Военно-исторический роман Николая Черкашина «Бог не играет в кости» посвящен воинам сорок первого года, встретившим войну в так называемом «Белостокском выступе». Одна из глав рассказывает о Герое Советского Союза полковнике Михаиле Арсентьевиче Зашибалове, командире дивизии, который на свой страх и риск привел в полную боевую готовность вверенные ему полки за несколько часов до немецкого вторжения.
…В конце субботнего дня 21 июня командир 86-й стрелковой Краснознаменной дивизии имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР полковник Зашибалов закончил проверку строительных работ на участке своего 330-го полка. Красноармейцы второй месяц строили ДОТы Замбрувского укрепрайона. День был жаркий, суматошный; Зашибалов поторапливал бойцов:
– Не халтурьте, ребята. Сами же для себя делаете. Вам же здесь укрываться. Вам отсюда стрелять. А кому-то и жизнь тут придется положить… Все эти ДОТы очень скоро могут понадобиться. Перекуры потом устроим, – наставлял он землекопов, бетонщиков, каменщиков в просоленных от пота гимнастерках.
В его голосе было столько тревоги и души, что бойцы пошевеливались без лишних понуканий. Пахло сырой землей, незастывшим раствором, сосновыми досками…
Под вечер на обратном пути домой в Цехановец Михаил Арсентьевич завернул в деревню Мяново к коменданту пограничного участка Шестакову. Хмурый капитан с зелеными петлицами сам был зелен лицом от хронического недосыпа. Он искренне обрадовался гостю.
– Товарищ полковник, хорошо, что вы заехали. На душе легче стало!
– А чего там у тебя на душе-то?
– На душе то же, что и на границе: тучи ходят хмуро. Докладываю официально: в ночь с 20 на 21 июня 1941 года западнее станции Малкина-Гурна сосредоточилось до одного пехотного корпуса, а в районе Острув-Мозовецки – до двух пехотных дивизий с танками. Наблюдением установлено: в трех-пяти километрах от госграницы, немцы располагают артиллерию. Самолеты то и дело вдоль границы летают, смотрят, что у нас деется…
– Главное не дрейфить, капитан. Мы тут рядом, на подхвате.
– На вас вся и надежда!
* * *
Вернувшись в штаб, Зашибалов по кодовой переговорной таблице доложил командиру корпусу генерал-майору Гарнову о ходе строительных работ, а главное, о разговоре с комендантом погранучастка Шестаковым.
– Вы меня, Михаил Арсентьевич, ничем не удивили, – ответил Гарнов, – у вас всё, как и везде, как у всех. Немцы везде кучкуются. Но не будем терять голову.
– У меня в эту ночь запланировано учение с боевой тревогой для стрелковых полков и с выходом из района дислокации на участки обороны...
– Понимаю, к чему клонишь… Но пока преждевременно! Перенеси это учение на конец июня. Можешь поднять по боевой тревоге свой штаб и штабы полков. Но войска не трогай. Запрещаю!
– Есть.
– И не обижайся на меня. Мне запрещают, и я запрещаю. Ты меня понял? Я бы и сам весь корпус поднял… В общем так: полки до особого указания не поднимать! Поднимай штабистов.
Зашибалов положил трубку и после этого выдохнул:
– Мать твою еры!.. Или как говорят местные раввины: «Браха на шхиту!».
Этими словами цехановцкие реббе благословляли резников на убой кошерного скота.
– Браха на шхиту! – повторил он и сломал указку, с которой проводил командирские занятия по тактике. Зашибалов квартировал в большом двухэтажном доме местного раввина, и теперь кое-что смыслил в иудейских обрядах.
Через десять минут штаб дивизии был в сборе, и все ждали, что скажет им комдив. Но Зашибалов молчал, прохаживаясь по кабинету. Потом пересказал то, что сообщил ему комендант участка, и снова замолчал.
Миновала полночь, и наступило воскресенье 22 июня. В начале второго часа ночи телефон стал настырно звонить: звонки следовали один за другим; Зашибалов отделывался лишь одним словом: «Есть!».
Это звонили командиры полков его дивизии и докладывали, что их штабы, а также штабы батальонов в полном сборе и ждут дальнейших распоряжений. Но распоряжений не было. Зашибалов и сам ждал хоть каких-то приказаний из штаба корпуса, но телефон уныло молчал. Тогда он поднял трубку и стал названивать командирам полков по очереди, отдавая один и тот же приказ:
– Немедленно отправьте кого-нибудь из офицеров штаба на машине в батальон, который работает на границе. Пусть поднимет его по боевой – да, я сказал по боевой тревоге! – и пусть занимают подготовленные позиции.
