Много раз мне приходилось объяснять авторам, приходившим ко мне с рукописями, что намного важнее их опубликовать в каком-либо литературном журнале (желательно – в авторитетном, с прошлой, ещё советской историей), чем выпустить самостоятельной отдельной книжкой. Книжку прочитают в лучшем случае знакомые, но в литературный оборот она никак не попадёт. Другое дело журнал. К ним у нас традиционно пиететное отношение, в профессиональной среде за ними следят, и если даже не прочитают полностью произведение нового, неизвестного автора, то почти наверняка в него «заглянут», новое имя запомнят и уже в дальнейшем будут за ним следить. Эту мысль я ни у кого не слышал, нигде не вычитал, пришёл к ней самостоятельно – интуитивно и исходя из опыта.
Но вот читаю в книге «Переписка Л.Н. Толстого с сестрой и братьями» такое в послании С.Н.Толстого к Льву Николаевичу от 12 апреля 1853 года. У Л.Н. Толстого в «Современнике» уже опубликовано «Детство» (в № 9 за 1952 г. – повесть вышла под редакторским названием «История моего детства») и «Набег». В своём письме Сергей Николаевич, вспоминая про роман, над которым в то время работал Толстой («Роман русского помещика» – произведение осталось незаконченным), спрашивает: «Когда выйдет твой большой роман с твоей подписью и где ты его хочешь напечатать? Мне многие говорят, что в журнале лучше, ибо отдельные издания очень туго расходятся, особенно же твоё имя в первый раз будет в печати, но опять тебе это знать лучше». Вот так – даже автору очень тепло встреченной повести близкие не рекомендовали со следующим произведением выходить отдельной книгой.
Но вообще не очень весёлое у меня складывалось впечатление от прочтения поначалу первых 220 писем в книге «Переписка Л.Н.Толстого с сестрой и братьями».
Что я хотел почерпнуть из этого тома?
В первую очередь – как воспринимали самые близкие и родные люди писателя его творчество, какое на них произвели впечатления его произведения, как наблюдали за созданием великих творений классика русской литературы, зарождением сюжетов его повестей и романов, социальных идей, изменением мировоззрения… Да мало ли что интересного могло открыться в интимной, сокрытой, откровенной переписке гения с дорогими сердцу братьями и сестрой.
Что же я к концу 1865 года узнал (уже пишется «Война и мир», заканчивается издание педагогического журнала «Ясная поляна», которое, по словам Льва Николаевича, принесло ему 3000 рублей убытка)? А то, что служа на Кавказе, Лев Николаевич благополучно излечился от венерической болезни и бесконечно страдал от карточных долгов; Мария Николаевна вынуждена оставить мужа, а затем за границей в Женеве от виконта Гектора де Клена родить внебрачную дочь; что Сергей Николаевич, живя в незаконном браке, стал отцом детей, но затем дважды делал предложение Т.А. Берс (сестре супруги Л.Н. Толстого – Софьи Андреевны) и малодушно от него уклонялся… Ну и бесконечные денежные расчёты, пересылки разных сумм, погашение долгов, хозяйственные заботы, охоты. Из оставшихся позади 220 писем только, наверное, в десяти упоминаются произведения Л.Н.Толстого, говорится об их прочтении и отзывах на них знакомых и друзей.
К чему я всё веду? Да, в общем-то, к банальному замечанию – творец в своих поисках и трудах всегда одинок. Даже самые близкие и любимые люди не в состоянии постичь эти труды, попытаться проникнуться ими, искренне ими заинтересоваться, так, чтобы всё мелочное и бытовое ушло на второй план. Нет, всё бытовое всегда у них будет на первом месте.
Творчество человеку даётся свыше, и с этим даром он безмерно одинок – как бы не от мира сего, который живёт иными интересами и заботами.
И только к концу жизни содержание писем несколько меняется. Перед сестрой и братьями встают иные вопросы, которые требуют погружения в заботы собственных душ.
Из письма № 326 Толстого – С.Н.Толстому 1882 года:
«А убеждения, касающиеся моей души, никому не могут быть противны, потому что они состоят в том, чтобы всем уступать и всем делать приятное. И я точно отказываюсь от всего, что не имеет этой цели».
Из письма № 330 от 16 декабря 1889 года. Белев. М.Н. Толстой – Толстому:
«Ты же ничего этого не признаёшь, но ты ведь признаешь, что нужно отречение от всего пустого, суетного, лишнего, что нужно работать над собой, чтобы исправить свои недостатки, побороть слабости, достичь смирения, бесстрастия, то есть возможного равнодушия ко всему, что может нарушить мир душевный. В миру я не могу этого достичь, это очень трудно… Ведь мы о монастырях понятия не имеем… Молитва в церкви, вместе со всеми, тишина, вид этих монахинь… – всё это как-то натягивает струны, приходишь домой в хорошем настроении, с которым надо обходиться бережно, и если удастся его сохранить и возобновлять почаще, то поверишь во многое такое, во что ты, к несчастью, не веришь, поверишь, что есть благодать, которая нас животворит и помогает духу брать перевес над телом».
Из письма № 358 от 1 мая 1899 года из Ясной Поляны Толстого – С.Н. Толстому:
«Чем больше живёшь, тем больше убеждаешься в том, что ум люди употребляют только на то, чтобы оправдывать свои безумные поступки. И скучно смотреть на всю эту царствующую чепуху, и хочется поскорее уйти, и получить новое назначение в такое место, где не так ясно будешь видеть всю нелепость людской жизни. Утешаешься тем, что если видишь нелепость, то обязан указать её другим, и что в этом твоё дело».
