Мне вспоминаются два рабочих кабинета Андрея Константинова в Питере, которые, на мой взгляд, помогают понять его как писателя и как человека. Первый находился в его знаменитом офисе на улице Зодчего Росси. Здесь прямо напротив располагается Вагановская балетная академия с ее полувоздушными персонажами, пуантами и балетными пачками, с ярко освещенными гигантскими окнами и обрывками грациозных мелодий, которые порою просачиваются оттуда. А на другой стороне улицы зияет темноватая арка, рядом с которой прикреплена малозаметная и малопонятная табличка: «Агентство журналистских расследований – АЖУР». Если пройти под эту арку, распахнуть тяжелые двери парадной и подняться на второй этаж, то – не знаю, как сейчас, но в былые времена – на входе вас непременно встретит охранник Коля, скучающий рядом с пулеметом «Максим». Этот Коля, каким я его помню, был отличным парнем, начинавшим свою карьеру в рядах «тамбовской братвы», а после перешедшим на службу в АЖУР. Похожей биографией, кстати, обладал и пулемет, вполне себе громоздкий и грозный: согласно одной из легенд, его подарил Константинову сам Владимир Кумарин-Барсуков, «ночной губернатор Петербурга» и глава «тамбовцев». «Максим», разумеется, давно не стрелял и боевым оружием не являлся, а вот Коля, если нужно, мог и в глаз дать, и с лестницы спустить. Но это, прямо скажем, было нужно нечасто.
«Привет, – говорил Коля. – А шеф еще не приехал». «Ну и ладно, – думал я. – Не больно-то и надо». В тот год, когда я входил в средний руководящий состав АЖУРа, мне доводилось частенько принимать участие во всевозможных планерках и совещаниях. В самых важных случаях совещания происходили не в конференц-зале, а в небольшом кабинете Андрея Дмитриевича, где львиную часть комнаты занимал массивный стол (кажется, даже зеленого сукна), были развешаны декоративное оружие и портреты, из которых в глаза бросались, прежде всего, задумчивый бородач Обнорский – предок Константинова, а также улыбчивая миловидная блондинка – ну, понятное дело, жена. Еще там висели почетные грамоты и дипломы, пылились какие-то кубки, а посреди этого респектабельного хлама стояла, как диковинный цветастый попугай, фигурка мушкетёра в шляпе, плаще и со шпагой.
Этот мушкетёр почему-то мне нравился. Возможно, своей игрушечностью и детскостью, как большой стойкий оловянный солдатик. А, может быть, тем, что давал некий ключ к пониманию Константинова. Хотя никаких разговоров вокруг мушкетёра никогда не велось. Стоял себе и стоял одинокий д’Артаньян, опираясь, как на трость, на тонкую иглу рапиры. Лишь пару раз мне доводилось слышать от «шефа» рассуждения о том, что, пожалуй, самым успешным и плодовитым писателем позапрошлого столетия был Александр Дюма-отец. Дескать, написал более 300 книг, да еще каких! Не брезговал привлекать к труду «литературных негров», а как иначе? Ведь душа просит роскоши, среди которой жили его сановные герои, а, значит – ни дня без строчки! Был не только гениальным беллетристом, но и удачливым коммерсантом – ради дела мог запросто сойтись даже с самыми опасными обитателями парижского дна!
Все это Константинов говорил вроде бы о Дюма, а вроде бы – немного о себе. По крайней мере, сойтись для дела с обитателями «петербургского дна» для него не составляло проблемы. Да и миллионные тиражи его книг, написанных в самые короткие сроки, с мобилизацией явных и тайных литературных «помощников» – тоже напоминали фирменные приёмы автора «Трёх мушкетеров». А сама рыцарская эстетика и неистощимая сюжетная авантюрность константиновских романов? Пусть внешне «тамбовские», «малышевские», «траберовские» и прочие петербургские джентльмены удачи мало походили на королевских мушкетеров и гвардейцев кардинала, но страсти промеж них кипели нешуточные и в чём-то очень похожие. Скажем, коварный и в то же время благостный, не выпускающий из рук потрепанной Библии Антибиотик своим искусством интриг дал бы прикурить и кардиналу Ришелье, и даже королю Карлу IX, устроившему для любимых подданных «упоительную» Варфоломеевскую ночь.
