"...Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую Родину - это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента, обреченных на колонизацию пришельцев с Запада и Востока.
К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому Русскому народу".
Генерал Деникин
Благоговейной рукой на черном аналое, при тусклом мерцании восковых свечей, я открываю старый фолиант. Тихо шелестят пожелтевшие страницы. В сплошном орнаменте черных крестов смотрят на меня длинные столбцы знакомых и дорогих имен...
Мир мертвым!
Колеблется пламя свечей, бегут по стенам робкие тени...
А там, за черным аналоем, зияет глубокий внутренний скат необозримой Чаши - Чаши страданий и крови - страшной меры Воскресения.
Я подхожу к Ее сверкающему краю и гляжу в глубину. Она пуста... И только на самом дне едва тусклое темное пятно...
Тогда я иду к оставленному мною фолианту и, охватив руками края аналоя, роняю на него голову и в гордой радости целую его священные страницы.
Слава России - хвала Марковцам!
2 ноября 1917 г. на перрон вокзала г. Новочеркасска из пришедшего из Ростова поезда высадилась группа человек в двенадцать, в военных, но без погон и штатских костюмах, с небольшим багажом в руках. На вокзале был образцовый порядок: люди спокойно, одни выхолили из вагонов, другие входили в них, и никого из них не интересовала прибывшая группа, почтительно окружавшая старика в штатском. Никто не замечал ее радости - достижения ею цели - Земли Обетованной.
Но не прошло и нескольких минут, как к группе быстрым шагом подошел офицер - донец, взял "под козырек" и что-то отрапортовал старику, снявшему сейчас же свою шляпу. Еще минута - другая и старик, это был генерал Алексеев, со своим адъютантом, ротмистром Шапрон-де-Ларе, также, как и генерал, одетый в штатское, сопровождаемые офицером, отбыли к атаману Дона, генералу Каледину.
К оставшимся подошел другой офицер и повел их в город.
- Как тут у вас? - спросили его.
- Неважно! - ответил тот.
Генерал Алексеев, генерал без положения, без должности, но с именем и с идеей, которой теперь он жил и осуществить которую стремился, был принят атаманом, правителем целой области. Он сообщил атаману, что теперь настало время осуществить его намерение создать на территории Дона вооруженную силу для борьбы с большевиками, просил его еще раз дать приют офицерам и добровольцам и содействовать ему и его патриотическом начинании. Атаман Каледин разделял цели и намерения генерала Алексеева и обещал ему всемерную помощь.
Немедленно в Петроград полковнику Веденяпину была выслана условная телеграмма о направлении добровольцев в Новочеркасск.
2 ноября 1917 г. стало днем зарождения "Алексеевской Добровольческой организации" на Дону, позднее ставшей Добровольческой армией. Неделю спустя после захвата власти в России большевиками, патриоты Родины ответили созданием противоборствующей им силы.
Группа спутников генерала Алексеева была приведена на Барочную ул. - N 39, где помещался лазарет N 2, теперь освобожденный от раненых и больных, но с оставшимся медицинским персоналом. Прибывших приветливо и радушно встретили, отвели им комнату, накормили. Скоро все уснули крепким сном после долгого, тяжелого и беспокойного пути. Так, лазарет на Барочной N 39, стал "колыбелью" Добровольческой армии.
На следующий день в госпитале был объявлен порядок, которому должны были подчиняться все в нем находящиеся: во-первых - считать себя ранеными или больными, и, во-вторых - выход из госпиталя разрешался только по госпитальным запискам.
В этот день госпиталь пополнился еще несколькими добровольцами, а 4 ноября и целой партией в 25 человек, со штабс-капитаном Парфеновым во главе, выехавшими из Петрограда еще до получения там условной телеграммы.
Приветствовать первых добровольцев пришел сам генерал Алексеев. Он выразил им свою уверенность в успехе начинаемого дела и просил только сохранить в тайне цели и намерения, с которыми они прибыли в Новочеркасск. О нем, о генерале Алексееве, никто не должен знать: он неизвестный штатский человек, а поэтому при встрече приветствовать его не следует.
