Путешествие по Востоку и Святой земле

Источник: Русское воскресение

В 1872 г. Великий Князь Николай Николаевич Старший совершил большое путешествие по Востоку и Святой Земле. Оно продолжалось два месяца и подробно описано одним из его участников, Дмитрием Антоновичем Скалоном в книге: «Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите Великого Князя Николая Николаевича в 1872 году» (СПб., 1881). Великий Князь 17 сентября выехал из Петербурга через Вену в Турцию. Его сопровождали Князь Евгений Максимилианович Романовский Герцог Лейхтенбергский, Принцы Александр и Константин Петровичи Ольденбургские, десять лиц свиты, лейб-хирург, художник и еще несколько лиц, а также десять человек прислуги. Брату Русского Царя в пути всюду воздавались большие почести и оказано было много внимания не только со стороны властей, но и местных жителей. В особенности блестящий прием Его Высочеству оказал в Константинополе Султан Абдул-Азис. Здесь Великий Князь имел случай видеть турецкие войска, представившиеся по повелению Султана под командою Его сына, Юсуф-Иззедин-Эфенди. Из древнего Царьграда Великий Князь со свитою на пароходе отправился в Бейрут, откуда, сначала в экипажах, а затем почти исключительно верхом совершил путь по Святой Земле…

Поклонившись святыням Иерусалима и Вифлеема, Великий Князь со своими спутниками через Еммаус прибыл в Яффу и отсюда морем отправился в Египет, где, пройдя Суэцским каналом, посетил Каир, осмотрел пирамиды, сфинксы и другие замечательные древности Египта и затем через Италию (Бриндизи) к 20 ноября возвратился в Петербург.

Биограф Великого Князя – Виктор Всеволодович Жерве – в своей книге «Генерал-фельдмаршал Великий Князь Николай Николаевич Старший. Исторический очерк его жизни и деятельности (1831-1891)» (СПб., 1911. 248 с.) рассказывает:

«Сильное, неизгладимое впечатление произвело на Великого Князя это путешествие в Святую Землю. Осуществилось Его давнишнее желание поклониться Гробу Господню, много веков находящемуся во власти турок.

И не думал Он тогда, что пять лет спустя, охраняя высшие духовные интересы христиан, Он выступит против этих же турок во главе русской армии, уже в звании ее Главнокомандующего...

Пребывание Его Высочества в Турции и Палестине не только удовлетворило Его как человека, но и принесло Ему несомненную и большую пользу как будущему высшему вождю: здесь Он увидел турецкую армию и, благодаря Своему правильному военному взгляду, сумел даже по мимолетным встречам с турками оценить их силы и военные качества, которые впоследствии учитывал при общих соображениях пред объявлением войны и во время происходивших затем военных действий».

А в примечаниях В.В. Жерве отмечает:

«Желая видеть возможно чаще пред собою изображение величайшей святыни христианства, Его Высочество, по возвращении из Иерусалима, в церкви Своего Николаевского дворца, под алтарем, воздвиг особый придел в честь Гроба Господня, копия которого по своему внешнему виду и размерам пещеры, хранящей Гроб Господень, дает точное изображение последнего в Иерусалимском храме. На акварели, любезно предоставленной автору настоящей книги И.Н. Смирновым и воспроизведенной, можно видеть эту деталь церкви роскошного бывшего дворца Его Высочества, ныне – Ксениинского Института».

Сегодня мы предлагаем читателям несколько глав из книги Д.А. Скалона «Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году» (СПб. 1881. Переиздания – 1892, 2007 гг.). Скажем несколько слов и об авторе: Дмитрий Антонович Скалон (1840-1919) – дворянин, Евангеличеко-лютеранского вероисповедания, генерал от кавалерии (1907), генерал-адъютант (1914), русский военный историк, первый председатель Императорского Русского военно-исторического общества, Главный редактор многотомного издания «Столетие Военного министерства. 1802-1902». В период с 1864 по 1878 гг. служил адъютантом Великого Князя Николая Николаевича Старшего (1864-1878). Участвовал в Русско-Турецкой войне 1877-1878 гг., в чине полковника. В 1877 году награждён Золотым оружием «За храбрость», кавалер многих российских и иностранных орденов. Д.А. Скалон также автор книг «Очерк деятельности главнокомандующего в русско-турецкую войну 1877-1878 гг. на Балканском полуострове» (СПб. ,1907); «Мои воспоминания. 1877-1898 гг.» в двух томах (СПб., 1913).

М.А. Бирюкова

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОСТОКУ И СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ

в свите Великого князя Николая Николаевичав 1872 году

Его Императорскому Высочеству Государю,

Великому Князю Николаю Николаевичу Старшему.

ГЛАВА XIII

ГЕНИСАРЕТСКОЕ OЗЕРО. – КАПЕРНАУМ. – МАГДАЛА. – МЕСТО НАГОРНОЙ ПРОПОВЕДИ. – ТИВЕРИАДА. – ЭММАУС. – ФАВОР. – ПАТРИАРХ КИРИЛЛ. – НАЗАРЕТ. – ЦЕРКОВЬ АРХАНГЕЛА ГАВРИИЛА.

Еще солнце скрывалось за горами, когда, пользуясь утреннею прохладой, мы уже были на конях и пробирались по горам и долам к Генисаретскому озеру. После развалин, носящих имя «колодца Иосифа» (в котором завистливые братья спрятали прекрасного отрока, пред продажей его египетским купцам), целые покатости и расселины гор были покрыты ноздреватыми, как губки, каменьями (буро-красного и серого цвета), которые походили на разлитую шоколадную пену. Лошади с трудом выбирали дорогу между этими вулканическими шлаками, и мы порядочно истомились, в особенности от духоты спертого в долине воздуха, которого дуновение напоминало как бы близость очага.

После четырехчасового хода дорога пошла на спуск и, обойдя скалу, вышла у развалин Капернаума на берег Генисаретского или Тивериадского озера, называемого также Галилейским морем (Матф. IV, 18). Палатка стояла на лужайке у источника, вытекавшего из-под отвеса скалы, среди зарослей и темно-зеленых олеандров. Пред нами покоился зеркальный овал Галилейского моря, окруженный отражавшимся в его поверхности кольцом гор. За развалинами Капернаума цепь гор отступала от берега, образуя долину, по форме близкую к квадрату. На противоположном ее уступе, у самого берега, можно было отличить селение Магдалу, по направлению которой, между двух расступившихся вершин, высилась гора Фавор.

Я имел при себе маленькое Евангелие и отмечал в нем все места, проходимые нами.
Отдохнув на привале, я с одним из спутников пошел вперед, стараясь разглядеть развалины Капернаума, приморского, как его называет Евангелист Матфей (Матф. IV, 13), и где Спаситель поселился после сорокадневного поста, начав свою проповедь в окрестностях Генисаретского озера. Следы Капернаума заметны только в грудах камней и глубоких ямах, скрытых между зеленью олеандров, различных миртовых и пальмовидных кустов.

Мы пробирались вдоль песчаного берега, по тем местам, где Спаситель, «ходя при море Галилейском» (Матф. IV, 18), начал проповедывать «следовавшему за Ним множеству народа из Галилеи и десятиградия, и Иерусалима, и Иудеи и из-за Иордана» (Матф. IV, 25). Здесь же «Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывавших сети в море, ибо они были рыболовы» (Матф. IV, 18), а теперь едва заметный прибой тихо роптал, боясь пробудить как бы заснувшее царство; по всему горизонту озера не было видно ни одного паруса, ни одной лодки рыболова, и в течение суток, которые мы провели на его берегах, нам не довелось заметить даже следов лодок или каких-либо рыболовных снастей.

В те времена «земля Завулонова и Невфалимова, Галилея языческая» (Матф. IV, 15) была оживлена густым населением. Теперь же это пустыня, несмотря на теплый климат, тропический характер растительности, живописную природу и изобилие рыб.

В том месте, где горы опять подходят к берегу, стоит убогое селение Магдала, сбитое в кучу мазанок с плоскими крышами и двумя-тремя пальмами, – это родина Марии Магдалины.

Не доходя этого селения, на самом берегу, стоит одинокая могила, под развесистою смоковницей. Вокруг нее, молча, сидели несколько темнолицых арабов, куря трубки и не обращая на нас никакого внимания. В Магдале женщины занимались хозяйством около своих порогов, а в озере купались три мальчика, цветом кожи напоминавшие жареный кофе.

А вот и та священная гора, с которой Спаситель произнес проповедь о блаженстве и высказал сущность Своего учения: «Любить, благословлять, благотворить и молиться за врагов наших, и совершенствоваться, как совершен Отец наш небесный». (Матф. V, 1, 44, 48).

От Магдалы мы поднялись в гору и ехали около часа по обрывам над озером, жарясь на раскаленных скалах. Можно было идти и по берегу озера, но, к сожалению, я это поздно заметил, а опуститься вниз с утесов не было никакой возможности. Чрез час мы подошли к Тивериаде. Построенная Иродом Агриппой, она была одним из значительнейших городов Галилеи. После взятия Иерусалима Веспасианом, в ней поселились знаменитейшие еврейские ученые и толковники. Теперь в городе считают около 2000 жителей, из которых половина еврейских выходцев из Испании и Польши.

Несмотря на то, что Тивериада много пострадала от землетрясений, ее базальтовые стены достаточно сохранились и, хоть сколько-нибудь, оживляют местность. В городе много пальм, которые своими грациозными формами напоминают путнику о тропическом характере климата. Тивериада и Генисаретское озеро лежат как бы в пазухе земли, на глубине 700 фут. ниже уровня океана. Жители ее не пользуются плодородием ее почвы; большинство населения из выходцев, живет, в ожидании Мессии, на счет пожертвований своих единоверцев.
Подходя к городу, я издали заметил знакомые фигуры польских евреев, в длинных, засаленных и лоснящихся сюртуках; они сидели, ничего не делая, по два и по три, на стенах и у городских ворот.

Заглянув в Тивериаду, мы обратились к ним по-немецки с вопросом:

– Где расположился наш лагерь?

Они отвечали:

– Южнее города, по дороге в Эммаус.

Чрез десять минут мы слезли с лошадей и вошли под зеленый шатер, где уже отдыхали некоторые из наших товарищей.

Жара была так велика, что при всем желании я не решился сходить пешком в Эммаус, хотя до него было не более версты.

Эммаус издревле славится своими целебными серными ключами, которые почти одного состава с Ахенскими минеральными водами. До самого вечера пред нами проходили больные, возвращавшиеся из Эммауса в Тивериаду; между ними было особенно много фигур, напоминавших наших русско-польских евреев.

Когда жара стала спадать, мы пошли купаться, а потом сели на камни у берега, полюбоваться солнечным закатом. Едва только солнце скрылось за горами, как началась бесконечно-разнообразная игра цветов на небе, в воде и на горах противоположного берега. Живопись не в состоянии передать силу и яркость этих переливов, происходящих от низкого уровня долины (700 фут.) и от густоты в ней воздуха. (Обыкновенно мы наслаждаемся этим чудным зрелищем с местностей, лежащих выше поверхности моря). Глядя на этот закат, я пришел в восторг и не мог достаточно им налюбоваться. Он напоминал игру электрических цветов в струях и брызгах фонтана, когда так и кажется, что бьет не вода, а рассыпающаяся струя драгоценных каменьев. Совершенно то же и здесь, – противоположный берег, отражаясь в воде, менял цвета и казался сначала будто вылитым из золота, а потом как бы гигантскою разноцветною кристаллизацией, то аметистов, то сапфиров, то изумрудов...

Во время обеда стемнело и зажгли свечи; как вдруг, среди оживленного разговора, совершенно неожиданно с озера налетел шквал, заревел ветер, свечи разом потухли, нас окружила темнота, а на берегу начался сильный прибой... Все на минуту замолкли... и мне невольно вспомнилось Евангелие от Матфея (гл. VIII, 16, 18, 23, 24, 26): «Когда же настал вечер, Иисус велел отплыть на другую сторону и вот сделалось великое волнение на море, так что лодка покрылась волнами; а Он спал». Должно быть, эти вечерние шквалы и бури более или менее постоянны на Генисаретском озере, и происходят от сильного нагревания окрестных гор, которые, быстро охлаждаясь после заката, производят движение в воздухе и разводят, как сказано у Евангелиста, «великое волнение на море».

Изо всех мест Галилеи и Израиля, берега Генисаретского озера, конечно, принадлежат к самым живописным, самым поэтическим.