А первая настоящая бандитская «стрелка», случившаяся в 1988 году на вещевом рынке в Девяткино, своей массовостью и азартом наверняка превзошла бы знаменитую дуэль д’Артаньяна и трех мушкетёров с назойливыми гвардейцами кардинала, если бы кому-то в голову однажды пришла дикая мысль это сравнивать. Но, выходит, что такая мысль пришла, и вовсе не мне, а тому, кто на материале «Бандитского Петербурга» создал целую эпопею о коварстве и предательстве, о власти и больших деньгах, о любви, возмездии и поисках правды, и, конечно же, о дружбе – этой самой большой и непререкаемой ценности в «мушкетёрском мире».
Что до второго рабочего кабинета Константинова, то он в каком-то смысле являлся продолжением первого. Тем не менее, он добавлял к его облику еще пару важных штрихов. Этот кабинет находился на Невском проспекте, в тогдашнем Домжуре, где располагалось правление петербургского Союза журналистов, чьим председателем в те годы являлся Андрей Дмитриевич. Здесь, само собой, не было ни пулемета, ни Коли, вход был свободным, но каким-то замысловатым и запутанным. Попав в этот кабинет, ты как-то сразу понимал, что его обитатель бывает тут нечасто, что стены голы и не украшены, вот только портрет Обнорского висит на своем неизменном месте, да еще имеется изображение некоего старинного вельможи в эполетах пушкинской эпохи. Помнится, Константинов скупо растолковывал, что этот вельможа – никто иной, как прежний владелец домжуровского особняка, генерал от артиллерии Иван Сухозанет – тот самый, что расстрелял картечью восстание декабристов. В общем, тоже вполне себе верный и преданный «мушкетёр короля», отстоявший его власть от заговорщиков из среды столичной гвардии. Правда, настоящий Дюма побрезговал о нем писать – в его «русском» романе «Учитель фехтования» все авторские симпатии – на стороне декабристов.
Мне и самому декабристы всегда нравились как-то больше. В АЖУРе я проработал около пяти лет, и так и не смог до конца привыкнуть к странноватым суетливым посетителям, которые, случалось, мелькали в коридоре, спеша в кабинет «шефа». Впрочем, и преступный мир Лондона, как известно, был вхож в квартиру Шерлока Холмса, и что с того? Еще, помню, меня слегка смущала легковесность и несерьезность этой аббревиатуры – АЖУР. Впрочем, по меньшей мере, однажды она сослужила мне добрую службу. Как-то во время очередных президентских выборов в Беларуси меня отправили в Минск в штаб оппозиционного кандидата, который осмелился бросить вызов самому Лукашенко, но при этом пользовался негласной поддержкой Москвы. К моменту моего приезда белорусская столица уже кишела представителями всевозможных политических движений и спецслужб, а на Октябрьской площади появились первые палатки будущего местного «майдана». «Станете заселяться в гостиницу, ни в коем случае не говорите, что вы журналист. За журналистами тут строгий надзор», – предупредила меня пресс-секретарь белорусской оппозиции.
