Рождество в Харбине

Источник: журнал "Русская Атлантида" № 30

 

Отошли затяжные, шумные, насыщенные развлечениями новогодние праздники. Слава Богу, они включают наше православное Рождество, которое теперь официально признано нерабочим днем. Радостно сознавать, что дожили мы до времени, когда по радио можно слушать духовную музыку и религиозные передачи, что по телевидению транслируют праздничные богослужения и высокообразованный Владыка Кирилл отвечает на вопросы телезрителей в передаче «Слово пастыря», а «Православная энциклопедия» знакомит нас с историей и современной жизнью церкви. Всё больше людей, в том числе молодежи, обращается к вере и посещает храм, но все-таки… Главным и самым любимым праздником в России теперь называют Новый Год. После 2 января радостная суета заметно стихает и подготовки к Рождеству совсем не ощущается. Далеко не все русские его отмечают как самостоятельный праздник, тем более как духовный, религиозный. Многие просто готовы ещё раз посидеть за праздничным столом, а из тех, кто считает Рождество большим праздником, мало кто знает, как в этот день и на Святках создать дома радостную и торжественную атмосферу, тем более, что ёлку уже нарядили к Новому Году и подарки вручили.

А ведь ёлка, как и Дед Мороз (Санта Клаус на Западе) в христианском мире – это рождественская, а отнюдь не новогодняя традиция. В западных странах ёлку наряжают к 25 декабря.

Так было и в дореволюционной России, которая жила по старому стилю, и 7 января было тогда 25 декабря, а Новый год наступал потом (14 января по новому стилю) и был совсем не началом, а продолжением святочных праздников, заканчивавшихся Крещением. Так было и в русском харбинском быту – ёлку наряжали в сочельник, 6 января, то есть после нового года по новому стилю. Преподаватели культурологии иногда рассказывают студентам о происхождении традиции наряжать елку к Рождеству, заимствованной, кстати, у немцев, но в народном сознании и в официальной лексике закрепилось понятие «новогодняя ёлка». А новогодней она стала всего лишь с 1936 года[i].

Сразу после революции она была отнесена к «поповским затеям», то есть фактически запрещена. Так бы хотелось, чтобы к русскому народу возвратилась та атмосфера православных праздников, какая была в русском Харбине и в храмах, и в городе, и в семьях. Православные традиции организовывали наш быт, духовную жизнь, формировали нравственные понятия. Рождество – чудесный праздник, и особенно много радости он дарил детям.

Рождественские традиции далеко не исчерпываются ряжеными, колядками, гаданиями. У русских харбинцев были как общепринятые, унаследованные от дореволюционного православного быта, так и семейные представления о том, как праздновать Рождество и Святки.

Рождественский пост – не строгий, не все его соблюдали, но свадеб в это время не играли, общественных развлечений не организовывали, готовили праздничные спектакли и концерты. В домах проводилась генеральная уборка и подготовка к встрече праздника.

Декабрьские сугробы, поднятые от морозного ветра воротники, обвязанные теплыми шарфами дети – всё это не мешало радостной предпраздничной суете. В лавках и на лотках обилие мандаринов, апельсинов, яблок, сушеных бананов и хурмы. Людно в магазинах: все озабочены выбором подарков и подготовкой праздничного стола. В городе продают ёлки – настоящие, привезённые из тайги, пушистые длиннохвойные пихты и ели с темно-зелеными короткими иголочками. Китайцы-лоточники предлагают дешёвый товар – своё гениальное изобретение: еловые ветки, вставленные в высушенный ствол подсолнуха – полная иллюзия аккуратного рождественского деревца, которое можно в зависимости от размера поставить на тумбочку или просто на праздничный стол. И будет эта наполовину искусственная елочка пахнуть, как настоящая, и украсить её можно, и выглядит она ровненькой и густой, так как веточки подобраны очень тщательно. Вот только осыпается она гораздо быстрее настоящей. Многих харбинцев с ограниченными возможностями выручало это изобретение, кроме того, можно было просто купить еловые ветки для украшения квартиры.