Я, по крайней мере, считаю счастливейшим днем в моей жизни день, проведенный в любимом из мест пребывания Иисуса Христа.

Дописав дневник, я лег и еще долго прислушивался к мерному прибою озера, мечтая о чудной судьбе этого священного для нас уголка земли...

На другой день четверо из нас опять отправились вперед; но на этот раз мы прогадали, проводник пошел по горам, и когда мы уже были на самой высоте, то увидели, что Великий Князь с остальными идет по долине. Я чувствовал, что мы должно быть дали маху, но было поздно. Путь наш все время шел по плоскогориям и высоким долинам с великолепными полями, судя по виду земли, величине и толщине жнитва. В одной расселине мы остановились, чтобы напоить лошадей у колодца, и увидели целый выводок каменных куропаток. А.А. Галл сделал по ним несколько удачных выстрелов и спугнул большого орла.

Через три часа показался Фавор, и мы увидели подходивший к его подошве поезд Его Высочества.

Фавор стоит среди долины, знаменитой своим плодородием и множеством битв. Он возвышается на 1000 футов над окружающею местностью и со всех сторон имеет вид усеченного конуса, скаты которого покрыты различным кустарником, диким фисташником, акацией с чрезвычайно крупным листом и дубовым, редким корявым лесом.

Пока мы добрались только к подножию горы, Великий Князь уже подходил, по бесчисленным зигзагам, к вершине. Дорога очень камениста и крута, а с полгоры она делает повороты на каждых 15-20 саженях. Палатка для привала была раскинута пред греческим монастырем, которого церковь первоначально построена императрицею Еленою, как говорят, на месте Преображения Господня. Обойдя монастырский двор и церковь, самой простой архитектуры с выбеленными внутри гладкими стенами, я присоединился к нашему отдыхавшему обществу. Великий Князь был встречен на дороге пред Фавором 85-летним Иерусалимским патриархом Кириллом, против которого восстала вся греческая иерархия за то, что он не подписал отлучения болгарской церкви и не хотел мешать интересов иерархических с религиозными. С виду, патриарх Кирилл седой, как лунь, коренастый старец, среднего роста, с орлиным носом, добродушною улыбкой и быстрым взглядом серых глаз, еще полных энергии и выражения. Его сопровождали митрополит Назаретский, замечательный красавец, и два диакона, из которых один довольно чисто говорил по-русски.
Привал продолжался два часа. Его Высочество приказал мне прочесть из Евангелия те места, где упоминается о Преображении. Во всех трех Евангелиях стоит: «Иисус возвел их на высокую гору» (Матф. XVII, 1; Марка IX, 2; Луки IX, 28); но нигде не сказано, чтобы это был Фавор. За разрешением вопроса, мы обратились к патриарху. Он указал на 2 Послание апостола Петра, гл. I, ст. 16-19, но и там Фавор не назван, а сказано: «будучи на святой горе». Во всяком случае, с первых веков христианства предания и отцы церкви указывают на Фавор, как место Преображения Господня, а в Ветхом Завете гора эта связана со священными воспоминаниями евреев, вот почему, может быть, так и назвал ее апостол Петр.

Отдохнув под тенью шатра, я пошел искать место с возможно более открытым кругозором и набрел на груду развалин какого-то города. Вершина горы имеет вид плоского овала и покрыта кустарником и лугами; площадь ее весьма значительна.

Но какой восхитительный вид открывается с Фавора, удивительнейшим образом поставленного среди широкой долины Эсдрелонской, которая постепенно ниспадает к Средиземному морю с высоты 440 футов. Мне пришло в голову закрыть глаза и, стараясь забыть только что пройденную дорогу, мысленно перенестись с берегов Генисаретского озера на вершину Фавора. Если там я чувствовал, что нахожусь в недрах земли, окруженный неразрывным кольцом гор, то после такого быстрого перелета на крыльях мысли, когда я открыл глаза, мне почудилось, будто я высоко поднялся над землею, вместе с выделившимся из нее Фавором, а замкнутое кольцо опустилось, и обозначились очертания горных цепей и глубоких долин Палестины. С севера в плодоносную долину врезывается широкий кряж гористой Галилеи, а по ту ее сторону тянется неразрывная цепь высоких плоскогорий Самарии и Иудеи, перерезанная отдельными хребтами. За Галилейскими горами видно южное очертание долины, кончающееся у берега горою Кармель, за которою, правее, видна полоса Средиземного моря, сливающегося на дальнем горизонте с синевою неба.

Когда Великий Князь стал спускаться с горы, его провожали колокольным звоном. Мы давно уже не слыхали благовеста, и теперь он отрадно отзывался в сердце родным отголоском.

После прохода нескольких поперечных отрогов Галилейских гор, спускавшихся к Эсдрелонской долине, через час пред нами показался Назарет, занимающий западный склон прекрасной долины, образованной меловыми холмами на высоте 1030 футов. Мы подошли с северной стороны города и остановились против церкви Св. Гавриила. Греческое духовенство встретило Великого Князя с крестом и хоругвями, а жители приветствовали его криком и выстрелами. Сойдя с коней, мы пошли через маленький двор, обнесенный стеною и вымощенный плитняком, в церковь Архангела Гавриила. Она украшена иконостасом великолепной резьбы из темного кипариса с живописью древнего Византийского стиля. В противоположной входу стене сделан проход с лестницей, спускающеюся в корридор и маленькую часовню, где находится обнесенный мрамором колодезь, у которого благовествовал Пресвятой Деве Марии архангел Гавриил. Вправо от него устроено окно с железною решеткой и видна высеченная в скалах лестница, по которой, как говорят, спускалась к источнику Богоматерь. Патриарх отслужил молебен. Мы все испили воды из колодца и вернулись в лагерь, раскинутый непосредственно за церковью.

К обеду Его Высочество приказал подать ленивые щи, приготовленные в Петербурге и взятые с собой в виде консерва. Можно себе представить, какое удовольствие доставило нам это блюдо.

Во время сумерок мы опять пошли в церковь, и Его Высочество приказал отслужить панихиду по своей в Бозе почивающей родительнице, императрице Александре Феодоровне, которой кончина совпала со днем нашего вступления в Назарет.
На следующий день была назначена дневка, чтобы дать отдых нашим утомившимся лошадям и вьючным животным с их погонщиками, которые весь путь совершили пешком. Между ними было несколько мальчиков, назначенных для ухода за нашими лошадьми. После перехода в Дамаск, мы подарили им по полному костюму, и это удвоило их ревность. Бывало, не успеем слезть с коня на привале или на ночлеге, а уже они тут как тут.

После чаю мы долго не расходились и, сидя за столом, вели оживленную беседу. Разговаривая таким образом, Его Высочество Князь Евгений Максимилианович положил руку на край стола и случайно накрыл ею скорпиона, незаметно взобравшегося по скатерти наверх. Почувствовав гадину, он успел быстро отдернуть руку и избежал ядовитого укола. Само собою разумеется, что этого непрошенного гостя тотчас поймали и закупорили в банку с маслом для настоя, считающегося лучшим противоядием от укола этого насекомого. Скорпион с виду похож на рака, только с тонким, загнутым кверху хвостом, который кончается острием с ядовитою железой. Если не принять мер, то укол скорпиона может быть смертельным; во всяком же случае, он производит сильную опухоль шейных желез и горячечное состояние, длящееся три дня с большими страданиями. Скорпион чрезвычайно распространен по Сирии и Палестине, живя большею частью под камнями, в развалинах, или в оградах кактуса, которыми окружены все сады и селения. Нам рассказывали, что за Иорданом есть долина, в стране моавитов, которая необитаема по причине ужасного в ней множества скорпионов.

ГЛАВА XIV

ЦЕРКОВЬ НА МЕСТЕ СИНАГОГИ. – МОНАСТЫРЬ ФРАНЦИСКАНОВ И ЦЕРКОВЬ БЛАГОВЕЩЕНИЯ. – ПЕЩЕРЫ, В КОТОРЫХ ЖИЛА ПРЕСВЯТАЯ ДЕВА МАРИЯ. – СВАДЕБНОЕ ГУЛЯНЬЕ. – НАЗАРЯНКИ У ВОДОЕМА.

На следующее утро мы встали, не торопясь, и после чая занялись письмами, которые были отправлены с нарочным в Сен-Жан д’Акр. Потом пошли осматривать достопримечательности города.

Сначала нас повели в греческую церковь, построенную на месте синагоги, где Спаситель начал проповедывать назарянам, по возвращении из Капернаума, и возбудил против себя такую ярость, что они выгнали Его из города и повели на вершину горы, чтобы свергнуть с нее.

За молебном диакон прочел по-славянски Евангелие от Луки, где говорится об этом событии. Из церкви, имеющей вид выбеленной комнаты с иконостасом, нас пригласили в дом митрополита, украшенный двумя террасами с цветами и растениями. Приемная комната обнесена диванами; в ней угощали нас, по существующему повсеместно на Востоке обычаю, шербетом и прохладительными напитками. На стенах висели лубочные гравюры с изображениями монастырей и скитов; между ними находился вид и нашей Киево-Печерской лавры.

Здесь же нам показывали вырубленные в скале пещеры, где жили и до сих пор живут беднейшие назаряне. Пещеры эти весьма малых размеров и освещаются через открытый вход.

Далее нас повели осматривать монастырь францисканов, возобновленный полтораста лет тому назад из развалин греческого храма, сооруженного при Константине Великом императрицею Еленой, когда она разыскивала и обновляла христианские святыни.

По существующему в те времена преданию, царица Елена построила его на том месте, где обитала в пещере Пресвятая Дева Мария и где архангел Гавриил благовествовал Ей зачатие и рождение Иисуса Христа. Храм, разрушенный Саладином, когда он разбил и взял в плен короля Иерусалимского Гвидо Лузиньяна, с той поры лежал в развалинах до XVII столетия, пока Католическое Общество Святой Земли не испросило разрешения на его обновление.

Великого Князя встретил настоятель монастыря, худенький старичок француз и остальная братия (преимущественно испанцы). Монастырь обнесен высокою оградой, ворота которой выходят на площадку.

Над пещерами выстроен храм Благовещения. По широкой лестнице, с пятнадцатью ступенями, опускаешься в продолговатую просторную церковь; в противоположной широкой стене устроены два алтаря с пролетом между ними, за которым видна довольно обширная пещера, разделенная поперек перегородкой, с ажурным мраморным алтарем и дверью, ведущею в полукруглую половину пещеры. Здесь, по преданию, жила Пресвятая Дева Мария. Место у колонны, возле входных дверей, через которые проникал свет в пещеру, почитается местом Благовещения. В глубине второй половины пещеры вырублена лестница, которая ведет в две маленькие пещеры, расположенные повыше первой.

Из монастыря Его Высочество возвратился в лагерь, а я пошел с Обермюллером к протестантскому пастору Зейдлеру, который живет уже семнадцать лет в Назарете. В разговоре он заметил, что греки вообще веротерпимы и живут с протестантами в согласии; но латиняне, напротив того, где только возможно, прибегают к насилиям. По его словам, большинство христиан в Назарете арабы; почти все население живет в безысходной бедности, несмотря на относительное трудолюбие и производительность почвы; причина тому кроется в управлении турецких властей, который существуют лишь для того, чтобы выжимать и вымогать из края денежные средства, нисколько не заботясь о будущем. И население в таких условиях трудится не для увеличения своего благосостояния, а только для насущного хлеба.

Внутри город довольно чист. Вид этой чистоты придает ему меловая пыль, сплошь покрывающая все улицы и площадки.

По словам пастора, вследствие этой пыли редкий из жителей не страдает глазными болезнями, и в городе и окрестностях множество слепых.

Некоторые путешественники называют Назарет «Цветком Галилеи» и рассказывают, что его окрестности изобилуют цветами; но осенью, когда все уже выжжено солнцем, нечего искать следов флоры в этих окрестностях; к тому же было так жарко, что мы с трудом волочили ноги, а потому и решились возвратиться в лагерь.

