Сегодня тысячи наших соотечественников, преимущественно молодых, стремятся выехать из России и устроиться за рубежом. Многие видят цель своей жизни именно в этом. Мотивация проста: «Там жизнь лучше, чем здесь». Христианство переворачивает человека, ставя его с головы на ноги. Оно кардинально меняет его цели и, соответственно, его представление о том, что лучше и что хуже. Мы познакомились с американцем, который сознательно предпочел жить в России. Правда, сначала он предпочел американскому образу жизни монашеский устав. Архимандрит Закхей (Вуд) приезжал в Саратов, чтобы поздравить своего давнего друга — Епископа Саратовского и Вольского Лонгина — с тезоименитством. Мы попросили отца Закхея ответить на наши вопросы.
— Расскажите, пожалуйста, о своей семье, детстве, родителях. Как получилось, что Вы, американец, пришли в Православие?
— Я родился и вырос в православной среде. По линии матери у меня белорусские корни, а отец — американец, в нем шотландская и ирландская кровь. Несмотря на то, что отец — протестант, меня крестили в православном храме в честь Иоанна Крестителя в городе Спринг Вэлли (штат Нью-Йорк), и с той поры связь с Православной Церковью не прерывалась. С пяти лет я уже служил в алтаре — сейчас я покажу вам фотографию (фото на мобильнике — мальчик в стихаре.— Ред.). Алтарником я был у протоиерея Анхеля Эстрада-Рео — это испанец, принявший Православие. Он некоторое время был архидиаконом у святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского (Максимовича). Близким другом нашей семьи был архидиакон Роман Скварнавичюс, ныне покойный. Подростком я познакомился с владыкой Василием (Родзянко). Эти люди стали для меня примером смирения, достойнейшего служения Церкви и повлияли на мой выбор.
— Несколько слов о Свято-Владимирской духовной семинарии в Крествуде. Что дало Вам это учебное заведение?
— Это очень, очень хорошее, интересное место! Сегодня в Православии есть спорные вопросы: консерватизм, либерализм… И мне кажется, что любое православное учебное заведение должно быть готово обсуждать эти вопросы. Речь отнюдь не о том, чтобы изменять нашей вере, изменять Священному Преданию, впадать в некое обновленчество, но обсуждать эти вопросы надо. Если мы боимся их обсуждать, исследовать, вникать в чужие мнения — то мы не можем и защищать свою веру. А тот, кто уходит от вопросов,— это трус или это тот, у кого нет уверенности в Истине. Мы православные, и это значит, что у нас на любой вопрос есть ответ — искренний, правильный. В Свято-Владимирской семинарии нас научили не бояться вопросов, принимать вызовы современного мира. Мир задает нам сегодня много таких вопросов, горячих, необходимых: о месте Православия в современном мире, о месте Церкви в обществе… Во Владимирской семинарии мы, американские, имели возможность встречаться со студентами православных учебных заведений всего мира. У меня были друзья из Ливана, Сербии, Армении и, конечно, из России. Один из моих однокурсников сейчас служит Церкви как Епископ Архангельский и Холмогорский, я говорю, конечно, о Владыке Тихоне.
— Как пришло к Вам решение о монашеском постриге?
— Мы только вчера вечером, сразу после того, как я приехал из аэропорта, говорили с вашим Владыкой Лонгином об Афоне… Я в 89-м году был на Афоне, встретился там со старцем Паисием Святогорцем, вы, наверное, о нем знаете — и он благословил меня на монашеский путь (в 1989 году нашему собеседнику было 18 лет! — Ред.) Я пришел к этому не сразу, какое-то время колебался, видел свое будущее иначе: учеба в семинарии, затем, возможно, семейная жизнь — как сложится… Священства я никогда не искал. Искал покаяния. Поэтому в конечном итоге стал монахом. Да, покаяние необходимо всем, но почему именно мне было необходимо монашество… Нет, это все-таки личный вопрос. Не для интервью.
— В 2000 году Вы приехали в Россию — неблагополучную, нестабильную, воюющую страну. Все это Вас не пугало?
— Я и до этого приезжал в Россию, три месяца жил в Псково-Печерском монастыре в 1991 году, а затем проводил там какое-то время каждый год. Печеры для меня — это родное место. Мое нынешнее постоянное пребывание в России — это естественно. Я приехал сюда, чтобы учиться в Свято-Тихоновском богословском институте. Пока учился, жил в Сретенском монастыре. Именно тогда мы познакомились и подружились с будущим вашим архиереем, Владыкой Лонгином, он тогда еще был архимандритом.
Для меня Москва всегда была городом, к которому я стремился. Потому что Россия — особая страна, а Москва — ее столица, ее сердце. Я никогда не думал о том, что здесь страшно, плохо, я думал о другом — о том, что это страна истинной веры. Если бы я не был священником, мне было бы, возможно, тяжело здесь, но поскольку я священник, я не представляю себе такого — чтоб я в каком-то другом месте жил. Россия — это мой дом. А приход нашего храма — это моя семья. Самые близкие для меня люди.
— Россия дала Вам что-то такое, чего Запад не дал бы?
— Это очень личный на самом деле вопрос, очень интимный, я, может быть, и об этом отказался бы говорить, но если это во благо другим, если это действительно нужно читателям вашего журнала — я готов сказать... Я православный священник, и мне необходимо, для меня спасительно принимать исповеди русских людей. Потому что такой искренности раскаяния нигде больше не найдешь — только в России. Русские прихожане — это люди, которые понимают, насколько они близки к Богу и насколько они согрешают. И я учусь у своих прихожан, конечно. Каждый священник должен учиться у прихожан. Как в семье — умный отец всегда учится у своих детей. А мои прихожане меня учат и тому, как любить, и как каяться, и как быть гостеприимным. И многому другому.