В этот свой первый визит к своим добровольцам, которых было до 40 человек, он положил начало первой воинской части - Сводно-офицерской роте, командиром которой назначил штабс-капитана Парфенова.
В дальнейшем эта рота развернулась в более крупные соединения, и, наконец, в Сводно-офицерский полк, ставший позднее Офицерским генерала Маркова полком. Таким образом 4 ноября 1917 г. является датой старшинства этого полка.
Ночью в роту скрытно были доставлены винтовки и небольшое количество патронов. Настроение чинов роты было отличное и уверенное.
Генерал Алексеев почти ежедневно посещал роту, расспрашивал вновь прибывших. Он не подымал вопроса о медленном росте роты. Этот вопрос подпили сами добровольцы, заговорив о том, что много офицеров едут из Петрограда и Москвы через Новочеркасск и Ростов на Кавказ, о том, что в Новочеркасске и Ростове тысячи офицеров определенно уклоняются от поступления в организацию. Генерал Алексеев спокойно и в мягких тонах отзывался на упреки добровольцев по адресу пассивного офицерства и утверждал, что обстановка все же, в конце концов, заставит его принять положительное решение. "Хотя время не терпит промедления, однако оно еще есть", - говорил он.
В середине ноября была введена официальная запись в Алексеевскую организацию. Все, как уже прибывшие, так и вновь прибывающие, регистрировались в Бюро записи, подписывали особые записки, свидетельствующие об их добровольном желании служить в организации, и обязывающие их сроком на 4 месяца. Денежного оклада не существовало. Все содержание ограничивалось лишь пайком. Все добровольцы без колебаний подписывали такие записки, удивляясь, однако указанному сроку обязательства - 4 месяца. Они, ведь, явились служить бессрочно, то есть до освобождения Родины от большевиков.
О таком настроении добровольцев генерал Алексеев знал и считал необходимым не скрывать от них, что в организации в данное время совершенно отсутствуют денежные средства. Но добровольцев этот вопрос интересовал только относительно нужд организации в целом, но ни как не в смысле какого-то им жалования, о чем они и говорили генерал Алексееву.
В один из дней генерал Алексеев пришел в роту в несколько явно взволнованном настроении. Его, как всегда, окружили добровольцы. Он им сказал о следующем: зная их преданность делу борьбы за Родину, их непоколебимую решимость на все, он не может скрывать от них появившиеся трудности для дела. Обстановка сложилась так: пребывание организации в Новочеркасске известно врагу. Большевики уже говорят о росте "Калединской контрреволюции" и о необходимости ее задушить в корне. Естественно, что руководители политики Дона очень беспокоятся за судьбу Дона и находят главной причиной враждебного отношения к нему - сбор здесь Добровольческой организации. Это привело их к решению побудить атамана заставить последнюю оставить пределы Дона. Связанный конституцией Дона и бессильный убедить политических деятелей в необходимости оставления на Дону добровольцев, атаман высказал генерал Алексееву просьбу перенести формирование организации в ближайший к Дону район, на что был дан срок в две недели.
Это сообщение сильно встревожило добровольцев, но их успокоило заявление генерал Алексеева: "Хотя две недели и малый срок, но события идут таким темпом, что многое может в течение их решительно измениться и организация может еще понадобиться Дону".
На все сказанное генералом Алексеевым добровольцы ответили утверждением своей полной ему преданности и готовности выполнить нее его приказания. На их заявление о нехватке винтовок и патронов, генерал Алексеев сказал, что, хотя отношение Дона к организации и препятствует получению оружия, но "мы его добудем своевременно".
Эта встреча генерал Алексеева с добровольцами до высшего предела укрепила их взаимную и неразрывную связь. Вождь в это время имел своем распоряжении всего лишь 180 человек.
