О русской идее у нас всегда говорилось и до сих пор говорится много.
При этом часто звучит или подспудно подразумевается такая мысль: надо-де обратиться к тому, что там наработали до нас великие мыслители прошлого, "вспомнить все", проинтегрировать, сделать, словом, Большой Синтез, добавить кое-что к нему из нашей актуальности, опрокинуть этот Великий проект в будущее и - все-то у нас получится, все будет хорошо. Зря, что ли, лучшие умы нации творили, размышляли, искали эту самую идею? И вообще, ведь известно: без прошлого не бывает будущего...
И в полном соответствии с этой капитальной задачей почти автоматически называют каноническую, освященную традицией цепочку имен - Аксаков, Хомяков, Соловьев, Булгаков, Бердяев и т.д. При этом подразумевается, что все они работали на эту идею, "гранили", так сказать, ее, и она существует где-то там, в национальной сокровищнице Знания - единственная и неповторимая, единая и неделимая.
Но это неверно. Никакой, единственно правильной русской идеи не существует - по крайней мере, в нашем прошлом. Проблема в том, что никогда не было никакого идиллического единства относительно Русского проекта, и даже беглый взгляд в историческую ретроспективу вполне достаточен, чтобы убедиться в этом. Во все времена русские мыслители воспринимали то, что мы сейчас называем русской идеей, по-разному и соответственно разрабатывали ее разные версии.
Так какую же из них мы выберем для "творческого усовершенствования"?
Сразу хотелось бы подчеркнуть следующее: изначально русская идея (пусть и не было прежде этого понятия) рождается как идея религиозная. Так было и в случае со старцем Филофеем ("Москва - третий Рим"), и с нашими славянофилами, с которыми, собственно, и ассоциируется у нас сам поиск этой идеи. А.С.Хомяков, один из отцов-основателей этого течения мысли, если и говорил о великой миссии русского народа, то только в религиозном смысле. И эта миссия свершится именно тогда, по его мнению, когда наш народ осознает и выразит свои "духовные силы и начала, лежащие в основе Святой Православной Руси". Предназначение России, по А.С.Хомякову, например, "состоит не в том, чтобы стать самым могучим или самым богатым государством, а в том, чтобы стать "самым христианским из всех человеческих обществ".
В том же религиозном ключе искал русскую идею и сподвижник А.С.Хомякова И.В.Киреевский. Он тоже возлагал все свои надежды на эту "особость", "самость" - "самое христианское общество" - России, последовательно подчеркивал разницу между западным христианством (неважно, о католиках ли речь или о протестантах) и христианством русским, русским православием.
Что типично для нашего православия, по мнению И.В.Киреевского?
Это прежде всего "безмятежная внутренняя целость духа" как основа всего поведения и мышления. По мнению мыслителя, этот религиозный тип миросозерцания лег в фундамент всей русской культуры, что и предопределило ее отличия от культуры западной. Если для первой характерны целостность и разумность, то для второй, по И.В.Киреевскому, - двойственность и рассудочность. И если "там", на Западе, царит "мозговое", рассудочно-отвлеченное богословие, то русский путь к Богу - это путь "внутреннего возвышения самосознания к сердечной целостности" через озарение сосредоточенной души, через чувства, через сердце.
Сердечное православие...
Соответственно, если две цивилизации различны в корне своем, то и прочие стороны их бытия также несходны. Поэтому И.В.Киреевский видит отличия исторических путей развития России и Запада практически во всем.
"У них" - поземельная собственность как первооснова всех гражданских отношений и главное условие независимого бытия гражданина, у нас собственность - только случайное выражение отношений личных, результат хороших (или дурных) отношений подчиненного лица и лица вышестоящего. "У них" - закон, сознательно разработанный людьми и ими же установленный в ходе долгого противоборства и диалога интересов, закон как компромисс и баланс враждебных интересов, закон, перед которым формально равны и высшие, и низшие.
На Руси иначе, здесь законность - это своего рода бессознательная традиция, закон "по обычаю" ("так принято"), который есть следствие не воли людей, но самого быта, всего строя русской жизни.
Таким образом, Киреевский приходит к основополагающему для него и для всей славянофильской философии выводу: Запад и Россия - это разные цивилизации, это разные типы культуры и, значит, здесь и там живут и действуют разные типы людей. Мы - разные люди.
В чем различия?
Мыслитель пишет, что, оторвавшись от метафизической Цели, от выполнения божественного промысла, решая только лишь свои земные - социальные и личные задачи, "западный человек почти всегда доволен своим состоянием", он "готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми, что он одного только просит у Бога, чтобы другие люди были на него похожи". Самодовольство - вот, пожалуй, главный порок, который Киреевский ставит в вину западному человеку.