Комиссар дивизии Давыдов хотел что-то сказать, но махнул рукой.
– Все батальоны, которые находятся сейчас на госгранице, должны занять свои позиции. Не полки, Владимир Николаевич, – упредил он возражение комиссара, – а батальоны. Хотя бы батальоны. Они там рядом с противником стоят… Имеют право! Начальник штаба!
– Я за него, – поднялся с места полковник Молев, зам комдива по строевой.
– А где начальник штаба?
– Вы же его сами в Белосток отпустили. По личным делам.
– Немедленно разыскать его и вызвать сюда! А пока я попрошу вас, Андрей Григорьевич, связаться с пограничными комендатурами и заставами. Уточните, что у них происходит и как немцы себя ведут.
Молев столкнулся в дверях с начальником штаба полковником Киринским, который только что вернулся из Белостока.
– Вот и хорошо! – обрадовался Зашибалов. – Обзванивайте вместе. Быстрее будет.
Он еще раз окинул взглядом притихших за столом командиров: комиссар, начарт, интендант, особист, начмед, связист… Такие знакомые и почти родные в этот предгрозовой час лица. Он не сомневался: каждый исполнит то, что ему предназначено. Неужели – сегодня начнется?
– Скорее всего, сегодня все и начнется, – объявил он собравшимся, чтобы нарушить зловещую тишину, – поэтому мы должны принять все, что должны…
Он искал какие-то особые слова, но не находил их. Произносить казенные замыленные фразы о бдительности и готовности не хотел. Но тут все решилось само собой. Вбежал взволнованный начальник штаба. Лицо Киринского было бледным:
– Только что получил информацию от начальника Нурской пограничной заставы: немецкие войска подходят к реке Западный Буг и подвозят переправочные средства.
Зашибалов посмотрел на часы: было ровно два часа ночи. Теперь он твердо знал, что делать. Он открыл свой сейф и достал пакет особой секретности – «красный пакет». Вскрывать его он имел право только по специальному сигналу от командира корпуса или командующего армии. Но никакие спецсигналы не поступали.
– Товарищ комиссар, товарищ начальник Третьего отдела, я вскрываю красный пакет в силу складывающейся обстановки. Прошу это зафиксировать в ваших документах.
Начальник особого отдела встал из-за стола и одернул гимнастерку:
– Я обязан вас предупредить, что за самовольное вскрытие этого пакета предусмотрена уголовная ответственность!
Зашибалов тут же парировал, покачивая пакет на ладони:
– За бездействие и неприятие мер тоже предусмотрена уголовная ответственность!
– Михаил Арсентьевич, – воззвал к нему комиссар дивизии, – подумай, что ты делаешь! Под трибунал пойдешь, как пить дать, несмотря на геройскую звезду.
Зашибалов знал, что комиссар наделен правом не просто его предупредить, но и арестовать именем партии. Особист бы его непременно поддержал, и тогда бы пришлось сдать им пистолет и партбилет. Они могли это сделать. Но не сделали. И пока они не передумали, Зашибалов решительно разорвал секретный пакет и извлек план действия по сигналу «Буря», сигналу, который так и не поступил.
– Объявляю сигнал «Буря»! Всем исполнять мои приказания!
И завертелось!
– Поднять стрелковые полки по тревоге и выступить форсированным маршем в районы обороны! Товарищ Бойков!
– Я! – полковник Бойков, начальник артиллерии, не поднялся, а взметнулся по-лейтенантски.
– Вам немедленно выехать в Червонный бор, поднять артиллерийские полки по тревоге и вывести их к шести утра в район огневых позиций полковых и дивизионных групп. Возьмите весь нужный транспорт и как можно быстрее катите на позиции. В первую очередь тащите противотанковые орудия.
– Есть. Понял. Разрешите исполнять?
– Исполняйте.
Зашибалов отдавал приказания лавинообразно, одно за другим, как будто опасался, что комиссар с особистом передумают и скажут «отставить!».
– Начальнику штаба – немедленно вывести все средства связи на командные пункты полков и к приходу личного состава организовать связь для управления оборонительным боем!
– Есть!
– Разведывательному батальону дивизии в полном составе выступить из Домброва и сосредоточиться в четыре тридцать в назначенном месте!
– Начальнику службы снабжения свернуть лагерные участки полков, а все палатки и другое имущество использовать для батальонных, полковых и дивизионных медицинских пунктов. В последнюю очередь для оборудования штабов батальонов, полков и дивизии.