— А Вы сразу стали понимать своих прихожан или это пришло с опытом жизни в России? Не создавала ли Ваша «иностранность» проблем в отношениях с паствой?
— Я достаточно давно в России, и — трудно ли мне было, не трудно ли — я понял уже, что такое русский человек. Я не горжусь этим, нет. В этом нет ничего удивительного. Это естественно.
— И все-таки Вы — человек из гораздо более благополучной страны. Жить в Америке гораздо легче…
— Вы так думаете?
— А разве не так?
— Человек, значащий для меня очень много, очень много для меня сделавший — отец Иоанн Крестьянкин,— говорил, что в России легко спасаться. Потому что здесь именно требуется терпение, смирение. Именно здесь — в метро, на улице — я чувствую, должен как бы уменьшаться в размерах… Чтобы другой увеличивался. Хотя, с другой стороны, спасение не зависит от внешних условий. Можно спастись в Сан-Франциско, в Саратове, где угодно… А можно погибнуть на Афоне.
— Значит, судьба России — это Ваша судьба?
— Нет. Я знаю, что не могу на такое претендовать, не имею права. Россия — это огромная духовная величина, это земля, в которую сотни тысяч мучеников легли. Мы не должны забывать: когда мы просто ходим по этой земле — мы ходим по антиминсу. Мы с вами, к сожалению, легко к этому относимся. Легко об этом забываем. А мы должны помнить, что они жизнь свою отдали ради нашего спасения. Где страдания — там и благодать. Может быть, еще и поэтому Россия — особое место. Вы прошли через такое страдание — и сохранили веру во Христа…
— Сохранили веру? Много ли было сохранивших веру — после революции и во все советские годы?
— У Спасителя нашего было всего двенадцать апостолов. Дело не в количестве.
— Вам не страшно за завтрашний день России?
— Отец Иоанн учил меня так: не переживай бесконечно того, что было вчера, потому что прошлого не изменишь. В прошлом надо каяться, но не переживать его бесконечно. И о завтрашнем дне не надо думать, потому что неизвестно, доживешь ли. Перед Богом ты отвечаешь за свой сегодняшний день.
— На кого опирается сегодня Американская автокефальная Церковь: на выходцев из традиционно православных стран или на коренных американцев, принявших Православие?
— Ее лицо меняется на глазах. Я молодой еще человек, но я уже могу сказать, что Церкви моего детства больше нет. Тогда почти у каждого прихожанина была или славянская фамилия, или какие-то славянские корни, как у меня. А сегодня большинство священнослужителей и прихожан — это неофиты, выходцы из других конфессий. Если мы воспринимали православный храм как отчий дом, как что-то унаследованное от предков, то нынешние наши прихожане входят в Православие как в совершенно новый для них мир. Это не плохо, это хорошо. Но это совсем другое. У коренного американца другая психология, другой мир. Но если он принимает Православие — это лишний раз доказывает: наша вера выше национальных различий и не определяется национальной психологией. Мы должны быть гибкими, чтобы реагировать на изменения.
— Православный человек не принимает, не может принять многого, происходящего сегодня на Западе. Например, оправдания и активной пропаганды содомского греха. Или эвтаназии. Православный человек — это человек иных убеждений, не тех, что у нерелигиозного западного человека. Но имеет ли он голос в современном мире, услышит ли его кто-нибудь, кроме собратьев по вере?
— К сожалению, нет, потому что у нас нет единства. Его нет, для начала, на американском континенте — среди православных юрисдикций США. Мы, чада Американской автокефальной Церкви, уповаем на единство, но есть другие, для них важнее единство национальное. Можно даже сказать, что Церковь для них — это нечто вспомогательное, она помогает им остаться греками, или румынами, или сербами. Если бы в Америке была только одна Православная Церковь, картина была бы иной. Но сегодня живущий в Америке грек идет в свою греческую церковь, а румын — в румынскую. И у каждой из этих Церквей свое мнение и свой настрой.
— Но разве все эти Церкви не объединены Православием? Разве нет такого понятия: «православный мир»?
— К сожалению, такого понятия нет. Нет полного понимания и поэтому нет единства православных народов. Это главная беда Православия сегодня, и это особенно хорошо видно, когда возникают конфликты между народами. Мы будем за это отвечать перед Богом. Мы найдем, о чем поспорить, но вот радоваться вместе мы разучились. Слава Богу, что у Русской Православной Церкви есть сегодня такой Патриарх, как Святейший Кирилл. Это очень умный человек, и он умеет разговаривать с другими. Я надеюсь, что, благодаря ему, мы будем двигаться к единству, которое так нам необходимо.
Беседовала Марина Бирюкова
Журнал «Православие и современность» № 13 (29) 2009 г.
Справка
Архимандрит Закхей (Вуд) родился в 1971 году в городе Сприг Вэлли (штат Нью-Йорк, США). Учился в Свято-Владимирской духовной семинарии в Крествуде. Был келейником у Предстоятеля Американской Православной Церкви митрополита Феодосия (Лазора), затем секретарем епископа Чикагского Иова (Осацкого). С начала 2000 года живет в России. В 2002 году возведен в сан архимандрита. В настоящее время — представитель Православной Церкви в Америке при Московском Патриархате, управляющий подворьем Американской Церкви в Москве (храм святой великомученицы Екатерины на Всполье).
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=8899&Itemid=3