Полагаю, читатель заметил, что на Благовещение я указываю в двух местах, но этим не должно смущаться; в Палестине на каждом шагу готовы что-нибудь да показать. Предпринимая путешествие в Святую Землю, конечно, идешь туда, чтобы видеть места, освященные пребыванием и жизнию Божественного Учителя, но время и люди почти что истребили материальные следы, которых непременно ищет человек, и только при виде их находит удовлетворение своему религиозному чувству. Я тоже их искал, и, по-моему, вот где эти следы: это горы, воды, долины, растительность, поля; одним словом, вся природа страны, которая одна не изменилась, и которую не могли истребить ни гонения язычников, ни дикий фанатизм мусульман. Спаситель так же ступал на эту почву, как и мы; пред Ним открывались те же виды, что и пред нами, Он пил из тех же ключей, солнце так же согревало в Его время, и Он искал прохлады в тени той же смоковницы. Мы знаем, сколь долгое время Спаситель прожил в Назарете, хотя в городе не осталось ни малейшего видимого следа Его пребывания. Но разве недостаточно знать, что Господь прожил здесь так долго, и что конечно здесь нет и клочка земли, на который бы Он не ступил. А эти горы, дома, поля, сады, разве они изменились с того времени? Не та ли маслина и смоковница упоминаются в Евангелии? Не те ли самые пещеры и каменные дома с плоскими крышами составляют город? А эти горы и вся окрестность! Сколько раз взор Спасителя останавливался на них?.. И теперь, глядя на эту местность, видишь то же самое, что и Ему представлялось. Рассуждая таким образом, ничто не нарушит достоверности впечатлений, и не придется огорчаться тем, что самые священные воспоминания служат средством для поборов.

Когда стемнело, до нашего стана донеслись звуки рожка, бубен и пения; это было свадебное гулянье, приближавшееся в нашем направлении из города. Сначала осветилась красным светом факелов улица и шедшая по ней толпа народа; по выходе ее из города на площадь, против нашего лагеря, выступили из мрака окружающие площадь сады, с заборами вековых кактусов, и храм Св. Гавриила. Впереди плясали мужчины с обнаженными саблями; за ними, полукругом, подвигался нога за ногу ряд молодых парней, громко запевавших однообразную песню, которая сопровождалась рожком, тамбуринами и ударами в ладоши. За ними шла толпа народу и женщин; последние по большей части были маленького роста, но некоторые отличались миловидностью. Когда шествие остановилось пред нами, женщин заставили танцевать. Переплетясь руками, они составили хоровод вокруг двух плясавших девушек и, обходя их, покачивались телом то в середину, то в наружную сторону. Потом одну девушку попросили протанцевать сабех (танец с саблей) впереди мужчин, плясавших уже известный нам курдский танец. Это было ею исполнено с большою ловкостью и даже грациею.

Затем шествие повернуло обратно в город, и еще долго доносились до нас то усиливавшиеся, то мало-помалу замиравшие голоса и звуки тамбуринов.

Весь этот день и наступившая затем ночь отличались необыкновенною жарой и духотой.
С восходом солнца мы отслужили молебен в церкви, еще раз испили святой воды, сели на коней и выступили из Назарета в Дженин, по Эсдрелонской долине.

У выхода из города на лужайку, окруженную с двух сторон садами, выбегает ключ, течет по желобам сильною струей в водоем, а затем, обратившись в ручей, скрывается в окрестных садах. У этого водоема стояли несколько женщин и детей. Они были одеты в темно-синие рубашки, с широкими открытыми рукавами, с белыми платками на голове, спущенными вдоль спины таким образом, что не закрывали ушей и падавших по плечам кос. Их руки и ноги были в серебряных запястьях, а кувшины, которые они, наполняя водой, ставили на плечи – сохранили свою форму со времен глубокой древности. И как красива, как картинна фигура такой женщины, когда она поставит кувшин на голову или на плечо! Широкий рукав падает на складках, а обнаженная рука с запястьем вытягивает к ручке кувшина. Голова обыкновенно наклоняется в сторону, а левая рука придерживает рубашку или дно кувшина.

При стройности восточных женщин, глядя на них, мне часто приходила на память Песнь Соломона, великолепно переданная нашим поэтом Л.А. Меем:

Нет ее стройней пальмы на Энгади…

Я убежден, что одежда народа не изменилась за две тысячи лет, до того она первобытна в своем покрое. Да и отчего бы ей было измениться? Например, в Назарете, как тогда, так и теперь, беднейшее население живет в вырубленных в скалах пещерах; как тогда, так и теперь жены и девы сходятся у водоема, с теми же кувшинами и запястьями на руках и ногах. Не вижу причины, отчего бы им нужно переменить покрой одежды, тем более что на Востоке много одеяний, которые, судя по барельефам и другим историческим свидетельствам, положительно не изменились.

От водоема мы повернули в скалы и стали спускаться по очень крутому склону горы в долину Эсдрелона. Влево от нас виден был отвесный утес, с вершины которого озлобленные Назаряне хотели было сбросить Спасителя, после Его проповеди в синагоге, «но Он прошед посреди их, удалился». (Луки IV, 30).

ГЛАВА XV

ДОЛИНА ИЕЗРАИЛЬ ИЛИ ЭСДРЕЛОНА. – ДЖЕНИН. – ПОЛОЖЕНИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА И КАПИТАЛИСТА В СИРИИ И ПАЛЕСТИНЕ. – НАБЛУС. – СТАРЕЙШИНА САМАРЯН. – МОГИЛА ИОСИФА. – КОЛОДЕЗЬ.

Находясь в Эсдрелонской долине, покрытой пашнями, мы могли любоваться дивным местоположением Фавора; он стоял подобно престолу в величественной зале, составленной из толпившихся вокруг его вершин Галилейских и Ефраимовых гор.

Весь путь наш пролегал по этой долине, славящейся своим плодородием со времен библейских. Эсдрелонская долина орошается рекой Киссоном и по ширине своей напоминает скорей равнину, пересеченную несколькими кряжами холмов; но, несмотря на видимое богатство почвы, селения поражают гнетущею бедностью, а смазанные из глины, булыжника и плитняка жилища, в виде клетушек, напоминают снаружи постройки людей каменного века.

Их обитатели возбуждают жалость своим оборванным видом и едва прикрытою какими-то тряпками наготой. Большинство между ними страдает глазами.
Мы остановились для привала в такой деревне, у ручья, под сенью лимонной рощи. Деревья были таких роскошных размеров, что, переплетаясь сучьями, образовали навес, украшенный по темной зелени листьев желтыми, как янтарь, плодами. Как хорош отдых в таком естественном шатре, особенно после перехода под палящим зноем! В нем воздух освежается прохладою ручья, а листья не пропускают жары до такой степени, как холст палатки, в которой всегда душно.
Чрез три часа после привала мы подошли на ночлег к Дженину. Город лежит на противоположных Назарету склонах Эсдрелонской долины и окружен садами, со множеством финиковых пальм.

Мы расположились в оливковой роще, немного выше города и неподалеку от большого водоема, который наполняется ключом, замечательным по своему изобилию. Вправо от нас стоял высокий забор из кактусов с красневшими на них зрелыми плодами, похожими по величине и внутренности на наши огурцы, но только в красной жесткой коже, с желтым мясом и зернами. Мы попробовали их. Но надо осторожно употреблять эти плоды в пищу, так как внутренность кожи покрыта тончайшими иглами, которые, впиваясь в язык и небо, причиняют боль. На вкус они очень сладки, сочны, питательны и по своему изобилию служат пищей для беднейших жителей.

В Дженине мы неожиданно нашли капусту. Его Высочество с Д.И. Скобелевым лично занялись варкой ленивых щей и картофельного соуса. Когда спала жара и наступили сумерки, мы сели в кружок на сложенных под маслинами вещах и стали петь хоровые песни. Странно, но вместе с тем и приятно было слышать такие напевы как – «Вниз по матушке по Волге» и «Вдоль по улице метелица метет», в далекой Иудее, между палатками, под корявыми стволами вековых маслин, при мерцающем свете факелов и костров, освещавших необычный для глаза бивуак турецкой кавалерии, а наших нукеров с лошаками и хлопотавших около очага поваров рядом с неподвижными фигурами арабов, пришедших из города посмотреть на наш шумный лагерь.

Не успели мы разойтись по палаткам, и еще не замолкли голоса товарищей, призывавших своих людей, как шакалы затянули свою нескончаемую песнь, с жалобным воем и дикими руладами.

Выйдя с восходом солнца из Дженина, мы перешли через три часа на привал в деревню Сили, а оттуда, после перехода в три часа с четвертью, в Наблус или древний Сихем, столицу Самарии.

До Сили дорога была немного более гориста, чем до Дженина, и все время пролегала по небольшим плоскогорьям и плодородным пашням в долинах.

Поля были запаханы под озимый хлеб; на некоторых еще работали поселяне, одетые в белые до колен подпоясанные рубашки без рукавов; на голове кефие, а на ногах кожаный сандалии. Каждый из пахарей имел в руках саженную палку, которою погонял своих волов, впряженных в плуг парой.

Я подъехал к Н.Д. Макееву и стал расспрашивать его, как старожила, о быте здешнего населения. Сеют два раза в год, без пару: в октябре перед зимними дождями, и снимают этот посев в феврале, потом в марте и снимают в июне, а если год благоприятен и перепадают дожди, то снимают и третий хлеб, от июля до сентября. Средний урожай считается сам-сорок, но доходит иногда и до двухсот. При этом надо заметить, что в большинстве не обращают особенного внимания на плодопеременность, придерживаясь только соответствующему времени года, и сеют много масличных растений, даже под оливковыми деревьями (так например из Яффы вывозят до трех миллионов ок семени, идущего на маслобойни).

Земледелец, имеющий до 3000 р.с. капитала, считается богатым и оборачивает свой капитал частью в земле, частью давая взаймы между своими. Торговец с капиталом в 7000 р.с. считается зажиточным; владеющий же 35 или 40 тысячами – богатым.

Законный процент 12; но само правительство дает 24%. Посему капиталисты и отдают свои деньги взаймы правительству, стараясь только скрыть свое имя, а действуя как маклер между правительством и подставным лицом. Лица эти обыкновенно избираются из иностранцев или пользующихся покровительством консулов. Турецкий подданный никогда не ссужает своему правительству, рискуя, в противном случае, потерять и капитал и проценты. Проценты полагаются законные двенадцать, а двенадцать приписываются к сумме векселя. К мелким займам у частных лиц прибегают местные власти для удовлетворения насущнейших нужд управляемого ими края, так как большая часть налогов и повинностей забирается вперед и вносится в казначейство, а на жалованье по управлению и на расходы по постою войск приходится занимать до следующих поборов.
До последней резни христиан, беспорядки в Сирии и Палестине достигли крайних пределов; вся страна страдала от разбоев, междоусобиц и неповиновения властям, до того, что даже такие города, как Дамаск, не отправляли рекрутской повинности. Правда, что с тех пор, как Фуад-паша перевешал и перестрелял, после дамасского возмущения, предводителей шаек, известных своим открытым грабежом, даже в таких местностях, как долина Бекаа, Эсдрелона и окрестности Яффы и Иерусалима, турки уничтожили разбой и междоусобицу, но жители от этого нисколько не выиграли, потому что их тотчас же обложили несоразмерными податями и налогами, так что, не видя исхода из своего положения, они свыклись с ним и относятся ко всему апатично, коснея в бедности и невежестве, среди богатства и изобилия почвы. И может ли быть иначе, когда земледелец должен уплатить налоги с полей при посеве, а с фруктовых дерев при их цвете…

Бедуины же и друзы до сих пор не несут никаких повинностей и не подчиняются власти султана. Те же, которые ее признают, находятся на службе у правительства, как например виденное нами племя шейха Магомет-Духи, получающего до пятнадцати тысяч в год за сопровождение каравана меккских поклонников.
От Сили до Наблуса мы ехали три часа с четвертью. Дорога пролегает по довольно живописной и населенной местности, беспрестанно пересекая долины и огибая горы. Зато каменистый ее грунт часто вынуждал нас вытягиваться по одному, и затем нагонять Великого Князя. Знойный ветер дул сзади. Жара стояла нестерпимая. Подходя к Наблусу, мы спустились в долину; по ней тянулась оливковая роща; издали казалось, что вот, вздохнем свободней, но тонкая зелень маслин мало дает тени, а напротив того, только удерживает жар и как в решето пропускает жгучие лучи солнца.

Наблус, древний Сихем, или Сихар, лежит в узкой долине, образуемой с юга покрытой зеленью горой Гаризим, а с севера голым и крутым Гевалом, на котором «Иисус Навин, поставив жертвенник с надписью всех слов закона и прочитав народу благословение и проклятие», обращался к плодоносному Гаризиму и к бесплодному Гевалу, как к эмблемам благодати и проклятая. По завоевании Ханаана иудеями, Сихем достался левитам, и сюда было перенесено тело Иосифа. Здесь же находится несомненный колодезь Иакова, у которого Иисус Христос беседовал с самарянкою.