Ещё одной традиционной предпраздничной заботой было приобретение обновок, особенно для детей в преддверии многочисленных общественных и домашних ёлок. Вспоминается детский восторг утром в Рождество, когда рядом с кроваткой на стуле видишь раскинутое новое платье, нарядные туфельки и белые чулочки – обязательный в те годы атрибут праздничной одежды. Наряжать детей в будни не было принято, да и не всем это было по карману. Тем больше радости обновки доставляли в праздник. Семьи со скромными средствами старались подкопить денег, чтобы организовать своим детям полноценный праздник – с подарками от Деда Мороза, обновками, с приглашением ребятишек на домашние ёлки и с посещением общественных. У состоятельных харбинцев это происходило с соответствующим размахом.

Но самая главная детская радость – это, конечно, сама ёлка, которую для малышей родители наряжали в тайне от них в Рождественский сочельник. После появления первой звезды она торжественно вспыхивала гирляндами электрических лампочек или маленьких свечек. Подарки можно было найти под ёлкой в сочельник или утром на Рождество, а также в специально подвешенном чулке или под подушкой, рядом с кроватью – в зависимости от семейной традиции и величины даров Деда Мороза. Дети постарше сами с огромным удовольствием участвовали в украшении ёлки, тем более, что долго сохранять веру в сказочного деда было довольно трудно, наблюдая, как по улицам спешат люди, несущие домой зеленые деревца.

У нас дома украшение ёлки было семейным ритуалом, к которому велась специальная подготовка. Хотя красивых елочных игрушек, лампочек и золотисто-серебристых гирлянд было много, обязательно собственноручно, под руководством деда, я мастерила цепочки из яркой цветной бумаги, в неё же заворачивались крупные конфеты в форме хлопушек. Cусальным золотом покрывались грецкие орехи, которые вместе со сладостями развешивались на нижних ветках, чтобы детвора имела удовольствие их снимать во время домашних детских праздников. Мастерились или покупались готовыми карнавальные маски и колпаки, а также мешочки для подарков детским гостям. Для этих мешочков использовалась либо гофрированная бумага, либо они шились из ярких лоскутков нашими мамами и бабушками. Конфеты и орехи с ёлки, даже недорогие, казались необыкновенно вкусными. Параллельно в доме шли последние приготовления к празднику – развешивались накрахмаленные занавески и портьеры, готовились блюда и выпечка, которые можно было сохранить к празднику на холоде. Пробовать праздничную еду до Рождества не дозволялось – праздник должен отличаться от будней, да и пост, хоть и не строгий, накладывал ограничения.

Такая подготовка к празднику усиливала радость от его встречи. И время для этого находили: после работы, откладывая домашние дела, не считаясь с оторванными у сна часами, потому что считали это важным, потому что такова была культура православного русского быта.

А ёлка в моём детстве была необыкновенная. Мой дед со стороны мамы Константин Александрович Попов был сотрудником декоративного отдела Торговой фирмы Чурин и Ко в Новом городе. В предпраздничные недели ему вменялась в обязанность организация продажи ёлок от фирмы. Для этого было выделено большое складское помещение 20 (пакгауз, как тогда называли), куда поступали заказанные где-то в таёжных посёлках ёлки. Деревья сортировались по размеру и качеству, по характеристикам хвои. Если деревцо оказывалось недостаточно густым или ассиметричным, в него аккуратно вставляли тщательно подобранные ветки. Ёлки устанавливались на специальные крестовины, на каждой указывалась стоимость. Выбирать было очень удобно: товар во всей красе, на любой вкус и по разным возможностям. Однажды дед взял меня в своё ёлочное царство, показал, чем пушистая пихта со светло-зелёными иголочками отличается от жёсткохвойной ели с яркими оранжево–коричневыми шишками и веточками, как они по- разному пахнут и выглядят. Только после покупки ёлки бережно свертывали, прижимая ветки к стволу и делая их удобными для транспортировки.