С началом второй половины ноября положение стало резко меняться: во-первых, увеличился приток добровольцев, что усиливало Добровольческую организацию и, во-вторых, осложнилось и ухудшилось положение Дона в смысле сохранения порядка и внутренней безопасности. Тысячи дезертиров с фронта Великой войны ехали через его территорию, торопясь к себе домой. Они на каждой станции грабили население, добывая себе пропитание; они угрожали железнодорожной администрации, требуя отправки их поездов, не считаясь с установленным расписанием. Порядок нарушился. У Дона не было сил его поддерживать, тем более что дезертиры в большинстве ехали с оружием. Кроме того, таким беспорядком пользовались большевики, настраивая массу против "контрреволюционного" Дона. Донским властям не оставалось иного, как просить Атамана обратиться к генералу Алексееву за помощью.
Генерал Алексеев не отказался дать ее. Он распорядился назначать и распоряжение донских властей необходимое им число добровольцев. Группами в пять и более человек, они под командой донских офицеров, получив винтовки, патроны и по 10 рублей суточных на 10 дней, отправлялись на разные узловые станции и не только Дона, но и близлежащие к его границе.
Такие командировки были весьма опасны. На ст. Дебальцево группа не только не смогла водворить порядок, но под угрозой оружия, вынуждена была ее оставить. Ей вслед неслись пули. На ст. Иловайской такая же группа едва не была растерзана толпой вооруженных, если бы ей не помог сотник Греков с группой кубанцев, возвращающихся на Кубань. Но и соединенной группе все же пришлось оставить станцию. Сотник Греков сформировал из нее партизанский отряд, вошел в подчинение донскому командованию и в дальнейшем производил отрядом налеты на станции, где останавливались слишком буйные эшелоны дезертиров, чем умерял их страсти. В районе каменно-угольных шахт среди местных жителей развивались большевистско-коммунистические идеи, организовывались совдепы, и сотник Греков со своим отрядом беспощадно расправлялся с захваченными вожаками.
Но волны революции все же постепенно захлестывали и территорию Дона. Им не могли противостоять формирующиеся из донских добровольцев партизанские отряды. Начала литься кровь защитников Дона. Не все группы посланных в командировки добровольцев возвращались и Новочеркасск. Это были первые жертвы организации в борьбе, которых никто из добровольцев не видел, и лишь их фамилии в бюро записи говорили о них.
Благополучно вернувшиеся из таких командировок в большинстве попадали в офицерские и юнкерские части, позднее сведенные в Офицерский полк.
На ст. Зверево порядок наводила группа в четыре добровольца с донским офицером. Она не знала покоя ни днем, ни ночью. Окружена она была большевистски настроенным населением. Однажды на станцию прибыл эшелон с 28-м Донским полком, вернувшимся с фронта, поразивший добровольцев своим порядком. "Теперь у Дона есть свои боевые части" - говорили они. Но радость их была коротка: казаки узнали в них "чужаков". Зло помахивая плетьми, заявили им: "Убирайтесь отсюда! Вам тут нечего делать".
Незаметной для добровольцев протекала работа генерал Алексеева, на которого легла вся ее тяжесть и при том в условиях весьма неблагоприятных. Ему нужно было заботиться не только о помещениях для добровольцев, но и об их питании и снабжении самым необходимым. Необходимы были денежные средства. Генерал Алексеев попробовал обратиться к богатым людям и получил от них всего лишь...400 руб. Кое-чем помогали благотворительные организации. Ожидалось поступление средств от торгово-промышленных кругов Москвы и Петрограда.
Несмотря на материальные трудности, генерал Алексеев продолжал дело привлечения на Дон возможно большего числа добровольцев, посылая с этой целью своих гонцов в Москву, Петроград и другие города к политическим, общественным и военным организациям. Но он не строил себе иллюзий относительно их активности, как не строили и добровольцы. Они уже имели возможность убедиться в их пассивности, прикрываемой "благими порывами". Генерал Алексеев побуждал их к делу. Результат был ничтожный.