Русские же, согласно философу, - другие. "Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и поэтому тем менее бывает доволен собой..." Иными словами, русский человек всегда собой недоволен и потому всегда открыт к самосовершенствованию, к развитию. В этом, по Киреевскому, его большое преимущество, даже несмотря на очевидные недостатки и "неправильности" в его настоящем, сегодняшнем положении.
Эстафету столь важного для нас самопознания продолжил вслед за Киреевским И.С.Аксаков. Последний нашел другую важную особенность русского мировоззрения, или, как сейчас бы сказали, менталитета.
Русский народ, по Аксакову, проводит резкую границу между "государством" и тем, что называется на Руси "землею". Это просто разные для него понятия. "Земля", как пишет Аксаков, это община, причем та община, которая живет по своей внутренней нравственной "правде", что есть одновременно и справедливость, и некий нравственный, по сути своей христианский закон.
Как возникло это противопоставление? Государство русские были вынуждены образовать по причине враждебного окружения. Для этой цели они призвали варягов и передали им (князю) всю политическую власть. При этом они сами сознательно отделили "землю" от государства, которое живет "внешнею правдою" - создает внешние правила жизни, предписания и прибегает к принудительной силе. "Земля" и государство существуют, таким образом, параллельно друг с другом, в условиях диалога и союза. За "землею" - совещательный голос, "мнение народное", за властью, царем - окончательные политические решения. Отсюда, кстати, и известный тезис славянофилов, который, по их убеждению, и должен лежать в основе нормального, правильного обустройства России, а именно: "власть - народу, мнение - народу".
Таковое убеждение, кстати, и предопределило отношение Аксакова к реформам Петра Первого. Если сначала мыслитель восхвалял царя-реформатора как освободителя русских "от национальной исключительности", то потом возненавидел его реформы, поскольку тот нарушил гармонию между "землею" в виде Земских Соборов с их общенародным "мнением" и государством в лице государя. Что же касается неприятия Аксаковым "национальной исключительности", то тут никакого противоречия с его патриотическими чувствами нет. Просто эту самую исключительность он понимал по-своему, он видел ее не в этнографических особенностях (которые не самоценны), но в том, что в русском народе общечеловеческие начала развиты выше, чем у других народов, что ему присущ "христианско-человеческий дух". Истинно христианское смирение русского народа Аксаков видит в том, что каждое свое достижение (победу в сражении и т.д.) он приписывает не себе, а Богу и прославляет Его крестными ходами, молебнами и закладками церквей. Памятников своим великим людям он не ставит, в лучшем случае храм по поводу того или иного их свершения.
Это, полагал философ, решительно отличает истинную Русь от западноевропейских народов, которым свойственна или национальная исключительность, или же, как реакция против нее, космополитизм, отрицание национального начала. И то, и другое - плохо, не имеет перспективы.
Таким образом, русский народ, по мнению Аксакова, может и должен послужить примером остальному формально христианскому миру, его достоинства имеют общемировое, глобальное значение.
Вершиной именно такого, религиозного толкования русской идеи стали труды крупнейшего русского философа-богослова В.С.Соловьева. Он довел этот поиск до логического конца - до принципа "свободной теократии".
Это, по Соловьеву, есть сам идеал общественного устройства, когда в обществе нравственный авторитет принадлежит церкви и ее верховному представителю (патриарху), государственная власть - царю, а живой совет с Богом - пророкам, которые, по мнению философа, обладают "ключами будущего". И коль скоро Соловьев говорит о теократии, то он все договаривает до конца: государство, по его мнению, должно быть подчинено церкви. Иначе ведь и быть не может: поскольку видимая, то есть реальная церковь есть "действительная и предметная форма Царствия Божия", она же - "живое тело Божественного Логоса"...
Почему именно теократия есть сама суть русской идеи?
На этот вопрос Соловьев отвечал так. По его мнению, в человеческом общежитии действуют "три коренные силы", три социальные тенденции. Одна из них - центростремительная, которая стремится подчинить человечество одному верховному началу, уничтожив все многообразие частных форм, подавив свободу личной жизни. Иными словами, говорит мыслитель, ее цель: "один господин и мертвая масса рабов". Вторая сила - центробежная, которая отвергает вообще какие-либо общие, объединяющие начала. Ее торжество означало бы "всеобщий эгоизм и анархию, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи".
И только третья сила, по Соловьеву, а именно сила Божественная, "дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, примиряет единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов, созидает таким образом целость общечеловеческого организма и дает ему тихую внутреннюю жизнь". Эта сила, согласно философу, "может быть только откровением божественного высшего мира, и те люди, тот народ, через который эта сила имеет возможность проявиться, должен быть посредником между человечеством и высшим миром, свободным сознательным орудием его. Такой народ не должен иметь специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а лишь сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с божественным вечным началом. Такой народ не нуждается ни в каких особенных преимуществах, ни в каких специальных силах и внешних дарованиях, ибо он действует не от себя, осуществляет не свое. От народа - носителя третьей божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности, односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтоб он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства, несомненно, принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа".