Ну что ж, так я и сделал. На ресепшен отеля, протягивая свой паспорт милой «Олесе из полесья», я ничуть не растерялся, когда меня мягко, но настойчиво спросили: «А где вы работаете?» «Ну как где? ООО «АЖУР», начальник отдела», – отбарабанил я в ответ чистую правду. «А чем занимается это ваше ООО «АЖУР»? – поинтересовалась девушка, и в ее голубых глазах я сразу же прочёл нужный для меня ответ. «Как чем? Ажурным бельем!» «Как это замечательно! – обрадовалась красавица. – А у вас образцы с собой есть?» «Да, конечно», – чуть менее уверенно пообещал я. Но дело было уже сделано. И если все последующие десять дней за всеми российскими и западными журналистами неотступно ходили агенты белорусского КГБ, то за мной – только девушки, интересующиеся ажурными новинками в мире lingerie. А когда на «майдане» начались повальные аресты и некоторых моих коллег бросили в белорусскую тюрьму, именно «Олеси из Полесья» помогли мне срочно купить билет и уехать из Минска.
Впрочем, даже если бы у меня не было под рукой милых помощниц, я был твёрдо уверен: редакция вытащит меня из любой преисподней, если я попаду туда, «будучи при исполнении». Мушкетёрская взаимовыручка работала в подобных случаях почти без осечек, а, если они случались, то отнюдь не по вине Константинова и АЖУРа. Однажды один телефонный звонок Константинова, без всякого преувеличения, спас мне жизнь, а заодно и жизнь целой семьи, которая захотела встретиться со мной как с журналистом. Это случилось в глухом лесничестве под Усть-Лугой, когда бандиты уже подожгли дом, где жила семья лесника, зазвавшая меня в гости. Теперь братки с грозной неторопливостью двигались в нашу сторону. Они не спешили: мы были в полной их власти. Однако, пока они шли, о чём-то переговариваясь и сплевывая сквозь зубы, я успел набрать на мобильнике телефон рабочего кабинета Константинова (того самого с фигуркой мушкетёра на рабочем столе) и быстро обрисовал ситуацию. Не прошло и пяти минут, как из леса выехал милицейский экипаж, который, оказывается, стоял где-то неподалёку и работал в «деловой связке» с бандитами. Но теперь, по всему было видно, что им дали другие «вводные» (как потом выяснилось, срочный звонок из питерского Главка поступил в местное управление внутренних дел, а оттуда – на рацию дежурившего на «месте происшествия» экипажа). «АЖУР», – с идиотской ухмылкой прочел браток надпись на борту моей служебной машины. И тут же спросил, как спрашивала когда-то «Олеся из Полесья»: «А чем занимается это твое АЖУР?» «Ну как чем! – зло заорал я. – Вот такими жмуриками, как ты, и занимается! «Бандитский Петербург» читал?»
В общем, художественное воображение, наглость и высокие связи спасли тогда не только меня, но и целую семью – мужа, жену и их двух маленьких дочерей. Еще где-то час я потратил на разговор по душам с местным мафиози, во время которого он рефреном повторял: «Лесника всё равно надо убить». «Лучше не надо», – возражал я, и для убедительности трогал пневматический «вальтер», висевший «для устрашения» у меня на поясе. На этом мы тогда и разошлись, и, как в хорошем кино, все, слава Богу, остались живы.
Ныне, спустя почти двадцать лет, живы уже далеко не все, но ни всесильная мафия, ни продажные «оборотни в погонах» в этом ничуть не виноваты. Есть такой меткий киллер – время. Случается, что и он попадает не с первого раза, однако контрольный выстрел – всегда остаётся за ним. С Андреем Константиновым у меня связано много и доброго, и плохого. Да и расстались мы совсем нехорошо. Признаться, мне и до сих пор не по душе ажуровская дружба с «траберовскими», и «волчий билет», выданный мне по этому случаю. Но это, будем считать – дело прошлое.
На этой неделе – девять дней со смерти Андрея Константинова. Царствие тебе Небесное. Настоящие романы о той нашей жизни еще не написаны – ведь слишком о многом до сих пор приходится умалчивать. В конце концов, каково королевство, таковы у него и д’Артаньяны. Но среди кожанок и малиновых пиджаков того времени ты, безусловно, заслуживаешь плаща мушкетёра.
Опубликовано в блоге газеты «Завтра».
Валерий Леонидович Береснев, журналист, писатель