В Наблусе считается от пятнадцати до восемнадцати тысяч населения и преимущественно фанатиков-магометан, между которыми живут 800 христиан и остатки самарян [1], в числе 134 человека, считая вместе с детьми. Их старейшина – высокий, здоровый мужчина, с седою, подстриженною бородой и округленными чертами лица – представился Его Высочеству. Он объяснялся по-английски; на нем был обыкновенный костюм: шаровары, куртка и феска. С его показания я и записал число живущих еще в Наблусе самарян.

Самаряне показывают, что они отделились от иудеев в то время, когда первосвященник Илия оставил храм, воздвигнутый на горе Гаризиме Иисусом Навином, и построил другой алтарь в Силоме. Евреи же считают самарян помесью от оставшихся в стране израильтян и язычников, поселенных в этих долинах завоевателями.

Вражда и ненависть между самарянами и иудеями началась с того времени, как последние отстранили участие самарян в восстановлении Иерусалимского храма, и когда, по проискам последних, возобновление храма было отложено на 20 лет. Самаряне признают только книги Моисея и Иисуса Навина. Замечательно, что Вениамин Тудела, отыскивая своих единоверцев, в 1173 году показывает в Наблусе 100 самарян; доктор Петерман, проживавший там в 1852 году два месяца, чтобы собрать о самарянах более точные сведения, считал их 122, а нам старейшина показал 134 человека. Во времена Тудела самаряне жили: в Дамаске в числе 400 человек; в Аскалоне 300 человек, Кесарии 200 и еще была одна цветущая колония в Египте, поселенная Александром Македонским; теперь же самаряне остались только в одном Наблусе [2].

Пройдя город, в десяти минутах от гробницы Иосифа и колодца Иакова, мы стали лагерем. Здесь встретил Великого Князя наш иерусалимский консул, Кожевников, и архимандрит тамошнего странноприимного дома, отец Антоний. Отдохнув немного, мы пошли ко гробнице Иосифа, куда взялся нас проводить самарянин.

Гробница Иосифа обнесена оградой, в правом углу которой стоит выложенная из кирпича продолговатая сводчатая могила. Двор в ограде вымощен плитами, а по стенам расстилается зелень виноградной лозы. Тут находятся еще две могилы, но самарянин не знал, кто в них покоится, а только с достоверностью указал на могилу Иосифа.

Отсюда, перейдя поле и две, три канавы, мы подошли к колодцу Иакова, где Спаситель беседовал с самарянкой. Над колодцем стоят развалины греческой церкви. Воды в нем не было, несмотря на глубину 75 футов, потому что летом он иссякает и наполняется водой только в течение зимы.

Обойдя развалины, я стал приискивать в Евангелии от Иоанна место, в котором он рассказывает беседу Иисуса Христа с самарянкой, когда «утрудившись от пути» из Иудеи в Галилею, Спаситель подошел и сел у колодезя (Иоан. IV, 6). Прочитав Евангелие, я посмотрел на долину. Около меня стоял самарянин. Гора Гевал освещалась солнцем, резко выделяясь своими красноватыми обрывами и утесами, в противоположность пологим и зеленеющим склонам Гаризима, у подножия которого раскинулся Наблус, окруженный рощами маслин и гранатов. Пока мы ходили и осматривали эти места, лучи солнца, наклоняясь к западу, теряли свою жгучесть, переставали накаливать утесы и скалы долины; а медленно охлаждавшийся воздух, приходя в движение, освежал нас легким дуновением, возвращая нашим усталым членам силу и бодрость.

Я умилился душой... Спаситель, беседуя с самарянкой, как и мы, «утрудившись от пути», озирал ту же картину, и, оставаясь затем, по просьбе самарян, в Наблусе, вероятно переживал те же впечатления в наступавшей мало-помалу прохладе, после дневного зноя и духоты.

Мы возвратились в лагерь обедать. В эту ночь шакалы задали страшный концерт, отличаясь в изобретении самых ужасных диссонансов, и бродили так близко около палаток, что часовые отгоняли их саблями и камнями.

Из Наблуса идет прямой путь в Иерусалим, но Великий Князь желал сначала посетить Иордан и Мертвое Море, а потом уже войти в священный город по дороге из Вифании. После долгих совещаний, Холу-паша наконец нашел проводника, который брался провести чрез Ефраимовы горы в долину Иордана, по тропам и руслам пересохших в это время года горных речек, так как в избранном Его Высочеством направлении нет прямой дороги.

ГЛАВА XVI

КОЛОДЕЗЬ ИАКОВА. – ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЕФРАИМОВЫ ГОРЫ. – ПУСТЫНЯ НА РАВНИНЕ ИОРДАНА. – ИСТОЧНИК ПРОРОКА ЕЛИСЕЯ. – МЕРТВОЕ МОРЕ. – ИОРДАН. – КУПАНЬЕ. – ОАЗИС ИЕРИХОНА. – ГОРА СОРОКАДНЕВНОГО ПОСТА. – ДЕРЕВНЯ РАХА И ДРЕВНИЙ ИЕРИХОН.

Нас подняли еще до рассвета, и мы были уже на конях, когда первые лучи солнца позолотили вершины гор, разгоняя сумрак долины. Это был самый трудный и утомительный переход нашего путешествия. Пролегая чрез несколько пересекающих кряжей Ефраимовых гор, тропы по временам совершенно исчезали. Мы несколько раз спускались в необитаемые долины с отвратительными спусками по гранитным плитам, с которых привычные лошади, составив вместе ноги, скользили как на коньках. Затем следовали по руслам горных потоков, подымались на кручи и переваливали иногда чрез самые вершины Ефраимовых гор, не превышающих 3000 футов от поверхности моря.

Не доходя двух верст до долины Иордана, мы очутились в узкой расщелине, стены которой в иных местах сходились на пять, много на шесть шагов, а при заворотах расщелина эта казалась просто глубоким колодцем. К тому же она была запружена каменьями различной величины и формы, которые целыми грудами преграждали и затрудняли путь.

После такого утомительнейшего хода мы, под конец, вышли на песчаную равнину, где протекает Иордан. Шатер для завтрака был разбит у ручья, в тени развесистых теребинтов.

Мы совершили этот переход в шесть часов времени. По нашему пути не было видно никаких следов населения. Одни только эти горы, пропасти, долины и расселины казались как бы немыми памятниками тех страшных вулканических переворотов, которые были в этой местности, когда силой внутреннего огня разрывалась земная кора. Надо заметить, что хотя весьма интересно подыматься на эти кручи и опускаться с них в пропасти и трещины, подобные застывшему гигантскому морскому волнению, но должно также сознаться, что это стоит и немалого физического труда.

Когда пробирались по дну последней расселины, невольно представлялась моему воображению та страшная сила громовых раскатов и ударов, какими должен был оглашаться воздух во время страшных вулканических изменений земной коры. Сомневаюсь, чтобы теперь что-либо могло уподобиться этой силе, и должно думать, что ныне земля сравнительно молчаливо и тихо плывет в мировом эфире, несмотря на всю хлопотню, которую силится произвести на ней беспокойный человек своими взрывами и колоссальными орудиями.

Во время отдыха к нашему привалу подъехало несколько бедуинов. Под одним из них была гнедая арабская кобыла идеально красивых форм. Ничего подобного мы не встречали во все время путешествия. Его Высочество пожелал ее приобрести. Как ни уговаривали бедуина продать кобылу, он сначала было согласился, на минуту соблазнясь золотом, которое ему сыпали в подол, но заметив, что таким образом можно лишиться своего сокровища, вскочил на кобылу и был таков!..

Чрез два часа мы пошли дальше, по пустынной и песчаной равнине Гора, как называют долину Иордана, поросшей каким-то сероватым вереском. Иногда ее пересекали покрытые чахлою зеленью небольшие овраги, по которым стекает в Иордан дождевая вода с Иудейских гор, а в иных местах следы этих потоков кончались на равнине целыми пространствами опаленного солнцем камыша, где водятся кабаны и, как говорят, изредка появляются пантеры, спускающиеся с гор на охоту за антилопами. Я отстал с некоторыми товарищами от Великого Князя и, переезжая такие камыши, зорко оглядывался по сторонам, хотя был уверен, что ничего не встречу; но мне нравилось настраивать и пугать свое воображение, чтобы, развлекаясь таким образом, сколько-нибудь сокращать бесконечную дорогу под палящими лучами солнца.

У источника, предназначенного для ночлега, не оказалось воды, и нам пришлось искать другого. Солнце уже закатилось, когда, наконец, наш караван достиг ущелья с небольшим ручейком, поросшим камышами и деревьями.

Итак, мы странствовали в этот день от восхода до заката по горам, долинам, ущельям, пустыням, в духоте и жаре, которая в особенности тяготила нас после полудня, когда пришлось идти песками по равнине Гора, лежащей от 1000 до 1200 футов ниже поверхности Океана. Между тем, этот ужасный путь совершил с нами и патриарх Иерусалимский Кирилл, маститый старец, 85 лет, возбуждавший собою общее наше удивление, в особенности когда мы узнали, что он страдает раком в груди.

Окаймляющие эту пустыню горы выветриваются и обсыпаются, издали образуя своими узорчатыми очертаниями разнообразнейшие виды; так например, подходя к ночлегу, мы обогнули выдавшийся в долину гранитный утес, который имел вид громадной, полуразвалившейся постройки титанов.

За этот переход, несмотря на то, что я не особенно томился жаждой, мне стало понятно, что даже глаза могут жаждать зрелища воды, этого доброго гения пустыни; и действительно, где только она коснулась своею благодетельною влагой, там, как бы чудным мановением волшебства, оживляется окрестность, появляются деревья, кусты, поля, луга и вообще, так сказать, готовый приют для человека.
Большая часть нашего каравана пришла к ночлегу, когда уже стемнело. Чтобы собрать остальных, зажгли на горе маяк, развели огромный костер, стреляли из ружей, кричали и трубили сигналы.

В ожидании приготовления обеда нам разостлали на траве ковры. Лежа на них, мы отдыхали и смотрели на громадное пламя костра, поддерживаемого сухим камышом. Он ярко освещал близлежащую местность около ручья, погружая все остальное в загадочную для глаза тьму, из которой, по временам, как китайская тени, выделялись черными силуэтами пробиравшиеся к ручью фигуры нукеров, солдат, лошадей... Как будто тьма принимала формы и перебегала с одной стороны на другую, пред огнем, пылавшим и вытягивавшимся длинными языками.

Ночью было чрезвычайно душно; несмотря на всю усталость, спалось дурно. Моего товарища по палатке душил во сне кошмар. Шакалы не подходили к лагерю, и только раза два слышан был с гор их удивленный вой, что в тех пустырях, которые они сами редко посещают, раскинулся наш огромный лагерь.

Не трудно себе представить, как заморились наши лошади, люди и вьючные животные после такого усиленного перехода. Когда утром мы опять должны были сесть верхом, то мой бедный конь имел такой заморенный вид, что я даже усомнился, выдержит ли он предстоящую поездку к Мертвому морю и на Иордан. Он едва переступал ногами, переходя постоянно в какой-то неопределенный алюр.
Добравшись через два часа до Айн-Султане, или источника Пророка Елисея, бьющего из скал в оазисе древнего Иерихона, я пришел почти в отчаяние: лошадь моя окончательно отказывалась служить. Видя мое затруднение и думая, что я томлюсь жаждой, ко мне подъехал молодой и красивый турецкий солдат, предлагая напиться; но я поблагодарил его и попросил взять мою лошадь на повод, сам же пошел вперед и сделал добрых три версты пешком, разминая уставшие от понукания лошади ноги. На наше счастье тучи заволокли небо, и воздух посвежел. Я опять сел верхом, подарив доброму солдату меджидие, и к удивлению почувствовал, что мой конь ободрился и даже лягнул кого-то.

Пройдя по нескольким оврагам, между холмами белого и сероватого песку, мы наконец достигли пустынного берега Мертвого моря.

Как боковые кулисы театра, так горы и долины, справа и слева, врезались острыми мысами в свинцовую поверхность Мертвого моря, отделяясь друг от друга постепенною яркостью цветов и ясностью очертаний, которые мало-помалу вдали сливались с облаками и водою в одну туманную завесу.