Конечно, у деда была возможность приобрести для меня прекрасную ёлку – большую, под потолок нашей квартиры, пушистую и без единой вставной ветки, предпочтительно, пихту. «В этом доме – ёлка № 1 в городе», – шутили знакомые.

Ёлку привозили домой дня за три до праздника и оставляли в тамбуре, только накануне сочельника вносили в квартиру, и вечером начиналась захватывающая процедура её украшения с участием и соучастием всех членов семьи. Сначала отец, стоя на табуретке, водружает на верхушку золотую восьмиконечную Вифлеемскую звезду, а отнюдь не красную пятиконечную. Ему из рассортированных коробок подают сначала мелкие стеклянные шарики и фигурки для верхних веток, затем идут в ход игрушки покрупнее, а самые крупные размещаются в нижней части ёлки. На концах веток – колокольчики, стеклянные птички с дрожащими хвостиками и специальные металлические ёлочные подсвечники для коротеньких цветных свечек. Мне после того, как я рассталась с иллюзией существования Деда Мороза (а случилось это со мной довольно рано), доверяли развешивать игрушки на нижние ветки. По большей части это были картонажи и хлопушки, а если освобождалась табуретка, то удавалось самой прикрепить какой-нибудь красивый шарик. Игрушки сберегались долгие годы и были настолько красивыми и разнообразными, что некоторые из них, наиболее любимые, до сих пор сохранились в памяти как яркие звёздочки детства. Процедура украшения ёлки завершалась распределением на дереве гирлянд стеклянных лампочек, золотистых и серебристых нитей канители, бумажных самодельных цепей. Всем процессом руководил дед, как признанный декоратор, он же подбирал игрушки в магазине, благо, что все новинки не могли пройти мимо внимания декоративного отдела. А деньги на эстетические цели, на создание праздничной атмосферы и на баловство любимой внучки он всегда умел найти. Под ёлкой, которую устанавливали на специальную полукруглую тумбу, обтянутую белой материей, располагались нарядные деды морозы с ватными бородами, картонные островерхие домики под снегом и светящимися окошками (можно было внутрь провести лампочку – изобретение немецких поставщиков игрушек). Когда ёлку зажигали и тушили в комнате верхний свет, возникала атмосфера сказки, как мне казалось тогда, в чудесные годы детства.

И вот, наконец, наступает долгожданный сочельник, когда и дома, и на харбинских улицах чувствуется наступление праздника. Спешат прохожие со сосредоточенными, но радостными лицами, поздравляя друг друга с наступающим праздником. Китайцы активно предлагают прохожим нераспроданные ёлочки на искусственных стволах, мандарины, орехи, самодельные, но всегда с «придумкой» игрушки. Дома – последняя предпраздничная суета: что-то печётся, что-то дожаривается, расставляется, украшается. Я с нетерпением смотрю в окно, вглядываясь в темнеющее небо – жду появления первой звёздочки и прислушиваюсь к скрипу шагов по заснеженному тротуару нашей улицы. Шаги постепенно становятся реже по мере того, как в окнах соседних домов зажигается свет. Скоро сумерки высветят долгожданную яркую звезду, символизирующую Вифлеемскую, указавшую волхвам путь к пещере с Младенцем. Вот она появилась, и я бегу объявить это взрослым: можно зажигать ёлку!

За праздничный ужин садимся попозже, если кто-либо из взрослых ходил к вечерне. Обычно это был отец, так как дед старался попасть на утреннюю службу в Сочельник, куда иногда брал и меня. Ночные богослужения в Харбине шли только в монастырях, а в остальных церквях служили праздничные всенощные в обычное время вечером. Это было удобно, поскольку ночная служба не каждому по силам и можно было сходить к вечерне. Мама и бабушка в сочельник хлопотали дома.

За ужином - рыбный пирог с визигой или заменявшей её фынтезой, винегрет, кета и что-нибудь ещё из постных блюд, рюмочка красного вина, мандарины, яблоки, орехи. В сочельник до появления первой звезды не полагалось вообще вкушать пищи, но на меня, ребёнка, это не распространялось.

