31 декабря исполняется 40 дней с кончины Валентины Ивановны Гуркаленко (1946-2025).
В начале октября 1993-го мне пришлось делать сообщение ТАСС о гибели в Москве по время противостояния враждующих сторон Александра Сидельникова. 38-летний режиссер был убит снайпером с крыши посольства США, когда снимал утром 4 октября события у «Белого дома». Уничтожали свидетелей, а человек с видеокамерой был таковым – опасным режиму. Свидетель, по-гречески – «мартирос», означает ещё и мученик. Александр пролил кровь христианина за Отечество и соотечественников, за правду о братоубийственной бойне.
Тогда же я познакомилась с его супругой Валентиной Гуркаленко. Семья переживала горе, детей она отправила в санаторий, работать не могла и с трудом несла груз одиночества. Мы гуляли по городу, говорили обо всем, заходили к ней домой на Варшавскую улицу. Если ей что-то не нравилось, она просто говорила: «Это неправославно». Или: «Это не смиренно». Когда в доме раздались детские голоса, я почувствовала тепло этого места. «Саша всегда приносил цветы, которые освящали дом». Но без хозяина семейный очаг не похолодел, восполняемый огнём любви. Понравились ее посуровевший сын Иван (в 14 лет Иваново детство окончилось, и он станет режиссёром, как родители) и маленькая дочь Алёна, копия папы, которая солнечно улыбнулась мне со спальной полки: в небольшой квартире ее устроили, как в поезде. У полки висел портрет святого цесаревича Алексия. А мне в тот день была дарована книжка Ильи Сургучева о нём, которую «ещё в детстве должен прочитать каждый».
Господь испытывает праведного. Тогда пробил час ее мужества. Жизнь разделилась на до и после гибели Александра. Надо было продолжать его дело, снимать фильмы, растить детей, воспитывать учеников. Вера восполняла ее силы, помогала прожить жизнь, какую Бог дал.
В ней было то, что называют обаянием личности. Мы разговаривали как родственники или давние знакомые. Живое участие, неподдельный интерес к человеку – этим важнейшим режиссерским даром она обладала сполна. У нее был яркий, мажорный, воодушевляющий голос. Недаром «Православное радио Санкт-Петербурга» и радио «Радонеж» записывали беседы с ней. В девяностых – нулевых студия переживала безденежье, фильмы не снимались. Тогда Валентина Ивановна выступала по радио. «Нам осталось только слово», – говорила она. Но какое слово! Как она чувствовала его силу и власть, какой красивой была ее речь! Теперь беседы, сохранившие ее мудрость, ее интонации, ее дыхание – в золотом фонде звукозаписей.
«Судьба настоящего русского поэта включает в себя судьбу России в самых ее сокровенных проявлениях и вообще судьбу всего мира Божиего», – говорила она. Ее биография как выдающейся личности также вместила судьбы страны и православия в России.
Юность ее пришлась на годы «оттепели». Золотая медалистка мечтала после школы пойти в науку. Советская молодежь 60-х страстно увлекалась физикой. Господь направил ее в «лирики». По здоровью ее не взяли на физфак, зато во ВГИКе была мастерская научного кино, куда талантливая девушка легко прошла. Сначала «важнейшее из искусств» ее не привлекало, но однажды на занятии она увидела волшебство светописи – в бюсте Дзержинского при съемке проявились черты страшной рептилии – набрякшие веки, змеиная улыбка. То, что не увидишь, когда смотришь на этот портрет в Третьяковке.
Учили, что кино – политическое оружие, средство пропаганды. Но она не хотела «промывать мозги». Были в ее жизни и другие, поистине великие, просветлённые духом педагоги. Такие, как Николай Третьяков, преподававший русское искусство в художественных вузах. Были прикровенные духовные наставники – как пострадавший в годы репрессий старец Александр Ильин. Они учили, что кино – это миссия, служение, проповедь. Подлинное искусство напоминает о смысле нашего существования, величии мира и значимости в нем человеческой судьбы.
На защите дипломов ученики Марка Донского, автора фильмов о Ленине, представили две картины о вожде пролетариата, следом за ними была показана работа Гуркаленко о древнерусской иконе. Она начиналась словами «Россия, Родина. Самое дорогое для каждого из нас», которые стали девизом всей жизни автора. А в тот момент они звучали в гробовой тишине. Тогда и слова-то «Россия» не было, только «РСФСР», «Нечерноземье» (сам фильм она вынуждена была сделать не для России, а для Запада, где он получит католический приз). В мёртвой же тишине по окончании картины великий артист и педагог 70-летний Дмитрий Журавлев прошёл в конец зала, где сидела дипломница, и преклонив колено, преподнёс ей букет роз. «Мы вынуждены поставить тебе «отлично», но твой патриотизм нам не нужен», – резюмировал председатель комиссии.
