В чём секрет популярности таких современных христианских художников-примитивистов, как Елена Черкасова, Давид Попиашвили и Гоча Какабадзе? Мне кажется, в наивности. Современный человек эпохи победившего цинизма изголодался по наивности. Это словно тоска по утраченному раю, по девственному взгляду на реальность.
Немецкий философ Петер Слотердайк так пишет об этом в своей работе
«Критика цинического разума»: «После десятилетий утопий и альтернатив
мы вдруг потеряли наивность. Время цинично и оно знает: у новых
ценностей короткие ноги...». Ностальгией по нециничному и чистому
мировосприятию, вероятно, объясняется и особый интерес нынешней публики
к работам прекрасного грузинского художника Нико Пиросмани.
Подлинно достоверной информации о художнике, кроме архивных материалов железнодорожного ведомства да дневника работавшего с ним Ильи Зданевича, фактически нет. Даже с именем возникает путаница, так как нередко на своих полотнах он использовал сокращённые подписи типа «Пирос». Наиболее корректным исследователи предлагают считать имя Нико Пиросманашвили («Сын мастера») или упрощённую форму - Нико Пиросмани.
Неизвестна и точная дата рождения живописца (разброс огромный: от 1851 года до 1867-го). Кстати, как и неизвестно место его захоронения, ведь погребён он был в могиле для бедняков Тифлиса (Тбилиси), а всякие попытки отыскать его останки увенчались лишь находкой неопознанного женского скелета.
Но что мы знаем достоверно, так это что родился Нико Пиросмани в селе Мирзаани на востоке Грузии, в Кахетии, в провинции Кизики. Местность славится людьми сурового нрава и особого трудолюбия, неприятием традиционных грузинских соусов, чурчхелой, а также тем, что здесь никогда не было крепостного права. Последний факт сказался на характере кизикинцев - гордом и независимом, каким был и Пиросмани.
Отец
Нико, Аслан, по легенде, был особо уважаемым в Мирзаани человеком, так
как когда-то спас сельских детей из лезгинского плена. В благодарность
местные жители подарили Аслану отличный участок земли. Однако семья
с четырьмя детьми, несмотря на золотые руки отца-садовника, жила бедно,
потому пришлось переехать.
Вскоре не стало старшего, 15-летнего сына Георгия, через два года скончался отец, спустя год с горя умерла мать. Так в восемь лет Нико осиротел. Сёстры вышли замуж и разъехались, позабыв в суете личной жизни о маленьком Нико. Мальчик попал в семью армян Калантаровых, которые отнеслись к нему очень тепло (показательно, что фотографию 20-летнего Нико они бережно хранили среди снимков своих родственников). В их доме он провёл 15 лет и затем всю жизнь сохранял с этой семьёй дружественные отношения.
* * *
Нико рос живым, бескорыстным, добрым ребёнком, очень увлекающимся, ранимым. Главным его вдохновением, помимо театра, была живопись. Он рисовал каждую свободную минуту, нередко доставляя Калантаровым хлопоты (например, мог углём или карандашом расписать стены). Живописи мальчик нигде не учился (впрочем, и не будет), но получалось у него достаточно талантливо. Рисовал «взахлёб», в самых разных жанрах: портреты, натюрморты, пейзажи, исторические, анималистические картины и прочее. К сожалению, ни одного рисунка тех времён не сохранилось, как и вообще ранних его работ.
Живой и жизнерадостный, Пиросмани выделялся среди других ребят своей задумчивостью, мечтательностью. Эта мечтательность особенно тревожила Калантаровых: «Как бы с ума не сошёл», - переживали они.
«Неотмирность» сохранил он и во взрослом возрасте. После гостеприимного дома Калантаровых, в котором его, как могли, окружили заботой и пониманием, доверчивый юноша вышел в самостоятельную взрослую жизнь, к которой оказался не готов. Его поступки удивляли простодушием и нелогичностью: то он сделал предложение приютившей доброй квартирной хозяйке-вдове, на 10 лет его старше, не спросив даже, любит ли она его, и не стесняясь собственного безденежья. То, не имея профессиональных связей, без какого-либо художественного образования и опыта открыл с компаньоном художественную мастерскую и, вполне естественно, обанкротился.
