С большим удовольствием, а часто и с изумлением читаю сейчас Н. Лескова и всё больше убеждаюсь, что это действительно большой и недопонятый у нас подлинно-христианский и православный писатель и мыслитель. Буквально на днях узнал, что он собирался составлять жизнеописание преподобного Нила Сорского, как «образцового русского святого, которому нет подобного нигде по здравости и реальности его христианских воззрений». А, каково?! Такое высказывание чего-нибудь да стоит и уж конечно точно характеризует отношение самого Лескова к Церкви и святости. Чтобы лучше понять, о чем идет речь, послушайте, о чем говорит преподобный Нил Сорский в завещании своим ученикам: «Если кто-то советуется с тобой, желая принести в церковь священные сосуды или какое-либо иное украшение, повели ему раздать нищим. Ибо никто никогда за неукрашение церкви не был осужден»...
Но вернемся к Лескову. Его непрестанное и строгое «всматривание» в нашу русскую жизнь, в самою ее суть и всматривание предельно искреннее, с желанием познания истины – имеет самое прямое и непосредственное отношение ко всему что происходило (да и происходит сейчас) в нашем Отечестве.
Так, если говорить просто, но по существу о причинах того страшного переворота, что произошел у нас в начале XX-го века, то это ведь зревшее десятилетиями горькое осознание, что то «официальное» христианство, которое представляли всем как подлинное и нерушимое – во многих внешних своих проявлениях вовсе не соответствовало духу Христову. И именно желание абсолютной и совершенной правды привело многих к горькому заблуждению, что «поскольку Церковь не во всем оказывается права, то, стало быть, и Бога не существует». Не услышан оказался в этом горьком и распространенном, увы, заблуждении голос нашего великого святого – Игнатия Брянчанинова, с прозорливой ясностью напоминавшего: «Христианство не лишается своего великого достоинства по той причине, что некоторые или многие христиане проводят жительство противное учению Христову».
Вот так же не был услышан и понят главный сердечный мотив Николая Лескова, буквально вопиявшего о том, что религия – это не собрание требований и постановлений, (пусть даже самых правильных и обязательных к исполнению), а «поэзия вечной правды и неумирающей жизни». Читаешь и изумляешься – насколько же это верно и точно! И насколько именно такое понимание религии и церковной жизни необходимо нам сейчас, при всём бережном и трезвом отношении к сохранению Священного Предания, лучших традиций и правил. К слову, никогда и нигде мы не найдем у Лескова каких-то бунтарских мотивов в отношении Церкви. (По крайней мере, я не нашел). Напротив – все его «праведники», как правило – глубоко добропорядочные и законопослушные люди, только они стараются исполнить то главное, что кажется им самой сутью православия – то есть хранить дух Христов, действовать и поступать в полном соответствии с ним. И, в то же время, с какой горечью пишет Лесков о «строго благочестивых домах, где утром молятся, целый день теснят и обирают людей, а потом вечером опять молятся».
К слову, я с удивлением узнал, что еще при жизни святителя Игнатия (Брянчанинова) Николай Лесков включил очерк о его детстве и юношестве в цикл «Праведники», где писатель хотел показать положительные типы русского народа, как бы восполняя труд Н. В. Гоголя, который страшно переживал, что отрицательные типы ему удалось показать во всей их неприглядной «красе», а положительные образы, которые он (как говорят) хотел вывести во втором томе «Мертвых душ» - ему не удались. И Гоголь как гениальный писатель это почувствовал, конечно, а как верующий человек - страшно огорчился тем, что дар его (писательский) показался ему главным образом даром критическим, сатирическим, пожалуй, в то время как позднему Гоголю именно хотелось «оправдаться» перед вечностью и потомками и написать что-то равнозначное лучшими его произведениям, но «положительное» по духу и содержанию. От этого желания, несомненно, родилась (также недопонятая и недооцененная многими) его великолепная книга «Выбранные места из переписки с друзьями».
И вот Лесков, как кажется осознанно, хотел восполнить труд и как бы даже поддержать молитвенно и духовного великого своего предшественника и собрата по перу, создавая галерею положительных образов православных людей, но только освещая те их черты, которые не принято было освящать и о которых не принято было говорить во времена «казенного православия» времен Синодального периода. Вот почему я говорю, что и Николай Лесков (как и Н. В. Гоголь в свое время, да и святитель Игнатий) - оказался недопонят многими православными и даже представителями «официальной церкви». А жаль!
Снова и снова читая и перечитывая Лескова, с изумлением встречаю полное несоответствие того, каким (лубочно-чудаковатым автором) представляли его в советское время тому, насколько на самом деле глубок и ясен, честен его талант, в том числе и по отношению к истине, к Богу и Его Церкви. Я, конечно, не знаю многих обстоятельств жизни этого большого писателя, всех его высказываний и суждений, но сами его произведения со всей очевидностью свидетельствуют о том, что он не был противником Церкви, а только хотел, чтобы Церковь была действительно Христовой, не только в сокровенных своих основах, но и по внешнему образу бытия, по отношению к людям, к их действительным нуждам, чаяниям и устремлениям. И в этом смысле творчество Н. Лескова не только актуально в наше время, но, думается даже что верное и полное осмысление его творчества у нас еще впереди.
Дай-то Бог!
1. Понимать нелицеприятно
Вывод писателя таков: «Без Церкви можно обойтись, даже должно искать спасения вне ее ограды, ибо в ней – застой, отсутствие движения воды».
«Праведники» Лескова достигли самостоятельно «великой» праведности помимо и вне Церкви Христовой.
Лесков допускал прямую клевету на Церковь и на святых. Написал пасквиль на святого Иоанна Кронштадтского, опубликованный австрийскими раскольниками-старообрядцами. О святителе Игнатии (Брянчанинове) написал, что в молодости он «бежал из армии» по причине начала войны с Турцией.
В письме к Суворину высказал: «…Катехизис Филарета – это мерзко».
Христа Лесков считал лишь хорошим человеком, писал в одном из писем: «Люди очень дальнозоркие: Сократ, Сенека, Платон, Христос, Ориген, Шопенгауэр, Л. Толстой…»