Не нужен был идеологам совдепии и следующий фильм – про Федора Достоевского: его положили на полку – «народу непонятно». Начальствующие подсчитывали, сколько раз в фильме про Александра Пушкина звучит слово «Бог», интересовались, что за лики там мелькают. Они морщились в темноте залов, глядя на щемящие сердце, отнюдь не лубочные пейзажи и слыша вдохновенные авторские раздумья: «Невозможно не любить это поле, его весенние первоцветы, его сладчайшую землянику, его покой. Русь, Россия. Какая тайна сокрыта в твоём имени? Роса, росток и свет, сияние и сила – Россия...».
Место защиты и силы – большая и малая Родина. Не просто Русь – Русь-Матушка, не просто Великий Новгород, а Господин Великий Новгород, не просто Вологодчина – Северная Фиваида. «Россия слишком мало известна русским», – сказал Александр Пушкин в 1826 году. И через двести лет эта фраза актуальна. Гений русской словесности открывал Русь ленивым и нелюбопытным, сонным и безразличным, помогал прозреть, очнуться, одуматься. Этим же призваны заниматься мастера культуры всех эпох.
В 70-е и 80-е православное кино было фактически под запретом. Но если автор – верующий, то в его работах это отразится. В картине «Изба на Унже» нет слов о вере, но в рассказе о том, как на берегу реки мастера возвели прекрасный деревянный дом, есть слова: «Что бы и когда ты ни строил – работа должна быть на совесть». А совесть-то – глас Божий в человеке. Изба становится образом вселенной. Так в любом деле – если зло на душе, ничего не получится, уходи в сторону. Этот 20-минутный шедевр о русской самобытности и радости труда во славу Божию хочется пересматривать снова и снова: так красиво, искусно работают строители – от выбора древесины в лесу до украшения готового дома наличниками: «Будто сама природа говорит, а ты только помогаешь дереву высказаться».
Будто сам Господь говорит. В фильме «Была бы жива Россия» вдруг победно, поверх любых барьеров прозвучал 59-й псалом: «В Боге мы проявим силу, и Он вменит в ничто теснящих нас». Это был ответ тем, кто тотально контролировал, запрещал, вырезал, лишал, ограничивал.
«Каждая картина должна быть о России: снимать – как копоть с иконы счищать. И это длится до сих пор. Эта копоть так въелась, что я не знаю, как долго мы ещё будем докапываться до подлинника», – этой творческой программе режиссер следовала всегда. Она называла ее счастливой «работой реставраторов», когда замазанные черной краской, ложью события и личности удаётся очистить, заставить снова сиять. Россию она ощущала и показывала одновременно как земную и небесную, помня, что у Бога все живы.
Талант – притягательная сила и привлекает к себе другие таланты. Режиссёр снимала ярких, интересных и значимых для страны людей, становилась их другом и собеседником. Ее героями были и ушедшие исторические личности – от Рюрика и его братьев, Олега Вещего до Дмитрия Менделеева, адмирала Степана Макарова, генерала Михаила Скобелева.
В дилогии «Звезда Полынь», посвященной Чернобылю, режиссёр обратилась к личности трагически ушедшего академика Валерия Легасова, возглавлявшего комиссию по расследованию причин аварии, поставила вопросы, не решённые до сих пор. Она не могла пройти мимо техногенной катастрофы – одновременно и катастрофы духовной. В картине «Войдите в этот храм» первая рассказала о хранителях традиций народного целительства: вся природа – наш храм, Господь дал человеку тысячи целебных трав – вот они, под ногами, бесценный и бесплатный дар, а мы вместо этого травим себя дорогими химическими препаратами. Конечно, официальная медицина приняла фильм в штыки, на него наложили запрет.
Неизвестное, неизведанное, запрещённое. Она не боялась поднимать важные темы, находящиеся в тени, показывать людей, стоящих того, чтобы о них знали. Валерий Агафонов, Юрий Борисов, Владимир Громов, которые поют «так, что проступают лики». Кто слышал их по радио, видел ТВ-программах?