В конце концов Нико задумался о выборе дальнейшего жизненного пути, и тогда пришло осознание, что живопись стабильного дохода не принесёт. Выбор места работы пал на железную дорогу: Пиросмани стал тормозным кондуктором товарных вагонов. Проработав четыре года, в условиях необходимости постоянно дежурить то на холоде, то в столбе пыли, он подорвал здоровье. Кроме того, его архивное личное дело на железнодорожной станции так и пестрит выговорами и штрафами за дисциплинарные нарушения. Как-то мечтательный и рассеянный Нико забыл встретить поезд, или же он постоянно опаздывал на пост. За каждое нарушение предписывалось уплатить достаточно большой штраф (при зарплате в 15 рублей в среднем по 3 рубля). В итоге его уволили без выходного пособия.
После
опыта с железной дорогой Пиросмани предпринял ещё одну попытку зажить
спокойной и стабильной жизнью благополучного мещанина. Он открыл
молочную лавку, где исполнял свои обязанности крайне добросовестно:
просыпался затемно, чтобы привезти товар, не обвешивал покупателей,
не завышал цену. В итоге снискал себе популярность в местном квартале
русских и грузинских бедняков и смог, наконец, расплатиться с долгами.
Однако копить сбережения было не в характере Нико. Неожиданно объявились родственники из деревни (сестра с мужем). Пиросмани одаривал их дорогими подарками (например, купил швейную машинку), выстроил для них в родном Мирзаани дом, поражавший односельчан своей диковинной дорогой жестяной крышей. Но, приняв дары, неблагодарное семейство с насмешками выгнало своего благодетеля. Позже муж сестры приезжал в Тифлис к художнику уладить неприятный инцидент, но в доверчивом и наивном Нико с тех пор что-то надломилось. И без того странный Пиросмани отныне и вовсе стал казаться окружающим юродивым.
* * *
Необычно в нём было всё. Даже внешний вид. Одевался Нико не на кавказский, а на «русский» (европейский) манер: носил пиджак и брюки, фетровую шляпу. В самые голодные и холодные годы, когда зимой у него не было пальто, а вещи заношены до дыр, окружающих поражала его чистоплотность: ворот рубашки всегда был белоснежным.
Для практичных крестьян и торговцев казалось странным его увлечение живописью: Пиросмани буквально затягивал всех к себе в лавку позировать, а потом одаривал своими работами. И тогда, когда картины стали для него единственным источником дохода, Нико так и не выработал системы расценок за свой труд: «Что дашь, то и дашь», - говорил он заказчикам. Потому часто работал за гроши, а то и вовсе за тарелку супа.
И не то чтобы художник не знал цены своему таланту, нет: как раз он-то реалистично оценивал качество и возможную стоимость работ. Но требовать с людей деньги было для наивного и непрагматичного Нико дикостью. Да и обхитрить Пиросмани мог даже ребёнок. Так, однажды скупой парикмахер, позировавший Нико, выдвинул художнику ложный повод, лишь бы не отдавать обещанную плату: «Не похож». Пиросмани растерялся и не смог за себя постоять.
Подобных эпизодов в биографии мастера было множество, поэтому при таком раскладе часто окупались только материалы: неизменная чёрная клеёнка (в особо кризисные времена - картон), и 2-4 масляные краски, соответствующие цветам грузинского национального костюма.
Насмешливо
относились окружавшие Нико современники и к самим его работам.
Примитивистскую манеру наив-арта они воспринимали как недостаток
мастерства, «настоящими» же художниками в той среде считались лишь
мастера-реалисты.
Недоумение у окружающих вызывала и специфическая набожность художника. Нико с детства посещал знаменитый Сионский собор, где когда-то хранилась Сионская чудотворная икона Богоматери и находится одна из главных святынь грузинского народа - крест равноапостольной Нины. Ребёнком, будучи наученным писать и читать по-русски и по-грузински, он любил вслух читать Священное Писание.