Слал генерал Алексеев своих гонцов к главнокомандующему Румынским фронтом, генерал Щербачеву, части которого еще не были столь разложены, как на других фронтах. У него была большая надежда на сформирование там крепких частей из добровольцев и возможности начать борьбу с большевиками оттуда, в крайнем случае, на переход этих частей на Дон. Генерал Щербачев разделял идею генерал Алексеева, но у него не хватило воли осуществить ее.
Не оставлено было без внимания и офицерство, собравшееся в последнее время на Северном Кавказе, в городах Минеральных вод. Там же находились генералы Рузский, Радко-Дмитриев и др. Неоднократно ездили туда посланцы генерала Алексеева, рискуя жизнью и привозили оттуда лишь "утешительное": офицеры объединились, готовы к выступлению. Между прочим, там в это время проживал и бывший военный министр Временного правительства А.И. Гучков. Но ни министр, ни генералы реальной силы для генерала Алексеева не дали.
Сам генерал Алексеев дважды инкогнито ездил в Екатеринодар к атаману Кубанской области, побуждая его, если и не дать добровольцев, то хотя бы сформировать на Кубани противобольшевистские отряды. Весьма туго шло их формирование.
Обращался генерал Алексеев за содействием ко многим лицам. Весьма популярный среди офицерства генерал Брусилов, живший в Москве, отвечал полным сочувствием делу генерал Алексеева, но, через несколько месяцев, он стал помогать большевикам. Высший генералитет Русской армии вообще оказался беспомощным и бездеятельным. Исключение составляла группа во главе с генералом Корниловым, но она в ноябре была изолирована от Дона. Удастся ли ей пробраться на Дон, было тогда под большим вопросом.
Все дела организации генералу Алексееву приходилось вести одному, имея опору и возлагая надежды на рядовых офицеров-добровольцев. У старого Вождя блестели глаза, появлялась улыбка при встречах с ними и тускнели глаза, когда он задумывался над судьбой этих немногих, пошедших за ним. Но Вождь верил в успех и, не опуская рук, с полным напряжением своих надломленных годами и недомоганием сил, продолжал работать. Добровольцы не раз видели генерала Алексеева молящимся в величественном Новочеркасском соборе, там просящего у Бога сил и поддержки себе и своему делу - За Веру, за Родину!
К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому Русскому народу".
Генерал Деникин
Благоговейной рукой на черном аналое, при тусклом мерцании восковых свечей, я открываю старый фолиант. Тихо шелестят пожелтевшие страницы. В сплошном орнаменте черных крестов смотрят на меня длинные столбцы знакомых и дорогих имен...
Мир мертвым!
Колеблется пламя свечей, бегут по стенам робкие тени...
А там, за черным аналоем, зияет глубокий внутренний скат необозримой Чаши - Чаши страданий и крови - страшной меры Воскресения.
Я подхожу к Ее сверкающему краю и гляжу в глубину. Она пуста... И только на самом дне едва тусклое темное пятно...
Тогда я иду к оставленному мною фолианту и, охватив руками края аналоя, роняю на него голову и в гордой радости целую его священные страницы.
Слава России - хвала Марковцам!
Зарождение Алексеевской Добровольческой организации
2 ноября 1917 г. на перрон вокзала г. Новочеркасска из пришедшего из Ростова поезда высадилась группа человек в двенадцать, в военных, но без погон и штатских костюмах, с небольшим багажом в руках. На вокзале был образцовый порядок: люди спокойно, одни выхолили из вагонов, другие входили в них, и никого из них не интересовала прибывшая группа, почтительно окружавшая старика в штатском. Никто не замечал ее радости - достижения ею цели - Земли Обетованной.
Но не прошло и нескольких минут, как к группе быстрым шагом подошел офицер - донец, взял "под козырек" и что-то отрапортовал старику, снявшему сейчас же свою шляпу. Еще минута - другая и старик, это был генерал Алексеев, со своим адъютантом, ротмистром Шапрон-де-Ларе, также, как и генерал, одетый в штатское, сопровождаемые офицером, отбыли к атаману Дона, генералу Каледину.
