Источник: Православные татары
Меня нередко спрашивали, как я, татарин по национальности, стал православным христианином. На самом деле ничего экстраординарного в этом нет – я татарин-тептярь только по отцу. Отец у меня никогда не был ревностным мусульманином, да и его родственники – тоже, несмотря на то, что в роду у нас были муллы. Мать у меня — русская, языка татарского я не знаю, прожил всю жизнь среди русских, так что мое обращение к вере на самом деле не являет собою особого чуда по сравнению с обратившимися к вере чистокровными русскими.
Родился я еще в Советскую эпоху, понятное дело, тогда господствовала атеистическая идеология. Знакомство с христианством (весьма поверхностное) у меня состоялось в старших классах, когда одна учительница истории стала проводить у нас факультативно уроки по истории религии, сводила на какой-то западный фильм про Иисуса Христа (в основе сюжета – Евангелие), а однажды – в православный храм.
Понятно, особого впечатления это на меня не произвело. Православный храм вообще меня не зацепил, тем более, что там даже службы не было в этот момент. Фильм, конечно, произвел большее впечатление, но многое вызвало неприятие, так же как и при чтении собственно Евангелия чуть позже: «…не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5: 39)». Мне это представлялось какой-то слабостью, малодушием, рабской покорностью. Мне было невдомек поначалу, что буквальное восприятие евангельского текста – не всегда правильный путь к пониманию.
Понимание этого пришло позднее, и первым толчком послужили книги историка (хотя и во многом спорного) Льва Гумилева и … антихристианского философа Фридриха Ницше. У Гумилева есть интересная теория о т.н. «пассионарности». Пассионарии – это некое активное меньшинство, которое является двигателем истории народов. Пассионарии – это воины, которые идут впереди остальных, ввязываются в самую гущу и … гибнут в первую очередь. Это лидеры народов. Это активные граждане с твердой гражданской позицией, ученые, идущие впереди всех и т.д. Т.е. люди разных социальных групп. Козьма Минин, Михаил Ломоносов, Александр Матросов – вот наиболее яркие представители пассионариев в истории русского народа. Гумилев же связывал с пассионариями возникновение Монгольской империи Чингисхана. По его утверждению, именно пассионарии (бэйшени, люди длиной воли, которые были поначалу изгоями) выдвинули на историческую арену Тэмуджина (Чингисхана).
Тогда же я стал зачитываться сочинениями Ницше. Его книга «Так говорил Заратустра» произвела на меня сильное впечатление. Сочинение сие – скорее поэтическое, и я на самом деле плохо его понял, но я нашел в нем поэтическое выражение того, о чем писал Гумилев, говоря о пассионарности. Однако знакомство с другими сочинениями Ницше сильно разочаровало меня. Более всего мне не понравился его «Антихрист», в котором он рассматривает возникновение христианства как бунт черни (по Гумилеву, субпассионариев, т.е. антиподов пассионариев) против «аристократов духа» (или как там, не помню), т.е. пассионариев по Гумилеву. Т.е. христианство, по Ницше, способствовало тому, чтобы слабые сожрали сильных, худшие – лучших.
И ладно бы, если бы он говорил о современном ему христианстве (протестантско-католическом), он ведь именно ранних христиан очернял. Между тем, о ранних христианах у Гумилева я прочел нечто другое:
«С конца II до начала IV в. от христиан требовали знака политической лояльности — признания императора богом и принесения жертвы на его алтарь. Христиане гарантировали политическую благонадежность, но категорически отвергали благонадежность идейную. Признать богом центуриона или сенатора, интригана, развратника, убийцу, они отказывались, хотя служить ему как человеку-правителю были готовы. Власти были недовольны такой полупокорностью и шли навстречу желаниям масс, городской черни, требовавшей истребления христиан. Но беда в том, что христиане были наиболее верными, честными и храбрыми легионерами, а язычники — самыми лживыми, своевольными и нестойкими в бою солдатами, часто предававшими своих вождей. И происходило это от естественного разделения: в христианские общины шли люди нового психологического настроя, а в язычестве оставались те, кто по сути дела потерял старую веру и не приобрел новой, усвоив вместо религии принцип максимального подхалимства». http://gumilevica.kulichki.net/ARGS/args104.htm
Т.е., по Гумилеву, эти самые ранние христиане были самыми настоящими пассионариями, такими же, как монгольские «люди длинной воли», только на другом уровне цивилизации, и соответственно, нравственных представлений. Сие сопоставление вроде бы схожих теорий Гумилева и Ницше вызвало у меня протест против последнего, и я даже попытался написать сочинение, очерк против Ницше, где опровергал его «Антихрист», и, опираясь на Гумилева, защищал ранних христиан. Конечно, мои рассуждения были во многом наивными, мое понимание апостольских слов, которые я цитировал, пытаясь доказать «пассионарность» христианства, весьма вольное, но все же это было неким этапом для меня. Таково мое было первое обращение к христианству, хотя и не окончательное.
Позднее (уже когда я стал все более приближаться к Православию) тот же Гумилев помог мне «переварить» Ветхий завет, с его истреблением хананейских народов и его «кровожадными» постановлениями относительно блудников. Т.е. поведение древних иудеев в период Иисуса Навина весьма походило на поведение чингисхановских «людей длиной воли», а более чем суровые постановления ветхозаветного Закона – на Ясу Чингисхана, согласно которой, смертию карались блуд, предательство и др. Сходство тут больше, чем с ранними христианами, т.к. уровень цивилизации – более схож. Прямого сходства, конечно, тут не было (все ж таки монголы были язычниками), но некая параллель всё же просматривалась.
Повторяю, Л. Гумилев – историк спорный во многом, и его теория, наверное, небезупречна, но в то время именно он во многом помог мне придти к вере.
Немалое значение для меня имело чтение сочинений патриотических мыслителей. Я увлекся монархической идеологией. Например, большое впечатление на меня произвела книга митрополита Иоанна (Снычева) «Самодержавие духа», которой я зачитывался непосредственно перед моим окончательным обращением к православной вере. Сейчас я довольно критически отношусь к сему творению митр. Иоанна. Например, его апологию Иоанна Грозного я не приемлю совершенно. Но в то время его книга имела для меня огромнейшее значение.
Наконец, я хочу отметить то значение, которое для меня имеет преподобный Иоанн Дамаскин. Самое первое из святоотеческих творений, которое я прочел – именно его, одно из «Слов в защиту икон» (уж не помню, какое). Дело в том, что меня сильно смущало протестантское обвинение православия в том, что православные христиане поклоняются идолам (иконам), несмотря на жесткое постановление Ветхого завета («Не сотвори себе кумира, и всякого подобия…») «Слово» Иоанна Дамаскина внесло ясность в этот вопрос. Вообще Иоанн Дамаскин имеет огромное значение в моей жизни, и с его именем у меня очень многое связано, например, то, что я впоследствии стал серьезно заниматься церковным пением (хотя раньше музыкой вообще не занимался), и не только это.
Конечно, приписывать целиком мое обращение к христианству именно книгам было бы несправедливо, но поскольку я был всегда «книжником», то не могу не отметить влияние сочинений тех или иных писателей и мыслителей.
Давлетшин Тимур Хамзатович
Источник: Православные татары