Начиналась трапеза со сладкой медовой кутьи из пшеницы. В раннем детстве, помню, бабушка делала её к Сочельнику, но в трудные военные и послевоенные годы это блюдо стало редкостью, делали просто постный стол.

Все яства, дразнившие своими умопомрачительными запахами из кухни в предпраздничные дни, предназначались для рождественского стола.

Утром седьмого января, едва успев одеться, бегу в комнату, где установлена ёлка, чтобы порадоваться подаркам, снова полюбоваться на блеск канители и игрушек – зарядиться праздничной атмосферой. Теперь начнется череда чудесных дней, непохожих друг на друга, но таких интересных. На первый день будем принимать визитёров. По традиции в этот день мужчины отправлялись наносить визиты – поздравлять знакомые семьи с праздником. Начинался этот процесс часов с десяти утра и оканчивался часов в шесть вечера. Женщины принимали и угощали гостей, а я при сём присутствовала и с удовольствием наблюдала, как ведут себя «взрослые дяди». Многие мне уделяли внимание как ребёнку, кое-кто даже успевал со мной поиграть. Вообще – впитывала атмосферу праздничного настроения и подсознательно усваивала нормы поведения за столом, обращения к женщинам, непринужденного остроумия. Иногда до прихода первых визитеров успевали прийти христославщики. Это могли быть монашки или представители духовенства, но чаще всего мальчики из приюта Русский Дом или семинаристы. Пропев праздничные тропари, они получали гостинцы или немного денег. От приглашения сесть за стол обычно отказывались. Угощение предпочитали организовать потом, среди своих. Иногда славить Христа приходили во время приёма визитёров. Все тогда вставали, поворачивались к иконам, слушали молитвы, иногда подпевали. Продолжать жевать в это время никому в голову не приходило. Потом всё продолжалось своим чередом. На следующий день принимаем дамское общество – близких друзей семьи, среди которых были столь мной любимые, что я радостно бежала им навстречу. Помню, как я ждала медсестру из больницы доктора Голубева Олечку Верёвкину, умевшую искренне и естественно общаться с ребёнком, сама испытывая от этого удовольствие. Ей я могла по собственной инициативе продемонстрировать свои подарки, рассказать выученное стихотворение и изобразить «балетный номер» – импровизацию на тему увиденного в спектаклях детской балетной школы. Мама в этот или на следующий день навещает матушку доктора Голубева и кого-то из своих подруг, правда, последние чаще приходили к нам на бабушкины пироги.

Но самые радостные детские праздники начинались где-то с середины недели и продолжались в течение Святок. Это, прежде всего, семейные детские ёлки, которые организовывали родители по предварительно согласованному «графику». Дружившие между собой семьи заранее приглашали к себе на домашние праздники, стараясь договориться так, чтобы дети могли побывать на нескольких ёлках и по возможности взаимно посетить друг друга. На эти ёлки обычно дети приходили с родителями или с кем-то из них, однако праздник организовывался именно для детей. Взрослые руководили детским весельем, включались в хороводы вокруг ёлки с пением традиционных песен, предполагавших выполнение определенных действий выбранными в круг участниками. Помните: «В хороводе были мы…», и далее: «Ну-ка, Ваня, пританцуй, кого надо поцелуй». Выбранный для поцелуя попадал в круг, и действие продолжалось. Или: «Сидит дрёма – сама дремлет, сама спит», и надо было выбранному в круг изображать дрёму, а водившим хоровод её будить и выводить «на народ». Ну, и более распространенные: «Как на Сашины (имярек) именины испекли мы каравай вот такой ширины, вот такой вышины, каравай, каравай, кого хочешь – выбирай!» Эти хороводные песенки, произведения, видимо, народного творчества, передавались из поколения в поколение, а в советское время практически перестали существовать, надо полагать, как буржуазные пережитки. Мне, во всяком случае, доводилось слышать на официальных ёлках в Союзе только «В лесу родилась ёлочка». Коллективные игры тоже часто подсказывались взрослыми. Они могли ими руководить и принимать в них участие. Игры по большей части были, говоря языком современной педагогики, развивающие. Например, игрокам предлагалось выбрать себе название города, а ведущий изображал поезд и объявлял: «Поезд идёт из такого-то города в такой», и названные «города» обязаны были обменяться местами. Если ведущий успевал занять один из освободившихся стульев, игру вёл тот, кто остался без места. Веселились, старались быть внимательными и проявить ловкость, заодно и географию повторяли. Когда стали постарше, играли в «шарады».