Мертвое море или Асфальтовое озеро (называемое арабами Биркет-Лут, то есть море Лота) лежит на 1235 футов ниже поверхности океана, в глубочайшей на земле впадине. В северной части оно достигает глубины от 500 до 1000 и даже 1200 футов, а в южной оконечности, где находятся залежи каменной соли, всего 16 футов. На его юго-западном берегу указывают развалины Содома, Гоморры и других вместе с ними погибших городов, которые, судя на изысканиях французского ученого Саси, не были поглощены водами Асфальтового озера, а только истреблены вулканическими извержениями, обратившими всю плодородную долину в солено-сернистую пустыню.

По указаниям Риттера, Мертвое море на сто частей воды содержит 42,8 солей и асфальтового, или горного масла. Вода так густа, что погрузиться в нее нет никакой возможности. Название Мертвого моря как нельзя более соответствует наружному виду этого озера, не говоря о том, что в нем нет ни единого живого существа, и что его солонцеватые берега лишены всякой растительности; самый цвет воды как бы подернут мертвенной бледностью.

Когда я подъехал, то Великий Князь и многие из товарищей уже разделись и собирались входить в воду. Я живо сбросил платье и последовал за ними. Действительно, нельзя себе представить каким образом лежишь на воде, высовывая руки и ноги во всевозможных положениях, и не идешь ко дну. Это совершенно своеобразное чувство, ни с чем не сравнимое. Я попробовал окунуть лицо, но тотчас же отскочил, так щиплет и жжет этот рассол в ноздрях и глазах. Мы поплыли к лежавшему против нас острову, с трудом подвигаясь вперед, потому что перемещение в этой воде сопряжено с большими усилиями. Она чрезвычайно прозрачна; везде видно каменистое дно. Его Высочество Князь Евгений Максимилианович уронил свое кольцо с рубином; на глубине, по крайней мере, трех футов оно лежало как на ладони, и мне удалось его достать, причем меня тискали за плечи в воду, а я против воли сопротивлялся, как бычачий пузырь и, наконец, держась за ногу Евгения Максимилиановича, добрался правою рукой до дна и вытащил кольцо. Тело скоро обсыхает и покрывается, как пылью, мелкими кристаллами соли и весьма неприятным, липким жиром. Проглотить глоток этой воды кажется невозможным, так отвратителен на вкус этот горько-соленый и жирный рассол. Когда выйдешь из воды и одеваешься, кажется, что все тело смазано липким жиром и посыпано песком. Чтоб избавиться от этого неприятного чувства, надо было выкупаться в Иордане.

Одевшись, мы опять сели верхом, проехали на Иордан без дороги, песками и остановились у того места, где, по преданию, проповедывал и крестил народ Иоанн Креститель и где принял святое крещение Сам Господь Иисус Христос. На этом месте, в небольшом затоне Иордана, был сделан от берега помост из свежего хвороста, и патриарх Кирилл совершил с него службу Богоявления Господня. Во время молебна пели по-русски архимандрит и его церковнослужители. Чрезвычайно отрадно было находиться на том месте, где установилось священное таинство, под благодатною сенью которого мы, христиане, вступаем в жизнь.

Подойдя ко кресту, мы отправились купаться, немного выше по реке. Противоположный берег отвесно подымался над водою сажен семь, а со стороны, где мы раздевались, он порос невысоким лесом и кустарником.

Иначе как лежа и держась за каменистое дно, купаться нельзя, и то сносить в середину течения, из которого трудно выбиться. Вода Иордана тепла; но несется так быстро, что от скорости бега охватывает тело приятною прохладой. В этих местах глубина его не превышает трех футов, а у берега одного фута, при ширине около десяти сажен. Против места, где крестился Спаситель, в плоских берегах, покрытых густым кустарником, река описывает дугу, в вогнутой части которой остается тихая заводь. На вид Иордан мутен, как горный поток, быстро несется и, как говорят географы, бесследно сякнет в Мертвом море.

Средним числом в Иордане считают на 1000 футов 16 футов падения. Наибольшая его ширина 540 футов находится лишь у впадения; но в библейские времена, когда горы Ливана и Анти-Ливана еще были покрыты лесами, он, вероятно, имел гораздо большую глубину и ширину.

Во время нашего завтрака пошел дождь. – С противоположного берега, за которым начинается страна моавитов, подошли бедуины с навьюченными животными и стали переправляться вброд, но это стоило им немалого труда; течение сбивало с ног, а лошаки упирались и не хотели идти в стремнину.

Когда дождь прошел, мы сели на коней и пошли в лагерь, раскинутый в оазисе Иерихона у Айн-Султане. За ним высилась цепь Кварантана, с горою сорокадневного поста, на которой Спаситель готовился к своему земному служению постом и молитвою. На ее восточном склоне, обращенном в долину Иордана, видны пещеры. В этих пещерах, до сего времени, копты пред принятием священства обязательно должны провести в посте и молитве сорок дней.

Дорога после дождя стала так бойка, что на глинистых спусках в небольшие рытвины лошади падали, увлекая в грязь своих седоков. Эти падения без ушибов только возбуждали веселый смех и остроты над выпачкавшимися в грязи товарищами.
Между тем небо заволакивалось со всех сторон; иногда перепадал дождь; тучи, набегая, клубились по скатам, как дымом закрывали целые кряжи и сливались с очертаниями гор; или, разрываясь, они то погружали в тень, то освещали отдельные места долины, пропуская снопы лучей солнечного света, которые, скользя по ним, резко выделяли из тени крутые голые вершины и плоскости.

Через час и сорок минут мы были у деревни Раха, на месте древнего Иерихона, носившего также название «города пальм». От его развалин осталась одна башня, и та неизвестно какого времени. После нашествия евреев на Ханаан, при Иисусе Навине, Иерихон был разрушен; спустя долгое время, опять обстроился при царе Ахаве и после Иерусалима был значительнейшим городом Иудеи. Затем, вместе с ним, пал при Веспасиане; был восстановлен Адрианом и, наконец, окончательно разрушен и сожжен крестоносцами. Теперь на его месте приютилась маленькая арабская деревенька Раха. Мы подошли к ней вместе с возвращавшимся с пастбища стадом курдючных овец с висячими ушами. Их гнали пастухи в поколенных рубашках, с длинными посохами и широкополою соломенною шляпой на спине. Строгие лица арабов выглядывали среди скученных около башни жилищ, обвитых виноградною лозой и окруженных деревьями, которых зелень посвежела от крупных капель дождя, еще падавших с ее листьев. В воздухе, вместо грозных звуков труб, обрушивших некогда стены и башни древнего Иерихона, раздавалось веселое щебетание пташек, приютившихся в листве и на заборах.

К обеду долина покрылась беловатым туманом, а в наступившие затем сумерки опять пошел проливной дождь, с грозою и сильными раскатами грома.

ГЛАВА XVII

ОТ ИЕРИХОНА В ВИФАНИЮ. – ИЕРУСАЛИМ. – ДОЛИНА ИОСАФАТА. – КРЕСТНЫЙ ПУТЬ. – У ГРОБА ГОСПОДНЯ. – ХРАМ ВОСКРЕСЕНИЯ. – ГОЛГОФА. – У ПАТРИАРХА. – ГЕФСИМАНСКАЯ ДОЛИНА. – ЦЕРКОВЬ УСПЕНИЯ БОЖИЕЙ МАТЕРИ. – ПЕЩЕРА АПОСТОЛОВ. – ГЕФСИМАНСКИЙ САД. – ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. – ДОМ РУССКОЙ МИССИИ. – ГАЛЕРЕЯ МОЛИТВЫ ГОСПОДНЕЙ. – КНЯГИНЯ ЛАТУР Д’ОВЕРН. – ГРОБНИЦЫ ЦАРЕЙ ИУДЕЙСКИХ. – ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА. – МЕЧЕТЬ ОМАРА. – ЗАМОК ОРДЕНА ИОАННИТОВ. – ЕВРЕИ У СТЕНЫ СОЛОМОНОВА ХРАМА. – ОСВЯЩЕНИЕ СОБОРА В РУССКОМ ПОДВОРЬЕ. – ПЛОСКАЯ КРЫША ГОРОДА. – ЦИСТЕРНЫ.

Двадцать шестого октября, в 8 часов, караван наш выступил к Иерусалиму. Дорога исправлена какою-то благодетельницей англичанкой, пожертвовавшею на это 500 золотых. В настоящее время дорога безопасна и, по возможности, расширена; во многих местах уступами поднимается на кручи и ограждена заборами от пропастей; но, тем не менее, иначе как верхом проезду по ней нет. Путь идет по каменистым и диким горам, как во многих местах Сирии и Палестины, и нельзя не благодарить за доброе дело, так много облегчившее переход этих двадцати пяти верст многочисленным караванам богомольцев. Горы во многих местах напомнили мне Ливан на переходе из Бейрута в долину Бекаа.

Через три часа мы остановились для привала у палаток, разбитых в стороне от дороги, у фонтана. Здесь Великий Князь был встречен иерусалимским консулом, г. Кожевниковым, губернатором Иерусалима и другими военными и гражданскими властями. Великий Князь был в мундире стрелков Императорской фамилии; после отдыха Его Высочество сел на серого жеребца в богатом уборе из синего бархата, с золотым шитьем и украшениями. Впереди ехал отряд кавалерии, потом три консульские каваса, одетые в запорожское казачье платье, с кривыми саблями и огромными булавами, за ними знамя Великого Князя с подручными; Его Высочество, окруженный своею свитой, и наш конвой с Акиф-пашой во главе.

Скоро мы подошли к Вифании, где Господь воскресил Лазаря. Этот крошечный городок имеет очень ветхий вид и похож на каменное гнездышко, прижавшееся к отвесному утесу. Но я был так поглощен мыслью близости Иерусалима, что почти не заметил Вифании и с лихорадочным жаром смотрел вперед; я томился бессилием моего взгляда, который отставал от мысли, и не мог проникнуть сквозь какие-нибудь две-три скалы, заслонявшие нам вид Святого Града. Но вот, еще один выступ горы… мы в долине Иосафата, и с широкой площадки видим, наконец, Иерусалим. Соскочив с коней, Великий Князь и мы пали на колени и до земли поклонились Святому Граду.

Весь спуск с Елеонской Горы в долину Иосафата, дорога до Золотых Ворот и до ворот Св. Стефана, стены и башни города, все было занято войсками и народом, вышедшим на встречу Великого Князя, и все залито ярким светом полуденного солнца.
Как описать те чувства, которые охватывают душу, ум и сердце в торжественную минуту, когда в первый раз увидишь Иерусалим!.. Исходный центр христианской веры! Иерусалим, где совершилась искупительная жертва спасения; город, к которому, из века в век, миллионы верующих стремились и обращали свои помыслы, находя здесь неисчерпаемую пищу для души и сердца!.. Трижды священный город! В тебе стоял алтарь Всемогущему Богу Израиля. Тебя оросили слезами и обагрили своею кровью христиане. Оставляя родину и все, с ней связанное, они претерпевали страшные мучения и, попадая в рабство или сражаясь шаг за шагом, охотно шли на верную смерть, – чтобы только поклониться тебе, освободить из рук неверных места страданий Иисуса Христа. Наконец, сами магометане называют Иерусалим Домом Господним. Ожидают в нем страшного суда и считают его местом, откуда их Пророк вознесся на небо, чтобы поведать правоверным блаженство седьмого рая.

Торжественно было наше шествие. Кажется, все разноплеменное мужское и женское население города вышло на встречу Великому Князю. Тут были турки, греки, армяне, арабы, бедуины, евреи, абиссинцы, копты и пр. и пр. и пр.

Первыми встретили нас русские богомольцы и богомолки, между которыми мы узнали старых знакомых с парохода «Владимир».

Следуя дальше, Великий Князь остановился у палатки, где собрались консулы иностранных держав; потом поехал между народом и войсками, стоявшими в различных местах вдоль дороги. Войска отдавали честь, музыка играла наш гимн, а женщины, с наброшенными на голову и плечи белыми чадрами, во многих местах разбрасывали цветы.

Таким образом мы ехали среди толпы по той самой дороге, по которой Спаситель в Вербное воскресение вошел в Иерусалим, встречаемый множеством прославлявшего Его народа (Матфея XXI, 1 – 10; Марка XI, 1 – 11; Луки XIX, 29 – 37; Иоанна XII, 1 – 12). Мысленно переживая все это, словно в чудном сне, вошли мы в Святый Град.

От претории, где жил Пилат и начался крестный ход Христа Спасителя, мы слезли с лошадей и до церкви Святого Гроба шли пешком.

