Накануне Дня Победы новый глава Синодального отдела по взаимодействию церкви с вооруженными силами и правоохранительными органами епископ Савватий (Загребельный) рассказал РИА Новости о развитии капелланского служения в РПЦ и помощи беженцам с Донбасса, о том, нужно ли освящать оружие массового уничтожения и отменять обязательную воинскую повинность, и поделился воспоминаниями о том, как ковали победу в Великую Отечественную войну в Сибири. Беседовал Сергей Стефанов.
– Владыка Савватий, известно, что до принятия священного сана вы были военным человеком, офицером. Почему решили все же полностью посвятить себя церкви и избрать монашество?
– Я любил армию, не хотел увольняться. Восемь месяцев был офицером и священником одновременно, но когда командование предложило сделать выбор, я выбрал небесное воинство. Есть жизнь временная, есть жизнь вечная, и когда человек это осознает, тогда он начинает жить в двух пространствах уже здесь, на земле, но вечное важнее временного настолько, насколько бесконечность больше любого числа.
В 1995 году владыка Феодосий послал меня на самый север Омской области, в деревню Вятка в 500 километрах от областного центра и 50 километрах от райцентра, в которой были два дома местных жителей и замечательная деревянная семикупольная церковь, построенная во времена столыпинской реформы в честь святого Василия Блаженного, Московского чудотворца. Там-то и началась моя церковная служба…
На самом деле, когда человек думает, куда ему пойти учиться: в аграрный университет или же в военное училище – и то, и другое свято. На Руси, вообще, три святых профессии: хлеб растить, Богу служить и Родину защищать… Но если человек идет в военное училище – значит, он готовится быть готовым бежать на пулемет и умереть, когда прикажут. И даже если поступающий не имеет сознательной веры, он начинает жить в категориях не земной жизни, а в категориях ценностей, которые выше и дороже жизни человеческой.
Поэтому когда меня спрашивали с недоумением, почему же будучи офицером я стал священником, я отвечал – потому что и священнику, и офицеру более удобно и свойственно думать о вечности, ведь оба они фактически глядят в лицо смерти. Только священник смотрит более осознанно – при зажженных светильниках православной веры, святоотеческом учении и внутреннем освещении Духом Святым, а герой – он как бы спинным мозгом, кожей спины это чувствует. Он не может объяснить, почему, но не может оставаться в покое тогда, когда где-то опасность, когда где-то есть нужда…
Поэтому воинская служба – это как некая почва, я считаю, подготовленная, удобренная, в которую остается только бросить семя веры Христовой, и оно прорастет. Не случайно у нас, например, в Омской епархии, до 10 военнослужащих, которых я лично знаю, стали священниками.
Военная служба и служба Богу по сути похожи между собой. Даже старый покрой шинели и подрясника аналогичны.
– Несколько лет назад в СМИ писали о том, что Тарская епархия, которую вы возглавляли до недавнего времени, оказывает особую помощь беженцам с Донбасса. Могли бы рассказать об этом подробнее? Эта помощь оказывается и сегодня?
Всего в нашем регионе было 38 пунктов временного размещения беженцев, и наш в итоге закрыли самым последним. Потому что мы оказывали не только психологическую и материальную помощь, но и помощь духовную. Для нас главное было занять этих людей, переживших бомбежки и оставшихся без крыши над головой, какой-то созидательной, творческой деятельностью. Чтобы они не оставались один на один со своими воспоминаниями…
Приехавшие к нам дети, когда смотрели в небо и видели самолеты, закрывали лица и говорили: "Сейчас бомбить будут". Они приехали в шортах, босоножках, сандалиях, а у нас в Сибири уже сентябрь-месяц, и морозы не украинские… Мы организовали для них кружки, обучение, обеспечили одеждой и предметами первой необходимости.
Для беженцев создали Центр добровольческой помощи и социальной поддержки, в который приходили все желающие получить ту или иную помощь. Помогали им в трудоустройстве и получении российского гражданства.