Однако икон Пиросмани не писал, а религиозных сюжетов в его творчестве было мало. Например, известны несколько его пасхальных агнцев (в Грузии сохранилась традиция, напоминающая ветхозаветного «козла отпущения»: накануне Пасхи выбирали агнца, всячески его лелеяли, а потом ритуально, жертвенно закалывали - для Нико этот агнец являлся метафорой Христа). Также есть работа «Вознесение» и «Святой Георгий».
Кстати, святого Георгия, небесного покровителя Грузии (почитание это особенно отражено в названии страны на английском языке - Georgia) Нико очень чтил: например, говорил, что святой каждую ночь охраняет его сон у изголовья, а утром сам водит кисть рукой Нико.
Несмотря на свои антиклерикальные настроения, Пиросмани часто и горячо молился, причём коленопреклонённо. Есть картина «Молебствие в деревне», на которой среди привычной толпы выделяется фигурка мальчика на коленях - Нико указывал на изображение ребёнка, говоря, что это он сам...
***
Ну и крайнее отторжение у практичных тифлисских торговцев и ремесленников вызывала житейская неприспособленность Нико. Так и не женившись (хотя несколько раз собирался), свою долю в молочной лавке он растратил на подарки родственникам и чужим детям. Даже будучи нищим бродягой, заботился не о собственном пропитании, а о других бездомных. Например, увидев нищего, простодушно попросил духанщика-трактирщика дать тому три шаури (сумму, между прочим, немалую). В конце концов, в обществе за ним закрепилось мнение, отразившееся в одном из его прозвищ: «Мозги набекрень».
Самым известным и самым поэтизированным чудачеством Пиросмани является, конечно же, воспетая Пугачёвой «целая площадь цветов» для актрисы, приехавшей в Тифлис на гастроли. Бытует мнение, что именно этот поступок Нико ради артистки кафешантана Маргариты де Севр стал причиной его банкротства и окончательного обнищания. Хотя есть и те, кто считает данный эпизод мифом. Так или иначе, осталась работа Нико с её изображением - «Актриса Маргарита», сохранились воспоминания сестры художника о роковой роли женщины в его судьбе. Что было на самом деле, уже не узнать.
Потеряв
стабильный заработок, почти треть своей жизни Нико бродяжничал.
Не чурался никакой работы: написать вывеску, расписать лимонадную
тележку, побелить потолок и покрасить стены - всякому делу был рад
и выполнял добросовестно. «Если мы не будем работать над низшим, как
сумеем хорошо сделать высшее», - говорил Пиросмани. Трудился практически
за миску супа и выпивку, которой глушил боль несложившейся жизни (есть
знаменитая грузинская поговорка: «Боль пальцев чувствует сердце, боль
сердца - никто»).
Ночевал в подворотнях, откуда его постоянно выгоняли дворники, или в подвалах на каменном полу. Именно в таком холодном подвале он и провёл последние дни своей жизни, прежде чем в предпасхальной суете 1918 года его пропажу заметили и нашли Нико умирающим от туберкулёза.
Поразительно, но на картинах Пиросмани весь мрак его тяжёлой жизни, разочарований и насмешек не отразился, и практически не найти у него негативных персонажей. Падших людей Нико изображал милосердно, с жалостью и болью: «Когда пишу погибших ортачальских красавиц, я помещаю их на чёрном фоне чёрной жизни, но и у них есть любовь к жизни - это цветы, помещённые вокруг их фигур, и птичка на плече. Я пишу их в белых простынях, я их жалею, белым цветом я прощаю их грех».
На клеёнках и картонах Пиросмани внимательный зритель не найдёт даже «негативных» животных (вроде кабана), а его агнцы, лани и остальные звери получались удивительными - с пронзительными, почти человеческими глазами. Как в старой пословице, столь любимой митрополитом Антонием Сурожским, «красота в глазах смотрящего», так и Нико Пиросмани даже в чаду тифлисских духанов сумел сохранить этот взгляд, видящий красоту Божиего творения.
Источник: Отрок.Ua
