В предвыборную борьбу 2011-2012 гг. был вброшен такой посыл. Если ты - сторонник сильной России, значит, должен быть за авторитарную власть. Если ты за расширение «свобод», значит, против государственной власти и сильной России. Такая упрощённая дилемма была благосклонно воспринята многими.
Но почему же нельзя одновременно желать силы России и широких гражданских свобод внутри неё? Почему личные права у нас воспринимаются как вызов не только государственной власти, но и национальной солидарности? Разве последнюю не создают именно свободные личности?
Эту, можно сказать, «квадратуру круга» российской действительности пытаются решить с XIX столетия. И ведь не раз предлагались разумные решения. Чтобы не попадать в ловушку указанной выше дилеммы «или - или», необходимо чётко отделить в нашем сознании государство от чиновничьего аппарата. Нет, конечно, чиновники всегда будут необходимы (хотя немаловажный вопрос - в каких количествах и с какими полномочиями). Но интерес чиновной корпорации - совсем не то же, что интерес государства. Чаще же всего - даже нечто совершенно иное.
Ведь, можно сказать, доказано нашим тяжёлым историческим опытом, что все наши смуты (они же революции) происходили именно тогда, когда бюрократический аппарат подменял интересы государства собственными интересами. В бюрократической элите всякий раз заводились интриги и заговоры, полагавшие начало крушению государственности. Так было и перед 1917-м, и перед 1991 годом. В обоих случаях элитные либералы умело использовали государственную машину против неё же самой.
Здесь необходимо отметить, что нет, наверное, другого такого понятия, которое на русской почве так далеко ушло бы от своего первоначального смысла, как «либерал». Ведь это слово означает человека, который на первое место ставит гражданские права и свободы. Можно ли сказать это же о наших доморощенных либералах нашего времени7 Конечно же, нет и тысячу раз нет!
Наши нынешние либералы - доктринёры, которые из всех «прав» признают только одно: право сильного. Конкретнее - право на неограниченное личное присвоение богатства за счёт всего общества. Из всех свобод они знают только одну: свободу частного предпринимательства и рынка, свободу максимального обогащения тех, кто сильнее и ловчее. Ради осуществления этой «свободы» они, как показывает практика, готовы на всё, вплоть до уничтожения России и её народа.
Наши «либералы» - сторонники диктатуры, железной рукой подавляющей тех, кто хотел бы ограничить человеконенавистническое всевластие «свободного рынка».
Кто не помнит нынешнего вождя «либеральной оппозиции» Бориса Немцова, когда он, будучи у власти, кричал на заседании правительства РФ 4 октября 1993 года: «Давите, давите! Уничтожайте их всех, пока не поздно!»? Кто не помнит Григория Явлинского, который в тот же день, выступая по телевизору, призвал власти проявить «максимальную жёсткость и твёрдость в подавлении бандитствующих элементов»? Неужели кто-то верит, что у этих людей на первом месте - права и свободы обычных, рядовых граждан, нас с вами?
Не стану спорить с теми, кто утверждает, что именно таков облик современного либерализма на Западе. Хотя, вообще-то, это больше похоже на англосаксонский консерватизм. Но меня интересует не Запад, а наша Россия. А у нас содержание понятия «либерал» когда-то полнее отражало его этимологию.
Истоки русского либерализма обычно усматривают в споре между западниками и «славянофилами» в середине XIX века. Причём тех и других традиционно относят к либералам. Можно по сей день встретить трактовку «славянофилов» как консерваторов, но большинством историков она давно не разделяется. Справедливо или нет - объясню ниже, а сейчас о том, почему слово «славянофилы» беру в кавычки.
Дело в том, что это наименование было дано им их оппонентами - западниками. И было взято из начала XIX века. В те времена так называли кружок ревнителей церковно-славянских форм в русском литературном языке, во главе с А.С. Шишковым. «Славянофильство» с тех пор стало синонимом ретроградства. В 30-е гг. XIX века так, с целью их дискредитации, прозвали сторонников самобытного пути развития России. Кстати, никогда «славянофильство» не было тождественно с панславизмом. У некоторых «славянофилов» середины XIX века можно найти панславистские мотивы, но они не были общими для данного направления. Правильнее было бы называть их «русофилами». Но название, данное им их идейными противниками, прижилось. Поэтому приходится оперировать им. Однако, чтобы показать его условность, лучше его закавычивать.