Надо ли говорить, что таким народом - посредником между человечеством и Богом, наиболее полным воплощением рода человеческого - Соловьев видел именно русский народ?
При этом он приводит в обоснование своей версии русской идеи и другие доводы, которые могут показаться на современный взгляд довольно-таки парадоксальными. Так, высшее, Божественное призвание России обосновывается еще и таким способом: "Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждают его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова".
Философ вполне серьезно мечтал о том, что Россия превратится (должна, по крайней мере, превратиться) в царство Божие на земле, в Святую Русь, и тогда все ее проблемы разрешатся сами собою. Он писал: "Пусть Россия, хотя бы без Царьграда, хотя бы в настоящих своих пределах, станет христианским царством в полном смысле этого слова - царством правды и милости, - тогда все остальное приложится ей".
Таким образом, можно твердо сказать, что он был не столько сторонником некой национальной (или национально-государственной) идеи, не русской идеи, строго говоря, а именно "идеи Святой Руси". Этот термин в данном случае был бы наиболее точен. Это неоднократно подтверждал и сам философ многими своими высказываниями, утверждая, в частности, что достоинство русского народа - это способность к национальному самоотречению (которое, по Соловьеву, должно простираться вплоть до признания Папы Римского главою Вселенской церкви, куда вошла бы и Русская православная церковь), что "лучше отказаться от патриотизма, чем от совести", что культурное призвание великой (русской в данном случае) нации есть не господство над другими народами, но самоотверженное служение им всему человечеству в целом.
Вот так понимал русскую идею В.С.Соловьев, автор самого исходного выражения "русская идея"...
Таким образом, религиозная русская идея, нашедшая свое вершинное толкование в трудах Соловьева, не только завершила искания наших классических славянофилов, но и пришла (будучи доведенной до логического конца) в... противоречие с их принципиальными тезисами. И об этом недвусмысленно сказал сам философ.
В статье с характерным названием "Славянофильство и его вырождение" он писал, что классики русского славянофильства Киреевский, Хомяков и Аксаков были хороши, пока вели "прогрессивно-либеральную борьбу" против "действительных зол современной им России", пока отстаивали "принцип... безусловного нравственного значения самостоятельной личности - принцип христианский" и "по историческому развитию преимущественно западноевропейский". Но они стали плохи, когда принялись нападать на католичество и протестантизм, когда начали всерьез полагать, что Русская православная церковь - это некий идеал, хотя она, по В.С.Соловьеву, не была им вовсе, будучи сведенной лишь к "функции государственного организма"...
И, кстати говоря, вовсе не случайно, что наш философ-богослов решительно не принял и подверг яростной критике главный труд культуролога и основателя русской национальной политологии Н.Я.Данилевского "Россия - Европа". И, прежде всего потому, что последнего называли твердым последователем русских славянофилов, который продолжил их дело тем, что перевел его в политическую и геополитическую плоскость. Иными словами, потому, что Н.Я.Данилевский поставил их учение на твердую почву фактов, на почву реальной политики.
Не понравилось В.С.Соловьеву то, что Н.Я.Данилевский в своей работе повел речь о реальности, о живых практических интересах, трактовал различия между народами с точки зрения их реальной истории и культуры, заговорил об идеальном, о христианском имперстве, и то, что более всего не понравилось философу-богослову, напрочь отвергал тезис о "единстве" человечества и как данности, и как предмета устремлений, как цели. В.С.Соловьев ставил культурологу в вину то, что его учение о различных культурно-исторических типах (из которых и состоит якобы единое человечество) ведет к "понижению нравственных требований, предъявляемых к народу христианским универсализмом, согласно которому каждый народ должен служить всему человеческому".
В чем же суть учения Данилевского?
Он утверждает (намного раньше Шпенглера с его "Закатом Европы"), что нет и не может быть никакой "цивилизации вообще", никакой "общечеловеческой цивилизации". А существуют разные культурно-исторические типы цивилизации, например египетский, китайский, ассиро-вавилонский, еврейский, греческий, римский. Этот тезис составил как основу его собственной доктрины, так и ныне широко известной теории множественности и разнокачественности человеческих культур (цивилизационной теории). Из труда Данилевского следуют весьма злободневные для нас, сегодняшних вещи. В частности, то, что искомая нами "цивилизованность" не является неким заморским продуктом, этакой "жар-птицей", в поисках которой надо бродить по заграницам. Цивилизованность - это, прежде всего, самоуважение, знание собственной культуры и умение пользоваться всеми ее положительными сторонами. Это их органичное соединение с лучшими достижениями мировой культуры, достижение, так сказать, их резонанса. А он и даст развитию общества необходимый импульс, то самое "ускорение", но только не горбачевское ускорение распада, а единственно эффективное - цивилизационное. И, надо сказать, что опыт таких разных стран, как Япония, Китай, Корея, не говоря уже о странах Европы и США, это блестяще доказал.
