Лекция была прочитана в рамках проекта информационно-издательского отдела Саратовской епархии «Не дать уйти без любви». Михаил Игоревич, как практикующий психолог, поделился со слушателями своим немалым опытом. В данном материале мы публикуем выдержки из лекции по наиболее, на наш взгляд, острым вопросам, которые не принято обсуждать в прессе, но которые, однако же, необходимо осмыслить каждому человеку.
«Взамен умершего»
Михаил
Игоревич, рассказывая о проживании родителями страшного горя - потери
сына или дочери, подчеркнул, что тот выход, который порой такая семья
находит, а именно рождение другого ребенка взамен умершего, вовсе не
выход, а скорее тупик.
- Одного ребенка нельзя заменить другим, это не только не избавит от боли, но также может спровоцировать очень опасные вещи. Известна история с нидерландским художником Винсентом Ван Гогом. Имя досталось ему от старшего брата, который родился годом раньше и умер в первый же день. Винсент стал ребенком-заместителем, как будто тот мальчик, который умер и о котором долго скорбели, вернулся. И отношение со стороны родителей к нему было не как к другой личности, а как всё к тому же, первому, ребенку. Более того, родители водили его на могилу брата, на которой было написано «Винсент Ван Гог». Не трудно представить, как это повлияло на мальчика! То психическое расстройство, которым страдал художник во взрослом возрасте, явилось следствием в том числе и этой психоэмоциональной обстановки.
Хасьминский, опять же, сделал акцент: кто может после потери ребенка родить еще, пусть рожает, это хорошо. Но это должен быть человек с другим именем, должен восприниматься, как другая личность, и рожать нужно, когда родители уже прошли психологическую стадию горевания и перешли в стадии принятия случившегося.
Горе и дети
Еще одна тема, которую поднял Михаил Игоревич,- горе и дети. Дети - самая слабая часть нашего социума. Но когда случается трагедия, до них, как правило, никому нет дела. Многие даже считают, что дети воспринимают происходящее не всерьез, поэтому нужно их отправить куда-нибудь с глаз долой. Ребенку ведь нужно все объяснить, разделить скорбь, а внутреннего ресурса для этого нет. А почему нет? Просто нет собственного ясного понимания, что такое смерть и каково ее место в жизни.
- Лет сто пятьдесят назад умерла в какой-нибудь деревне баба Груня, вся деревня шла с ней прощаться, и дети в том числе, их никто никуда не от-возил,- пояснил Хасьминский.
- Дети, естественно, спрашивали, что происходит, почему так, и взрослые объясняли, мол, смерть - это продолжение жизни: «С бабой Груней ты, конечно же, увидишься, но главное - достойно прожить, как прожила баба Груня». Вопрос смерти не замалчивался, а просто нормально обсуждался простыми словами, и дети росли в этой социокультурной традиции. Более того, за бабу Груню нужно было помолиться, совершалось в Церкви отпевание,- продолжал психолог.- «А что такое, папа, отпевание?»
- «Отпевание - это молитва за усопшего, мы всей общиной помолимся за бабу Груню, чтобы Господь ее поселил рядом с Собой». Простые понятные слова, хорошо объясняющие смысл производимых взрослыми действий. А сейчас что у нас с отпеванием? Очень часто оно воспринимается как магия. Священник отпевает, а люди не участвуют в молитве, потому что их никто этому не учил, не объяснял. Раньше умели передать правильное отношение к смерти, потому что сами были в этом убеждены. Сегодня все это прервалось, и взрослые не знают просто, что говорить, вот и стараются дистанцироваться. Если и объяснят что-то, то только внешнюю, обрядовую часть, без внутреннего содержания. Социокультурный фундамент разрушен.
Во время лекции задали вопрос из зала: стоит ли трехлетнему малышу из невоцерковленной семьи объяснить, что у него умер папа? Михаил Игоревич однозначно убежден: утаивать это нельзя. Если сказать, что папа уехал, то ребенок будет его ждать, потом у него начнется агрессия на папу - почему тот не приезжает? А когда узнает, что папа, оказывается, давно умер, агрессия перейдет на маму или того, кто эти сказки ему рассказывал. Фрустрацию можно преодолеть, объяснив ребенку, что есть земной мир и мир небесный, который нам невидим. Есть, конечно, ярые атеисты, они такого никогда не скажут. Вместо того чтобы прийти к Богу и помочь своим близким, они упорно все отрицают. Что они могут сказать малышу - что папу он больше никогда не увидит?.. Без второй, духовной части ответа на этот вопрос о смерти говорить нельзя, не нанеся при этом глубочайшей сердечной раны маленькому существу.
О замалчивании страшного диагноза
Бывает, что врачи, диагностируя у пациента смертельное заболевание, сообщают об этом его родственникам, а ему самому не говорят, правильно ли это - также обсудили на встрече с московским психологом.
По мнению Хасьминского, здесь налицо та же проблема - невыстроенность отношений со смертью. Замалчивать смертельный диагноз, везти больного в хоспис, будто бы только для того, чтобы гастроскопию, например, сделать, - не проявление любви, а просто трусость. Михаил Игоревич к такому выбору относится резко отрицательно:
- Во-первых, не нужно думать, что больной вообще ничего не понимает. Очень часто болеющие люди просто не хотят спорить, я много раз это видел. Им хочется поговорить, может быть, подвести итог своей жизни, но они видят, что вокруг них все врут, причем ради них самих, и соглашаются. Как мотивировать, настроить больного на серьезное лечение, на химию, например, или на лучевую терапию, если ему все вокруг будут врать, что у него всего лишь гастрит? Это невозможно. Поэтому сейчас в онкологии принято все-таки сообщать человеку его диагноз. Именно тогда возможна борьба. И, самое главное, у человека, который знает о своей смертельной болезни, будет возможность подготовиться к смерти.
Больной, когда обо всем узнаёт, проходит несколько стадий: шок, отрицание, агрессию, депрессию и только потом принятие. По сути, это самая благодатная пора. Поэтому врать бессмысленно, другое дело - говорить об этом надо очень тактично, понимать психофизиологические особенности больного, оценивать в том числе и суицидальную опасность. Нужно быть рядом, поддержать, и не только словами (лучше всего употреблять выражения типа: «Никто не знает, когда что произойдет, но мы будем рядом с тобой, мы будем вместе бороться с болезнью»), но и в реальных делах.
Когда называют срок
Бывает, и обратная сторона - чрезмерная «честность», как некоторым некомпетентным врачам кажется. Она заключается в том, что больному и его близким обозначается четкий срок: вам осталось пять месяцев. Михаил Игоревич подчеркнул неуместность этого:
- Я работал в онкоцентре и уверяю, серьезный специалист никогда не скажет, сколько кому осталось. Множество случаев, когда одному говорят: «Вы еще поживете», а он на следующий день умирает, а у другого сплошные метастазы, а он год живет, второй, третий, и никому не понятно, как это происходит. На самом деле, никто не знает сроков, потому что на все воля Божия.
Материал подготовлен в рамках проекта информационно-издательского отдела Саратовской епархии «Не дать уйти без любви: уход близких из земной жизни как подготовка к встрече с Богом». При реализации проекта используются средства, выделенные в качестве гранта фондом поддержки гуманитарных и просветительских инициатив «Соработничество» на основании Международного открытого грантового конкурса «Православная инициатива».
«Саратовская областная газета» № 124, 2018 г.
[Подготовила Яна Конченко]Православие и современность