Так вот, западников, предлагавших прямую рецепцию западноевропейского опыта на русской почве, действительно, можно считать идейными предшественниками современных российских «либералов». Но их оппоненты, «славянофилы», вовсе не были консерваторами. Более того, они не были до конца последовательными государственниками. Они признавали официальную триаду С.С. Уварова «Православие. Самодержавие. Народность». Но вкладывали в неё своё содержание, переставляя её компоненты местами. На первом месте у них было Православие или народность, но никогда - самодержавие.
Государственную бюрократию и крепостное право «славянофилы» считали явлениями, чуждыми русским самобытным началам. Они были приверженцами личных прав и свобод, трактуя их гораздо шире, чем западники, и даже не считая возможным регламентировать их прокрустовым ложем закона.
Более надёжным гарантом прав они считали обычное право и религиозную совесть. Таким образом, их главное отличие от западников в этом отношении выражалось в пренебрежении к формальному праву, писаному закону. Но в отрицании некоторых порядков России середины XIX века они сходились с западниками: эти порядки необходимо сломать! Неудивительно, что представители обоих течений русского либерализма активно сотрудничали в период отмены крепостного права, да и в дальнейшем, при осуществлении прочих Великих реформ Александра Второго.
«Славянофилы» подчёркивали наличие у России самобытных ценностей и основ и необходимость развивать именно их для успешного развития всей России. В каком-то роде их можно было бы назвать русскими «вигами». Ведь английские либералы - виги - всегда были и патриотами своей страны, и приверженцами традиционных английских ценностей. Наряду с консерваторами - тори. Обе старинные британские партии отталкивались от одного и того же набора смыслов.
Учитывая дискредитацию понятия «либерал» в современной России, точнее - монополизацию этого слова доктринёрами свободного рынка, можно было бы «славянофилов» назвать «русскими вигами». Однако этому мешает то, что в начале ХХ века конституционные демократы (кадеты) во главе с П.Н. Милюковым, будучи западниками, часто называли себя «русскими вигами» и тоже изрядно поистрепали это понятие. Правда, сейчас это уже несколько подзабылось. Слово «виг» в России звучит не так одиозно, как «либерал». Другое дело, что оно непонятно.
Несомненной исторической заслугой «славянофилов» следует считать предостережение ими о смертельной опасности засилья бюрократии для национальных устоев России.
Знаменитую формулу К.С. Аксакова «Правительству - право действия и, следовательно, закона; народу - право мнения и, следовательно, слова» можно полагать ориентиром для выработки оптимальной модели государственного строя России в современных условиях. В «славянофильской» идее широкой опоры самодержавной власти на местное самоуправление (модель соборности; сам термин «соборность» впервые предложен А.С. Хомяковым), минуя бюрократическое «средостение», справедливо усматривать предвосхищение современных идей прямой демократии, без политических посредников между властью и народом.
Может ли нечто подобное «славянофильству» возродиться в нынешней России? Полагаю, что да. И не только может, но и должно. Подобная идеология остро востребована обществом в настоящий момент. Это ярко выявила всё та же предвыборная борьба. Когда народу предлагают выбирать фактически между «самодержавием» «своего» чиновника и «самодержавием» мирового рынка, это не выбор. Тем более, что «наш» чиновник успешно с этим рынком сращивается. «Из двух зол не выбирают», - как сказали бы и виги, и тори.
«Неославянофильство» или «постславянофильство» в наше время необходимо для выполнения таких актуальных исторических задач русского национального самосознания:
1. Разграничить понятия Отечество и патриотизм с правящим слоем и преданностью начальству.
2. Выработать и зафиксировать в современных юридических понятиях комплекс прав и свобод личности, основанный на традициях русской многовековой общинно-соборной политической жизни и религиозной совести.
3. Сформулировать и внедрить в политико-правовую практику современную модель соборности как формы народоправства, отрицающей касту политических посредников, подавление меньшинства большинством и возможность монополизации власти одной партией.
Противостояние двух группировок современной российской элиты (одной - позиционирующей себя как «государственно-патриотической», и другой, заявляющей себя «либеральной) целиком развёртывается в парадигме западных ценностей.
Как и аналогичная борьба конца XIX - начала ХХ вв., приведшая к Февральской революции, она с двух сторон раскачивает лодку российской государственности, грозя её крушением.
Действенной альтернативой обоим вариантам западничества может стать только самобытная русская политическая доктрина, столь же всеобъемлющая, как западная либерально-демократическая доктрина, и так же ставящая в центр всего личность человека, её права и свободы. Но не абстрактной личности, какой не бывает, а сформировавшейся и развивающейся в лоне Русской цивилизации. Самым очевидным историческим прототипом такой доктрины и является «славянофильство».http://www.stoletie.ru/vzglyad/v_rossii_pojavitsa_partija_slavanofilov_2012-03-22.htm
