеальной иллюстрацией. У его входа со стороны моря, когда вы по ступеням приближаетесь к арочному проходу внутрь монастыря, слева от арки можно увидеть на стене огромную фотографию. На ней изображено удивительное событие, произошедшее здесь же, у ворот, в далёком 1903 году.
В то время монахи монастыря имели обыкновение после литургии чем-то поддерживать своих собратьев – бездомных скитальцев по Афону. Их здесь называют сиромахами. Сидели они возле входа в монастырь и смиренно просили подаяния. Протат Святой Горы, имея благое желание пресечь иждивенчество, потребовал от Русского монастыря прекратить эту «душевредную практику».
И вот наступил последний день, после которого русские монахи обязаны были подчиниться требованию Афонского руководства. Они раздали милостыню и удалились на послушания. Но случайно эту последнюю раздачу сфотографировал один из иноков. Когда же он проявил фотопластину и напечатал с неё фотографию, то с удивлением увидел среди сиромахов… Женщину, с благоговением и смирением держащую в руках хлеб, только что полученный из рук благочестивого русского монаха. Наверное, излишне говорить, что фотограф, когда всё это снимал, глазами Пресвятую Богородицу тоже не видел.
Фотография Хозяйки Горы Афонской, а самое главное, скрытый смысл этой фотографии настолько сильно подействовали на членов Священного Кинота, что они без промедления отменили своё решение.
***
При Святых вратах, справа в арке, находится огромная монастырская иконная лавка. В тот год был там старшим иеромонах Исидор (Бережной). В мои прошлые приходы сюда мы уже познакомились, и я сразу «вывалил» на него все свои переживания.
– Слушай, Сергий, – нисколько не удивившись, ответил он мне, – или это были те самые двадцать четыре невидимых старца, или ты проходил место неизвестного захоронения кого-то из святых. И именно от их мощей исходило такое благоухание.
– Интересно, – подумал я, – а как тогда в эту «концепцию» вписывается горячее кадило, подлетавшее несколько раз прямо к моему носу?
– Знаешь, у отца Силуана Афонского, – продолжал отец Исидор, – описан такой случай, когда он однажды в густых афонских зарослях вышел на заброшенную келью. Было видно, что в ней уже давно никто не живёт, местами она была даже обрушена. И только тончайший запах небесного благоухания, наполнявший округу, указывал ему, что место это отмечено особой Благодатью Божией. Он стал внимательно искать источник этого изумительного запаха и вскоре нашёл. Поиск привёл его к двум могильным холмикам.
Кресты на них уже давно покосились. Ему стало понятно, что благоухание распространяется именно отсюда, из-под земли. Значит монахи, погребённые здесь, безусловно сподобились у Господа святости.
Отец Силуан захотел поднять святые мощи этих праведников, но день клонился к концу и было уже слишком поздно. Решив исполнить задуманное утром, он поднялся на второй этаж, подготовил себе ночлег и лёг спать.
Однако ночью наш святой увидел сон, в котором ему явились два незнакомых монаха и строго сказали, чтобы он не смел трогать их могилы, поскольку они этого категорически не желают. Пробудившись от сна, отец Силуан поклонился захоронениям и смиренно покинул келлию.
– Батюшка, – спрашиваю отца Исидора, – а мне вот вчера один человек объяснил это странное явление по-другому. Мол, что это пахли отходы производства ладана.
– Ерунда! Отходов ладана не бывает в принципе. У нас в монастыре есть его собственное производство, и я точно знаю, что перерабатывается – всё!
СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ
2 сентября, воскресенье, около 7 часов утра
Поста нет. Память прор. Самуила, мчч. Севира и Мемнона и с ними 37-ми мучеников (304). Икона Божией Матери «Прибавление ума»
Завершалось моё месячное пребывание на Афоне. И я уже так перестроил свои планы, что начал двигаться ближе к «выходу», то есть с юга на север, к арсане Иванница. Впрочем, если на Афоне вообще можно говорить о каких-либо своих планах!
Поэтому в тот день, переночевав в греческом монастыре Каракал, ранним утром я пешком направился в сторону Кариеса. Я собирался к вечеру добраться до монастыря Ватопед, чтобы попытаться записать интервью со старцем Иосифом Ватопедским! Но для этого нужно было дойти по восточному берегу полуострова сначала до монастыря Иверон, а затем до Кариеса. И уже там прыгать в какую-нибудь маршрутку до Ватопеда.
Шторм у Иверона
И я пошёл. Следом за мной в Кариес отправился один из строителей-албанцев, их довольно много работало тогда в афонских монастырях. Вообще, албанцы-мусульмане на православном Афоне – это особая тема. Этого албанца, что шёл за мной, я потом видел в Кариесе, куда пришёл рейсовый автобус с порта Дафни. Он встречал там человек пятнадцать своих молодых сородичей, прибывших на пароме. Наверное, увёл их обратно, к себе в Каракал.
