Приход нового учителя в школу дело обычное и, конечно, редко кто из молодых педагогов сразу становится значимым членом коллектива. Однако только что закончивший институт молодой историк уже в первые месяцы преподавания сумел поставить себя в центр школьной жизни. О нём заговорили ученики, учителя, родители и, как я слышал, даже начальство из РОНО. И это в спортивной школе с её специфическими, часто далёкими от обычного школьного знания, интересами.
Редкое сочетание эрудиции, исключительного педагогического таланта, энергии, удивительная честность и цельность личности произвели сильнейшее (без всякого преувеличения), впечатление на окружающих.
Кроме того, вопреки доминирующей в конце 1970-х официальной тенденции на полуреабилитацию И.В. Сталина, молодой преподаватель выступал резким, бескомпромиссным критиком советских социальных практик того периода. Для тех, кто знал о. Александра позже, это, возможно, покажется удивительным. Тут, пожалуй, можно вспомнить Наполеона, который в эпоху своего возвышения, будучи свирепым гонителем якобинства, высказался в том смысле, что были времена, когда каждый порядочный человек должен был быть якобинцем...
Для меня, тогда школьника, Александр Владиславович Шумский сразу стал и навсегда остался УЧИТЕЛЕМ. Сколько книг, в том числе недоступных для большинства граждан СССР, давал он мне! Сколько огромных, привезённых из Германии, альбомов живописи я просматривал в квартире его родителей на Зубовском бульваре, под рокочущий голос старшего из Шумских – Владислава Станиславовича. Там же мне посчастливилось повстречаться и познакомиться с гениальным художником Анатолием Тимофеевичем Зверевым.
В тяжёлое для меня время я всегда, неизменно получал от своего УЧИТЕЛЯ помощь и поддержку. И главное – ещё до того, как стать клириком, он привёл к Православию многих людей, в том числе и меня.
Конечно, невозможно не сказать о прекрасной, большой семье о. Александра. Мудрая, терпеливая и обаятельная супруга Ольга, восемь замечательных детей, да ещё рождённых в смутные времена конца 80-х и лихих 90-х годов, когда страна погрузилась в хаос и нищету!
Увы, но в октябре 2002 года в дом Шумских пришла беда. В захваченном боевиками здании на Дубровке погиб зять о. Александра – Антон. Говорю с полной искренностью – этот, ещё очень молодой, человек был одним из самых прекрасных людей, которых мне довелось встречать... Осталась вдова, старшая дочь о. Александра, Лиза и маленький сын. Сказать, что семья тяжело переживала случившееся, значит – ничего не сказать.
А через три месяца о. Александр крестил моего старшего сына.
* * *
В тёплом гостеприимном доме Шумских всегда было много друзей, шли интереснейшие дискуссии, обсуждалось множество самых разных тем. Я видел в его доме актёра Владимира Заманского, архитектора Никиту Шангина, известного по передаче «Что, где, когда?», художников Анатолия Зверева, о котором я уже сказал, и Игоря Кислицына.
Признаюсь, мне УЧИТЕЛЬ внушал уважение, граничащее с благоговением. Общение с ним сочетало прелесть дружеской беседы с интеллектуальной насыщенностью академического семинара. «…Такие люди тем уж служат ближним, что они живут», как-то сказал Шеллинг о Станкевиче. Это же вполне можно было сказать про о. Александра. Впрочем, он служил в самом прямом и высоком значении этого слова.
Александр Шумский стал клириком в храме святителя Николая в Хамовниках, где его наставником был выдающийся московский батюшка протоиерей Димитрий Акинфиев. По рассказам прихожан, о. Димитрий относился к о. Александру, как к сыну. В свою очередь, все знавшие о. Александра отмечают присущую ему ревностность служения и талант проповедника.
Кроме того, с начала нового тысячелетия отец Александр выступает в качестве яркого, очень оригинального и темпераментного публициста. При всей спорности некоторых идей и мнений, одна из основных тем его творчества – отрицание сугубо негативной оценки советского наследства, на мой взгляд, абсолютно верна.
Как священник и как историк, о. Александр старался преодолеть важнейшую линию раскола нашего общества – деления на «красных» и «белых».
Тексты о. Александра прямо противоположны резонёрству и плоскому морализму, которые делают невозможным понимание самого содержания исторического процесса. А как точно в его публицистике определён феномен т.н. «православного нигилизма», – раньше нигилисты говорили: «если Бога нет, всё позволено», а ныне стало возможно утверждение, – «если Бог есть, то всё позволено»! Отдельно стоит упомянуть прекрасные, полные теплоты, эссе об отце – историке и политологе Владиславе Станиславовиче Шумском, художнике А.Т. Звереве и Юрии Алексеевиче Гагарине. К сожалению, в свою книгу: «За Христа до конца» (М.: «Алгоритм», 2013), он не включил несколько ранних, очень талантливых, на мой взгляд, публикаций. Возможно, они не совсем подходили по жанру и стилю, определённому о. Александром для своей книги. Однако, думаю, что, например, статья «Моё поколение» – одна из самых исторически и психологически интересных и эмоционально сильных его работ. Кстати, насколько мне известно, режиссёр известного фильма «Остров» Павел Лунгин считал статью о. Александра «Уголь и снег» лучшей рецензией на свою картину.
* * *
Одна из наших с ним последних встреч произошла в храме. После службы я подошёл к УЧИТЕЛЮ, и он сказал: «Извини, тороплюсь в больницу к Валентину Семёновичу Непомнящему». Разве можно было представить, что они отойдут к Господу с разницей в один день! Так жаль, что я не нашёл времени поинтересоваться подробностями общения этих выдающихся личностей! Думаю, кроме сугубо приватных духовных тем, они говорили и о многом другом. Увы.
Ныне, после гибели о. Александра, я по-новому, особенно остро осознаю, как много он значил для меня, как будет мне его не хватать, впрочем, как и множеству других людей, у каждого из которых своя история отношений с этим незаурядным человеком.
Люди уходят, но мы христиане, знаем – ХРИСТОС ВОСКРЕС, а значит «ПОСЛЕДНИЙ ЖЕ ВРАГ ИСТРЕБИТСЯ – СМЕРТЬ» (1-е Кор. 15:26.).