|
|
Подготовка к 9 Мая
уж который год сопровождается брюзжанием, провокациями и
непростительными глупостями. Так получается, что главных тем для
возмущения в последние годы две и перепад между ними предельно велик.
По невесёлой традиции подготовка к 9 Мая уж который год сопровождается брюзжанием, провокациями и непростительными глупостями.
Глупости эти зачастую можно было бы счесть даже смешными, если бы не подлинный пафос события, в мощную мелодию коего они встревают непристойными звуками. И глупости эти нередко исходят отнюдь не от социопатов, одержимых чувством противоречия, но от людей, желающих не отставать от остальных в энтузиазме главного национального праздника.
Так получается, что главных тем для возмущения в последние годы две и перепад между ними предельно велик.
С одной стороны - это сомнения и псевдоисторические суеверия, связанные с георгиевской лентой. С другой - откровенное похабство и непотребство вроде дискотек «на большие выходные» и рекламирующих подобные мероприятия фото девиц в декольтированных гимнастёрках, оставшиеся от 23 февраля, когда такого рода дизайн выглядит в большей мере проявлением дурного вкуса, чем кощунством.
День Победы не является днём траура, не стоит путать его с 22 июня, однако траурные ноты в нём более чем значимы. Пропорции скорби и торжества вполне передаёт георгиевская лента. Посему понятно, что фривольничание и веселье без причины, примазывающиеся к военной тематике, всегда будут встречать жёсткое порицание.
Более сложный вопрос - бравада в духе автомобильных наклеек «Спасибо деду за Победу!» и ношения вокруг 9 Мая солдатских пилоток, так понравившееся многим юным и юнящимся представительницам женского пола.
Это уже вопрос вкуса, а потому универсального ответа не имеет.
На мой взгляд, «лозунгофикация», поначалу искренняя и остроумная, сегодня перешла в раздел пошлости: именно «перешла» и именно «пошлости» в том, первоначальном смысле - как чего-то затёртого, потерявшего свежесть и оставшегося уделом людей неострого ума и невеликого чувства, хоть и не похабников.
Пилотки же, на мой субъективный взгляд, аксессуар невинный, обаятельный, но слишком уж близко то, что они символизируют - долю солдата Великой Отечественной. По Сеньке ли шапка?
То же самое можно сказать и о модных в последние годы детских карнавального типа костюмах, более-менее точно воспроизводящих полную форму фронтовика. Разумеется, в этой моде нет никакого «милитаристского безумия», о котором любят взвывать критики - напротив, в ней чувствуется расслабленное легкомыслие.
Возможно, ещё через поколение, когда уже и от тех, кто застал войну детьми, останутся древние долгожители, когда деды-фронтовики (сегодня и так уже прадеды) окончательно превратятся в незнакомых лично молодому поколению прапрадедов, предметы военной формы роковых сороковых окончательно утратят ореол мученичества. (Впрочем, форма образца 1943 г., с погонами, будет ассоциироваться с победным Маем, а вот форма 1941 г. останется мученической навсегда).
А пока, собираясь надеть оливкового цвета пилотку и, тем более, нарядить в оливковую гимнастёрку ребёнка, задумывайтесь: как бы к этому отнёсся если не ваш дед, то кто-нибудь из знакомых, кого вы ещё застали семидесяти- или шестидесятилетним мужчиной с орденом Отечественной войны на правом лацкане или с лентами на левой стороны груди.
В 80-е он был таким же, как сегодняшние мужчины послевоенных годов рождения, но вокруг 9 Мая либо при звуке военных фильмов или просто иных мелодий у него, наверное, что-то менялось в лице.
Фронтовики были очень разными, с разным военным и жизненным опытом, с разными пристрастиями и представлениями о мере. Универсального мнения быть не может, но задумайтесь о своём фронтовике и действуйте так, как бы посоветовал он. А если счастливы быть вместе с ним по сей день - посоветуйтесь сегодня.
Однако напрашиваются следующие суждения.
Прежде всего, совершенно неуместно и требует чуть ли не официального запрета ношение военной формы как сценического костюма - не актёрами, разумеется, а певцами или подтанцовкой.
Невозможно представить, чтобы Людмила Гурченко или, тем более, Клавдия Шульженко ради большей «атмосферности» и близости залу исполняли свои военные песни в защитного цвета платье или гимнастёрке и, тем более, со знаками различия, на ношение которых не имели права.
Точно так же в годы Великой Отечественной был явочным порядком реабилитирован георгиевский крест: желающие могут обратиться к художественному фильму «Секретарь райкома» (1942) или к декору послевоенной щусевско-коринской станции «Комсомольская», где в картушах красуются конные Георгии, разящие змеев - разумеется, не как изображения святого, но как древний символ русской воинской доблести.
Если кто-то считает необходимым для себя называть чёрно-оранжевую ленту гвардейской, пускай уж он будут последователен и называет её «гвардейской лентой ВМФ», ибо с 1942 г. она по приказу наркома ВМФ адмирала Кузнецова использовалась именно на пряжке флотского гвардейского знака и на бескозырках моряков гвардейских кораблей, но никак не в Красной Армии, куда вернулась в 1943 г. как «лента из чёрных и оранжевых полос», присвоенная ордену Славы.
Наконец, открытым остаётся вопрос о том, какой размах торжеств и самих упоминаний Дня Победы и Великой Отечественной является излишним, а какой должным.
Признаться, когда в середине 2000-х у телевизионщиков и кинематографистов веселее было с бюджетами и шёл сериальный бум, у меня возникла мысль о необходимости статьи «Мораторий на Победу».
Мысль была в том, что какое-то время лучше не снимать фильмы на тему Великой Отечественной. Во всяком случае, халтурные.
Но поскольку вряд ли найдётся критерий, чтобы заведомо, в зародыше отличить удачное произведение от неудачного, скажем иначе: не стоит поминать Победу всуе.
