Николай Яковлевич Данилевский относится к той категории национальных мыслителей, которых до недавнего времени принято было именовать забытыми. И это отчасти верно.Русское общество второй половины XIX века, которому мир виделся черно-белым, наподобие шахматной доски, относило его к категории "реакционных проправительственных идеологов", служивших по выражению Владимира Соловьёва "фальшивым притязаниям национализма". В советское время Данилевский тоже оказался в ряду врагов, ибо, как сообщал энциклопедический словарь 1984 года, его идеи "оправдывали великодержавно-шовинистические устремления царизма".
Ко всему прочему, во времена борьбы с генетикой Данилевского причисляли к противникам "мичуринской биологии".
А так как интеллектуальных ресурсов для опровержения концепции Данилевского не хватало ни у либералов ХIХ века, ни у марксистов ХХ, его предпочли "забыть", о чем уже в начале прошлого века очень сокрушался В.В. Розанов.
Однако случилось нечто, что заставляет вспомнить известное выражение К. Маркса об "иронии истории", в данном случае истории общественной мысли. В 1918 году вышла в свет и вскоре получила всемирную известность книга Освальда Шпенглера "Закат Европы", повторившая основные положения историософии Данилевского. Данилевский стал "предшественником Шпенглера"; и его имя постепенно входило в интеллектуальный "набор" западной академической науки, а с конца 80-х годов ХХ века вновь обрело известность на Родине.
Николай Яковлевич Данилевский происходил из старой дворянской семьи, основателем которой был казачий сотник Данила Данилевский (его же потомком был и известный беллетрист Г.П. Данилевский; в доме Данилы перед Полтавским сражением останавливался Петр Великий). После нескольких частных пансионов отец Данилевского, заслуженный генерал и настоящий гусар, поместил сына в известнейшее учебное заведение Российской Империи - Царскосельский лицей, после блестящего окончания которого он поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета и тогда же вошел в круг людей, которые составляли славу отечественной культуры.
В "Отечественных записках" публикуются две большие статьи Данилевского, отмеченные В.Г. Белинским и В.Н. Майковым, которые, по воспоминаниям современника, "оценили необыкновенно логический ум Данилевского, его изумительную диалектику и обширную эрудицию". В то же время он начинает посещать "пятницы" М.В. Буташевича-Петрашевского, где вместе с ним оказываются Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, В.А. Милютин, А.Н. Плещеев. Данилевский, увлекавшийся тогда учением французского социалиста Ш. Фурье, стал "главным специалистом" по этому вопросу среди петрашевцев и даже хотел превратить кружок в нечто подобное научному семинару.
Отчасти этим объясняется сравнительно мягкий приговор Данилевскому после ареста членов кружка: его подвергают административной высылке в Вологду под секретный надзор полиции (в то время, как Ф.М. Достоевского приговаривают к смертной казни, отмененной лишь в последний момент)
До суда Данилевский провел около ста дней в камере Петропавловской крепости за чтением Священного Писания, и эти дни заметно изменили его. Из умеренного западника Данилевский постепенно превратился в консервативного панслависта.
После Вологодской ссылки он работал по своей непосредственной специальности - биологии, сначала под руководством знаменитого ученого академика К. Бэра, затем самостоятельно. Много и талантливо писал, касаясь самых разных аспектов науки - биологии, экономики, этнографии, климатологии, политики. Однако российскую, а затем и мировую известность ему принесли два больших сочинения - "Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Романо-германскому" и "Дарвинизм". Первая работа, опубликованная в журнале "Заря" (1869 г.), касается такой специфической формы знания, как историософия, вторая, вышедшая уже после смерти автора (1885 г.) посвящена натурфилософии и критике учения Ч. Дарвина. Фактически же обе книги говорят об одном и том же - о законах развития живой материи. В "России и Европе" Данилевский сформулировал теорию замкнутых дискретных цивилизаций, названных им культурно-историческими типами и развивающихся вполне автономно "при большем или меньшем влиянии" иных цивилизаций. Каждый культурно-исторический тип реализует себя в одной из четырех, выделенных Данилевским, сфер бытия - религии, культуре (в самом широком смысле слова), в политике, общественно-экономической организации.