***
То утро выдалось пасмурным, хмурым, с моря дул довольно сильный восточный ветер. Автодорога змейкой огибала изгибы горного массива – то вылетала наружу, подставляя себя морю и ветру, то, разворачиваясь вглубь, пряталась от них в длинной внутренней дуге. Там было тихо и безветренно, только чуть-чуть шелестели деревья.
Албанец тактично держался сзади меня на дистанции метров в тридцать: если я замедлял ход, то замедлял его и он, если я шёл быстрее – то быстрее шёл и он. Так, в паре, мы и шли с ним довольно долго. Я спокойно вычитывал правило, разве что из-за албанца чётки приходилось держать перед собой, незаметно.
Место третьего случая
До монастыря Иверон оставалось несколько километров, когда дорога, сделав очередной зигзаг, снова нырнула вглубь горного ущелья, в сторону от моря. Здесь, в небольшом ущелье, несмотря на настоящий шторм у кромки Эгейского моря и завывание ветра, был абсолютный штиль и тишина. Лишь каменная крошка дороги еле слышно шуршала под ногами.
Миновал маленький мостик. Под ним, едва журча, сбегала к морю небольшая речушка. На груди болтался фотоаппарат – с «того случая» я постоянно носил его на шее. Слева тянулась отвесная горная стена, справа – небольшой заросший склон, уходивший к речке.
Место третьего случая. Вид назад
Как вдруг (!) я опять почувствовал: слева, у горной стены, незримо стоял человек, и кадило в его руках снова подлетело прямо к моему лицу!
И опять – головокружительный и сказочно-прекрасный запах ладана, жар угля и запах его горения!!!
– Ну, уж сейчас ты от меня не уйдёшь, – запальчиво мысленно завопил я и с азартом охотника схватился за фотоаппарат!
Со вспышкой и без неё, я обфотографировал вокруг себя всё что можно!
Тут же внимательно, с увеличением, рассмотрел отснятые кадры. Ни-че-го! Вообще… Пусто… Только дорога, камни, скалы…
Мусульманин остановился и корректно, издалека, с явным любопытством наблюдал за моими «чудачествами». Ему, наверное, было весело:
– Этот русский – такой забавный парень, – скорее всего, думал он.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Так что же это было? Ради чего? Каков был тайный смысл доверенного мне Кем-то? Мне словно приоткрыли щёлочку двери в тайный и недоступный для нас мир Духа! Но зачем? Убедить меня, что Бог есть? Но к тому времени я это железобетонно знал уже одиннадцать лет.
Единственная разумная версия, что приходит мне сейчас в голову, следующая: такое явное открытие мне духовного мира преследовало лишь одну цель – переломить мои духовные приоритеты, оттащить «за уши» от чрезмерного увлечения церковной политикой, от нескончаемой фанатичной борьбы с глобализацией и апостасией и буквально влюбить меня в тихое внутреннее духовное делание, показав его мощь и духовную красоту.
Ведь есть в Православии делание внешнее и делание внутреннее. Мы, неофиты, особенно отягощённые «боевым» комсомольским и партийным прошлым, придя в Церковь, более падки именно на делание внешнее: борьбу за чистоту вероучения, борьбу против «жидких» и «твёрдых» ЧИПов, сотовой связи 5G, мы любим гигантские крестные ходы, молитвенные стояния (зачастую переходящие в истерику), сбор подписей подо что-либо, петиции, воззвания, обожаем крещенские купания в сорокаградусный мороз, не упускаем случая «возвысить свой голос» (по поводу и без), воспитываем и поучаем других.
Одним словом, в Церкви мы охотней всего ищем именно внешнюю «движуху»! И многие из нас это и считают истинной церковной жизнью.
Да, многое из перечисленного выше имеет отношение к Церкви (прямое или косвенное), но, думаю, лишь в разумных пропорциях. Это – лишь обрамление, фон для более главного, глубинного – для делания внутреннего: преображения себя, своего внутреннего состояния, своей вечной, бессмертной души. Для искоренения греховных наклонностей и привычек.
И главнейшими средствами здесь являются не количество построенных лично храмов (что, конечно же, здорово!), а регулярное и частое участие в церковных Таинствах и глубочайший ежедневный молитвенный труд. Прежде всего, с помощью молитвы Иисусовой. Увы! Лишь эти два фактора в состоянии вернуть наш горделивый, «просвещённый» и «самодостаточный» ум назад – домой, в сердце…
***
В общем, закинул я на себя тяжеленный рюкзак и, погружённый в свои раздумья, снова побрёл дальше.
Я был смущён и растерян – приехал на Афон за поддержкой, а тут такое! Один из самых упёртых антиглобалистов России, наверное, впервые за последние годы немного засомневался в своей правоте. Чуть-чуть… Самую малость…
Как знать, может быть, это стало четвёртым – самым неожиданным и самым важным для меня чудом?!.
***
Небо постепенно начало светлеть, и жизнь потекла дальше. Мой албанский «телохранитель», как тень, снова двинулся за мной. До Иверона оставалось совсем чуть-чуть…