У входа в храм встретил Великого Князя патриарх Кирилл в полном облачении, окруженный собором духовенства, и приветствовал Великого Князя следующею речью на греческом языке:

«Ваше Императорское Высочество! Иерусaлимская церковь земного сего града Небесного Царя, с пламенным желанием и материнскою любовью ныне приемля Ваше Императорское Высочество и сопутствующих Вас высоких принцев преславной отрасли богохранимого Императорского дома благословенной России, облекается во славу превеликую и наслаждается веселием и радостью неизреченною. Но, не менее, и Ваше Императорское Высочество, стоя сию минуту под кровом сего святилища величия Божия, вероятно, чувствуете необычайное и неизреченное веселие… Итак, преклони, благоверный Князь, колена души и тела пред священными стопами Богочеловека и Искупителя мира. Преклони чело пред страшною Голгофой, окропленною за нас честною кровью. Поклонись с сокрушенным сердцем всесвятому Гробу, источнику нашего воскресения, и принеси жертву благоприятную слезою о себе и о здравии Августейшего Монарха, о святой России и о всем Царствующем доме. Распятый за нас, погребенный и воскресший Иисус Христос да благословит труд Твой; да истечет от святых Его стоп новая сила в вере! да пошлет Тебе помощь от святого и от Сиона заступит Тебя и даст Тебе блага Иерусалима не столько земные, сколько небесные. Аминь».
Затем, предшествуемые певчими и духовенством, приложившись к плите, на которой обвивали пеленами и миропомазали тело Иисуса Христа, мы вошли в часовню Святого Гроба.

Слезы текут невольно! Наконец мы преклонили колена у Гроба Господня!

Душа как бы вырывается из своих оков!.. блаженная минута!.. таких немного в жизни!.. а кому довелось их изведать, тому они глубоко западают в сердце и в дальнейших испытаниях на жизненном пути обращаются в несокрушимые опоры веры.
Когда все помолились и приложились ко Святому Гробу, патриарх раздал нам восковые свечи (слишком аршин длины) и при пасхальном пении «Христос воскресе из мертвых» повел по всем приделам различных исповеданий, устроенным в местах, напоминающих страдания Иисуса Христа.

Пока мы были во храме, на дворе прошел ливень, и воздух посвежел. Не помню, какою дорогой нас провели в патриарший дом; знаю только, что мы поднялись по широкой лестнице во второй этаж и, поклонившись его блаженству, сели на диваны в обширной горнице, устланной коврами. Я еще не совсем пришел в себя после только что испытанных сильных душевных ощущений, а потому и не заметил хорошо обстановки дома. Помню, что нам подавали чай и лимонад с шербетом, что помещение очень обширно, везде ковры, а на стенах портреты патриархов, такой же живописи, как портреты епископов в наших архиерейских домах. Выйдя на улицу, мы сели верхом и отправились через Яффские ворота в наше русское Иерусалимское подворье, где помещаются: консульство, духовная миссия, вновь выстроенный собор и странноприимный дом. Это целое предместье, построенное на том месте, где стояли ставки Тита Веспасиана, а потом Готфрида Бульйонского, во время знаменитейших осад Иерусалима. Одноэтажный консульский дом, с плоскою крышей, с одной стороны окружен садом. Внутри комнаты пространны и удобно размещены. Против дома и рядом тянутся флигеля с бесконечными коридорами, соединяющими келии, где останавливаются богомольцы; Кроме того, есть и общие залы для отдыха и обеда бедных поклонников. Платы за помещение не взимается, но всякий при отъезде делает посильное пожертвование на коридорную кружку. Все эти постройки занимают большое пространство; между ними улицы и площади так просторны и велики, что в сравнении со скученным и сбитым Иерусалимом бросаются в глаза.

Иерусалим, считающий себе сорок веков, лежит на двух каменных холмах, на высоте 2400 футов над уровнем моря. С запада, юга и востока он окружен долинами, соединяющимися на юго-востоке. О происхождении Иерусалима нет положительных сведений, и только полагают, что первыми его жителями были Иевуситы. История Иерусалима представляет ряд осад, завоеваний, разрушений, построек и перемен властителей. Осада Иерусалима Титом Веспасианом в 68 году по Р.X. самая славная осада по той упорной защите, которою встретило римлян Иудейское племя. В Иерусалиме сосредоточились тогда остатки евреев на защиту своей самостоятельности и пали геройскою смертью под неотразимыми ударами римлян, после борьбы, славной, почти беспримерной по упорству. Читая ход этой осады, нельзя не удивляться героизму евреев, полных величия в минуты предсмертных содроганий своего погибавшего царства. Затем замечательна осада Иерусалима крестоносцами в 1099 году, когда под его стенами собралось одушевленное верою христианское воинство из представителей почти всей Европы. И эта осада окончилась поголовным истреблением мусульман, защищавших город. В цветущее время народонаселение Иерусалима доходило до громадного числа; теперь оно не превышает 15.000, из которых 3500 христиан и 3000 евреев. В настоящее время весь город можно объехать в один час; во времена же царства Иудейского Иерусалим окружали три стены с цитаделями: на Сионской горе замок Давида, на горе Мариахе храм Соломона, выстроенный на террасе и представлявший собою трудно доступную крепость, соединенную крытыми ходами с цитаделью Антония на горе Визефе, севернее Мариаха.

Из Русского подворья мы проехали в Гефсиманскую долину, к церкви Успения Божией Матери, в которой покоятся Иоаким и Анна. Снаружи храм имеет чрезвычайно простой вид, и похож на каменный амбар. Четыре стены с плоскою крышей одною стороной примыкают к горе; со стороны входа окованная железом дверь в трех готических арках. Трещины между цоколями обросли лишаями и мхом; в иных местах торчат целые пучки каких-то растений. Переступив порог, тотчас же начинаешь спускаться по широкой лестнице с площадками в обширную пещеру. Со света все кажется погруженным во тьму, которую прорезают гирлянды огоньков от висящих вдоль стен и сводов лампадок. У входа нам дали восковые свечи, и мы спустились в пещеру с пением шедшего впереди Великого Князя духовенства. Гроб, или место, где почила Божия Матерь, высечено в скале так же, как и все могилы Палестины, только вокруг него можно обойти. Во многих местах устроены алтари, а в месте, противоположном гробу, богатый армянский алтарь, где совершалась служба. Поклонившись святыне, мы пошли дальше; глаз уже привык к полусвету и ясно различал стены и украшения храма, исключительно составленные из висящих гирляндами всевозможных лампад.

На одной площадке показали нам гробницы Иоакима и Анны. Немного выше церкви Успения построена францисканами каплица, на том месте, где спали Апостолы в Страстной четверг, и где Иуда Искариот предал Спасителя. А несколько шагов дальше – обнесенный каменною оградой Гефсиманский сад, где Спаситель молился «о чаше». Садик чисто содержан и украшен цветами; в нем растут восемь громадных маслин с вековыми корявыми стволами. Не подлежит сомнению, что те деревья, под которыми молился Спаситель, были срублены еще во время осады Иерусалима Титом Веспасианом; но и эти маслины так стары и громадны, что доктор Петерман, в описании своего путешествия, считает возможным допустить, что деревья эти современны Спасителю. Во внутренней стороне ограды поделаны часовни, величиной не больше двух аршин, с рельефными изображениями страданий Иисуса Христа. Обойдя сад, мы поднялись на Елеонскую гору к месту Вознесения. За высокою оградой стоит магометанская часовня, из четырех гладких стен под куполом над камнем, с которого вознесся на небо Спаситель. Вдоль внутренних стен ограды расположены каменные алтари всевозможные исповеданий; на них совершают богослужение. Сопровождавшие нас магометане преклоняли колена и целовали, вместе с нами, обнесенный мраморною рамкой камень, на котором остался след ноги Спасителя.

Спустившись с горы, мы проехали в дом нашей миссии, построенный, судя по надписям на остатках великолепных мозаик, на месте старинного кладбища какого-то армянского семейства. В пещерах под домом сохранились гробницы, куда клали на известное время усопших; после истления, кости их обмывались и складывались в одну общую могилу.

Из дома миссии мы поехали к княгине Латур д’Оверн, выстроившей капеллу с галереей вокруг того места, где, по преданию, Спаситель научил Апостолов молитве «Отче наш». Галерея построена колоннадой внутрь, а в нишах окружной стены написана молитва Господня на 36 языках. Княгиня Латур д’Оверн – тип аристократки со всеми феодальными традициями, должно быть, в свое время была, в полном смысле слова, красавицей; теперь, как видно, живет воспоминаниями далекого прошлого и, кажется, старается воскресить вокруг себя обстановку средневековых дам. Держит она себя и говорит с удивительно непринужденным достоинством и даже грацией. Великий Князь зашел к княгине в ее шале и был приглашен во внутренние аппартаменты. Мы же смиренно посидели в приемной, заставленной картинами, археологическими находками, музыкальными инструментами и заваленной книгами. Раскланявшись с княгиней, мы спустились с горы и поехали вдоль Иосафатовой долины, мимо гробницы царей Иудейских, к мечети Омара.

Гробницы царей высечены в скалах в виде перекрещенных ходов, с покоями по сторонам. Снаружи вход украшен двумя, или четырьмя колоннами с фронтоном. Из всех гробниц только одна построена отдельным четырехугольным памятником с карнизом, колоннами и конусообразною вершиной; ее называют гробницей Авессалома.
От могил царей Иудейских, через ворота Св. Стефана, мы проехали к мечети Омара. Она построена на горе Мариахе, на колоссальной мраморной террасе, в 450 футов ширины и 550 футов длины, уцелевшей от развалин Соломонова храма. Представьте себе огромный купол в 20 футов вышины и 60 футов в поперечнике, который покоится на цилиндре, поставленном на плоском восьмиграннике, каждая сторона которого равна 67 футам; таков общий наружный вид здания. Внутри вся постройка опирается на множество мраморных колонн. Как снаружи, так и внутри мечеть покрыта великолепнейшими изразцами, тончайшего рисунка и работы, обрамленными белым и голубым мрамором. В решетчатых окнах, по семи на каждой стороне, из которых по три глухих, вставлены цветные стекла, окрашивающие внутренность мечети бесчисленными нежными тонами; словом, глаза разбегаются, и каждый уголок может заинтересовать изяществом и оконченностью. Почти минутное посещение таких зданий, к сожалению, оставляет только самое смутное впечатление общей красоты и художественности постройки, отличающейся необыкновенною фантастичностью и оригинальностью архитектуры, поражающей воображение, но в частностях неуловимою для памяти. Только в последнее время мечеть калифа Омара сделалась доступною христианам, и то за большую плату. Несмотря на то, что эта мечеть считается у магометан величайшею святыней, она приходит в видимый упадок.

Против мечети калифа Омара, в северо-западном углу древней храмовой стены, на месте церкви «Внесения во храм Иисуса Христа», принадлежавшей тамплиерам, стоит мечеть Эль-Акса, построенная калифом Абдул-Меликом. Он хотел сделать из нее главную святыню магометан. Достойно замечания, что мечеть эта построена в виде христианской базилики, при длине в 272 фута и ширине 189 футов. Под нею сохранились еще своды Соломонова храма, сложенные из огромных монолитов.

После обеда я успел осмотреть вместе с Бергом замок ордена Иоаннитов, подаренный султаном Абдул-Азисом принцу Фридриху-Карлу. Замок этот стоит почти против площадки, ведущей ко храму Гроба Господня, и до сих пор лежал полузаваленный мусором; во время нашего посещения значительная часть его была уже раскопана: входный двор, лестницы, галереи, церковь, келии. Постройка очень велика и местами хорошо сохранилась. Между тем уже стало смеркаться. Была пятница, и я вспомнил, что в этот вечер евреи собираются на молитву у стены Соломонова храма. Мы взяли проводника и пошли шагать по неровным, извилистым и гористым улицам. В иных местах, где приходилось проходить под сводами, при быстро наступающей темноте нам казалось, что мы идем длинными тоннелями. Но вдруг, совершенно неожиданно, мы остановились... Пред нами возвышалась громадная стена, сложенная из монолитов и обросшая в скважинах между кладкой пучками растений, висящих как клочья гигантской бороды; снизу стена была освещена красноватым пламенем от лампад и свеч в руках молившейся толпы евреев, сверху вся посеребрена голубовато-белыми лучами луны. Я хорошо знал прекрасную картину «Молитва евреев» Поль-де-Роша, но тем не менее был поражен действительностью. У основания стены евреи, в меховых шапках и длинных с широкими рукавами кафтанах восточного покроя, под предводительством раввина усердно молились, почти с ожесточением покачиваясь, потрясая руками, головой и жалко взывая на различные голоса.