Кстати говоря, блистательно, донельзя убедительно доказала это и современная Россия. Но - от противного, показав, что и как нельзя делать. Нельзя бездумно копировать чужой опыт жизни, нельзя, фигурально говоря, таскать к себе "в огород" вершки другой культуры, поскольку ее "корни" остаются там же, на родном поле, и потому эти оборванные, лишенные корней верхушки никогда у нас плодоносить не будут. На сей счет Данилевский вывел в своей книге "Россия и Европа" даже специальный закон: "Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее (цивилизацию. - И.Я.) для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций".
Вот ведь как получилось: русский мыслитель закон вывел, и русский народ его доказал. Жаль только, что от противного...
Но - вернемся к В.С.Соловьеву, к славянофилам, к тем, кто, собственно, и начал этот нескончаемый разговор о русской идее.
Что же получается?
Все эти люди вели поиски Большого Русского Проекта в области религии, но даже их сугубо религиозные версии принципиально различны. Общее же у них только то, что искали они истину не в реальной жизни, но в мире метафизическом, в мире веры и умозрительных представлений.
Какой же вывод следует из всего вышесказанного? Если мы хотим обрести русскую идею, то мы должны сделать это сами. И смотреть нам при этом следует не столько назад, сколько вперед - в настоящее наше и будущее.
Конечно, для всякого дела необходим фундамент, новое строить надежнее и легче, если есть на что опереться. Поэтому, если уж искать в прошлом духовную и интеллектуальную опору, то автор скорее бы высказался за идейное наследие такого мыслителя, как выдающийся русский философ, государствовед и общественный деятель Иван Александрович Ильин (1883 - 1954). Слишком уж созвучны его мысли и выводы нашим дням, они столь актуальны, как если бы были написаны сегодня - здесь и сейчас...
В своей статье 1954 года "Что нам делать" он пишет: "... с самого начала нам надо признать, что кризис, приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный. Трудности хозяйственные и политические могут возникнуть и накопиться и могут обрушиться на каждое государство... Но каждому народу даются духовные силы именно для того, чтобы преодолевать эти трудности и творчески справляться с ними, не впадая в разложение и не отдавая себя на соблазн и растерзание силам зла... Но в роковые годы Первой мировой войны (1914 - 1918) русские народные массы не нашли в себе этих необходимых духовных сил: эти силы нашлись у героического меньшинства русских людей, а разложившееся большинство - соблазнилось о вере, о родине, о верности, о чести и о совести, пошло за соблазнителями, помогло им задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями.
Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна.
Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры".
Россия в настоящее время вновь переживает кризис. И нельзя тут не повторить вслед за Ильиным, что и этот кризис прежде всего духовного порядка. И будем надеяться, что он нам послан недаром, - чтобы одуматься, осмыслить, кто мы и что мы, что мы сделали со своею страной и почему... Если мы осилим это, если разрешимся точной, верной и плодотворной мыслью о себе, если найдем верный путь к исправлению и правильному, как говорили старцы, "умному деланию", то, значит, этот кризис пройдет для нас недаром. Мы выйдем из него поумневшими, более сильными, более цельными.
Будем верить и надеяться на это.
Но - "вера без дел мертва есть".
Какие же дела нас ждут?
И на такой вопрос великий русский патриот и государственник Иван Ильин дает нам хороший, исчерпывающий ответ в той же, уже упоминавшейся, программной для этого мыслителя статье. Словно бы обращаясь к нам, сегодняшним, он пишет: "После того, что произошло в России, мы, русские люди, не имеем никакого основания гордиться тем, что мы ни в чем не передумали и ничему не научились, что мы остались верны нашим доктринам и заблуждениям, прикрывшим просто наше недомыслие и наши слабости. России не нужны партийные трафареты! Ей не нужно слепое западничество! Ее не спасет славянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые, религиозно укорененные творческие идеи. И в этом порядке нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры.
... И главное: ВОСПИТАТЬ В НАРОДЕ НОВЫЙ РУССКИЙ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР".
Вот таков ответ. Что называется, ни убавить ни прибавить.
Такова задача наших дней. Такова, по нашему мнению, сейчас русская идея.
Эту задачу нам решать, согласно этой идее нам действовать.
Иного, как когда-то говорилось, не дано.
Но в нашем случае это не публицистика.
