«За нашу и вашу свободу!» - этот лозунг польских повстанцев впервые прозвучал в 1795 г., когда шляхта пыталась привлечь на свою сторону малороссийское и белорусское крестьянство. Затем он превратился в постоянный девиз польского повстанческого движения, и даже больше того, использовался как идеологема для расширения культурно-политического влияния Польши на сопредельные территории.
Поражение польского повстанческого движения, как в 1795, так и в 1830, 1863 г. привело к появлению такого политического движения, как польское легионерство. Не сумев победить Россию самостоятельно, патриоты Речи Посполитой вливались в польские национальные легионы в составе других армий в надежде совместно с ними очистить Малую и Белую Русь от русскости.
География деятельности польских легионов обширна - от Португалии, где они намеревались выступить на стороне претендента на португальский престол Педру I до Гаити, где с помощью польских союзников Наполеон пытался подавить восстание чернокожих рабов.
В 1801 г. часть польских войск из т.н. Наддунайской Лиги (сформирована на территории Голландии из пленных и дезертиров солдат-поляков австрийской армии) была командирована Бонапартом на Гаити в помощь французским войскам, сражавшимся с местными борцами за независимость острова от колониального ига.
Командовал поляками ген. Владислав Франтишек Яблоновский. Он умер от лихорадки почти сразу по прибытии на остров. Тропические болезни свели в могилу немалую часть польских легионеров. Общее число прибывших польских солдат составляло 5 200. Боготворя Бонапарта за обещание возродить Речь Посполитую, поляки были готовы, по его приказу, давить любое освободительное движение. Именно этим им и пришлось заниматься на Гаити в 1801-1805 гг., как затем и в Испании в 1808-1809 гг., когда всё население страны, от мала до велика, поднялось на борьбу с французскими захватчиками.
На Гаити легионеры столкнулись со сложным ландшафтом и хитрой тактикой беглых рабов. Те устраивали в джунглях засады и засеки, заманивали европейцев в горы и тропические болота, нанося им внушительные поражения. С пленными негры тоже не церемонились: отрезали им языки и уши, сдирали живьём кожу. То, что казалось увеселительной экскурсией, оказалось жестокой и беспощадной войной.
«Это наверняка моё последнее письмо. В 3-й полубригаде уцелело едва 300 чел...Не могу простить себе наивности и глупости, которые заставили меня искать счастья в Америке. Не пожелаю такой судьбы злейшему врагу. Лучше в Европе вымаливать кусок хлеба, чем здесь искать фортуны, среди тысяч болезней...и чёрных, которые подвергают пленных ужасным жестокостям», - писал Юзеф Задора своему приятелю, умоляя его не отпускать своего брата на Гаити (1). И таких писем было немало.
Победа, в конце концов, осталась за гаитянами. В решающем сражении при Вертье 18 ноября 1803 г. франко-польские войска были разбиты. Гаити стала независимой, а в Европу вернулось всего около 300 поляков. Считается, что около 200 легионеров, из сочувствия к гаитянам, перешли на сторону последних. Если учесть, что общая численность польских солдат достигала 5 200, навеки в гаитянской земле остались более 4 000 легионеров. Они дорого заплатили за своё соучастие в колониальной авантюре Бонапарта.
В редких публикациях польских авторов на эту тему почти никогда не затрагивается моральная составляющая участия польских легионеров в подавлении восстания невольников на Гаити. Обычно сразу переходят к факту перехода 200 поляков на сторону восставших. Вспоминая лозунг «За вашу и нашу свободу!», такие авторы живописуют жертвенность польских легионеров во имя гаитянской независимости (!), упирая на факт, что правитель независимого Гаити Жан-Жак Дессалин, памятуя о боевых заслугах тех поляков, кто перешёл на сторону гаитян, даровал им всем гаитянское гражданство. Они были единственные белые, получившие его.
Но, во-первых, не все из этих 200 были добровольными помощниками гаитян. Часть просто попала в плен, и вынуждена была остаться навсегда на острове. Их потомки и сегодня живут в горной деревушке Казаль недалеко от Порт-о-Пренса. Выглядят гаитянские поляки темнее, чем их европейские соплеменники, но имеют светлые глаза и кожу явно светлее, чем у местных.
Во-вторых, отдадим должное тем полякам, кто, всё-таки, действительно решил воевать не за французов, а за чернокожих. Но не забудем, что таковых оказалось максимум 200 чел. из более, чем 5-тысячного легиона! Т.е. явное меньшинство.
В-третьих, в государственном гимне Польши есть такие слова: «Перейдём Вислу и Варту, будем поляками! Дал нам Бонапарт пример, как надо побеждать». Напомню, что это - песня польских легионеров, сражавшихся в Италии, т.н. «Мазурка Домбровского», позже ставшая государственным гимном, поэтому припев польского гимна следующий: «Марш, марш Домбровский с земли итальянской в Польшу. Под твоим началом соединимся с народом».