Кульминацией домашних детских праздников были выступления всех участников под ёлкой с выученным стихотворением, песенкой или танцевальным номером. В награду выдавался каждому мешочек со сладостями, мандаринами, орехами, пряниками (почему- то предпочитали для этого мятные и медовые), конфеты и какие-нибудь мелкие игрушки в качестве сувенира. Мешочки шились из ярких лоскутков и потом долго служили для 22 Константин Александрович Попов в роли Деда Мороза повседневных детских игр. Если квартира позволяла, то детский стол накрывали отдельно от взрослых, а когда таких возможностей не было, то дети садились за праздничное угощение вместе со взрослыми, но и тут не забывали, что собрались ради детей. Ставились на стол обычно пироги, бутерброды, домашние булочки, печенье, пирожные и, конечно, фрукты и сладости. Никаких возлияний не было, а если для взрослых накрывали отдельный стол, то очень умеренные. В памяти остались чудесные домашние ёлки в семье Энгельгардт, где папа Любы и Марины, профессиональный певец, очень весёлый человек, самозабвенно играл и пел с нами, мама одаривала красочными мешочками и тоже участвовала в наших хороводах. А девочки Энгельгардт тоже очень хорошо пели под ёлкой и даже «Санта Лючия». Ещё запомнились домашние елки у Мирандовых и у нас дома. Александра Михайловна Мирандова в годы войны организовала у себя небольшую группу приватного обучения для детей в возрасте начальных классов, чьи родители не хотели отдавать их в школы, находившиеся под сильным давлением японцев. Поэтому на ёлку у них приглашались все ученики группы, а также дети Рублевы, Оля Карпова – близкие родственники Мирандовых, и было всё затейливее и интереснее обычного. Учили харбинских детей не только водить хороводы, но и танцевать, например, польку-бабочку и обязательно показывали основные движения русской пляски. Присядка не у всех мальчиков получалась по-настоящему, но вокруг них «барыня» с платочком у нас, девочек, выходила вполне правдоподобно. Кстати, красная рубашечка на выпуск с кушаком, вышитая по вороту, считалась праздничным нарядом. Помню, как к нам домой на ёлку Саша и Лена Мирандовы пришли в нарядах, стилизованных под народные костюмы: красная рубашечка поверх обычных брючек и красный коротенький сарафанчик с белой кофточкой, собранной в сборочку вокруг шеи и с пышными рукавами. Обязательным атрибутом праздничного детского костюма были в те далекие времена, как уже упоминалось, белые чулочки и в качестве заветной мечты черные лаковые туфельки. Состоятельные родители могли себе позволить одеть малолетнее чадо в черный бархатный костюмчик с большим белым или в горошек бантом – в стиле иллюстраций к книжке о лорде Фаундлерое для мальчика и бархатное платьице любого цвета тоже с огромным бантом – для девочек. Этот стиль сохранился, вероятно, ещё с дореволюционных времен.