Это - ДЕЛО, которое надо делать.
При этом часто звучит или подспудно подразумевается такая мысль: надо-де обратиться к тому, что там наработали до нас великие мыслители прошлого, "вспомнить все", проинтегрировать, сделать, словом, Большой Синтез, добавить кое-что к нему из нашей актуальности, опрокинуть этот Великий проект в будущее и - все-то у нас получится, все будет хорошо. Зря, что ли, лучшие умы нации творили, размышляли, искали эту самую идею? И вообще, ведь известно: без прошлого не бывает будущего...
И в полном соответствии с этой капитальной задачей почти автоматически называют каноническую, освященную традицией цепочку имен - Аксаков, Хомяков, Соловьев, Булгаков, Бердяев и т.д. При этом подразумевается, что все они работали на эту идею, "гранили", так сказать, ее, и она существует где-то там, в национальной сокровищнице Знания - единственная и неповторимая, единая и неделимая.
Но это неверно. Никакой, единственно правильной русской идеи не существует - по крайней мере, в нашем прошлом. Проблема в том, что никогда не было никакого идиллического единства относительно Русского проекта, и даже беглый взгляд в историческую ретроспективу вполне достаточен, чтобы убедиться в этом. Во все времена русские мыслители воспринимали то, что мы сейчас называем русской идеей, по-разному и соответственно разрабатывали ее разные версии.
Так какую же из них мы выберем для "творческого усовершенствования"?
Сразу хотелось бы подчеркнуть следующее: изначально русская идея (пусть и не было прежде этого понятия) рождается как идея религиозная. Так было и в случае со старцем Филофеем ("Москва - третий Рим"), и с нашими славянофилами, с которыми, собственно, и ассоциируется у нас сам поиск этой идеи. А.С.Хомяков, один из отцов-основателей этого течения мысли, если и говорил о великой миссии русского народа, то только в религиозном смысле. И эта миссия свершится именно тогда, по его мнению, когда наш народ осознает и выразит свои "духовные силы и начала, лежащие в основе Святой Православной Руси". Предназначение России, по А.С.Хомякову, например, "состоит не в том, чтобы стать самым могучим или самым богатым государством, а в том, чтобы стать "самым христианским из всех человеческих обществ".
В том же религиозном ключе искал русскую идею и сподвижник А.С.Хомякова И.В.Киреевский. Он тоже возлагал все свои надежды на эту "особость", "самость" - "самое христианское общество" - России, последовательно подчеркивал разницу между западным христианством (неважно, о католиках ли речь или о протестантах) и христианством русским, русским православием.
Что типично для нашего православия, по мнению И.В.Киреевского?
Это прежде всего "безмятежная внутренняя целость духа" как основа всего поведения и мышления. По мнению мыслителя, этот религиозный тип миросозерцания лег в фундамент всей русской культуры, что и предопределило ее отличия от культуры западной. Если для первой характерны целостность и разумность, то для второй, по И.В.Киреевскому, - двойственность и рассудочность. И если "там", на Западе, царит "мозговое", рассудочно-отвлеченное богословие, то русский путь к Богу - это путь "внутреннего возвышения самосознания к сердечной целостности" через озарение сосредоточенной души, через чувства, через сердце.
Сердечное православие...
Соответственно, если две цивилизации различны в корне своем, то и прочие стороны их бытия также несходны. Поэтому И.В.Киреевский видит отличия исторических путей развития России и Запада практически во всем.
"У них" - поземельная собственность как первооснова всех гражданских отношений и главное условие независимого бытия гражданина, у нас собственность - только случайное выражение отношений личных, результат хороших (или дурных) отношений подчиненного лица и лица вышестоящего. "У них" - закон, сознательно разработанный людьми и ими же установленный в ходе долгого противоборства и диалога интересов, закон как компромисс и баланс враждебных интересов, закон, перед которым формально равны и высшие, и низшие.
На Руси иначе, здесь законность - это своего рода бессознательная традиция, закон "по обычаю" ("так принято"), который есть следствие не воли людей, но самого быта, всего строя русской жизни.
Таким образом, Киреевский приходит к основополагающему для него и для всей славянофильской философии выводу: Запад и Россия - это разные цивилизации, это разные типы культуры и, значит, здесь и там живут и действуют разные типы людей. Мы - разные люди.
В чем различия?
Мыслитель пишет, что, оторвавшись от метафизической Цели, от выполнения божественного промысла, решая только лишь свои земные - социальные и личные задачи, "западный человек почти всегда доволен своим состоянием", он "готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми, что он одного только просит у Бога, чтобы другие люди были на него похожи". Самодовольство - вот, пожалуй, главный порок, который Киреевский ставит в вину западному человеку.