Сколько противоречия в этой картине!.. По-видимому забитый, ничтожный, разбросанный по лицу всей земли народ, вспоминая о минувшем могуществе и величии – жалобно взывает у стен своего прежнего храма, а в действительности, разойдясь по всем странам света, этот же, с виду угнетенный, народ захватил в свою власть капитал и, в сущности, стал неизмеримо могучее своих предков.

На следующее утро освящали церковь в русском подворье. Она построена, как все наши пятиглавые соборы, с продолговато-круглыми куполами. Внутри весьма изящны паникадила из массивной золоченой бронзы, со стеклянными плоскими чашами для масла и с несколькими огнями от светилен. Освящал патриарх Кирилл со всем собором греческого и нашего духовенства. Тем временем я отправился с Бергом в город, чтобы в подробности осмотреть храм Гроба Господня.

ГЛАВА XVIII

ПОДРОБНЫЙ ОСМОТР ХРАМА ГРОБА ГОСПОДНЯ. – МЕЧ ГОТФРИДА
БУЛЬЙОНСКОГО. – НОЧНОЕ БДЕНИЕ У ГРОБА ГОСПОДНЯ И НА ГОЛГОФЕ. – ПОЕЗДКА В ВИФЛЕЕМ. – МОНАСТЫРЬ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА. – ПРИЮТ ДЛЯ ПРАВОСЛАВНЫХ ДЕТЕЙ. – ОТЪЕЗД ИЗ ИЕРУСАЛИМА В ЕММАУС. – ГАМЛЕ. – ПЕНИЕ МУЭДЗИНОВ. – ЛИДА. ХРАМ СВ. ГЕОРГИЯ ПОБЕДОНОСЦА. – ЯФФА. – МОРЕ.

По распоряжению турецких властей, во все время пребывания Великого Князя двери храма были открыты; в обыкновенное же время их открывают только в известные часы дня и вечера, а так как служба происходит по ночам, то верующие остаются в нем всю ночь, отчего во многих местах храма невыносимый воздух. Снаружи храм застроен домами, и только на северной стороне, выходящей на небольшую квадратную площадку, виден фасад из двух рядов поставленных друг на друга арок, маленького купола над ними и полуразрушенной башни с правой стороны. В левой нижней арке входная дверь, а в верхних двух – по окну. Большой купол виден только издали. Внутренность храма чрезвычайно запутана, и о ней без чертежа невозможно составить себе ясного понятия, а потому всего лучше проследим его расположение по прилагаемому плану. Вообразите себе круг, соединенный с продолговатым четырехугольником, закругленным с противоположной стороны; над круглою частью храма выведен купол, а в средине стоит мраморная часовня Гроба Господня.

Продолговатая часть храма, или корабль, принадлежит грекам и называется храмом Воскресения Господня; он очень богато украшен и отделан цветным мрамором. Эти две основные части здания обнесены эллипсообразно галереями и различными пристройками; соединяющая же их высокая арка называется императорскою; в ней становится католическое духовенство во время службы у Гроба Господня.

Если войти во храм, то прямо пред вами лежит на полу мраморная плита X, под нею находится камень, на котором миропомазали тело Спасителя. Влево от входа диван Y, для турецких привратников; они обыкновенно курят трубки и прихлебывают кофе. В прежнее время здесь собирали деньги за право входа, вследствие чего бедный люд оставался во храме по нескольку дней; теперь же это отменено, и сторожа получают только подарки от различных конгрегаций. Вправо от входа находится Голгофа (в двух этажах R, S), СС и DD; на нее поднимаются по узкой каменной лестнице. Это древнейшая часть здания. Над местом, где стоял Крест Господень СС, устроен греческий алтарь, а где Спаситель был распят, DD – латинский. Стены расписаны и реставрированы греками, и только в своде над латинским алтарем сохранилась древнейшая мозаика, изображающая лик Спасителя. Яма, в которую был вставлен Крест, выложена серебряным кругом с барельефами; от нее вправо показывают трещину в скале. Под Голгофою алтарь Адама R и диванная греков S.

Пройдя влево мимо плиты, на которой обвивали пеленами тело Господне, и места N, где потеряла сознание Божия Матерь во время распятия, входишь в ротонду под большим куполом, где находится А, часовня Гроба Господня.

Купол покоится на широких столбах простой каменной кладки и имеет в поперечнике 65 футов. Часовня, в настоящем своем виде, выстроена греками после пожара 1808 года и состоит из двух частей: часовни Ангела и собственно пещеры Гроба Господня. Посреди первой стоит камень, на пьедестале в 3 фута вышины, почитаемый остатком от камня, которым закрывался вход к Св. Гробу.

Вначале здесь были две пещеры, высеченные Св. Иосифом Аримафейским для своего семейства и для себя самого; во время бесчисленных разрушений и реставраций первая пещера была уничтожена и сохранилась только вторая, или собственно часовня Св. Гроба. В нее вступают через низкий вход.

Внутри она имеет 8 футов длины и 7 ширины. Пол и стены выложены мрамором; у северной стены высечен саркофаг, как скамья, 6 футов в длину и 3 фута в ширину. Здесь было положено тело Господа. Уже с давних времен самый саркофаг прикрыт мрамором, чтобы предохранить от пилигримов, старавшихся выламывать из него частицы и уносить с собой. Над ним висит образ Воскресения, стоят подсвечники и вазы со свежими цветами. Потолок увешан богатыми лампадами. Верхняя плита, к которой прикладываются, из белого мрамора, треснувшего посредине; она постоянно окропляется розовою водой. Снаружи часовня состоит из колонн, пилястров и ниш, а над Святым Гробом небольшой сдавленный купол. К западной стороне часовни примыкает маленький и бедный алтарь коптов.

В D церковь сирийских христиан, в Е гробница Иосифа Аримафейского.
В LL место, где находились женщины во время положения во гроб Спасителя. В G место явления Иисуса Христа Магдалине, в Н Богоматери, с латинскими алтарями. Против Y находится хор с органом. В I семь арок Пресвятой Девы, сохранившиеся от первых построек.

В I темница, в которой содержали Спасителя.

Дальше идет галерея со сводом.

В Z алтарь Св. Логина.

В М место, где разделили одежду Спасителя. За этим алтарем спускаются, по расходящейся в ширину лестнице, в церковь Св. Елены, на месте «Обретения животворящего Креста». Здесь проходил старый городской ров, в который сбросили крест Господень Q.

О принадлежит армянам, Р латинянам. Поднявшись опять наверх, пройдя мимо алтаря в N, галерея выводит ко входу. Часовня Св. Гроба принадлежит всем исповеданиям; богослужение в ней совершается по очереди; при этом с давних пор между последователями различных исповеданий возникают раздоры, доходящие иногда до возмутительных сцен и драк, как в 1846 году между греками и латинянами, когда многие были смертельно ранены кадилами и подсвечниками.

Всех богаче греческие постройки и алтари; украшающая их живопись совершенно верна себе, хотя по исполнению гораздо хуже известного у нас византийского письма. Не знаю, чему приписать, что католические образа весьма плохи, и богатства в убранстве алтарей не видно.

В приделе явления Спасителя Богоматери показывают меч и шпоры Готфрида Бульйонского. Подлинны ли они или нет, не знаю; но говорят, что принесены они во храм потомками героя. На мой взгляд, хотя меч и весок, но немного короток, в особенности, если припомнить, что при осаде Никеи Готфрид срубил сарацина с седла, и в городские ворота лошадь прискакала с нижнею частью туловища ее всадника. Сомневаюсь, чтоб это было возможно сделать этим мечом. Могилы Готфрида и брата его Балдуина находятся во храме, но достоверно неизвестно где, так как греки при каждом удобном случае ухищрялись скрыть ее следы, напоминавшие права латинян.

Возвратясь домой, остальную часть дня мы писали письма, покупали четки, крестики, вырезанные на перламутре образа и тому подобные вещицы; наконец отдыхали и готовились к ночной службе у Гроба Господня, чтоб исповедаться и приобщиться Святых Христовых Таин. Около 7 часов разразилась сильная гроза, затихнувшая только к 9 часам, когда пришло время идти во храм. Небо было пасмурно, на улицах темно; мы следовали за фонарями кавассов, едва разбирая залитую дождем дорогу. Главные части храма были ярко освещены лампадами и восковыми свечами. Особенно красивы были огни в трехъярусных галереях, расположенных за четырехугольными колоннами, на которых покоится купол. Неосвещенные арки галерей, а равно и некоторые алтари и приделы в полусвете постепенно сливались с темнотой в бесчисленных углах и закоулках, которыми так изобилует это здание. Мы поднялись на Голгофу, где архимандрит Антоний служил заутреню, по окончании которой исповедывались. Ярко горели свечи пред алтарем, отражаясь на позолоте риз, парчей и орнаментов свода; за столбом, принадлежащая католикам часть церкви не была освещена; вдоль ее нижней стены сделана каменная скамейка, и я сел на нее подле старушек и убогих богомольцев.
Между тем служба окончилась, все исповедывались и получили отпущение грехов. Затем патриарх Кирилл отслужил соборне обедню и приобщил Святых Таин Великого Князя и православную братию его дружины. На Гробе Господнем совершалась жертва, а вместо алтаря служил камень в часовне Ангела, покрытый серебряным столом, пожертвованным Мазепой. Рисунок образа сделан чернью, должно быть, итальянским художником. Во время службы на Гробе Господнем лежали четки наши и крестики, набранные в подарок родным и знакомым.

Служба окончилась в три часа. На следующий день шел проливной дождь; тем не менее Великий Князь и большинство из нас поехали в Вифлеем. Дорога, по случаю проезда Его Высочества, была уравнена и приспособлена так, что можно было ехать по ней довольно быстро. Во весь путь шел дождь и, несмотря на то, что мы были в гуттаперчевых плащах, многие совершенно промокли. Теперь мне стало понятно, каким образом в три-четыре дождевых месяца цистерны города так наполняются, что снабжают жителей водой на целый год. У нас таких ливней, в полном смысле слова, почти не бывает. Чтобы уяснить себе всю силу этого дождя, стоит припомнить, что в Петербурге дождя и снегу выпадает в году до семнадцати дюймов на квадратный фут и дождевых дней почти полгода; в поясе зимнего дождя, в котором лежит Иерусалим, падает сорок пять дюймов воды и притом в течение только трех или четырех зимних месяцев.

После часа с четвертью езды в гору, мы увидали Вифлеем. Он, как Назарет, лежит в долине, лепясь своими постройками к горе, возделанной по террасам плантациями масличного дерева. Наружная сторона города идет как бы набережною вдоль дороги и около лежащих внизу садов; в конце этой набережной громоздится масса высоких каменных стен без окон – это монастырь Рождества Христова. Дождь на время перестал; воздух был насыщен парами, по свинцовому фону тяжелых туч проносились с неимоверною быстротой легкие как дым облака; природа будто забавлялась, отрывая клочья туманов и пуская их вперегонку по ветру между землей и нависшими тучами. Близ города, влево от дороги, стоит старое масличное дерево на Гороховом Поле, названным «гороховым», потому что богомольцы собирают на нем кругленькие камушки, величиной и формою похожие на горох. Легенда рассказывает, что однажды Богоматерь, проходя этим местом, попросила у земледельца, убиравшего с поля горох, несколько зерен, но он жестокосердно отказал, и вся жатва его обратилась в камушки. Недалеко от Горохового Поля, вправо от дороги, стоит каменный склеп: это могила Рахили.

В Вифлееме от 3000 до 4000 жителей, исключительно христиан; они промышляют выделкой всевозможных четок, образов из перламутра, дерева и т.п. вещами, раскупаемыми богомольцами. Мы остановились на площадке пред монастырем, который по своей недоступной наружности походит скорее на грозную твердыню, чем на мирную обитель. У входа Великий Князь был встречен митрополитом Агапом; нам роздали свечи и повели сквозь низенькую и узкую дверь в пещеру Рождества Христова.

Она находится под великолепною базиликой огромного размера, построенною еще при Св. Елене и до сих пор уцелевшею во всех частях и подробностях. В ней 48 каменных колонн, поддерживающих крышу с помощью деревянных стропил. Главный алтарь принадлежит грекам; армянам боковой, а латинский в притворе.