«Миру в высшей степени необходимо иметь перед собой людей, которых можно уважать». Это прекрасную мысль Достоевского режиссер любила повторять. Потребность в таких людях огромна и неискоренима. Она и сама была из них. Открывая тайны жизни подвижников духа, передавала их зрителям. Люди сильны друг другом. Ей была близка толстовская мысль: «Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое». Да, так просто. Но почему у нас не так?
После просмотра фильма «Спас-Камень» автора окружили старшеклассники и подросток спросил: «Почему нам никогда не говорят о том, что у жизни есть смысл? Я впервые об этом слышу». Он увидел подлинного героя нашего времени Александра Плигина, который оставил должность директора завода и ушел на остров в Кубенском озере под Вологдой восстанавливать поруганный монастырь. И воздвиг над ним крест. Веками намоленное место излучает столб силы – об этом свидетельствуют радиолюбители.
Северная земля освящена храмами и монастырями. Их разоряли, использовали под тюрьмы и колонии. Казалось, так и будет. Но есть люди, откликающиеся на зов совести. Фильм приоткрыл тайну «загадочной русской души», сокровенного, непостижимого способа ее существования по воле Божией.
«Россия – большая страна. Земли много, но земли обезлюдевшей, брошенной. И народа немало, но от земли оторванного, бесприютного, – с горечью отмечала режиссер. – А ведь когда мы умрем, тоже станем землёй. На пустырях, отведенных под городские кладбища, среди ничем не связанных могил?» Вопрос этот мучил ее, поэтому в фильмах присутствует тихая, непоказная «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». И ещё вера в то, что «твои мысли прорастут и передадутся дальше по цепочке поколений».
На этой же Вологодской земле родился великий композитор, которому посвящён фильм «Валерий Гаврилин. Весело на душе». Другие его герои – Николай Рубцов и Василий Шукшин. Все трое объединены темой сиротства, безотцовщины, творческого горения и ранней кончины – так свечи отпылают во тьме. «Россия, Русь, храни себя, храни!» Где они брали силы создавать произведения-молитвы? Почему всех троих волновала тайна вольности и разбойничества на Руси? Как распорядится окаянник дарованной волей, выйдя на свободу? Рубцов написал поэму о Ляле Грозном, Шукшин снял «Калину красную», Гаврилин сочинил «Перезвоны» с темой благоразумного разбойника. Для России она всегда актуальна. Недаром Пушкин изучил историю Пугачевского бунта, «бессмысленного и беспощадного», а в его «Капитанской дочке» появился вожатый. На казни он, кланяясь на четыре стороны, просил у народа прощения за свои грехи: «Богу было угодно покарать Россию через мое окаянство». А сколько тиранов позже своим окаянством терзало Русь, карало народ ее за отступление от Бога! Просмотрев партитуру гаврилинской оратории, режиссёр призналась, что ее «оторопь берет» от финальной части – «Дорога». В ней музыкальными средствами переданы мытарства души после смерти.
«Безусловно, историческая правда должна восторжествовать. Она и торжествует, только с трудом», – это убеждение режиссёра не раз подтверждалось в ее работах.
Ещё до трагических событий 90-х всего в десятиминутной картине о царской семье «Венец» (само название говорило о её мученичестве) пророчески было сказано, что постоянно присутствующий у нас революционный соблазн приведёт к новой крови: начало этому было положено в 1917-м, и нет тому конца. Венценосная семья – образ расхристанной, растерзанной, расстрелянной, заколотой России. И нет покаяния в народе. Люди, как и в допотопное время, всё те же – грешат и страдают. Народ занимается самоуничтожением, мечется, не понимая, что венец у России – сродни терновому.
Режиссёр до последних дней переживала и нынешнюю ситуацию: вся Россия залита кровью невинных абортированных младенцев, кровь льётся на Украине. Из тургеневских строчек для фильма о писателе она выбрала эти, 1877 года, но так современно звучащие: «...багровыми потоками льётся родная, дорогая кровь, льётся бесполезно, бессмысленно, как дождевые воды с высоких крыш на грязь и мерзость улицы. Тысячи моих братий, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братий, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми вождями. Они гибнут без ропота; их губят без раскаяния... Ни правых тут нет, ни виноватых: то молотилка треплет снопы колосьев, пустых ли, с зерном ли – покажет время».