К оставшимся подошел другой офицер и повел их в город.
- Как тут у вас? - спросили его.
- Неважно! - ответил тот.
Генерал Алексеев, генерал без положения, без должности, но с именем и с идеей, которой теперь он жил и осуществить которую стремился, был принят атаманом, правителем целой области. Он сообщил атаману, что теперь настало время осуществить его намерение создать на территории Дона вооруженную силу для борьбы с большевиками, просил его еще раз дать приют офицерам и добровольцам и содействовать ему и его патриотическом начинании. Атаман Каледин разделял цели и намерения генерала Алексеева и обещал ему всемерную помощь.
Немедленно в Петроград полковнику Веденяпину была выслана условная телеграмма о направлении добровольцев в Новочеркасск.
2 ноября 1917 г. стало днем зарождения "Алексеевской Добровольческой организации" на Дону, позднее ставшей Добровольческой армией. Неделю спустя после захвата власти в России большевиками, патриоты Родины ответили созданием противоборствующей им силы.
 |
| Генерал М.В. Алексеев |
На следующий день в госпитале был объявлен порядок, которому должны были подчиняться все в нем находящиеся: во-первых - считать себя ранеными или больными, и, во-вторых - выход из госпиталя разрешался только по госпитальным запискам.
В этот день госпиталь пополнился еще несколькими добровольцами, а 4 ноября и целой партией в 25 человек, со штабс-капитаном Парфеновым во главе, выехавшими из Петрограда еще до получения там условной телеграммы.
Приветствовать первых добровольцев пришел сам генерал Алексеев. Он выразил им свою уверенность в успехе начинаемого дела и просил только сохранить в тайне цели и намерения, с которыми они прибыли в Новочеркасск. О нем, о генерале Алексееве, никто не должен знать: он неизвестный штатский человек, а поэтому при встрече приветствовать его не следует.
В этот свой первый визит к своим добровольцам, которых было до 40 человек, он положил начало первой воинской части - Сводно-офицерской роте, командиром которой назначил штабс-капитана Парфенова.
В дальнейшем эта рота развернулась в более крупные соединения, и, наконец, в Сводно-офицерский полк, ставший позднее Офицерским генерала Маркова полком. Таким образом 4 ноября 1917 г. является датой старшинства этого полка.
Ночью в роту скрытно были доставлены винтовки и небольшое количество патронов. Настроение чинов роты было отличное и уверенное.
Генерал Алексеев почти ежедневно посещал роту, расспрашивал вновь прибывших. Он не подымал вопроса о медленном росте роты. Этот вопрос подпили сами добровольцы, заговорив о том, что много офицеров едут из Петрограда и Москвы через Новочеркасск и Ростов на Кавказ, о том, что в Новочеркасске и Ростове тысячи офицеров определенно уклоняются от поступления в организацию. Генерал Алексеев спокойно и в мягких тонах отзывался на упреки добровольцев по адресу пассивного офицерства и утверждал, что обстановка все же, в конце концов, заставит его принять положительное решение. "Хотя время не терпит промедления, однако оно еще есть", - говорил он.
В середине ноября была введена официальная запись в Алексеевскую организацию. Все, как уже прибывшие, так и вновь прибывающие, регистрировались в Бюро записи, подписывали особые записки, свидетельствующие об их добровольном желании служить в организации, и обязывающие их сроком на 4 месяца. Денежного оклада не существовало. Все содержание ограничивалось лишь пайком. Все добровольцы без колебаний подписывали такие записки, удивляясь, однако указанному сроку обязательства - 4 месяца. Они, ведь, явились служить бессрочно, то есть до освобождения Родины от большевиков.
О таком настроении добровольцев генерал Алексеев знал и считал необходимым не скрывать от них, что в организации в данное время совершенно отсутствуют денежные средства. Но добровольцев этот вопрос интересовал только относительно нужд организации в целом, но ни как не в смысле какого-то им жалования, о чем они и говорили генерал Алексееву.