Общественные ёлки проводились только после 7 января, то есть это были Рождественские, а не новогодние елки. Организовывали их в разных Общественных Собраниях (Железнодорожном, Коммерческом), в клубных помещениях крупных организаций и, конечно, в школах. Даже после 1945 года, когда харбинцев, ставших советскими гражданами, Генеральное Консульство обучало новой идеологии, дома ёлки ставили и праздновали всегда на Рождество, а в школах – по-возможности, благо каникулы продолжались по 10 января. Иногда удавалось побывать на нескольких ёлках или на ёлке и детском спектакле, которые обязательно шли на Святках. На этих общественных праздниках было по-настоящему весело. Обязательно была какая-то художественная короткая программа, а потом хороводы, игры, конкурсы под ёлкой. Подарки раздавал Дед Мороз после прочитанного стишка или другого номера, а после того, как активность выступавших истощалась, всем присутствовавшим детям. При этом никто не предъявлял для получения подарка талона или входного билета, хотя последние, несомненно, существовали и включали в себя право на подарок. Поэтому на одной из ёлок, организованной для сотрудников исследовательского института, где я работала по приезде в Ташкент, меня чрезвычайно удивила процедура получения подарков в очереди по талонам, как мне объяснили, «чтобы не воспользовались безбилетные».

Не знаю, пропускали ли на общественные ёлки в Харбине кого-то без билетов или кому-то по особым соображениям их просто выдавали бесплатно, но конфликтов из-за 23, не доставшегося кому-то, подарка не помню. Дети были под контролем взрослых и словчить, получив дополнительный мешочек или игрушку, в голову не приходило, ну и, вероятно, во избежание непредвиденных случаев, имелись резервные подарки. Обычно на общественных ёлках в специально отведенных помещениях детям предлагался чай с бутербродами, пирожными и неизменным яблоком и мандарином. Туда приходили поочередно, по мере освободившихся мест, но тоже никто не толкался и не покушался на лишнюю порцию.

Дамы, организовывавшие чаепитие, помню, предлагали ребятам из интерната «Русский дом», где учились и жили сироты и дети из малообеспеченных семей, дополнительные бутерброды или сладости из числа нетронутых «домашними» детьми или оставшихся невостребованными, но сами эти ребята вольничать себе не позволяли: берегли «честь мундира», вполне реального, кстати, так как носили они матросскую форму. Стыдно было бы перед воспитателем и друзьями, даже если аппетит превосходил предлагаемое угощение.

Нравственные принципы внедрялись с детства очень прочно и поэтому случаи присвоения чужого в школе, например, были редким исключением, а не распространенным явлением. На одной из ёлок, проводившейся в Железнодорожном, как мне помнится, собрании, в роли Деда Мороза выступал мой дед. Явление Деда было торжественным. После окончания спектакля, когда в зале убрали стулья, свет снова потушили, занавес открыли и под падающий сверху декоративный снег, под музыку появился Дед Мороз в красивой атласной шубе, стукнул посохом, музыка стихла, и дети услышали приветствие, которое мой дед сумел произнести очень артистично, что было ему вообще свойственно. Он блестяще танцевал, в составе ведущей первой пары начинал балы еще со времён юнкерского училища, поэтому умело развлекал детей под ёлкой, включался в хоровод, танцевал с ними, подбадривал стеснявшихся и помогал проявить свои способности. Слышала от оказавшихся рядом взрослых: «Какой хороший Дед Мороз!» и шёпотом – о том, кто является исполнителем. Моим единственным преимуществом на этой ёлке было то, что игрушку из числа вручавшихся детям дед выбрал такую, какой у меня не было, что вряд ли бы удалось постороннему Деду Морозу в связи с богатством моего домашнего игрового ассортимента.

Святочные дни завершались Крещенским вечерком – накануне Крещения. Дома дед организовывал гаданье, к которому относились как к игре, воспроизведению традиций, а не как к серьезной попытке заглянуть в будущее. Дед был глубоко верующим, но никогда не был ханжой, умел сделать праздники, их светскую сторону, интересной, веселой и яркой. Одним из приёмов гаданья была так называемая «лодочка». В тазик с водой на края уголком прикрепляли бумажные ленточки с написанными на обратной стороне пожеланиями, в том числе шуточными. Маленький кусочек толстой свечи прикрепляли к широкой пробке или глубокой крышке от каких-нибудь продуктовых баночек. Свечку поджигали и с помощью длинной ложки три раза крутили вокруг неё воду. Лодочка обретала направление движения и, в конце концов, поджигала какие-нибудь бумажки. То, что на них было написано, обозначало грядущие события в новом году.

