100 лет назад на страницах газет появилась настоящая сенсация: по обвинению в шпионаже в пользу Германии 29 марта / 1 апреля 1915 года был повешен подполковник Сергей Николаевич Мясоедов. «То, о чем говорила стоустая молва в последнее время и о чем появился намек в "Русском инвалиде", заметившим как-то, что успехи Гинденбурга обуславливаются не дарованиями этого военачальника, а его умелым использованием услуг шпионов, подтвердилось. В одном из последних сообщений штаба Верховного Главнокомандующего определенно было сказано, что предателем оказался подполковник Мясоедов, следствие над деятельностью которого непреложно установило его преступную связь с германскими агентами. Предатель повешен, а над замешанными в этом деле лицами ведется строжайшее следствие», ‒ писал в эти дни октябристский «Голос Москвы». «История с подполковником Мясоедовым так красноречива, ‒ говорилось в другом выпуске той же московской газеты, ‒ что не требует никаких комментариев, но ведь прискорбность ее не в том только, что в важном деле организации, для которой открыты все военные тайны, оказался предатель. Мало ли где может оказаться такая змея?!».
Газеты называли Мясоедова «предателем-выродком», главным виновником наших военных неудач, «коварным германским агентом»... Но был ли Мясоедов действительно изменником или стал жертвой политической интриги? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к биографии Мясоедова и обстоятельствам его «дела».
Сергей Николаевич Мясоедов родился в 1865 году, окончил московский кадетский корпус и поступил на службу в 105-й пехотный Оренбургский полк. Прослужив в армии до 1892 года, Мясоедов перешел в Отдельный корпус жандармов и с 1894 года служил помощником начальника железнодорожного жандармского отделения в Вержболове ‒ пограничной станции между Российской Империей и Пруссией (ныне литовский город Вирбалис), а с 1901 по осень 1907 года уже состоял начальником Вержболовского отделения. Эта должность позволила Мясоедову завязать полезные знакомства в высших сферах, причем как русских, так и немецких ‒ жандармский офицер был знаком даже с германским императором Вильгельмом II, чье охотничье имение располагалось всего лишь в 15 верстах от русской границы. «Красивый, представительный, с хорошими манерами, знающий несколько иностранных языков, Мясоедов умел общаться с проезжавшей через пограничный пункт публикой. Его знал весь ездивший за границу Петроград. Он сумел лично зарекомендовать себя и перед немецкими пограничными властями и 18 сентября 1905 года был даже приглашен на богослужение в церковь при имении германского императора Вильгельма в Ромингтене, в 15 верстах от Вержболова. После богослужения император беседовал с Мясоедовым, пригласил его к завтраку и за завтраком провозгласил тост "за русского ротмистра Мясоедова". Его приглашали затем несколько раз на охоту императора, и император пожаловал ему свой фотографический портрет. Все это ставилось начальством в большой плюс Мясоедову. Товарищи ему завидовали и для железнодорожных жандармов Мясоедов, увешанный иностранными орденами, был идеалом», ‒ отмечает в своих воспоминаниях жанармский генерал А.И.Спиридович.
Однако в 1907 году Мясоедов вынужден был выйти в отставку: один из секретных агентов Департамента полиции написал на него донос, в котором обвинял жандармского ротмистра в связях с германской разведкой. Следствие, проведенное МВД не нашло никаких доказательств шпионажа (уж слишком нелепым казалось, что германский император, приглашавший Мясоедова к обеду и даривший ему различные мелкие подарки, таким образом расплачивался со своим агентом за шпионаж), но в связи с конфликтом с жандармского офицера с Департаментом полиции (Мясоедов дал показания, что тайная полиция часто подсовывает политические прокламации и оружие лицам, которых хочет скомпрометировать), ему пришлось оставить службу. Впрочем, обнаружился за Мясоедовым и действительный грешок: он злоупотреблял своим положением, освобождая влиятельных лиц от таможенного досмотра.
Женатый на дочери торговца Кларе Самуиловне Гольдштейн, Мясоедов решил заняться бизнесом и совместно с братьями Фрейбергами стал одним из учредителей акционерного общества «Северо-западное пароходство». Но коммерцией он занимался недолго, познакомившись в 1909 году с военным министром генералом В.А.Сухомлиновым, бывший жандармский офицер в 1911 году вернулся на службу в звании подполковника и был причислен к военному министерству. Однако уже в следующем, 1912 году Мясоедов стал объектом травли, развязанной лидером октябристов А.И.Гучковым и издателем газеты «Вечернее время» Б.А.Сувориным, намекавшими на то, что доверенное лицо военного министра является австрийским агентом. Очевидно, что целью этой газетной кампании был не столько Мясоедов, сколько военный министр, которого Гучков стремился заменить на свою креатуру ‒ генерала А.А.Поливанова. Впрочем, не могло Гучкову, пытавшемся наладить крепкие связи в армейской среде, понравиться и то, что Мясоедову было поручено заниматься политическим сыском в армии. Мясоедов вызвал клеветавшего на него Гучкова на дуэль, в ходе которой стрелял первым и промахнулся, а лидер октябристов после этого выстрелил в воздух. Суворин же от дуэли уклонился, за что и получил от Мясоедова несколько пощечин. Назначенное расследование не нашло за Мясоедовым никаких преступлений, и суд заставил травившие его газеты напечатать опровержения. «Так была вскрыта вся гнусность интриги члена Государственной думы Гучкова. Он оказался полным клеветником и лгуном», - отмечал А.И.Спиридович. Обнаружилась при расследовании и некрасивая роль помощника военного министра генерала Поливанова, снабжавшего Гучкова служебной информацией. Но из-за скандала Мясоедову пришлось уйти со службы «по семейным обстоятельствам», сохранив, впрочем и мундир и пенсию.