В один из дней генерал Алексеев пришел в роту в несколько явно взволнованном настроении. Его, как всегда, окружили добровольцы. Он им сказал о следующем: зная их преданность делу борьбы за Родину, их непоколебимую решимость на все, он не может скрывать от них появившиеся трудности для дела. Обстановка сложилась так: пребывание организации в Новочеркасске известно врагу. Большевики уже говорят о росте "Калединской контрреволюции" и о необходимости ее задушить в корне. Естественно, что руководители политики Дона очень беспокоятся за судьбу Дона и находят главной причиной враждебного отношения к нему - сбор здесь Добровольческой организации. Это привело их к решению побудить атамана заставить последнюю оставить пределы Дона. Связанный конституцией Дона и бессильный убедить политических деятелей в необходимости оставления на Дону добровольцев, атаман высказал генерал Алексееву просьбу перенести формирование организации в ближайший к Дону район, на что был дан срок в две недели.
Это сообщение сильно встревожило добровольцев, но их успокоило заявление генерал Алексеева: "Хотя две недели и малый срок, но события идут таким темпом, что многое может в течение их решительно измениться и организация может еще понадобиться Дону".
На все сказанное генералом Алексеевым добровольцы ответили утверждением своей полной ему преданности и готовности выполнить нее его приказания. На их заявление о нехватке винтовок и патронов, генерал Алексеев сказал, что, хотя отношение Дона к организации и препятствует получению оружия, но "мы его добудем своевременно".
Эта встреча генерал Алексеева с добровольцами до высшего предела укрепила их взаимную и неразрывную связь. Вождь в это время имел своем распоряжении всего лишь 180 человек.
С началом второй половины ноября положение стало резко меняться: во-первых, увеличился приток добровольцев, что усиливало Добровольческую организацию и, во-вторых, осложнилось и ухудшилось положение Дона в смысле сохранения порядка и внутренней безопасности. Тысячи дезертиров с фронта Великой войны ехали через его территорию, торопясь к себе домой. Они на каждой станции грабили население, добывая себе пропитание; они угрожали железнодорожной администрации, требуя отправки их поездов, не считаясь с установленным расписанием. Порядок нарушился. У Дона не было сил его поддерживать, тем более что дезертиры в большинстве ехали с оружием. Кроме того, таким беспорядком пользовались большевики, настраивая массу против "контрреволюционного" Дона. Донским властям не оставалось иного, как просить Атамана обратиться к генералу Алексееву за помощью.
Генерал Алексеев не отказался дать ее. Он распорядился назначать и распоряжение донских властей необходимое им число добровольцев. Группами в пять и более человек, они под командой донских офицеров, получив винтовки, патроны и по 10 рублей суточных на 10 дней, отправлялись на разные узловые станции и не только Дона, но и близлежащие к его границе.
Такие командировки были весьма опасны. На ст. Дебальцево группа не только не смогла водворить порядок, но под угрозой оружия, вынуждена была ее оставить. Ей вслед неслись пули. На ст. Иловайской такая же группа едва не была растерзана толпой вооруженных, если бы ей не помог сотник Греков с группой кубанцев, возвращающихся на Кубань. Но и соединенной группе все же пришлось оставить станцию. Сотник Греков сформировал из нее партизанский отряд, вошел в подчинение донскому командованию и в дальнейшем производил отрядом налеты на станции, где останавливались слишком буйные эшелоны дезертиров, чем умерял их страсти. В районе каменно-угольных шахт среди местных жителей развивались большевистско-коммунистические идеи, организовывались совдепы, и сотник Греков со своим отрядом беспощадно расправлялся с захваченными вожаками.
Но волны революции все же постепенно захлестывали и территорию Дона. Им не могли противостоять формирующиеся из донских добровольцев партизанские отряды. Начала литься кровь защитников Дона. Не все группы посланных в командировки добровольцев возвращались и Новочеркасск. Это были первые жертвы организации в борьбе, которых никто из добровольцев не видел, и лишь их фамилии в бюро записи говорили о них.