Фильм «Свидание с вечностью» 1996 года стал ее творческим и человеческим подвигом, завершением работы, начатой мужем и оборвавшейся при съемке у «Белого дома»: «Не знаю, как бы ты начал фильм, Саша. Прости, если что не так». Он просто не мог не поехать в Москву, ему надо было понять глубину разрыва стoрон и есть ли надежда на примирение. Ей всё было ясно: они ведь были не просто супружеской четой, а единым созидающим организмом. На последних кадрах, снятых Александром, слышен выстрел, понятно, что державший камеру выронил ее. Мастер снял собственную смерть. Разве может художественное кино показать это? Разве вы увидите это по ТВ, где фильм, как не оставляющий сомнений, чьих рук это дело, был запрещен к показу? Настоящее, подлинное и правдивое чаще всего малозаметно или табуировано.
А плач по погибшему, снятый на похоронах – никакое игровое кино не передаст горькое чувство утраты, охватившее людей. Документалистика – это правда, и ценой ей оказалась жизнь. Никакие слова не нужны, эти кадры – выше слов. Когда посмертно Александр Сидельников стал лауреатом «Ники», его жена была в зале среди кинематографистов на церемонии вручения. Выражение ее лица надо видеть и невозможно забыть. «Как хороши, как свежи были розы, моей страной мне брошенные в гроб», – эти строки поэта сопровождали ее по жизни.
Своё творчество она посвятила «тем, кто имеет мужество любить Россию, кто живёт ею и не может иначе». И речи не могло быть о внутренней эмиграции. Ей претила позиция нытиков: вот, мол, мы, истинная интеллигенция, обреченные на одиночество и незащищённость, что мы можем? Разве что отойти в сторону. Не было уныния при виде торжествующего зла, трусливой страусиной позиции, не было пособничества Пилата. Она видела: «Интеллигенция в том виде, как сейчас, может быть страшнее кумулятивных снарядов – это она науськивала Ельцина стрелять в безоружных людей». И не предала ни людей, ни своего дела: «Я не сделала в жизни ни одного фильма на потребу, по заказу. Господь хранил, мне давали работать». Отчитывалась она только перед Небом.
...Отпевали рабу Божию Валентину во Владимирском соборе, куда она любила ходить, особенно на ранние Божественные литургии. Протоиерей Антоний Малаховский в надгробном слове сказал, что «творческие люди могучего дарования, поднимания трубу своего ангельского, архангельского таланта, играют на ней во славу Божию – и они, вне всякого сомнения, великие». Потому Бог принял Валентину, как Своё дитя. Он смотрит на нас как на избранный народ, потому что, хотим мы или нет – все в России, в ее подлинной культуре кричит о Распятом. И всё в нашей вере мучительно, начиная с того, что сердце тоскует: ему плохо без Бога, как ребенку без матери, оно задыхается без духовного воздуха. От творческих людей требуется помочь нашему несчастному народу, которому трудно выпутаться самому. Но сделать это надо, чтобы Россия жила и была достойна дара, который ей дан Богом.
«Люди будут смотреть ее фильмы, изумляться, и кого-то они зацепят за струны сердца», – с уверенностью сказал священник. Режиссёрский дар служил людям. Серая обыденность побеждает их, они не знают или забывают своего Царя. Чего Он хочет от нас? Что сделать, чтобы назваться христианином? Мало просто носить крестик, надо в сердце своём написать крест. Чтобы не было нам стыдно перед Пушкиным, Достоевским, Чайковским, перед святыми земли Русской, чтобы не отдали мы святыню на поругание тик-току и всякой ерунде. Бог не будет спасать Россию без нас. Он ждёт соработников. Кто поработает Ему так, как эта женщина-мироносица?
О Валентине Ивановне можно сказать одним словом – родная. Исполнением заповедей Спасителя нашего она родная ближним и друзьям, тако исполнившая главный закон Христов – о любви. Обогатившая петербургскую культуру, она родная городу святого апостола Петра, куда приехала зрелым человеком, чтобы сделаться ему своей, вписаться, вжиться в него так, что стала одной из тех, кем он сияет. Она родная России, в то время как миллионы обманутых и блудных сынов и дочерей скитаются на духовной чужбине. Она родная Святой Церкви, всею жизнью показавшая, что творчество – ни что иное, как приближение ко Творцу, богопознание, ибо художник должен идти за Христом, вооружившись Его Крестом, Евангелием и молитвой.
Раба Божия Валентина вознеслась на нашу общую духовную Родину – Небо. Там теперь есть ещё одна сильная молитвенница за Россию, за нас. До свидания, родная! До свидания в вечности.
Елена Львовна Югина, православная журналистка