– Инструктору политотдела старшему политруку Гореликову взять грузовой автомобиль, и с охраной отправить в Минск, в штаб округа, партийные и мобилизационные документы!
– Есть!
…В 2 часа 40 минут командиры стрелковых полков и начальник штаба дивизии доложили комдиву, что полки и штабы заняли отведенные им по плану «Буря» участки обороны. Зашибалов вытер холодный пот со лба и позвонил командиру корпуса.
– Товарищ генерал, вверенная мне дивизия заняла оборонительный район, согласно плану «Буря».
Гарнов только крякнул и бросил в трубку:
– Черт с тобой! Действуй дальше…
Если бы через час немцы не ринулись в наступление, если бы они перенесли это на понедельник или вторник, то в воскресенье полковник Зашибалов был бы арестован и отдан под трибунал – за самовольное вскрытие красного пакета. Но война началась через час, и бойцы 86-й стрелковой дивизии встретили врага на боевых позициях, а не в койках, как это случилось в Брестской крепости и других гарнизонах.
* * *
В 2 часа 50 минут полковник Зашибалов выехал на полевой командный и наблюдательный пункт в район Домброва. Через пятнадцать минут после его прибытия началась война. Он встретил ее, как и полагается полководцу – с биноклем и картой.
Через два с половиной часа на КП дивизии примчался запыхавший начарт полковник Бойков. Доложил, что оба артиллерийских полка дивизии – пушечный и гаубичный – поддерживают пехоту огнем со своих боевых позиций.
– А где противотанковый дивизион?
– Выходит на огневые рубежи.
В 13 часов 22 июня, когда появилась проводная связь со штабом корпуса, Зашибалов доложил Гарнову:
– Приказал командиру 330-го стрелкового полка и командиру 284-го полка контратаковать противника во фланг.
– Результат есть?
– Есть. Пехотная дивизия разгромлена, и враг отброшен за пределы государственной границы СССР.
Последнюю фразу он повторил медленно и торжественно, как диктор Левитан.
Итак, на участке 86-й стрелковой дивизии имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР было не только приостановлено наступление противника, но он был отброшен за пределы госграницы СССР. Больше таких сообщений на Западном фронте ни от кого не поступало.
***
При выходе из Белостокского выступа полковник Зашибалов был тяжело ранен, и его, совершенно безнадежного, оставили в попутном селе, дабы не умер в дороге и упокоился без лишних мучений…
Полковник пришел в себя после дикой горячки и леденящего озноба, он едва приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел деревянное оконце в деревенской хате, а на оконце горшки с цветами. В бреду ему показалось, что его уже хоронят, вот и цветы принесли… Ледяные женские пальцы легли на раскаленный лоб.
«А это уже смерть пришла за мной», – бесстрастно отмечал он. Но то была хозяйка белорусской хаты, в которой оставили Зашибалова.
– Вось и вочы адкрыу, милок, – обрадовалась женщина. – А то ужо совсем памирал.
И она стала читать какой-то местный заговор:
– Лихоманка, лихоманка, перейди на Янка… Заря-заряница, красная девица избавь раба Божьего…
– Як тебя кличуть?
– Михаил, – прошептал Зашибалов.
– …Избавь раба Божьего Михаила от матухи, от знобухи, от летучки, от Марьи Прудовик и от всех двенадцати девиц-трясовиц.
Этот заговор она прочитала над водой, крестообразно смахивая хворь со лба, подбородка и щёк. Затем этой водой умыла раненого. А потом дала попить горячего молока с тмином. Выхаживала печеным луком с овсяным киселем. И выходила!
Ответ в конце задачника
Михаил Арсентьевич Зашибалов оклемался, встал на ноги и через две недели вышел к своим. С июля по декабрь 1941 года командовал 134-й стрелковой дивизией, затем до ноября 1942 года возглавлял 60-ю стрелковую дивизию Первого стрелкового корпуса 13-й армии, был заместителем командующего армией. После войны Герой Советского Союза Зашибалов – начальник Курсов усовершенствования офицерского состава при Военной академии тыла и транспорта.
Он много сделал для того, чтобы его заместитель полковник Молев, вернувшийся из лагеря в СССР, не попал в другой лагерь – советский. Дал ему блестящую аттестацию и тем самым спас его. Хотел съездить в Белоруссию, найти ту женщину, которая его выходила, но не знал ни ее имени, ни адреса: деревня Мосты – то ли Левые Мосты, то ли Правые…
В 1959 году генерал-майор 3ашибалов вышел в отставку. Жил в Ленинграде. Скончался 20 августа 1986 года. Похоронен на кладбище Памяти жертв 9 января.
Источник: Столетие.Ru
