От редакции: Как помнят постоянные читатели, в минувшем декабре была создана общественная организация «Русское Собрание», учредителями которой выступили многие активные авторы РНЛ. Организаторы заявили, что их главной задачей является разработка и обсуждение основ государственной идеологии России. Мы предлагаем вниманию читателей размышления члена-учредителя РС священника Сергия Карамышева по важнейшему разделу национальной идеологии: какими должны быть церковно-государственные отношения в России.
I.
Прежде чем говорить о проблеме взаимоотношений Государства и Церкви применительно к современной России, необходимо определиться, как мы эти понятия разумеем, потому что из-за неопределенности, недосказанности возникает непонимание сторон, отстаивающих в споре разные позиции, а за непониманием зачастую следуют взаимные неприязнь и вражда.
Итак, что есть государство? Аристотель видел в нем не омертвевшую структуру, не схему, не отвлеченный принцип, а живой процесс, который именует общением: «...все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим» («Политика»). Ясно, что политическое общение в разной степени охватывает всех членов общества, все в нем активно или пассивно участвуют.
Однако с глубокой древности, по крайней мере, от строительства Вавилонской башни (если не брать допотопные времена), стали появляться люди, которые стремились на место общения поставить насилие. Наибольшего развития указанная тенденция получила в западноевропейской цивилизации, каковой вывод сделал Н.Я.Данилевский: «Одна из… черт, общая всем народам романо-германского типа, есть насильственность (Gewaltsamkeit). Насильственность, в свою очередь, есть не что иное, как чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мыслей, свой интерес так высоко, что всякий иной образ мыслей, всякий иной интерес необходимо должен ему уступить…».
Не нужно быть богословом, чтобы сказать: наилучшим помощником в достижении через общение какого-то взаимного блага является любовь, а наихудшим – гордыня, лежащая в основе индивидуализма. Отсюда следует вывод: западноевропейская цивилизация в основе своей богоборческая, хотя богоборчеством, разумеется, не исчерпывается; однако, по мере ее деградации, упрощения, что происходят на наших глазах, богоборческое начало становится своеобразным камертоном обозначенной цивилизации. Самый яркий признак этого – легализация проклятых Богом так называемых однополых браков.
Одним из наиболее последовательных проводников западноевропейского взгляда на государство выступил, наряду с папством и национал-социализмом, разумеется, марксизм, поэтому далеко не случайно именование (со стороны некоторых журналистов) нынешнего папы Франциска – марксистом. Глубинное единство папства с марксизмом ощущается людьми Запада на подсознательном уровне.
Марксисты видят в государстве структуру, пронизанную классовым антагонизмом; инструмент, с помощью которого одна часть общества держит в подчинении другую.
Ленин, ненавидевший традиционную русскую государственность, писал: «Государство — аппарат насилия в руках господствующего класса». Причем угнетаемая часть стремится перевернуть общество таким образом, чтобы самой главенствовать посредством какого-нибудь «красного террора».
Для сравнения, современник Ленина И.А.Ильин, относившийся к России несколько иначе, определяет интересующий нас предмет следующим образом: «Государство в его духовной сущности есть не что иное, как родина, оформленная и объединенная публичным правом, или иначе: множество людей, связанных общностью духовной судьбы, и сжившихся в единство на почве духовной культуры и правосознания». Итак, у Ленина в основе государства – антагонизм; у Ильина – единство, исходящее из общности духовной судьбы.
Если рассматривать государство как систему, ясно, что оно будет обладать характерными свойствами всякой системы, т.е. предстанет состоящим из элементов (в данном случае – отдельных людей, семей, более крупных и структурированных образований), а также правил их функционирования, важнейшей частью коих как раз и выступает публичное право.
II.
Если мы берем марксистское определение, т.е. видим в государстве прежде всего инструмент, - понятно, что наличие какой-то иной, отличной от правящего класса, силы нежелательно, т.к. эта сила теоретически может оказаться претендентом на власть.
