Решись Добкин на то, чтоб стать 22 февраля реальным последователем Кушнарева (каковым он долго и, как оказалось, безосновательно называл себя), - съезд во Дворце спорта был бы не жирной нелепой точкой в существовании «Украинского фронта», а красной строкой, с которой бы начиналось самое интересное...
26 февраля 2015 | 12:50 0
Год назад внимание было приковано к Харькову. Казалось, что он может быть узловым пунктом или отправной точкой новой истории. Но Харьков стал всего лишь перевалочной базой для бестолкового бега, необратимого бегства и позорного исхода старой власти.
В конце февраля 2014-го Клио давала «первой столице» шанс: создать такое силовое поле, которое позволит если не остановить переворот, осуществляемый по методичке Шарпа и по инструкциям Маккейна, то по крайне мере переформатировать государственное устройство Украины с учетом интересов Юго-Востока.
Эпиграфом к харьковским событиям 22-26 февраля, ко всему, что затевалось, зарождалось, рушилось, сливалось, уничтожалось окончательно, закладывалось часовой миной на будущее, - может служить строфа из известного стихотворения Георгия Иванова:
Все сгоревшие поленья,
Все решённые задачи,
Все слова, все преступленья...
А могло бы быть иначе.
22 февраля сюда прибыл Янукович, сбежавший из Киева. Отголоски украинских событий в этот день напоминали сцену тараканьих бегов из знаменитой пьесы Булгакова. Вернее, из киноверсии «Бега» в интерпретации Алова и Наумова. Это там слышны крики: «Янычар повернул обратно!» «Янычар, голубчик, давай!», «Что ты делаешь?! Ты убьешь его!», «Янычар сбоит!»... Сбоил не только Янычар.
Янукович бежал в Харьков, потом отсюда. Добкин и Кернес тоже бежали из Харькова. А на следующий день возвращались сюда, чтоб слиться. Хотя 24 февраля Добкин уверял, что не будет подавать заявление об отставке (и действительно: принять такое заявление мог только президент). Но при этом и выполнять обязанности губернатора не собирался. Заявил о намерении участвовать в президентских выборах. Опять вспоминалась упомянутая уже сцена из булгаковской пьесы и слышался актуальный вопрос: «Где вы видели когда-либо пьяного таракана?» Видели. В тексте заявления об отставке, которое губернатор написал-таки 26 февраля, вопреки позавчерашним обещаниям не делать этого. Музе истории было очень смешно и неловко - она перестала смотреть в эту сторону... «Прошу уволить меня с занимаемой должности в связи с моим решением баллотироваться на пост президента Украины», - с такой куртуазной формулировкой Михаил Добкин попытался сохранить хорошую мину при плохой игре. В заявлении, адресованном президенту, не значилась фамилия адресата...
Игра действительно была плохой. На Харьков возлагались немалые надежды - местная власть, надувавшая щеки на протяжении всей зимы, не оправдала этих ожиданий. 22 февраля киевские победители наспех делили портфели и множили президента на ноль, не заморачиваясь поисками конституционных оснований для его смещения и лишними воспоминаниями о пунктах вчерашнего Соглашения об урегулировании политического кризиса на Украине. При этом они нервозно следили за харьковскими событиями, ожидая появления Януковича на «Съезде депутатов Юго-Восточных регионов Украины». Много месяцев спустя харьковский экс-губернатор в интервью проговорился, что президент хотел появиться на съезде и выступить там. Но Добкин отговорил Януковича...
Он собрал свой «Украинский фронт» не для того, чтоб оказать сопротивление перевороту, - а для того чтоб выпустить пар, распустить этот «фронт» и сдать победителям ключи от Юго-Востока.
Атмосфера была предельно наэлектризована. Оппозиция, почувствовав, что в Киеве теперь всё можно, - хотела это всё немедленно получить. Но Харьков-то и рассматривался как место сбора потому, что здесь, в отличие от Киева, подобное майданное «всё можно» не прокатывало...
Добкинское движение, имея рядом законного президента, законных глав администраций, законные местные советы, - могло обозначить на карте государства ту линию «фронта», которая дала бы шанс Юго-Востоку отстоять свои интересы и права.
Всё, что, по мнению заказчиков киевских майданных «скачек», уже было предопределено как исторический приговор, - здесь еще подлежало обжалованию. Муза истории Клио давала Харькову оперативный простор и отводила несколько дней для торжества индетерминизма. В харьковские дни 22-26 февраля возможен был случай, меняющий ход истории.
Сценарий «Однажды в Ростове» нам известен. Он оказался относительно благополучным для Януковича и его семьи. И совсем неблагополучным - для родины Януковича. Сценарий «Однажды в Харькове» мог уберечь Донбасс от грядущих трагедий.