Возникает недоумённый вопрос: если хвалить поляков, вставших в 1801 г. на сторону гаитян, зачем же тогда в государственном гимне воспевать Бонапарта, того самого, который давил огнём и мечом гаитянское восстание? Значит, всё-таки, полякам гораздо милее был Бонапарт, чем Жан-Жак Дессалин. Кстати, Ян Генрик Домбровский, который упоминается в гимне Польши, был дивизионным генералом армии Наполеона, и как раз из состава его легионов были выделены подразделения для отправки на Гаити. Участвуя в восстании Костюшко, Домбровский помнил о лозунге «За вашу и нашу свободу!», но с лёгкостью им пренебрёг, когда потребовалось задушить гаитянское восстание.
В-четвёртых, ещё один адепт «вашей и нашей свободы», классик польской литературы Адам Мицкевич в «Пане Тадеуше» посвятил ген. В. Яблоновскому следующие строки: «... с легионом Дуная там вождь негров громит и вздыхает об отчизне». («... z legiją Dunaju tam wódz Murzyny gromi, a wzdycha do kraju»). И писал, как видно, не особо терзаемый внутренними противоречиями.
В-пятых, «Мазурка Домбровского» была гимном польских повстанцев и в 1830 и в 1863 гг., и борцы за независимость Речи Посполитой чувствовали духовное родство с генералом-колониалистом.
Всё
дело в том, что колониальное мышление западных европейцев гармонично
уживалось с колониальными устремлениями польской шляхты. У Франции и
Испании были заморские колонии, у Польши - Западная Русь, с которой
обращались, как с колонией. Колониальное мышления польской политики ярко
проявлялось даже в ХХ в., когда после поражения Германии в Первой
мировой войне Варшава потребовала, нет-нет, не освобождения народов
германских колоний, а передачу 1/10 их части себе! С 1938 г. в Польше с
большим воодушевлением отмечались т.н. Дни колоний. В костёлах служили
мессы, на городских стенах вывешивали пропагандистские плакаты с
энергичным лозунгом: «Желаем колоний для Польши!».
Примечательно, что немецкий философ Вальтер Шубарт в своей русофильской работе «Европа и душа Востока» (1938 г.) обозначает западную культуру термином «прометеевская», а русскую - «готическая». Русский, по В. Шубарту, - человек «готический», чьи внутренние помыслы обращены не столько на земное, дольнее, сколько на горнее (отсюда и сравнение с готикой - архитектурным стилем, возносящимся к небесам). Взгляд «готического» человека на мир - это не взгляд хищного субъекта на пассивный объект. «Готический» человек считает целое и общее выше частного и индивидуального, он стремится жить с миром в гармонии.
Европеец обладает «прометеевской» нравственной конституцией, в основе которой - взгляд на мир как объект, который должен покорить, подчинить, перестроить. Отсюда извечная агрессия Запада против Востока, желание Запада «цивилизовать» Восток. В. Шубарт видел задатки «прометеевской» морали в протестантско-католической идеологии и в распространении римской культуры на всю Европу. «Недостаточное понимание европейскими народами России - римское наследие», - подчёркивал он. Не символично ли, что Польша, гордящаяся своим римско-католическим политическим наследием, независимо от слов В. Шубарта стала автором идеологии «прометеизма» и знакомого лозунга «За вашу и нашу свободу!»?
Если
к этому подойти философски, то следует указать, что свобода не может
родиться из несвободы. Как гнилое дерево не даёт спелых плодов, так и
свобода не может быть порождением несвободы. Польские же легионеры под
лозунг «За вашу и нашу свободу!» с лёгкостью лишали свободы другие
народы, превращаясь в ландскнехтов на службе у европейских
колонизаторов.
Как характерный пример - шляхтич Михал Чайковский. Трижды менял веру (католицизм - ислам - православие), легко присягал иностранным монархам. После поражения Ноябрьского восстания 1830 г. отправился в Турцию, взял имя Садык-паша и встал во главе т.н. Славянского легиона на службе у турецкого султана. Легион состоял из бывших польских повстанцев, перебежчиков из числа малороссийских и великороссийских казаков и отуреченных славян. Славянин по крови, Садык-паша сражался с русскими и болгарами в Болгарии, с русскими и румынами в Румынии. Затем предложил султану Абдул-Меджиду захватить православные Армению и Грузию, потом с саблей в руках отстаивал интересы Османской империи в Греции и сербском Косово (как символично!). В Крымскую войну, когда сербы и болгары, изнывая под турецким игом, массово записывались добровольцами в русскую армию (одних только болгар было более 3 000), Садык-паша воевал тоже на стороне Стамбула.
Сегодня белорусам и малороссам пытаются привить ложь о «вашей и нашей свободе», о будто бы, свойственном польской шляхте понимании нужд и чаяний западнорусского крестьянства. Исторические документы говорят об ином, а именно, что на Западную Русь шляхта смотрела, как на свою добычу, колонию. И правила соответствующими методами. Порабощая гаитян и испанцев, малороссов и белорусов, и провозглашая, при этом, девиз «За нашу и вашу свободу!», никакого морального диссонанса польские легионеры не ощущали.
http://zapadrus.su/slavm/ispubsm/337-polskie-legionery.html
.jpg)