Нынешние пресловутые либералы, в свое время публично охаявшие коммунизм, в действительности до мозга костей проникнуты марксистскими убеждениями. Особенно отчетливо эти убеждения выступают наружу, когда их носители борются против влияния Церкви (объективно являющейся частью общества) на остальное общество. Т.е. получается: им, ничтожно малой части общества, влиять на него можно и должно, а Церкви – ни в коем случае.
Нынешние либералы видят в Церкви, по аналогии с государством (как они его понимают), прежде всего, важнейший инструмент (механизм, а не организм) с «правящим классом» (иерархией). Поэтому воспринимают последнюю в качестве претендента на политическую власть, и как следствие – стремятся или 1) отделить Церковь от государства, или 2) поставить ее под контроль государства, т.е. внести в жизнь общества элемент насилия не в качестве изредка реализуемой возможности, а в качестве основы бытия.
Теперь посмотрим, как понимает Церковь святитель Московский Филарет (Дроздов): «Церковь есть от Бога установленное общество человеков, соединенных Православною верою, законом Божиим, священноначалием и Таинствами» («Пространный катихизис»). Церковь выступает здесь так же, как и государство, в качестве системы, принадлежащей, однако, в отличие от государства, одновременно двум мiрам – горнему и дольнему. Из этого определения видно, что священноначалие, будучи необходимой частью Церкви, все же стоит по своему значению не на первом, и даже не на втором, а лишь на третьем, после веры и закона, месте. Когда Господь учреждал земную иерархию, то не имел мысли создать некий правящий привилегированный класс. Напротив, Он сказал первоиерархам, т.е. св. апостолам: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк. 10, 43-44).
Указанное требование христианского нравственного закона выражается в добровольном отказе иерархии от мiрской власти, от того, что по праву является достоянием государства. И в этом – важнейший залог мирного, гармоничного сосуществования Государства и Церкви.
К сожалению, установленный Спасителем нравственный закон был грубейшим образом нарушен Римской церковью в VIII веке принятием в личное управление папы целых городов и областей. После этого Римская церковь закономерным образом отпала от вселенского Православия, а впоследствии, вполне подчинившись третьему и наиболее сильному искушению сатаны, относящемуся к мiрской власти, выдвинула претензии на политическое господство в целом христианском мiре. Напомним беседу Христа с сатаной, т.к. самые слова ее имеют важное значение: «…берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мiра и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана…» (Мф. 4, 8-10).
Если Христос, Глава Церкви, отверг от Себя обладание мiрской властью, а Римский первосвященник соблазнился ею, он уже тем самым отпал от Главы, стал чужд общества спасаемых, откуда и зародилась идея назвать папу главой отколовшегося от Христа религиозного общества.
После отпадения Папской церкви был заложен антагонизм между нею и государствами, на которые простиралась ее юрисдикция. Папская церковь фактически сама стала государством, во главе с монархом – папой и его непосредственными вассалами - епископами и монашескими орденами. В этом случае претензии папского экстерриториального государства, естественно, вступили в противоречие с властными претензиями национальных государств, потому что подданные у них оказались одни и те же. Когда объемы двух взаимно противоречащих понятий, если они состоят из людей, взаимно пересекаются, возникают предпосылки для гражданской войны, что мы и видим на протяжении всей западноевропейской истории (если рассматриваем Западную Европу как единую цивилизацию).
Напротив, если понятия Церкви и государства друг другу не противоречат по содержанию, а это происходит, когда Церковь не претендует на мiрскую власть, объемы же понятий пересекаются, взаимно друг в друга проникают, т.к. члены Церкви суть члены государства, а члены государства суть члены Церкви, - тогда возникает соработничество, симфония, согласное, гармоническое звучание различных начал.
