Француженка Лоранс Гийон - о том, как она заново обрела родину, попав в православный монастырь в городе Солан во Франции
СПРАВКА: Лоранс Гийон родилась в французском городе Валанс. Под влиянием романов Федора Достоевского «Братья Карамазовы» и «Идиот» заинтересовалась русской культурой. Окончила парижский Институт восточных языков по специальности «русский язык». С 1994 года жила и работала в Москве. В 2010 году вернулась во Францию.
С отцом Плацидом (Дезеем) я познакомилась двадцать лет назад в первом из основанных им монастырей - монастыре Антония Великого, подворье афонского монастыря Симона Петра, расположенном в Веркоре - горном райне в Предальпах, между Валенсией и Греноблем. Я уже была православной: меня крестили в девятнадцать лет в Русской Православной Церкви - в храме Святой Троицы коммуны Ванв в Париже. Потом я путешествовала по России. А потом, вернувшись во Францию и оказавшись вдалеке от какого бы то ни было очага русской культуры, стала чувствовать себя покинутой. Вот и решила спросить у отца Плацида, считать ли мое неуемное желание уехать жить в Россию «ревностью не по разуму» или все-таки следованием Божьей воле.
И вскоре я уехала и прожила в Москве шестнадцать лет. А когда
приезжала на родину навещать маму, иногда заходила в монастырь в Солане -
это была самая близкая к дому православная обитель. Отец Плацид тогда
только-только ее открыл. Впрочем, этими отдельным поездками я и
ограничивалась, потому что уже пустила в России корни и планировала
оставаться там всю жизнь. Но потом ситуация изменилась: состояние
здоровья моей мамы ухудшилось, и я приняла решение вернуться во Францию.
И снова ощутив себя покинутой вдалеке от всего русского, отправилась
прямиком в Соланский монастырь. И почему-то сразу почувствовала, что это
место станет источником света на новом этапе моей жизни - в стране, где
уже не осталось почти ничего по-настоящему христианского, а
Православие, «религия меньшинства», идет своей, скрытой от посторонних
глаз, тропой.
Хутор посреди римской виллы
Покровский монастырь расположен на юге Франции, на полях сражений католиков с гугенотами, недалеко от чудного города Юзес в департаменте Гар. Эти места - скупой, но светлый пейзаж - сохранили в себе что-то средневековое: рощи, фруктовые сады, виноградники, старые деревни, забравшиеся на холмы...
Здание монастыря, которое монахини восстановили своими руками, - это обыкновенный сельский дом, таких много на юге Франции, где для них даже есть специальное слово - «mas». Это чем-то напоминает наш хутор: здание с толстыми стенами из белого камня и огромное количество пристроек. Вероятно, раньше здесь была римская вилла. Некоторые постройки относятся к XII веку, другие - к периоду между XV и XIX веками, это нормальная ситуация для южных ферм во Франции. Специфика их архитектуры осталась в монастыре нетронутой. И надо сказать, что внешний вид их - вполне себе монастырский. Построить полноценный храм сейчас только планируют, а нынешняя церковь располагается в одной из сводчатых комнат старого здания. Как правило, она битком набита французами, голландцами или бельгийцами, кто-то из них живет неподалеку, кто-то достаточно далеко. Здесь какая-то особая красота: строгая и одновременно светлая. Во дворе растет мушмула и разные южные цветы, гуляет множество кошек, стены комнат покрыты известняком, на головой - старые деревянные перекрытия, под ногами плитка.
В соланском монастыре сегодня около пятнадцати монахинь из разных стран. Игуменья мать Ипандия и сестра Лазария - киприотки. Есть сестры из Бразилии, Португалии и Эстонии. Как правило, монахини общаются с прихожанами после воскресных Литургий - за чаем или кофе. Их подают в гостиной вместе с пирогами, которые пекут сами прихожане. Потом желающие могут присоединиться к монастырской трапезе - она проходит в полной тишине. В монастыре - свое вино, свое варенье и другие продукты - тоже свои. А в монастырском книжном магазине - огромный выбор духовной литературы и церковной утвари. Отец Плацид разрывается между двумя монастырями, часто исповедует на дому и ведет регулярные беседы с прихожанами на религиозные темы. Меня мгновенно покорили спокойствие и доброта монахинь, и в особенности - матушки-игуменьи. Их присутствие рядом, их внимание, их светящиеся лица - все это стало для меня таким же незаменимым, как незаменим свет маяка для заблудившегося в тумане моряка-бретонца.
Ближе к корням
Афонские монахи сумели сделать так, что росток традиционной средиземноморской культуры сумел прорасти в почве, которая когда-то давно была его естественной средой обитания.
Литургия в монастыре в Солане, как и в монастыре св. Антония Великого, служится по греческому обряду, но на французском языке. При этом богослужебные тексты перевели так скурпулезно и добились такого тонкого сочетания французского языка с традиционными византийскими распевами, что служба звучит совершенно органично. Правда, мне поначалу было странно все это слышать - я-то «воспитывалась» в русской Церкви и привыкла к церковно-славянскому языку. Я чувствовала себя сбитой с толку: меня как будто вырвали из среды всего русского, такого для меня дорогого, и поместили в среду всего греческого. Поначалу, благодаря идеальному сочетанию французского языка и византийских распевов, я даже подумала, что понимаю греческий язык. Потом я осознала, что просто-напросто понимаю... всё.
Дело в том, что раньше тексты на церковнославянском я воспринимала еще хуже, чем на русском. Мне были более или менее понятны только самые главные, ежедневные молитвы - и это зависело от того, насколько четко их произносил священник. А тут я чувствовала себя так, как если бы человек с близорукостью впервые в жизни надел очки - и ему вдруг открылся мир вокруг.
