Где умный человек прячет лист? В лесу.
Если нет леса, он его сажает.
И, если ему надо спрятать мертвый лист,
он сажает мертвый лес.
– Г.К. Честертон. Сломанная шпага.
Читал ли В.В. Набоков Честертона, сказать трудно. Если даже и читал что-нибудь, впрок ему ничего не пошло. Однако приведенная выше цитата отражает некую объективную истину в отношении умного человека, и хотя многие читатели решительно не желают применять последний эпитет к писателю Набокову, и хотя сам Набоков столь же решительно не желал знать объективной истины, пару слов на эту тему сказать всё же стоит.
Ф.М. Достоевский далеко не одинок среди объектов зависти, ненависти и срамословия со стороны писателя Набокова: приводить смачные цитаты нету смысла иначе как ради упражнения в злорадстве. Но к связке Набоков-Достоевский есть смысл приглядеться, не только ради юбилея последнего, но и ради ясности в части наследия первого.
Набоковская неприязнь к собратьям по перу и пишущей машинке вполне естественна для сноба, эстета и гордеца: в буквальном смысле она проистекает из естества гордыни. Как правило, его литературные инвективы – это плоды злобы как таковой, по принципу «ничего личного». Однако в его отношении к Достоевскому видна личностная составляющая.
Почему оно так? – Думается мне, даже если кто-то не видит пользы (или не имеет отваги) это признавать, ответ известен каждому, кто читал Достоевского. Так оно потому, что объективная реальность (она же правда жизни), засвидетельствованная им с такою потрясающею силою, расшибает вдребезги пустую склянку эстетизма, по которой, словно осенняя муха по оконному стеклу, всю свою жизнь ползал несчастный Набоков.
Конечно же, Достоевский далеко не одинок среди свидетелей истины! Но он – великий русский писатель, и вот тут-то вступает в игру личностный фактор. Был ведь Набоков умным человеком, и как тут не признать чистой победы Достоевского по гамбургскому счету?...
В качестве подтверждения своему тезису – точнее, иллюстрации общеизвестному факту – прошу прочесть лишь пару абзацев из 6-й части «Преступления и Наказания»: сон Свидригайлова.
«…Посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб. Этот гроб был обит белым граденаплем и обшит белым густым рюшем. Гирлянды цветов обвивали его со всех сторон. Вся в цветах лежала в нем девочка, в белом тюлевом платье, со сложенными и прижатыми на груди, точно выточенными из мрамора, руками. Но распущенные волосы ее, волосы светлой блондинки, были мокры; венок из роз обвивал ее голову. Строгий и уже окостенелый профиль ее лица был тоже как бы выточен из мрамора, но улыбка на бледных губах ее была полна какой-то недетской, беспредельной скорби и великой жалобы.
Свидригайлов знал эту девочку; ни образа, ни зажженных свечей не было у этого гроба и не слышно было молитв. Эта девочка была самоубийца — утопленница. Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое, детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер...»
Уважаемый читатель, если случится тебе вспомнить Набокова при чтении этих строк,
…то прислушайся – услышишь,
как скрежещет он зубами
в безысходной замогильной глубине.
И допусти к себе в сердце сострадание к нему, как сострадал честертоновский патер Браун столь многим субъектам, чьи преступления он с таким блеском расследовал.
Поистине несчастный! Как избавиться от такого смертоносного листа, от своего безнадежного и вечного поражения? – Посадить мёртвый лес… Что ж, именно так он и сделал.
…Помимо жажды денег и славы, помимо вдохновляющих призывов супруги Веры Евсеевны, еще нечто весьма существенное стояло у истоков отвратительного опуса, который принес ему имя, славу и деньги.