По мере развития мировой истории происходит усложнение культурно-исторических типов. Так, ранние типы реализовали свою самобытность в одной из сфер (например, греки в искусстве), а романо-германский тип - уже в двух.
По мнению Данилевского, существует вероятность появления молодого славянского культурно-исторического типа, который сможет самобытно реализовать себя во всех четырех сферах.
Как специфическая форма существования живой материи культурно-исторический тип имеет для своего развития не только пространство, но и время, т.е. проходит полный витальный цикл - молодость, зрелость, старость - и, наконец, умирает, сменяясь новым типом. Таким образом, Данилевский сформулировал новые принципы развития мировой истории, дал новую структуру всемирного единства и предсказал закат Европы. Как систематик, он сделал для истории примерно то же, что Д.И. Менделеев для химии. (Периодический закон Менделеев открыл в год первой публикации "России и Европы", на что обратил внимание социолог В.В. Афанасьев).
Важным является и то обстоятельство, что в "России и Европе" Данилевский предложил набор методов и средств для реализации внешнеполитических задач России, главной из которых, по его мнению, была задача освобождения славянства и создание единого славянского государства - Всеславянской федерации.
Второй большой книгой Н.Я.Данилевского стал труд "Дарвинизм", который автор не успел закончить. Учение Дарвина противоречило научным взглядам Данилевского. Но главное - нравственная интуиция русского ученого, его христианская совесть позволили Данилевскому разглядеть в теории происхождения видов "усмешку сатаны". Человек, лишенный богоподобия, ставший потомком обезьяны, перестал быть "венцом творения", превратился в "высшее животное". Отсюда было уже недалеко до концлагерей, до расовой гигиены гитлеровского рейха, до многочисленных национальных, классовых и расовых геноцидов. Кроме того, появившийся как факт позитивной науки, дарвинизм оказал огромное влияние на мистические доктрины ХХ века, стал основой эволюционизма, был принят практически всеми масоно-экуменическими и хилиастическими сектами. В этих учениях совершенство и бессмертие будущего рассматривается не как бытие преображенного мира, а как результат эволюционного развития.
Книги Данилевского касались самых важных вопросов бытия, что можно сказать и о его статьях, среди которых следует выделить "Несколько слов по поводу конституционных вожделений насчет "либеральной прессы" (1881), "Происхождение нашего нигилизма" (1884), "Владимир Соловьев о Православии и католицизме" (1885).
При жизни Данилевский не обрел популярности, но среди его горячих поклонников были люди, составившие цвет национальной культуры: Ф.М. Достоевский, Ф.И. Тютчев, Н.Н. Страхов, К.Н. Бестужев-Рюмин, В.И. Ламанский, В.В. Стасов, А.Ф. Писемский, А.Н. Майков. К концу жизни Данилевский установил дружеские отношения с Л.Н. Толстым.
Среди критиков Данилевского до конца 80-х голов ХIХ века не было сколько-нибудь значительных фигур. Однако с ростом популярности его книг такие критики должны были появиться обязательно.
Для "передовой русской общественности" было достаточно безразлично, что Данилевский относил арабов, китайцев и других неевропейцев к иному "культурно-историческому типу", но согласиться с тем, что любимая, почти обожествляемая Европа тоже относится к иному типу, да еще не любит и боится России, конечно, было невозможно.
Кто-то должен был взять на себя миссию полной дискредитации наследия Данилевского. Этим человеком неожиданно оказался Владимир Соловьев, бывшая "надежда славянофильства". Им через три года после кончины Данилевского было подвергнуто жесткой, большей частью несправедливой, а иногда откровенно лживой критике все наследие покойного.
В 1888 году в программно-либеральном журнале "Вестник Европы", появилась соловьевская статья, направленная против Данилевского и с умыслом названная автором "Россия и Европа", где он критиковал основные положения историософии Данилевского, коснулся и "Дарвинизма". Возражения Соловьева сводились в основном к двум пунктам: несоответствие теории культурно-исторических типов данным современной науки и несоответствие этой теории христианскому универсализму. Русские, утверждал Соловьев, один из тех европейских народов, которые способны к наукам, как "шведы или голландцы", русская культура - часть европейской, и Россия должна лишь воспринимать ценности, "выработанные человечеством" (т.е. европейцами). Самое важное, однако, состоит в том, что "народность являлась доселе, по преимуществу, как сила дифференцирующая и разделяющая. Между тем разделяющие и обособляющие действия народности противоречат воссоединяющим началам христианства"".