Русские же, согласно философу, - другие. "Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и поэтому тем менее бывает доволен собой..." Иными словами, русский человек всегда собой недоволен и потому всегда открыт к самосовершенствованию, к развитию. В этом, по Киреевскому, его большое преимущество, даже несмотря на очевидные недостатки и "неправильности" в его настоящем, сегодняшнем положении.
Эстафету столь важного для нас самопознания продолжил вслед за Киреевским И.С.Аксаков. Последний нашел другую важную особенность русского мировоззрения, или, как сейчас бы сказали, менталитета.
Русский народ, по Аксакову, проводит резкую границу между "государством" и тем, что называется на Руси "землею". Это просто разные для него понятия. "Земля", как пишет Аксаков, это община, причем та община, которая живет по своей внутренней нравственной "правде", что есть одновременно и справедливость, и некий нравственный, по сути своей христианский закон.
Как возникло это противопоставление? Государство русские были вынуждены образовать по причине враждебного окружения. Для этой цели они призвали варягов и передали им (князю) всю политическую власть. При этом они сами сознательно отделили "землю" от государства, которое живет "внешнею правдою" - создает внешние правила жизни, предписания и прибегает к принудительной силе. "Земля" и государство существуют, таким образом, параллельно друг с другом, в условиях диалога и союза. За "землею" - совещательный голос, "мнение народное", за властью, царем - окончательные политические решения. Отсюда, кстати, и известный тезис славянофилов, который, по их убеждению, и должен лежать в основе нормального, правильного обустройства России, а именно: "власть - народу, мнение - народу".
Таковое убеждение, кстати, и предопределило отношение Аксакова к реформам Петра Первого. Если сначала мыслитель восхвалял царя-реформатора как освободителя русских "от национальной исключительности", то потом возненавидел его реформы, поскольку тот нарушил гармонию между "землею" в виде Земских Соборов с их общенародным "мнением" и государством в лице государя. Что же касается неприятия Аксаковым "национальной исключительности", то тут никакого противоречия с его патриотическими чувствами нет. Просто эту самую исключительность он понимал по-своему, он видел ее не в этнографических особенностях (которые не самоценны), но в том, что в русском народе общечеловеческие начала развиты выше, чем у других народов, что ему присущ "христианско-человеческий дух". Истинно христианское смирение русского народа Аксаков видит в том, что каждое свое достижение (победу в сражении и т.д.) он приписывает не себе, а Богу и прославляет Его крестными ходами, молебнами и закладками церквей. Памятников своим великим людям он не ставит, в лучшем случае храм по поводу того или иного их свершения.
Это, полагал философ, решительно отличает истинную Русь от западноевропейских народов, которым свойственна или национальная исключительность, или же, как реакция против нее, космополитизм, отрицание национального начала. И то, и другое - плохо, не имеет перспективы.
Таким образом, русский народ, по мнению Аксакова, может и должен послужить примером остальному формально христианскому миру, его достоинства имеют общемировое, глобальное значение.
Вершиной именно такого, религиозного толкования русской идеи стали труды крупнейшего русского философа-богослова В.С.Соловьева. Он довел этот поиск до логического конца - до принципа "свободной теократии".
Это, по Соловьеву, есть сам идеал общественного устройства, когда в обществе нравственный авторитет принадлежит церкви и ее верховному представителю (патриарху), государственная власть - царю, а живой совет с Богом - пророкам, которые, по мнению философа, обладают "ключами будущего". И коль скоро Соловьев говорит о теократии, то он все договаривает до конца: государство, по его мнению, должно быть подчинено церкви. Иначе ведь и быть не может: поскольку видимая, то есть реальная церковь есть "действительная и предметная форма Царствия Божия", она же - "живое тело Божественного Логоса"...
Почему именно теократия есть сама суть русской идеи?
На этот вопрос Соловьев отвечал так. По его мнению, в человеческом общежитии действуют "три коренные силы", три социальные тенденции. Одна из них - центростремительная, которая стремится подчинить человечество одному верховному началу, уничтожив все многообразие частных форм, подавив свободу личной жизни. Иными словами, говорит мыслитель, ее цель: "один господин и мертвая масса рабов". Вторая сила - центробежная, которая отвергает вообще какие-либо общие, объединяющие начала. Ее торжество означало бы "всеобщий эгоизм и анархию, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи".
И только третья сила, по Соловьеву, а именно сила Божественная, "дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, примиряет единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов, созидает таким образом целость общечеловеческого организма и дает ему тихую внутреннюю жизнь". Эта сила, согласно философу, "может быть только откровением божественного высшего мира, и те люди, тот народ, через который эта сила имеет возможность проявиться, должен быть посредником между человечеством и высшим миром, свободным сознательным орудием его. Такой народ не должен иметь специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а лишь сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с божественным вечным началом. Такой народ не нуждается ни в каких особенных преимуществах, ни в каких специальных силах и внешних дарованиях, ибо он действует не от себя, осуществляет не свое. От народа - носителя третьей божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности, односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтоб он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства, несомненно, принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа".