Естественно, трагических событий старались не писать, чтоб не испортить настроение с учётом игрового настроя гадающих. Ещё сжигали смятую бумагу и в её тени на стене пытались увидеть какой-нибудь образ, связав его с грядущим. Фантазию, во всяком случае, это развивало, так же, как и «толкование» восковых фигур, полученных от вылитых в воду расплавленных свечек.

Слышала от взрослых и потом от старших подруг, что существуют «настоящие» и страшные гаданья, например, в бане со свечами, и обручальным кольцом в стакане воды, поставленном перед зеркалом. В 12 часов ночи девушки, вглядываясь в кольцо при слабом свете свечей, старались увидеть суженного, но этот вид гаданья считался опасным и греховным, так как его связывали с 24 обращением к тёмным силам. Кое-кто из нас, когда стали постарше, всё-таки пытались попробовать погадать таким образом, но не помню, чтоб кто-то кого-то увидел. То ли технологии не освоили досконально, то ли вызываемым силам было не интересно искушать незрелых православных детей.

А сам праздник Крещения в Харбине незабываем! В каждом храме после литургии крестный ход «на Иордань», то есть во двор при церкви, где сооружался ледяной крест и осуществлялось водосвятие. Но самая главная Иордань организовывалась на замершей реке Сунгари. Там вырубалась купель и прорубь крестообразной формы для освящения воды перед ледяным алтарём и вылитым изо льда крестом с сидящим на нём голубем. Можно предположить, что китайцы, наблюдавшие за всем этим с набережной, взяли на вооружение традицию изготовления фигур изо льда. Крестный ход на Сунгари шел из Свято-Благовещенской церкви, находившейся поблизости от набережной, с участием духовенства из других храмов.

Присутствовали на этой службе на реке очень многие харбинцы, а не только прихожане данного храма. Приносили домой освященную воду, некоторые решались купаться, несмотря на тридцатиградусные морозы, в том числе женщины. Их принимали из купели в теплые шубы и увозили закутанными на китайских санях «толкай-толкай» к берегу и – по домам. Простудившихся не было, так говорили те, чьи знакомые или члены семьи окунались в прорубь на Крещение. Незабываемым было впечатление и настроение, если удавалось попасть на сунгарийскую Иордань. Бывало это и в детстве, когда меня туда брал с собой дед, было и потом, в школьные годы, и в годы юности. Всё это было нашей жизнью, частью национального самосознания и нашей сущностью.

Мы, харбинцы, вспоминаем наше прошлое там, прежде всего потому, что оно нас сформировало, заложило тот стержень личности, который позволил и позволяет не утрачивать смысла жизни и интереса к ней, жизнестойкости, несмотря на разные обстоятельства и возраст – увы, причиняющий уже много неудобств и ограничений. Разве не нужно поделиться такими воспоминаниями с теми, кто таких духовных радостей был лишён, но готов обрести? Хочу завершить зарисовки своей памяти стихотворением и фотографиями, иллюстрирующими описанные впечатления.

ПРАЗДНИК МОЕГО ДЕТСТВА

Окна в сказочных узорах:

Звёзды снежные, листва.

Запах мандаринных корок,

Хвои, детства, Рождества.

Праздник вспыхнул со звездою

Чудом ёлочных огней.

Постный ужин... стол накроют

Завтра: ждём с утра гостей.

Я бегу к пушистым веткам,

Дух едва переводя,

С чувством радостным и светлым

Жду торжественного дня.

Шарм галантных визитёров,

Тосты, шутки, легкий хмель,

Дамский чай, а там уж скоро

Детских ёлок карусель.

Игры, маски, хороводы

И в Желсобе детский бал.

Снежно-ватная погода,

Святок пёстрый карнавал.

Праздник детства просветлённый,

Сколько раз ты был потом

В жизни сложной, напряжённой

Путеводным огоньком!

Маргарита Таут