Следует заметить, что В.Соловьев говорил от имени какого-то своего "христианства" которое никак не совпадало с реальным историческим христианством. Христианство преп. Сергия, свт. Феофана Затворника, преп. Серафима Саровского, Оптинских старцев было иным, нежели "христианство" Соловьева. Как раз в это время св. равноап. Николай Японский называл Соловьева в своих дневниках "несчастнейшим ренегатом" и спрашивал, за что "такую наглую и бессовестную ругань на Россию изрыгает русский?"
Соловьев не понял или не захотел понять того, что Данилевский как раз христианизировал историю.
Ибо народ есть "соборная личность", и в конце времен человек будет предстоять Богу с отцом, матерью, братьями и сестрами, предками и потомками; "тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся перед Ним все народы" (Мф. 25-32). Не понял философ и того, что развитие цивилизации происходит не от замены множества цивилизаций одной, а от реализации всех возможностей, заложенных в каждой из них. Особенно это актуально в сфере культуры, где замена множества культур одним культурно-историческим типом, утрата национального своеобразия как источника развития ведут к унификации культуры, превращению ее в "зрелище" в качестве придатка к "хлебу".
Что касается "Дарвинизма", то Соловьев упрекал Данилевского в том, что у него нет "русской самостоятельной теории происхождения видов". Этот упрек следует рассматривать как неожиданный "конфуз". Какой теории происхождения жизни хотел "христианин" Соловьев от христианина Данилевского, кроме изложенной в Священном Писании?
В защиту Данилевского против Соловьева выступил Н.Н. Страхов. Затем в полемику включилось немало других мыслителей и публицистов. Против Данилевского, в частности, писали Н.И. Кареев, П.Н. Милюков, за - В.В. Розанов, К.Н. Бестужев-Рюмин, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров. Ситуация обострялась еще и тем, что параллельно с дискуссией о "России и Европе" шла и дискуссия о "Дарвинизме", в которой приняли участие те же Страхов и Розанов, а главным критиком выступил К.А. Тимирязев.
Вл. Соловьев, чувствуя неубедительность своей аргументации, обвинил Данилевского в том, что тот списал свою теорию у второразрядного немецкого автора Г. Рюккерта (хотя незадолго до этого называл Николая Яковлевича "нравственно безупречной личностью"). В доказательство этого философ привел несколько цитат из Рюккерта, которые он перевел, по собственным словам, "почти дословно". Исследования, проведенные уже в ХХ веке западными учеными, в том числе и ведущим авторитетом по Данилевскому Р. Макмастером, показали, что Соловьев лгал. Справедливости ради следует отметить, что даже такой критик Данилевского, как П.Н. Милюков, не счел нужным серьезно комментировать это утверждение Соловьева как заведомо сомнительное.
Вообще на Западе Данилевский долгое время был куда известнее, чем на Родине.
Так, В. Шубарт в своем знаменитом сочинении "Европа и душа Востока" ссылается на Данилевского как на устоявшийся авторитет. Впрочем, для Запада Данилевский большей частью представляется как "главный систематик панславизма", по выражению Р. Хэйра, как автор "сводной программы" панславизма, по К. Хаусхоферу. Андрей Белый, оказавшийся в начале Первой мировой войны в Швейцарии, писал М.К. Морозовой, что немцы говорили ему, будто "все русские заражены идеями Данилевского".
Русские, оказавшиеся на Западе после трагических событий революции и гражданской войны, многое пересмотрели в своей былой "интеллигентской вере". Поклонниками и пропагандистами Данилевского стали там такие значительные фигуры, как П.А. Сорокин и Р.О. Якобсон. Пришло время и нам в России заново перечитать, переосмыслить наследие Данилевского, чтобы найти путь из того тупика, в котором мы оказались, ведомые современными западниками.
http://stoletie.ru/geopolitika/vspominaya_danilevskogo.htm