Надо ли говорить, что таким народом - посредником между человечеством и Богом, наиболее полным воплощением рода человеческого - Соловьев видел именно русский народ?
При этом он приводит в обоснование своей версии русской идеи и другие доводы, которые могут показаться на современный взгляд довольно-таки парадоксальными. Так, высшее, Божественное призвание России обосновывается еще и таким способом: "Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждают его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова".
Философ вполне серьезно мечтал о том, что Россия превратится (должна, по крайней мере, превратиться) в царство Божие на земле, в Святую Русь, и тогда все ее проблемы разрешатся сами собою. Он писал: "Пусть Россия, хотя бы без Царьграда, хотя бы в настоящих своих пределах, станет христианским царством в полном смысле этого слова - царством правды и милости, - тогда все остальное приложится ей".
Таким образом, можно твердо сказать, что он был не столько сторонником некой национальной (или национально-государственной) идеи, не русской идеи, строго говоря, а именно "идеи Святой Руси". Этот термин в данном случае был бы наиболее точен. Это неоднократно подтверждал и сам философ многими своими высказываниями, утверждая, в частности, что достоинство русского народа - это способность к национальному самоотречению (которое, по Соловьеву, должно простираться вплоть до признания Папы Римского главою Вселенской церкви, куда вошла бы и Русская православная церковь), что "лучше отказаться от патриотизма, чем от совести", что культурное призвание великой (русской в данном случае) нации есть не господство над другими народами, но самоотверженное служение им всему человечеству в целом.
Вот так понимал русскую идею В.С.Соловьев, автор самого исходного выражения "русская идея"...
Таким образом, религиозная русская идея, нашедшая свое вершинное толкование в трудах Соловьева, не только завершила искания наших классических славянофилов, но и пришла (будучи доведенной до логического конца) в... противоречие с их принципиальными тезисами. И об этом недвусмысленно сказал сам философ.
В статье с характерным названием "Славянофильство и его вырождение" он писал, что классики русского славянофильства Киреевский, Хомяков и Аксаков были хороши, пока вели "прогрессивно-либеральную борьбу" против "действительных зол современной им России", пока отстаивали "принцип... безусловного нравственного значения самостоятельной личности - принцип христианский" и "по историческому развитию преимущественно западноевропейский". Но они стали плохи, когда принялись нападать на католичество и протестантизм, когда начали всерьез полагать, что Русская православная церковь - это некий идеал, хотя она, по В.С.Соловьеву, не была им вовсе, будучи сведенной лишь к "функции государственного организма"...
И, кстати говоря, вовсе не случайно, что наш философ-богослов решительно не принял и подверг яростной критике главный труд культуролога и основателя русской национальной политологии Н.Я.Данилевского "Россия - Европа". И, прежде всего потому, что последнего называли твердым последователем русских славянофилов, который продолжил их дело тем, что перевел его в политическую и геополитическую плоскость. Иными словами, потому, что Н.Я.Данилевский поставил их учение на твердую почву фактов, на почву реальной политики.
Не понравилось В.С.Соловьеву то, что Н.Я.Данилевский в своей работе повел речь о реальности, о живых практических интересах, трактовал различия между народами с точки зрения их реальной истории и культуры, заговорил об идеальном, о христианском имперстве, и то, что более всего не понравилось философу-богослову, напрочь отвергал тезис о "единстве" человечества и как данности, и как предмета устремлений, как цели. В.С.Соловьев ставил культурологу в вину то, что его учение о различных культурно-исторических типах (из которых и состоит якобы единое человечество) ведет к "понижению нравственных требований, предъявляемых к народу христианским универсализмом, согласно которому каждый народ должен служить всему человеческому".
В чем же суть учения Данилевского?
Он утверждает (намного раньше Шпенглера с его "Закатом Европы"), что нет и не может быть никакой "цивилизации вообще", никакой "общечеловеческой цивилизации". А существуют разные культурно-исторические типы цивилизации, например египетский, китайский, ассиро-вавилонский, еврейский, греческий, римский. Этот тезис составил как основу его собственной доктрины, так и ныне широко известной теории множественности и разнокачественности человеческих культур (цивилизационной теории). Из труда Данилевского следуют весьма злободневные для нас, сегодняшних вещи. В частности, то, что искомая нами "цивилизованность" не является неким заморским продуктом, этакой "жар-птицей", в поисках которой надо бродить по заграницам. Цивилизованность - это, прежде всего, самоуважение, знание собственной культуры и умение пользоваться всеми ее положительными сторонами. Это их органичное соединение с лучшими достижениями мировой культуры, достижение, так сказать, их резонанса. А он и даст развитию общества необходимый импульс, то самое "ускорение", но только не горбачевское ускорение распада, а единственно эффективное - цивилизационное. И, надо сказать, что опыт таких разных стран, как Япония, Китай, Корея, не говоря уже о странах Европы и США, это блестяще доказал.
