У меня непрестанно болит Изюм. Изюм и Купянск, которые я покинула всего за неделю до «перегруппировки».
Вот что было: в Купянске я проводила урок мира перед младшеклассниками на 1 сентября.
Я поздравила их с тем, что они будут учиться на русском языке (они сами выбрали), и сказала, что теперь Россия здесь навсегда.
До конца этого «навсегда» оставалось десять дней.
Потом украинские военные выложат фотографии выброшенных учебников русского языка; беленькие, сиротливые, новенькие, они будут лежать на земле.
Однажды таким учебником в школе я сломала нос школьному хулигану. Я стояла на перемене, читая учебник русского – беленький, да, в твёрдой обложке, – хулиган дразнил меня, и неожиданно для себя самой я закрыла учебник и рубанула по лицу. Меня вызывали к завучу, но бить с тех пор перестали.
О, эти белые учебники русского; понятно, почему с ними сражаются, – в них сила. Но всё же как болит у меня тот светлый солнечный Купянск и моё собственное радостное обещание: Россия здесь навсегда.
И Изюм. И бьются в голове слова знакомого: «Оттуда не успели провести эвакуацию. Из Купянска людей эвакуировали, а из Изюма не успели».
Я помню мостик через Оскол, у этого моста мы назначали встречи: в Изюме не было связи, и он служил ориентиром, «Мост Ветеранов» он назывался по названию подразделения, которое его установило. Я помню свою первую поездку в эти края – на такси из Луганска – и острое чувство влюблённости в эти подсолнуховые поля и сосновые боры; я подумала тогда, что это, родное, дорогое, мы не отдадим никогда.
Но мы отдали.
Болит Изюм, Купянск.
Болит Донецк.
19 сентября – очередной удар: тринадцать погибших, натовский снаряд в остановку.
Ласковый сентябрь, остановка, магазинчик, середина дня.
Были люди, шли в магазин, ехали по делам, к родственникам, на работу и думали, что впереди – длинная жизнь, тревожная, может; лишь бы кончилась война; бензин вот в дефиците, поеду на маршрутке; надо детям зимнюю обувь покупать.
А теперь лежат куски кровавого мяса.
Впрочем, что о них говорить? – тысячи, миллионы слов были сказаны, и они не изменили, не исправили ничего, не спасли ни одного человека.
Сейчас много говорят о «красных линиях». Но такой линией не стал Изюм, где сейчас мучают и убивают русских людей. Не стали убийства людей в Донецке украинской артиллерией, стоят мосты через Днепр.
Смеются украинцы, наблюдая искалеченные, разорванные тела дончан и беленькие учебники русского.
И если нет политической воли – они придут. Они придут за каждым улыбающимся, глумящимся, убивающим. Тринадцать дончан, убитых на площади Бакинских комиссаров. Белые крылья учебников русского. О, преданные всегда смелее предателей. Пока молчат, молчат, молчат живые – придут мёртвые, придут растоптанные, брошенные, оставленные, смешанные с пылью. Придут не укором, не печалью, но неотвратимым возмездием, белые обложки станут крыльями Немезиды.
Они придут.
Анна Долгарева,
поэт, специально для «ЛГ»
2. О крыльях Немезиды
Православные в Немезиду не верят, а только в Святую Троицу
1.