В пещеру спускаются двумя лестницами, в 15 ступеней каждая, идущими по обе стороны главного придела. Пещера очень мала; длиной 37 ; футов, при ширине 11 футов и вышине в 9, высечена в скале, и теперь обшита мрамором. В восточной ее стороне находится углубление с алтарем; здесь место Рождества; над ним висит серебряная звезда [3], а на полу сделана надпись: «Hiс de virgine Maria Jesus Christus natus est». Вправо, к югу, за колонной, подпирающею свод, другое углубление, почитаемое местом, в котором стояли ясли. Весь потолок увешан драгоценными лампадами, освещающими пещеру. Митрополит Агап отслужил молебен и прочел Евангелие от Матфея. Помолившись и поклоняясь святыне, мы обошли рядом находящиеся пещеры, соединенные ходами. В одной устроен алтарь над костьми вифлеемских детей, избиенных повелением Ирода; в другой жил Св. Еремей, переведший Евангелие на латинский язык; в третьей Св. Павел; в четвертой Ангел повелел Иосифу идти в Египет и т.д. Везде устроены католиками алтари. Обойдя все пещеры, мы прошли наверх, в церковь и ризницу латинян. При входе Великого Князя орган заиграл торжественный марш. В ризнице нам показали вещи, присланные в дар императором Максимилианом и большое золотое кресло. Потом мы перешли рядом галерей, террас и лестниц в греческий монастырь, к митрополиту Агапу. Нас сопровождали настоятели армянский и латинский с несколькими монахами. Во время угощения кофеем и шербетом, я сидел около настоятеля католических монахов Францисканского ордена, еще очень молодого, красивого и симпатичного итальянца. В разговоре он сознавался мне, что в то время года, когда бывает мало пилигримов, жизнь тянется весьма однообразно и, несмотря на все утешение служить и находиться при таком святом месте, трудно противостоять влечению к далекой родине.

Поблагодарив за прием и простившись, мы поехали через город в лежащее рядом селение, в котором устроен приют на счет Государыни Императрицы для девочек православного исповедания. При нашем посещении число их доходило до 58; между ними было много хорошеньких головок, в особенности одна критянка, лет пяти. Но каково было наше удивление, когда мы узнали со слов начальницы, что некоторые из этих семи-восьмилетних детей уже замужем. Таков обычай страны; сначала их повенчают с таким же мальчиком, а потом до зрелости отдают в училище. В Вифлееме, как и везде, Великого Князя встречало все население, но на этот раз бросалась в глаза красота и миловидность многих женщин. На голове у них были кокошники с полукруглым верхом, в роде тех, которые носили у нас в старину девушки и молодицы, и до сих пор еще носят по деревням в некоторых местностях России; только эти немного больше размером. Черты лица у вифлеемских женщин не поражают резкостью и однообразием; как почти на всем Востоке, овал лица у них круглее, не так вытянут, и нет вечных клювообразных носов и рисованных бровей, напротив того, лица их отличаются правильностью и грацией.
Назад в Иерусалим мы ехали очень скоро и были дома через час времени. После обеда готовились к выступлению в Яффу. В семь часов утра все собрались в зале консула. На дворе шел сильный дождь. Поэтому просили Великого Князя отложить выступление на день, но Его Высочество не согласился. Наконец, через полтора часа, после напутственного молебна, мы двинулись в путь, заехали во храм Гроба Господня, еще раз приложились к святыне, затем выехали через Яффские ворота, мимо нашего подворья, и стали спускаться в долину, сопровождаемые салютами из пушек с башни Давида.

В долинах стоял туман, и большая часть гор была завешана облаками. Дорога, по которой мы шли, была хороша для всадников, но видимо запущена; действительно, предместник настоящего губернатора устроил эту дорогу для колесной езды и даже завел дилижансы, но настоящий паша счел это излишнею роскошью, продал дилижансы на слом, а дорогу запустил. На час пути от Иерусалима, вправо от дороги, видно было селение древний Еммаус, на пути к которому Апостолы встретили Спасителя и не узнали Его.

Через три с половиной часа езды мы дошли до привала. Завтрак был приготовлен уже не под шатром, а в хате. Здесь же нас догнал патриарх, пожелавший проводить Великого Князя до парохода. В последний раз мы отведали сухой курицы, сыру, яиц, вина и прочих закусок, неизменно утолявших наш голод и жажду. Акиф-паша был молчалив, и мы все, делая этот предпоследний переход, не были расположены к веселости.

От привала дорога пошла вдоль берега широкого ручья. Мы въехали в ущелье, поросшее кустарником, и в нем обогнали русскую богомолку.

Старушка сидела верхом на осле, за нею шел проводник из местных арабов. «Что это ты, родная, пустилась одна в дорогу?» – спросил я ее. «Прослышала, что Великий Князь сегодня едет, вот и думала добраться как-нибудь за вами, да уж больно тихо еду. А что, батюшка, – прибавила она, со страхом поглядывая на своего молчаливого проводника, – он меня не убьет? Погляди, ведь какой черный!».
Вскоре мы выехали из ущелья на равнину Саронскую, воспетую еще Соломоном, и через три часа после привала были в Рамле. Городок этот, с 2000 жителей, греческим и латинским монастырями, служит станцией богомольцам на пути из Яффы в Иерусалим. В нем устроены для странников подворья. Хотя город и окружен садами и пальмами, но с виду он очень беден, грязен и полуразрушен. Мы остановились в русском странноприимном доме, большом каменном здании с плоскою крышей, вокруг которой поделаны келии, накрытые, как опрокинутыми чашками, рядом маленьких куполов. Против восточной стороны дома стоит мечеть, устроенная в развалинах церкви Иоанна Крестителя, сохранившейся от времен крестоносцев. Влево высилась башня Сорока Мучеников, которую наш архимандрит считал арабскою постройкой, между тем как по другим сведениям она служила колокольней в монастыре тамплиеров. В Рамле много пальм и зелени, отчасти скрывающих бедный вид домов и развалин. До обеда мы гуляли по плоским крышам подворья; забавлялись прыганьем по верхушкам маленьких куполов; бросали мелкие монеты на улицу, между нашим домом и мечетью, где толпились и дрались из-за них оборванные мальчишки. Затем, в последний раз, обедали с нашими местными спутниками. Акиф-паша был чрезвычайно мил и выражал неподдельную грусть по случаю близкой разлуки. Тем временем смеркалось, и виды с наших крыш приняли совершенно театральный характер. Было тихо. Темно-синее небо играло звездами, как разбросанными бриллиантами, луна серебрила и выделяла из тени стены, площадки и купола домов и развалин, между ними величественно подымались кудрявые шапки пальм, а на четырех городских минаретах горели нитками шкалики, зажженные по случаю наступившего поста Рамазана. Мы пошли отдыхать.

Около 3 часов я проснулся от пения муэдзинов. Первым запел муэдзин на минарете Иоанна Крестителя, подле нас. Его полный, звучный голос торжественно пронесся среди ночной тишины; ему в ответ раздался высокий грудной тенор с соседнего минарета, и они стали петь вместе; по временам голоса их сливались или потрясали воздух продолжительными сильными звуками, срывая которые, то вверху, то внизу, они делали ряд фиоритур, кончавшихся отрывисто несколькими ступенями гаммы. Потом к ним присоединились еще два голоса, и все четверо пропели широкий мотив с рифмом марша; наконец, один за другим закончили свое пение, как начали, первым мотивом. После службы у вращающихся дервишей, это было в первый и последних раз, что восточная музыка поразила меня; я вслушивался, вслушивался – и, под влиянием восхитительной картины ночи, которою незадолго пред тем наслаждался, впечатление, произведенное на меня этими голосами, было так сильно, что и до сих пор еще, припоминая этот вечер, я переношусь в неведомый мир.

Утром выступили в 8 часов на Лиду, родину Св. Георгия Победоносца. Город лежит в трех милях на восток от Яффы; с IV столетия в нем была епископская кафедра, зависевшая от Иерусалимского патриарха, и церковь в честь Св. Георгия Победоносца, построенная Юстинианом. Крестоносцы восстановили храм и кафедру, уничтоженную с распространением владычества магометан. В настоящее время церковь разделена пополам между греками и магометанами, которые также почитают Св. Георгия святым, и потому в их половине устроена мечеть. Греки недавно заново отделали церковь и мраморную раку, в которой под спудом покоятся мощи Св. Георгия. Патриарх Кирилл благословил Великого Князя частицею этих мощей.

Осмотрев храм, я поторопился с некоторыми товарищами ехать вперед. Мы поскакали галопом по широкой дороге через редкий, но довольно обширный пространством лес. Вскоре я отстал от моих спутников. Еще верст за семь началась Соронская плоская равнина, южнее которой лежит ветхозаветная страна филистимлян. Равнина эта обладает большими пастбищами и весьма плодородна; поля без камней окружают деревни, скрытые в непроницаемых оградах кактуса и плодовых деревьев, из которых выделяются группы и отдельные экземпляры финиковых пальм. Природа после вчерашнего дождя нежилась в теплых лучах солнца; в поле щебетали пташки и заливались жаворонки; около селений ребятишки играли в бары и, завидев меня, останавливались, с любопытством оглядывая полуевропейский, полуазиятский костюм. Часа через два я въехал в сады, окружающие Яффу; они начинаются уже версты за четыре до города и состоят из апельсинных, лимонных, гранатовых и ореховых деревьев, финиковых пальм и бананов.

Из этих плодов по приезде в Яффу мы пробовали апельсины громадной величины и сладкие лимоны, которые были не больше грецкого ореха. Яффа, одна из древнейших гаваней мира, построена на скале и лежит, как каменный холм, среди зеленого ковра садов; пред городом тянется гряда рифов, о которые сердито разбивается белою пеной море. При сильных ветрах суда не могут останавливаться на открытом рейде, а лодки проехать между рифами, поэтому гавань доступна только в тихую погоду. Через час приехал Великий Князь; на берегу встретили Его Высочество Ратиб-паша и Артим-бей, присланные Египетским хедивом, чтобы сопровождать Великого Князя во время его пребывания в Египте. На рейде ожидала нас огромная паровая яхта хедива, для переезда в Порт-Саид. На маленькой набережной толпился народ; наши лошади и люди, служившие нам во время путешествия, простились с нами.

Я поцеловал моего доброго «Серко», который хотя медленно, но верно переносил меня по горам, долинам и степям каменистой Сирии и Палестины. Разместившись в лодках, мы переехали на пароход, салютовавший Великому Князю 21 выстрелом. Между рифами нас буксировал маленький пароходик. Патриарх Кирилл, митрополит Назаретский, Акиф-паша, Хаджим-бей, Халиль-бей, Тимолеон и Пиетро провожали нас на яхту. Холу-паша, как чистый бедуин, простился на берегу, признавшись, что боится моря и не решается сесть в лодку. Мы позавтракали, пока развели пары, подняли якорь, и яхта стала удаляться от берега. Пробыв в Сирии и Палестине несколько дней, много видели мы трудов, от чего иногда даже роптали, но зато сколько новых впечатлений, сколько воспоминаний далекого прошлого! сколько воспоминаний в будущем. Я глядел на удалявшийся берег, и в мыслях сменялась одна картина другою, и теплое радостное чувство согревало мне душу, когда я сознавал, что мои заветные мечты перешли в действительность; я был в Святой Земле, я поклонился Гробу Господню…

(Публикуется по изданию: Д.А. Скалон. «Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите Великого Князя Николая Николаевича в 1872 году». СПб. 1881. С. 188 – 260).

ПРИМЕЧАНИЕ:
(1). В рукописи Д.А. Скалона «Поход на Восток», на которую ссылается В.В. Жерве, рассказывается такой эпизод из жизни Великого Князя Николая Николаевича Старшего во время Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг.:

«…Привели 750 пленных от Гурко. Великий Князь пожелал видеть офицеров и, через переводчика, говорил с ними, расспрашивал об их положении и затем спросил, знают ли они Акиф-пашу (бывшего бригадным генералом в Бейруте в 1872 г., во время путешествия Его Высочества на Восток). Пленные ответили, что знают и что он остался в Бейруте: не хотел идти сражаться против Великого Князя.

– Еще бы, – шутя, перебил Его Высочество. – Он мне друг.

Впоследствии Великий Князь узнал, что Акиф-паша просил не посылать его в армию против Его Высочества, говоря: «Это сумасшествие с Ним драться, потому что все равно Он будет победителем».

Текст к новой публикации подготовила М.А. Бирюкова.

Дмитрий Скалон

Источник: Русское воскресение