Кстати говоря, блистательно, донельзя убедительно доказала это и современная Россия. Но - от противного, показав, что и как нельзя делать. Нельзя бездумно копировать чужой опыт жизни, нельзя, фигурально говоря, таскать к себе "в огород" вершки другой культуры, поскольку ее "корни" остаются там же, на родном поле, и потому эти оборванные, лишенные корней верхушки никогда у нас плодоносить не будут. На сей счет Данилевский вывел в своей книге "Россия и Европа" даже специальный закон: "Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее (цивилизацию. - И.Я.) для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций".
Вот ведь как получилось: русский мыслитель закон вывел, и русский народ его доказал. Жаль только, что от противного...
Но - вернемся к В.С.Соловьеву, к славянофилам, к тем, кто, собственно, и начал этот нескончаемый разговор о русской идее.
Что же получается?
Все эти люди вели поиски Большого Русского Проекта в области религии, но даже их сугубо религиозные версии принципиально различны. Общее же у них только то, что искали они истину не в реальной жизни, но в мире метафизическом, в мире веры и умозрительных представлений.
Какой же вывод следует из всего вышесказанного? Если мы хотим обрести русскую идею, то мы должны сделать это сами. И смотреть нам при этом следует не столько назад, сколько вперед - в настоящее наше и будущее.
Конечно, для всякого дела необходим фундамент, новое строить надежнее и легче, если есть на что опереться. Поэтому, если уж искать в прошлом духовную и интеллектуальную опору, то автор скорее бы высказался за идейное наследие такого мыслителя, как выдающийся русский философ, государствовед и общественный деятель Иван Александрович Ильин (1883 - 1954). Слишком уж созвучны его мысли и выводы нашим дням, они столь актуальны, как если бы были написаны сегодня - здесь и сейчас...
В своей статье 1954 года "Что нам делать" он пишет: "... с самого начала нам надо признать, что кризис, приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный. Трудности хозяйственные и политические могут возникнуть и накопиться и могут обрушиться на каждое государство... Но каждому народу даются духовные силы именно для того, чтобы преодолевать эти трудности и творчески справляться с ними, не впадая в разложение и не отдавая себя на соблазн и растерзание силам зла... Но в роковые годы Первой мировой войны (1914 - 1918) русские народные массы не нашли в себе этих необходимых духовных сил: эти силы нашлись у героического меньшинства русских людей, а разложившееся большинство - соблазнилось о вере, о родине, о верности, о чести и о совести, пошло за соблазнителями, помогло им задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями.
Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна.
Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры".
Россия в настоящее время вновь переживает кризис. И нельзя тут не повторить вслед за Ильиным, что и этот кризис прежде всего духовного порядка. И будем надеяться, что он нам послан недаром, - чтобы одуматься, осмыслить, кто мы и что мы, что мы сделали со своею страной и почему... Если мы осилим это, если разрешимся точной, верной и плодотворной мыслью о себе, если найдем верный путь к исправлению и правильному, как говорили старцы, "умному деланию", то, значит, этот кризис пройдет для нас недаром. Мы выйдем из него поумневшими, более сильными, более цельными.
Будем верить и надеяться на это.
Но - "вера без дел мертва есть".
Какие же дела нас ждут?
И на такой вопрос великий русский патриот и государственник Иван Ильин дает нам хороший, исчерпывающий ответ в той же, уже упоминавшейся, программной для этого мыслителя статье. Словно бы обращаясь к нам, сегодняшним, он пишет: "После того, что произошло в России, мы, русские люди, не имеем никакого основания гордиться тем, что мы ни в чем не передумали и ничему не научились, что мы остались верны нашим доктринам и заблуждениям, прикрывшим просто наше недомыслие и наши слабости. России не нужны партийные трафареты! Ей не нужно слепое западничество! Ее не спасет славянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые, религиозно укорененные творческие идеи. И в этом порядке нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры.
... И главное: ВОСПИТАТЬ В НАРОДЕ НОВЫЙ РУССКИЙ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР".
Вот таков ответ. Что называется, ни убавить ни прибавить.
Такова задача наших дней. Такова, по нашему мнению, сейчас русская идея.
Эту задачу нам решать, согласно этой идее нам действовать.
Иного, как когда-то говорилось, не дано.
Но в нашем случае это не публицистика.
Это - ДЕЛО, которое надо делать.