Крайне важно обращать внимание на указанные основы, потому что их игнорирование обязательно приводит к ложным выводам. Исторические факты православной и западной цивилизаций невозможно оценивать в одинаковых координатах. Нельзя понятие «Церковь» употреблять как условное, абстрактное. Церковь не абстрактна, ибо в священном Символе мы исповедуем: «Верую… во едину святую соборную и апостольскую Церковь». Она не тождественна ни Папской «церкви», ни многочисленным протестантским деноминациям. Поэтому ограничение власти папства со стороны западноевропейских государств мы не вправе оценивать в качестве богоборчества. И секуляризация на Западе объективно имела как отрицательные, так и положительные, результаты. Применительно к западной цивилизации, понятие «отделения церкви от государства» имеет совсем не то значение, что в России. Там папство осуществляло идеологический гнет, прикрываясь Богом, через что лишний раз провоцировало людей на богоборчество.
Итак, применительно к православной цивилизации, понятия государства и Церкви, гражданства и вероисповедания, являются (своими объемами) частично совпадающими, взаимопроникающими. Раньше в этом проблемы не видели. Просто говорили: «гражданин православного вероисповедания», «гражданин-лютеранин», «гражданин-мусульманин» и т.д. А потом вдруг государству, когда оно стало западническим, марксистским, потребовалось «хирургическое вмешательство»: именно так можно понимать требование «отделить Церковь от государства».
Вероисповедание не головной убор, который можно снять за секунду, тем самым отделив религиозное начало от гражданского. Это «отделение» происходит обычно куда болезненнее. Отделить Церковь от государства – все равно, что отделить членов Церкви от государства, все равно, что лишить государство части его граждан. Получается именно так, если мы находимся в координатах свт. Филарета-Аристотеля-Ильина. Как отделить? Изгнать, лишить гражданства, посадить в концлагерь, убить? Эти гипотетические выводы не столь уж абсурдны, если вспомнить, какую политику по отношению к Церкви проводили правительства пламенных марксистов Ленина-Троцкого или Хрущева.
На Западе «отделение Церкви от государства» затрагивало, в первую очередь, клириков. У нас же – всех членов Церкви. Славянофил А.С.Хомяков, тонкий и проницательный наблюдатель папства, которое он называл романизмом, подметил его основную черту: «Романизм порожден мятежом горделивой свободы против нравственного закона единства. В этом законе лежало его осуждение; а потому, чтоб увернуться от логических последствий своего отпадения, он создал себе искусственное единство, предоставив папе власть над совестью своих приверженцев. Таким образом, иерархия, олицетворившись в одном человеке, обратилась в тиранию, не по злоупотреблениям только, но в силу ее закона; христиане обратились в рабов или в приписанных к христианству».
Западный политический абсолютизм, которого были чужды как Византия, так и Россия, имеет свои мистические корни в папизме. Тезис Людовика XIV «государство – это я» - всего лишь логическое продолжение абсолютизма религиозного, который выражается формулой «церковь – это папа».
Заветное желание всякого раба человеков (а не Бога) – сбросить свои цепи, особенно если этот раб сам облечен властью. Отсюда – движение Реформации, и далее – нескончаемая череда социальных революций, которые, разумеется, не упразднили насильственности Западной цивилизации, потому что она может быть упразднена только покаянием и возвращением в лоно единой святой соборной и апостольской (православной) Церкви.
Здесь представляется уместным привести слова князя Мышкина из романа «Идиот»: «…католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение!.. Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует… Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристово?! Как же не было выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества!»
Божиим промыслом русской цивилизации было попущено переболеть марксизмом, дабы она выработала спасительную вакцину против… папства как основы западноевропейской цивилизации с ее поклонением золотому тельцу и самообожествлением. Действие этой вакцины должно распространиться на все народы Земли.
Продолжение следует…
Священник Сергий Карамышев, публицист, Рыбинск
4. Ответ на 3., Т-34:
3. Не совсем так!
2. Re: Церковно-государственные отношения в России на современном этапе
1. Идеология