В канун 106-летия Ольги Берггольц (1910–1975), которое отмечается 16 мая 2016 года, Президентская библиотека представила на портале электронную копию сборника стихов «Ленинград» 1944 года; в фонде библиотеки можно также найти и почитать в электронном формате пьесу 1945 года «Они жили в Ленинграде», написанную поэтессой в соавторстве с Георгием Макогоненко.
Стихи из сборника «Ленинград» погружают нас в атмосферу страшной блокадной зимы 1941 года:
Над Ленинградом – смертная угроза...
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слёзы,
что называлось страхом и мольбой.
На самом деле страх был, но сильные люди, не сломленные духом, справлялись с ним и становились опорой другим, как это произошло с хрупкой ленинградской поэтессой. «Я не могу даже на четвёртый день бомбардировок отделаться от сосущего, физического чувства страха, – писала Ольга Берггольц в своём «Блокадном дневнике», опубликованном спустя много десятилетий после войны. – Какое это унизительное ощущение – этот физический страх... Нет, нет – как же это? Бросать в безоружных, беззащитных людей разрывное железо, да чтоб оно ещё перед этим свистело так, что каждый бы думал: «Это мне» – и умирал заранее. <…> Хорошо – убейте, но не пугайте меня, не смейте меня пугать этим проклятым свистом, не издевайтесь надо мной».
Преодолевая страх, «камерная» поэтесса не сломалась, стоически переплавив обиду и боль (в сентябре 1941 года по ложному доносу был отправлен в лагеря её отец, военный хирург) в новые зрелые стихи. Берггольц сумела стать голосом блокадного Ленинграда, его надеждой и эпической героиней. Вера Кетлинская, руководившая в 1941 году ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Оленька, как её все тогда называли, на вид – «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности». Непривычно серьёзная и собранная, она спросила Кетлинскую, где и чем может быть полезна. Та направила Берггольц в распоряжение литературно-драматической редакции Ленинградского радио. Спустя самое недолгое время негромкий голос поэтессы стал голосом надежды, голосом самого Ленинграда. Реальность была настолько жестокой, что казалось: людям не до стихов. Но Берггольц писала и читала их так, что они становились точкой опоры для каждого, кто их слушал. Один из друзей поэта Бориса Корнилова, бывшего мужа талантливой ленинградки, говорил, что она «своими стихами «заговаривала» снаряды», отводила беду от Ленинграда». Из лирической героини Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость блокадного города. В Доме радио она почти ежедневно вела радиопередачи, позднее вошедшие в её книгу «Говорит Ленинград».
Об этих сильных качествах натуры молодой женщины, не сломленной войной, о трагедии осаждённого города рассказала главный библиотекарь отдела рукописей Российской национальной библиотеки Наталья Борисовна Рогова в рамках видеолектория «Знание о России», посвящённого 70-летию полного снятия блокады Ленинграда – эта видеозапись также вошла в фонд Президентской библиотеки.
В памяти поколений Ольга Берггольц с её выступлениями по радио, стихотворным блокадным «Февральским дневником» и нетленной крылатой фразой, завершающей эпитафию жертвам блокады на Пискарёвском мемориале – «Никто не забыт, ничто не забыто» – осталась мужественной и несгибаемой Музой блокадного города, символом неустрашимого русского духа.
Стихи из сборника «Ленинград» погружают нас в атмосферу страшной блокадной зимы 1941 года:
Над Ленинградом – смертная угроза...
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слёзы,
что называлось страхом и мольбой.
На самом деле страх был, но сильные люди, не сломленные духом, справлялись с ним и становились опорой другим, как это произошло с хрупкой ленинградской поэтессой. «Я не могу даже на четвёртый день бомбардировок отделаться от сосущего, физического чувства страха, – писала Ольга Берггольц в своём «Блокадном дневнике», опубликованном спустя много десятилетий после войны. – Какое это унизительное ощущение – этот физический страх... Нет, нет – как же это? Бросать в безоружных, беззащитных людей разрывное железо, да чтоб оно ещё перед этим свистело так, что каждый бы думал: «Это мне» – и умирал заранее. <…> Хорошо – убейте, но не пугайте меня, не смейте меня пугать этим проклятым свистом, не издевайтесь надо мной».
Преодолевая страх, «камерная» поэтесса не сломалась, стоически переплавив обиду и боль (в сентябре 1941 года по ложному доносу был отправлен в лагеря её отец, военный хирург) в новые зрелые стихи. Берггольц сумела стать голосом блокадного Ленинграда, его надеждой и эпической героиней. Вера Кетлинская, руководившая в 1941 году ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Оленька, как её все тогда называли, на вид – «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности». Непривычно серьёзная и собранная, она спросила Кетлинскую, где и чем может быть полезна. Та направила Берггольц в распоряжение литературно-драматической редакции Ленинградского радио. Спустя самое недолгое время негромкий голос поэтессы стал голосом надежды, голосом самого Ленинграда. Реальность была настолько жестокой, что казалось: людям не до стихов. Но Берггольц писала и читала их так, что они становились точкой опоры для каждого, кто их слушал. Один из друзей поэта Бориса Корнилова, бывшего мужа талантливой ленинградки, говорил, что она «своими стихами «заговаривала» снаряды», отводила беду от Ленинграда». Из лирической героини Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость блокадного города. В Доме радио она почти ежедневно вела радиопередачи, позднее вошедшие в её книгу «Говорит Ленинград».
Об этих сильных качествах натуры молодой женщины, не сломленной войной, о трагедии осаждённого города рассказала главный библиотекарь отдела рукописей Российской национальной библиотеки Наталья Борисовна Рогова в рамках видеолектория «Знание о России», посвящённого 70-летию полного снятия блокады Ленинграда – эта видеозапись также вошла в фонд Президентской библиотеки.
В памяти поколений Ольга Берггольц с её выступлениями по радио, стихотворным блокадным «Февральским дневником» и нетленной крылатой фразой, завершающей эпитафию жертвам блокады на Пискарёвском мемориале – «Никто не забыт, ничто не забыто» – осталась мужественной и несгибаемой Музой блокадного города, символом неустрашимого русского духа.