Свергнутый президент до сих пор не торопится изложить собственную версию харьковского «визита» 22 февраля. «Всему свое время», - сказал он в недавнем телеинтервью. А рассказ Добкина о долгом разговоре с Януковичем невнятен и неубедителен именно в той части, где экс-губернатор пытается объяснить, почему президенту было противопоказано выступать на съезде.
Бывшие соратники президента умыли руки, дав понять и своим, и чужим, что не собираются спасать Януковича. Но у большинства их избирателей осталась главная и справедливая претензия к ним: на самом деле, регионалы не собирались спасать страну. При этом жители восточной Украины такую готовность, напротив, демонстрировали. Вспомним харьковские выступления, начавшиеся 23 февраля. Они положили начало Сопротивлению. В тот день, когда город был брошен губернатором и мэром, харьковчане проявили способность к самоорганизации. Даже непоследовательное поведение Добкина и его добровольная отставка 26 февраля, лишившая Сопротивление важного козыря, - не поколебали решимости людей, ежедневно выходивших на площадь Свободы. А каким может быть протест, когда инициатива снизу и самоорганизация харьковчан подкреплены еще и административными возможностями и ресурсом городской власти, - показал многотысячный митинг 1 марта, закончившийся освобождением здания ХОГА от «правосеков» и прочих захватчиков.
И вот допустим, что 22 февраля Янукович всё же выступает на съезде...
Рассказывает на семь десятков камер о киевской охоте на президента;
заявляет о государственном перевороте; призывает народных депутатов,
признающих законную власть, приехать в
Харьков... Что из этого могло получиться? Вряд ли удалось бы собрать в
Харькове парламентское большинство. Но и в Киеве бы уже не было этого
большинства. Часть депутатов предпочла бы вообще переждать до полной
ясности, чья взяла... Таким образом, можно было получить два
недееспособных парламента в Киеве и Харькове, самозваное правительство в
Киеве и законного президента (он же Верховный Главнокомандующий) в
Харькове. Плюс законные местные власти Юго-Востока, поддерживающие
законного президента. В такой ситуации самозваному правительству сложно
было бы решиться на эскалацию противостояния: едва ли ему удалось бы
заручиться поддержкой большинства силовиков. Поэтому более вероятным был
бы возврат ко всем пунктам соглашения от 21 февраля. В том числе - и о
разоружении незаконных формирований.
Решись Добкин на то, чтоб стать 22 февраля реальным последователем Кушнарева (каковым он долго и, как оказалось, безосновательно называл себя), - съезд во Дворце спорта был бы не жирной нелепой точкой в существовании «Украинского фронта», а красной строкой, с которой бы начиналось самое интересное... Все, что условным Добкиным предлагалось на этом съезде, условным Кушнаревым было бы реализовано. Что бы за этим последовало? Стремительные поправки к Конституции. Кроме того, новый расклад, возникший, прежде всего, из-за нарушения оппозицией вчерашнего соглашения, мог привести к другому общественному договору, к такому варианту конституционной реформы, который бы устраивал Юго-восточную Украину. В конечном итоге можно было бы получить и двухпалатный парламент, и федерализацию, и широкую общественную дискуссию на тему: нужен ли Украине президентский пост, если периодически то пост (2004), то президент (2013) становятся поводом для гражданского противостояния и раскола? Разумеется, могло бы получиться и более острое развитие событий: майдан из Киева двинулся на Харьков... Но, выбирая между этими двумя вариантами, общество, по сути, выбирало бы между швейцарской моделью (федеративное согласие) и чехословацкой моделью (мирный развод). Как самый пугающий вариант маячил бы на горизонте пример боснийской войны и Дейтонского соглашения о разделении враждующих сторон и обособлении территорий... Тогда еще был выбор между тремя моделями, две из которых представлялись очень даже благополучными.
Ведь последующие события показали, что политическая арифметика довольно проста. Две области Донбасса киевскому режиму удалось превратить в театр военных действий. Изначально установка была на то, чтоб «сожрать» эти сепаратистские регионы. Если бы таких областей набралось, например, четыре (Донецкая, Луганская, Харьковская, Одесская как самые активные по части федерализации), то съесть их Киеву было бы куда труднее -разве что, по давней украинской традиции, только «понадкусывать». Ну, а будь таких областей восемь - едва ли мысли о походе на них приходили бы в головы турчиновых или яценюков. Восемь областей - это уже геополитическая арена, а не театр военных действий. 22 февраля таких областей могло быть восемь. Но местечковый политик «Миша, сделай лицо попроще» не был задуман для геополитической арены. Ему и Дворца спорта с цирковым съездом оказалось пугающе много...
Андрей Дмитриев