Для начала предлагаю абстрагироваться от конкретного случая, от той действительно драматической ситуации, которая сложилась в Тульской губернии, где ведется судебное преследование депутата Тульской городской Думы Владимира Тимакова, бывшего руководителя регионального отделения партии «Родина». Депутат обидел самого губернатора, возложив на него ответственность за рост коррупции во вверенной тому территории. Дело обычное: чиновника обидели, и он не прочь получить сразу три удовольствия - и немалые деньги взять с обидчика (так сказать, за моральный вред), и самого зарвавшегося гражданина в тюрьму посадить, чтобы другим не повадно было. А еще удовольствие - себя пропиарить: не спит губернатор, защищает тружеников власти, а значит и саму Власть. И ведь посадит, если не остановить. Кстати, если посадит, то можно будет с полным основанием говорить, что с коррупцией у туляков все в порядке, все схвачено.
Сразу скажу, я допускаю, что тульский губернатор - исключение из правил, что он самый человечный человек, отец родной для своих подопечных. Мешает поверить одно - ничем не прикрытая мстительность. Охотно верю, что именно этот губернатор чужого не берет, живет только на зарплату (!), а с коррупцией в государстве борется, не взирая на риск для жизни, а также на чины и звания коррупционеров на федеральном уровне, стоит, так сказать, в первых рядах антикоррупционной кампании. Правда, делает он это, как и все прочие губернаторы, молча, неслышно, незримо. А чтобы не догадались о его тайной миссии, ездит не на велосипеде, стараясь ничем не выделиться из общей элитарной массы: увидят коррупционеры чужака, живущего по средствам, со света сживут. Кто же тогда с коррупцией бороться будет?
При этом не он один, а все те, кто «стоят в первых рядах», исходят, видимо, из того, что рыба гниет с хвоста, а коррупция идет снизу - от управдомов и дворников. Высшие чины такой заразе не подвержены, как в Китае, где на самом деле коррупции тем меньше, чем выше этаж власти. Причина китайского чуда проста: мелкую сошку там просто сажают нещадно, а крупных руководителей - публично казнят, не раздумывая, сразу после скорого суда. В России такого нет и не предвидится. И не потому только, что смертная казнь отменена. Напротив, сама казнь отменена по той причине, что коррупция признана закономерной, а значит, почти узаконенной. Не от воров в законе, а от первых лиц мы слышим слова оправдания коррупции: это и постоянные ссылки на «переходный период к демократии», и, конечно, указания на «вековые традиции России», где якобы всегда так было - чиновники крали, а губернии раздавались на кормление.
Вероятно, по этой причине Президент России прямо говорит, что высшие должности в государстве продаются, из чего следует одно - высшие чиновники продажны. Неясно одно - почему сказавшего такое до сих пор не затаскали по судам? Но у высших должностных лиц по этому случаю, видимо, другая точка зрения: сказано если и верно, то не про них сказано. Они святее папы Римского. Кстати, на днях можно будет отмечать вторую годовщину с того дня, когда Президент произнес эти грозные слова, пообещав взять процесс наказания коррупционеров и замены кадров на чистоплотные под личный контроль… Тогда многие политологи рассуждали, с кого начнутся репрессии, с какого региона, с какого слоя, с каких персон. А ни с каких! Президент, видимо, просто констатировал факт, напомнил.
Но вопрос не о том, есть ли коррупция в России. Если бы наказывали тех, кто это утверждает, то пересажать бы пришлось всех - начиная с руководства. И не в том вопрос, есть ли коррупция в Тульской губернии. Кто бы сомневался, что ее именно там и нет. Вопрос в другом: можно ли судить человека, гражданина за то, что он усмотрел в поведении того или иного руководителя высшего ранга коррупционные проявления?
Можно, конечно. Но при этом следует помнить главное: такой суд, а точнее судилище - не что иное, как разгул коррупции. И это не мое личное мнение, а принципиальная установка организации, которая для нашей власти является едва ли не оракулом. Речь идет о Всемирном банке, давшем четкое определение трем основным источникам коррупции, начиная с «искаженной политической среды, что создает возможность для чиновников манипулировать законами в своих целях». Сказано как будто прямо о нашем случае, где чиновники, обвиненные в коррупции, вместо оправдания перед гражданами и диалога используют судебное преследование обидчиков, выбирая тех, кто послабее. Кто же «слабее»? Те, кто не откупятся, поскольку чистоплотны или не имеют достаточных для этого средств (прейскуранты известны), не смогут воспользоваться коррупционными связями с центром, поскольку у них таких связей нет. Второй источник коррупции, по определению Всемирного банка - «слабая юридическая система, которая не содержит действительной угрозы наказания коррупционерам». Говорить о слабостях нашей юридической системы можно до бесконечности, начиная с того, что, по словам Д.А. Медведева, до недавнего времени у нас не было даже определения коррупции... Надо ли объяснять, почему не было? Вероятно, в Туле система чем-то отличается от российской. А третий источник, если верить Всемирному банку, - «плохое управление государственными службами». Разумеется, Тульской губернии замечаний к губернатору по этой части быть не может.