Благополучно вернувшиеся из таких командировок в большинстве попадали в офицерские и юнкерские части, позднее сведенные в Офицерский полк.
На ст. Зверево порядок наводила группа в четыре добровольца с донским офицером. Она не знала покоя ни днем, ни ночью. Окружена она была большевистски настроенным населением. Однажды на станцию прибыл эшелон с 28-м Донским полком, вернувшимся с фронта, поразивший добровольцев своим порядком. "Теперь у Дона есть свои боевые части" - говорили они. Но радость их была коротка: казаки узнали в них "чужаков". Зло помахивая плетьми, заявили им: "Убирайтесь отсюда! Вам тут нечего делать".
Незаметной для добровольцев протекала работа генерал Алексеева, на которого легла вся ее тяжесть и при том в условиях весьма неблагоприятных. Ему нужно было заботиться не только о помещениях для добровольцев, но и об их питании и снабжении самым необходимым. Необходимы были денежные средства. Генерал Алексеев попробовал обратиться к богатым людям и получил от них всего лишь...400 руб. Кое-чем помогали благотворительные организации. Ожидалось поступление средств от торгово-промышленных кругов Москвы и Петрограда.
Несмотря на материальные трудности, генерал Алексеев продолжал дело привлечения на Дон возможно большего числа добровольцев, посылая с этой целью своих гонцов в Москву, Петроград и другие города к политическим, общественным и военным организациям. Но он не строил себе иллюзий относительно их активности, как не строили и добровольцы. Они уже имели возможность убедиться в их пассивности, прикрываемой "благими порывами". Генерал Алексеев побуждал их к делу. Результат был ничтожный.
Слал генерал Алексеев своих гонцов к главнокомандующему Румынским фронтом, генерал Щербачеву, части которого еще не были столь разложены, как на других фронтах. У него была большая надежда на сформирование там крепких частей из добровольцев и возможности начать борьбу с большевиками оттуда, в крайнем случае, на переход этих частей на Дон. Генерал Щербачев разделял идею генерал Алексеева, но у него не хватило воли осуществить ее.
Не оставлено было без внимания и офицерство, собравшееся в последнее время на Северном Кавказе, в городах Минеральных вод. Там же находились генералы Рузский, Радко-Дмитриев и др. Неоднократно ездили туда посланцы генерала Алексеева, рискуя жизнью и привозили оттуда лишь "утешительное": офицеры объединились, готовы к выступлению. Между прочим, там в это время проживал и бывший военный министр Временного правительства А.И. Гучков. Но ни министр, ни генералы реальной силы для генерала Алексеева не дали.
Сам генерал Алексеев дважды инкогнито ездил в Екатеринодар к атаману Кубанской области, побуждая его, если и не дать добровольцев, то хотя бы сформировать на Кубани противобольшевистские отряды. Весьма туго шло их формирование.
Обращался генерал Алексеев за содействием ко многим лицам. Весьма популярный среди офицерства генерал Брусилов, живший в Москве, отвечал полным сочувствием делу генерал Алексеева, но, через несколько месяцев, он стал помогать большевикам. Высший генералитет Русской армии вообще оказался беспомощным и бездеятельным. Исключение составляла группа во главе с генералом Корниловым, но она в ноябре была изолирована от Дона. Удастся ли ей пробраться на Дон, было тогда под большим вопросом.
Все дела организации генералу Алексееву приходилось вести одному, имея опору и возлагая надежды на рядовых офицеров-добровольцев. У старого Вождя блестели глаза, появлялась улыбка при встречах с ними и тускнели глаза, когда он задумывался над судьбой этих немногих, пошедших за ним. Но Вождь верил в успех и, не опуская рук, с полным напряжением своих надломленных годами и недомоганием сил, продолжал работать. Добровольцы не раз видели генерала Алексеева молящимся в величественном Новочеркасском соборе, там просящего у Бога сил и поддержки себе и своему делу - За Веру, за Родину!