Вторым ощущением от службы в Солане стало осознание того, что я - в конечном счете - совсем даже не сбита с толку, не чувствую себя покинутой вдали от всего русского, а наоборот - обрела родину. Я заново открыла для себя окружавшую меня Францию - с ее аскетичным, светлым, золоченым пейзажем, с ее преданным забвению Средневековьем, с ее чуть живой крестьянской и христианской культурой.
Библия пропитана зарисовками из повседневной жизни виноделов, скотоводов, земледельцев, пастухов, которые населяли Средиземноморье и вели образ жизни, не менявшийся почти десять тысяч лет, - пока разнообразные революции двух последних веков не пришли объявить, что Бог умер, и люди не начали систематически уничтожать или выкорчевывать все, что было связано с их предками, которые жили на этой территории со своей верой и местными обычаями, ходили в свои церкви, как и много поколений до них...
Я четко вижу глубокую родственную связь - не только духовную, но и осязаемую - между южной Францией, где я выросла, и греческим наследием, которое пришло сюда со святой горы Афон с ее подвижниками. Этим, вероятно, объясняется то сияние, которое они излучают, общаясь с окружающими. В русских монастырях во Франции я такого не чувствовала, они существует несколько отстраненно от местной культуры. А вот в Солане было видно: три француза решили вернуться к своим корням - и для этого основали в своей стране православный монастырь. Так в одном отдельном взятом городе восстановилась связь Франции с эпохой первых веков христианства.
Французам повезло
Поступок трех монахов-французов заставил меня задуматься о том, что раньше не приходило мне в голову. Я ведь всю жизнь думала о том, что нельзя быть православной - и жить во Франции. Наоборот, работая в России, я все время старалась себя «русифицировать» и только иногда предпринимала разной продолжительности попытки подстроить себя под Запад, но тут же чувствовала, что это отдаляет меня от Церкви. Даже утренние и вечерние домашние молитвы я до сих пор читаю на церковнославянском, хотя молитвы перед Причастием произношу на французском - иначе я просто вычитывала бы длиннющие тексты, не понимая в них и половины... Но, оказавшись в Солане, я поняла, что изнутри Православия могу нащупать как раз свои французские корни.
В юности, когда я слышала разговоры о православном приходе во Франции, где служат на французском, или о том, что французы пытаются вернуться к своим христианским истокам, я принимала позу сочувствия и подозрительности одновременно: эти попытки казались мне жалкими и искусственными - карикатурой на русское Православие, к которому я принадлежала. Мне казалось, что нормальные французы должны жить в России, потому что их родина - это давно уже что-то ненормальное, я же, дескать, как раз из-за этого и решила уехать. Но теперь я вижу, что французское Православие, вдохновленное афонскими монахами, - по-настоящему живое. В нем нет ни капли фальши. Здесь скрупулезно и органично создана православная община. Монастырь как будто светится - да так, что сюда толпами стекаются люди, и даже пейзаж вокруг кажется обновленным, успокоенным, освященным. Что может быть печальнее великолепного местного пейзажа, если он полностью лишен присутствия Святого Духа? Но вокруг Солана дыхание Святого Духа ощущается в самом ветре. Как в российской деревне - вокруг пяти блестящих на горизонте куполов.
Православные богослужения на французском языке позволяют туристу-французу, заехавшему купить вина и заглянувшему в храм ради любопытства, понять смысл звучащих там молитв. При этом к богослужению не добавили ни одного сомнительного новшества. Здесь восстановили некоторые местные старинные обычаи, но не наобум, а очень аккуратно, так что во время службы они совершенно не шокируют, как если бы так оно и было всегда. Наконец, этим же объясняется и внимательное отношение к местной архитектуре - обращение к византийским традициям в греческом и сербском зодчестве. Это прекрасно сочетается с ландшафтами Франции и церквями, построенными в романским стиле. Словом, когда монахи, впитавшие афонский дух, решили привить на французской земле византийские ростки и приобщить Византию к местной культуре, они сделали так, что Православие не пострадало ни на йоту, а французы внезапно почувствовали себя в церкви как дома.
Французские православные подходят к своей вере очень серьезно и много читают. Их поведение в церкви, с одной стороны, более сдержанное, а с другой - более сводобное (по сравнению с кем?). В соланском монастыре в храме стоят стулья, люди достаточно часто сидят на них во время службы, молодые люди садятся на пол, когда слушают проповедь отца Плацида. Люди одеты подобающе и скромно, однако никаких обязательных норм внешнего вида тут не существует, и никто никогда никому не сделает замечания.
Конечно, французы, как мне кажется, чувствуют себя в православном храме пока не вполне в своей тарелке - особенно по сравнению с теми, для кого Православие - традиционная вера. Тут я могу сказать вот что. Французам очень повезло: они переняли от России, Греции и других православных стран выжимку всего самого существенного, что есть в восточном христианстве, «подборку» всего самого лучшего из творений святых отцов и религизных мыслителей. Иконы, написанные в классическом иконографическом стиле. Монастырское пение - не испорченное трелями влюбленного соловья. Иконостас из простого дерева, покрашенный масляной краской, без барочной напыщенности и режущего глаза золота - моды, введеной Екатериной II. Эстетика Франции, где любят непритязательность, сочетается с духом сдержанности и неприхотливости первых веков христианства без каких-либо проблем (прекрасно сочетается?). Вот она какая - «ее величество простота».
Перевод Константина МАЦАНА
Автор: ЛОРАНС Гийонhttp://www.foma.ru/pravoslavie-%C2%ABa-lya-fransez.html
.jpg)