Ну, а теперь, по сути вопроса: имеем ли мы право вообще использовать слово «коррупция», оценивая деятельность коррумпированных органов власти и тех, кто отвечает за все патологии этой власти? Или мы должны заткнуть рот, зная, что за подобные суждения накажут показательно - и разорят, и опозорят, и посадят? Уверен, что имеем полное право по одной той причине, что смысл слова «коррупция» с древних времен остался неизменным - это не что иное, как порча нравов. Если быть более точным, то прямой перевод с латинского - ухудшение, порча, разложение. То есть все то, что мы наблюдаем ежечасно. Порча нравов многолика - она проявляется и в использовании служебных полномочий для обогащения или для расправы с обидчиками, и в давлении на судебную власть или независимые СМИ, и во многом другом. К коррупции, т.е. порче нравов, относятся, кстати, не только те деяния, которые преследуются по закону - взяточничество, поборы на нижних этажах власти и превращение большой политики в большой бизнес или прямое срастание власти с криминалом на ее высших ступенях. Мы уже не раз говорили, что откровенной коррупцией следует считать, к примеру, не запрещенное в современной России лоббирование законодательного процесса на федеральном и региональном уровне, и поддержку той или иной персоны со стороны правящей группы или партии за лояльность к ее деятельности и финансовую поддержку. Список можно продолжать до бесконечности. Неужели всего этого нет только в Тульской губернии?
За что же так обижаться, за что судить человека - за правду, за констатацию очевидных пороков, которые не подлежат наказанию только потому, что сама коррупция пишет законы в России? Да и как можно судить тех, кто дает негативную оценку поведению, которое не только не наказуемо, но зачастую даже приветствуется, поддерживается тем или иным сообществом? Существует множество так называемых национальных или региональных особенностей и обычаев, в соответствии с которыми официально наказуемое зло считается наперекор действующему законодательству благом и добродетелью (например, многоженство или кровная месть). Напомню, что на днях лидер одной республики в беседе с одним премьером серьезно обсуждали целесообразность повышения выкупа за невесту, хотя эта этнокультурная разновидность неписанного права (обычая) до сих пор конфликтует с законом… Возникает вопрос: а не осудить ли на всякий случай тех, кто выразит непонимание местных обычаев, пред которыми закон стыдливо опускает глаза? Закон для всех, но не про всех.
В заключение следует отметить, что политикам и судьям не противопоказаны хотя бы минимальная образованность и эрудированность. Дело в том, в разных науках слово «коррупция» становится термином, который привязан к той или иной теории. И человек, говоря о коррупции и ее носителях, вправе использовать любое научное определение, имея в виду не моральные даже пороки власть предержащих (что ненаказуемо), а некоторые неприятные особенности их поведения. К примеру, в психологии существует учение о коррупции как об обмане «умственного зрения», т.е. о самообмане. Всемирно известный мыслитель Р. Дж. Коллингвуд посвятил этому учению целые труды. В книге «Принципы искусства» он называет коррупцией биполярность сознания: «Я называю это "коррупцией" сознания, так как сознание в таких случаях позволяет себя подкупить, извращает свою функцию, обращаясь от трудной и опасной задачи к чему-то более простому». Если воспользоваться такой трактовкой, то придется признать: наши политики - почти все! - страдают такой биполярностью, т.е. боятся видеть горькую правду и называть вещи своими именами, превращая сложнейшее из искусств - политику - в примитивную работу по выколачиванию коротких денег и достижению краткосрочных эффектов. Если судебные власти следуют по той же дорожке упрощенчества - то это и есть, по терминологии Коллингвауда, коррупция.
Но все, что мы разложили по полочкам, доказав, как дважды два, что люди имеют право называть коррупцию коррупцией, стоит мало. Как говорил язвительный Станислав Ежи Лец, люди путают законы с правами. В нашем обществе право чаще всего на стороне сильного, а сила - у того, кто соединяет деньги и власть, т.е. у коррупционера. Так что же делать? Не оставлять в беде тех, кого неправедно судят, осуждать тех, кто творит неправо, прикрываясь правом. И не молчать.
Валерий Расторгуев, политолог, доктор философских наук, профессор МГУ, специально для «Русской народной линии»