Из письма № 368 от 13 ноября 1990 г. из Ясной Поляны Толстого – С.Н. Толстому:
«Утешение только в Боге. Так неприятно повторять эти избитые слова, а между тем это одно, что можно сказать: то есть перенести свою жизнь в такую область, где важно только одобрение или неодобрение Бога, а не людей… потому что всякое несчастие пригоняет к этому (к Богу), заставляет это сделать. И когда это сделается, то несчастие с излишком вознаграждается. С Богом лучше жить, чем с людьми: Он и разумнее, и добрее, и всё знает».
И вот Закончено чтение более чем пятисотстраничного тома переписки Толстых. Вот как можно разбить по периодам узнанную жизнь графского рода (исключая уж совсем ранние годы жизни), исходя из их писем друг к другу: молодость – страсти и забота о погашении карточных и иных долгов, наделанных за границей (в том числе и от игры в рулетку); зрелость – трудности в семейной жизни и в определённой мере расплата за «ошибки молодости»; погашение долгов друг перед другом и занимание денег друг у друга; старость – болезни, думы о смерти и, наконец-то, интерес к писательским трудам Льва Николаевича, к его «общественной жизни». Впрочем, и тут это большей частью только названо, без глубокого проникновения. Вот и вся человеческая жизнь для взгляда со стороны – если судить о ней по переписке, совершавшейся всю жизнь между родными людьми.
Но ведь будь иначе, другое было бы и содержание писем. Ведь это был единственный способ общения (за исключением личных встреч) между родными людьми.
Все Толстые в конце жизненного пути пришли к Богу. Все задумались о том, что там – дальше, за гранью.
«Главное то, что готовлюсь к смерти, то есть к другой жизни, и приготовление это состоит в том, чтобы в это остаточное время прожить получше и понять, что можно. Я думаю, что там всё это пригодится» (№ 402 от 23 февраля 1903 года из Ясной Поляны Толстой – С.Н. Толстому).
«Думаю, что как естественно молодым радоваться, что они растут, так нам радоваться, что мы разлагаемся, что уничтожаются те пределы (границы), которые держат нас в таком узком существе, как человек» (№ 407 от 1 апреля 1903 года из Ясной Поляны Толстой – С.Н. Толстому).
«В одном желал бы уверить тебя, что страдания перед смертью, наступая постепенно, не так страшны, как нам кажется, а что после смерти нас ничего не может ожидать, кроме хорошего» (№ 422 от 9 октября 1903 г. Из Ясной Поляны. Толстой – С.Н. Толстому).
«Трудно умирать без простой мужицкой веры, а её ни за какие сокровища нельзя получить. Философии же для того, чтобы было легко умирать, мало… но биллионы биллионов через это прошли, и надо присоединиться к большинству» (№ 428 от 27 февраля 1904 года из Пирогова С.Н. Толстой – Толстому).
«Часто смерть становится почти желанной. Так хорошо на душе и так веришь в благость Того, в ком живёшь, и в жизни, и в смерти» (№ 435 от 10 апреля 1907 г. Из Ясной Поляны Толстой – М.Н. Толстой).
«Ты пишешь о твоём хорошем и покойном чувстве, что, когда ты думаешь о смерти, тебе так хорошо на душе. А я этому чувству не доверяю – оно обманчиво… Но ежели ты в НЁМ, то ОН в тебе не может не быть» (№ 436 от 25 апреля 1907 г. Из Шамордина М.Н. Толстая – Толстому).
«В наши года, когда живо чувствуешь близость смерти – возвращения к тому, от кого изшёл, жизнь становится и спокойнее, и прямо скажу, радостнее, потому что любовнее. Я с каждым днём всё яснее и яснее чувствую это и благодарю за это Бога» (№ 437 от 16 декабря 1907 года из Ясной Поляны Толстой – М.Н. Толстой).
«Чувства мои стали как-то мягче, я не знаю, как это назвать – любовь или что другое. Мне всех как-то жалко, иногда это чувство так во мне сильно – до слёз; иногда гляжу на кого-нибудь, даже не симпатичную, и мне её вдруг так сделается жалко… Что касается до чувства близости смерти, мне кажется, чем дольше живёшь, тем менее хочется умереть, не от привязанности к жизни, а оттого, что тем более понимаешь, как нужно жить, и что нужно в себе побороть, чтоб проложить себе туда дорожку, а на это надо время, и чувствуешь, как это трудно, и без Божией помощи ничего не сделаешь, одного раскаяния не довольно, а нужно покаяние – оно одно только может нам отворить ворота к милосердию Божию, и как сильно тогда во мне чувство своей ничтожности и беспомощности ужасной» (№ 438 от 26 декабря 1907 г. Из Шамордина М.Н. Толстая – Толстому).
«…приближаясь к смерти, которую надеюсь встретить с благодарностью Богу, за данную мне жизнь и с полной уверенностью в то, что Бог есть любовь и что потому и смерть – такое же благо, как и жизнь…» (№ 443 от ноября 1909 г. Из Ясной Поляны Толстой – М.Н. Толстой).
Ну и хватит, пожалуй, цитировать. Никакие слова эту тайну открыть не в состоянии.
Валерий Викторович Сдобняков, секретарь Союза писателей России, главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век»