Сейчас на территории Омской области остались единицы из числа украинских беженцев, обращений мало, но центр продолжает свою работу. То, что мы наработали, пригодилось потом и местным жителям, гражданам России, у которых, поверьте, трудности бывают не меньшие… Особенно на селе, зачастую люди живут в бедноте и нужде.
– Какие первые шаги вы намерены предпринять на должности главы синодального отдела, на что обратите внимание в первую очередь?
– В первую очередь собираюсь изучить обстановку, руководящие документы от церкви, от вооруженных сил и правоохранительных органов. Постараюсь наладить взаимодействие между синодальными отделами и воинскими учреждениями.
Команда нашего синодального отдела – хорошая, проверенная. Так что будем двигаться дальше и выполнять уже намеченные планы.
– В этом году – 80 лет начала Великой Отечественной войны. Как затронуло то трагическое время вашу семью, какими воспоминаниями делились с вами родные?
– Отец у меня украинец, мать с Чувашии. Жили они в то время в 300 километрах от Омска, за Иртышом. Когда началась война, забрали дедушку Михаила, он погиб где-то в Ленинграде, был водителем. Дядю где-то зверски убили…
Мама говорила, слава Богу, они не голодали. Картошка была, а как дело к весне придет, зеленая трава появится, нарвешь ее, кипятком зальешь, заваришь – и жить можно… По нашим временам это едой вообще не назвать, но тогда так вот питались и жили.
Времена были сложные. В лес, допустим, ходили на заготовки – по три девчушки 16-17 лет, и с ними один старичок, которого в армию не взяли. У них была норма 20 кубометров леса – навалить, сучки обрубить и в штабель сложить. Кто не представляет – это как два КАМАЗа груженых. Уходили до рассвета, а приходили к ночи. Вот это была жизнь…
Баба Настя рассказывала: днем работают, а ночью, чтобы было что поесть, в одну ночь один валенок сделает, за вторую – другой. Валенки продаст – и одно ведро картошки за это получит. И можно было хотя бы наесться досыта…
А еще рассказывала: сестра ее весь день на лесоповале, а ночью на танцы ходила. Так вот: у нас и трудились, и любили, и детей рожали. И не говорили: зачем нищету плодить…
И когда женщина рожала, никаких отпусков и пособий ей не предоставляли. Мама рассказывала: декретный отпуск был один день, в день родов. Моя бабушка, когда рожала, спряталась под столом от обходчика, родила, а на следующий день отдала младенца учиненной для этих дел старушке и пошла на полевые работы. Так добывали хлебушек, так ковали победу, так восстанавливали страну после войны. Не было ни выходных, ни зарплат, ни ропота.
Этот героический труд назывался буднями. Просто так жили наши родители. На их плечах было снабжение армии продуктами питания и всем необходимым. О них не пишут в книгах как о суперменах, хотя каждая такая мать могла бы быть образом национального воспитательного идеала. Но мы не спрашиваем, как они жили. И я от мамы узнал об этом только год назад. Горько.
– Ранее некоторые представители церкви высказывали мнение, что обязательная воинская повинность в российской армии должна уйти в прошлое, якобы для боеспособности вооруженных сил лучше перевести их с призывной основы на контрактную. Вы разделяете эту точку зрения?
– Это частное мнение, и оно должно быть в свободном обществе, в том числе и в церковной среде. Но скажу: да, армия-то вполне обойдется без призывников, но выживет ли общество – если не будет возможности всем здоровым юношам пройти армейскую школу – большой вопрос… Будет еще сложнее бороться в эпоху потребления с эгоизмом молодых людей.
Мы знаем из Священного Писания: кто друг миру, тот враг Богу. А мир – это не гражданское общество, а "похоть плоти, похоть очес и гордость житейская". Именно это армия врачует вполне искусно, эффективно, не скучно. Армия всегда была школой жизни для юношей и граждан России. Если хлеб не растить, в церковь не ходить, Родине не служить, то где набраться опыта и аппетита к святой, жертвенной жизни обществу в целом?
– А как сейчас развивается капелланское служение в церкви? Насколько армия укомплектована военными священниками?
– Институт военных, или полковых священников, как это называлось на Руси, развивается органично, естественно. Есть определенный штат, и он заполняется. На местах, как правило, в основном все должности заполнены. Программа по укомплектованию армии военными священниками постепенно реализуется.
– Разработанный в Межсоборном присутствии проект документа "О благословении православных христиан на исполнение воинского долга", который указывает, в частности, на недопустимость освящения оружия массового поражения и неизбирательного действия, вызвал самые разные суждения в церкви и прямо противоположные оценки. Что вы могли бы сказать по поводу этой дискуссии, какого мнения придерживаетесь относительно этого документа?
– Нужно ли христианину исполнять воинский долг или не нужно – я убежден, что нужно, и эта традиция прослеживается с первых веков церкви. Но есть много вопросов, на которые нельзя ответить однозначно "да" или "нет". При защите Родины – однозначно "да". Если освященное оружие окажется в руках враждебных, то оно по благодати может заклинить. Есть свидетельства многих очевидцев того, как брали Кенигсберг. Его укрепляли 800 лет, а взяли за четыре дня. Рассказывают, что на фронте появились священники с иконой. Солдаты стали посмеиваться: ну, сейчас дело будет. Но после молитвы у немцев стало отказывать оружие, о чем сами немцы свидетельствовали.
В моей пастырской практике был интересный случай. Освятил я мотоцикл одному сельчанину. Через год встречаюсь с его супругой. Она благодарит меня. Спрашиваю: за что? Она отвечает: за то, что мой муж после освящения мотоцикла в больницу попал! Я ужасаюсь: что же в этом хорошего? Она объясняет: "Вы когда освятили мотоцикл, сказали мужу: теперь твой мотоцикл освященный, на нем нельзя грешить, он будет помогать, только когда ты будешь ездить на добрые дела. Но мужу стало интересно, а что будет, если я поеду "налево". Поехал и разбился". Мне самому трудно было поверить в рассказанное, но было то, что было.
Так бывает и с освященной военной техникой. Это не социально-этический вопрос. Это вопрос из религиозно-духовного пространства. Батюшка не молится: "Сделай так, чтобы оружие побольше людей убило". Батюшка молится: "Пристави ангела к колеснице сей". И ангел уже сам по ситуации решает, как в чем повлиять на оружие. Люди верят в умные чайники, а ангелу в разумности отказывают.
Нам известно, что Уинстон Черчилль уговаривал президента США сбросить атомную бомбу на Россию. И это предложение с большой вероятностью могло бы реализоваться, если бы не появилось в Советском Союзе атомное оружие. И если сейчас печально известны Хиросима и Нагасаки, то не появись у СССР атомное оружие, к этому списку могли бы добавиться названия российских городов. Вам какие города хотелось бы добавить? Очевидно, никакие. Отсутствие русских городов в этом печальном списке катастроф – плод наличия оружия массового поражения у России. Военнослужащие услышали отдельные мнения о нежелательности освящения оружия и говорят: если оружие – это зло, и его нельзя освящать, то мы не будем вас защищать. Нужно прислушиваться к голосу народа и воздерживаться от безответственных высказываний.
– Противники принятия этого документа, кстати, указывают на то, что в условиях нынешней геополитической ситуации в мире его принятие явно несвоевременно, имея в виду содержащийся в проекте запрет на благословение, освящение некоторых видов вооружений. Вы согласны с этим аргументом?
– На современную геополитическую обстановку религиозный взгляд на исполнение воинского долга не влияет никоим образом. Он влияет на внутреннее отношение человека к окружающей действительности. На многие духовные вопросы у верующего, как правило, нет вопросов, а у неверующего нет ответов.
Поздравляю всех читателей с праздником Светлого Христова Воскресения и Днем Победы! Молитвенно желаю, чтобы пасхальная радость оградила нас с вами от всех печалей временной и вечной жизни!