Когда разразилась Первая мировая война, С.Н.Мясоедова призвали в действующую армию в звании подполковника ополчения, однако используя свои связи, он добился перевода в штаб 10-й армии в качестве переводчика отделения контрразведки. В этой должности Мясоедов, по мнению начальства, внес существенный вклад в организацию войсковой разведки, ходил с разведчиками в тыл немецких войск, «чрезвычайно умело получал ценные сведения», под огнем «ободрял примером». Но после окружения 20-го армейского корпуса и разгрома в Восточной Пруссии 10-й армии, ответственность за которые Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич не желал брать на себя, началась антишпионская кампания, призванная объяснить поражения Русской армии кознями вражеских агентов и найти «виновных» за постигшие неудачи. Во многом лично виноватый в неудачном наступлении 10-й и 12-й армией «великий визирь» штаба Северо-Западного фронта генерал-квартирмейстер М.Д.Бонч-Бруевич (брат известного большевика и будущий красный комдив), проявил в этом деле большую активность и по его инициативе 18 февраля 1915 года Мясоедов был арестован в Ковно, отправлен в Варшавскую крепость и обвинен в шпионаже и мародерстве. То, что человек, дважды обвинявшийся в государственной измене оказался штабным работником 10-й армии, позволяло генералитету возложить всю ответственность за поражение на него, что тут же и было сделано. Позже Бонч-Бруевич вспоминал: «В нашумевшем вскоре "деле Мясоедова" я сыграл довольно решающую роль, и это немало способствовало усилению той войны, которую повели против меня немцы, занимавшие и при дворе и в высших штабах видное положение». Бонч-Бруевичу принадлежит и рассказ о том, как Мясоедов был пойман его агентами с поличным, но, версия эта не выдерживает критики. Как справедливо замечает Г.М.Катков: «...Повествуя, на чем строились обвинения, Бонч-Бруевич бессовестно лжет. (...) Рассказ Бонч-Бруевича противоречит всем остальным показаниям. И речи не было о том, что Мясоедов пойман с поличным». Помогал Бонч-Бруевичу в этом деле и начальник разведывательного отделения штаба Северо-Западного фронта генерал Н.С.Батюшин.
Главной уликой стали показания подпоручика Якова Колаковского (Кулаковского), который явился с повинной и сообщил что, находясь в плену, он предложил немцам свои услуги, и когда его предложение было принято, ему, якобы, дали поручение убить Великого князя Николая Николаевича, уговорить коменданта Новогеоргиевской крепости сдать ее, также подпоручик должен был разжечь антирусское движение на Украинеи в Польше. Для этих целей Колаковскому было велено наладить в Петрограде связь с Мясоедовым. Однако у начальника Петроградского охранного отделения К.И.Глобачева эти показания вызвали большие сомнения, поскольку казалось странным, что отправляя Колаковского в Россию с такими целями, «немцы не дали ему ни явок, ни пароля, словом ничего такого, что могло бы для Мясоедова, если бы он был действительно шпион, служить удостоверением, что Колаковский ‒ действительно лицо, посланное германским Генеральным штабом». Кроме того, как справедливо отмечал историк К.Ф.Шацилло, «наше право усомниться в том, что немецкая разведка была столь наивной и неопытной, чтобы выдать первому же встречному своего "старого" и "ценного" агента. Бесспорно, немецкий генеральный штаб не был новичком в делах шпионажа и разного рода провокаций и никогда не стал бы так доверять малопроверенному человеку, ничем еще не подкрепившему своих словесных обещаний». Смущало и то, что о Мясоедове Колаковский вспомнил лишь на третьем допросе.
Между тем, ‒ свидетельствует Глобачев, ‒ Колаковский стал трубить по всему Петрограду о важности своих разоблачений и что со стороны военных властей никаких мер не принимается. Слухи об этом деле дошли до бывшего в то время товарища министра внутренних дел В.Ф.Джунковского, который приказал мне разыскать Колаковского и подробно его допросить. На допросе Колаковский ничего нового не показал, и сущность его рассказа была повтореньем того, о чем он заявлял первый раз в Главном штабе. Протокол допроса Колаковского был отправлен Охранным отделением в контрразведывательное отделение Главного штаба по принадлежности, и с этого, собственно говоря, момента и началось дело Мясоедова, о котором уже знал чуть ли ни весь Петроград, комментируя его на всевозможные лады».
Несмотря на то, что прямых доказательств шпионажа обнаружено не было, военно-полевой суд, испытывая давление Великого князя Николая Николаевича, 18 марта 1915 года приговорил Мясоедова к смертной казни. Заседание суда прошло с целым рядом процессуальных нарушений и в большой спешке, но в строгом соответствии с указанием «закончить дело быстро и решительно». Помимо шпионажа Мясоедова также обвинили в мародерстве, поскольку было установлено, что находясь на территории Восточной Пруссии он взял из сожженной немецкой усадьбы пару статуэток, словарь, оленьи рога, стол со стульями и пару портретов. В просьбе подполковника обратиться напрямую к Государю было отказано. Мясоедов попытался осколками пенсне перерезать себе вены, но его спасли и через несколько часов, в ночь на 19 марта / 1 апреля, он был повешен. Казнь состоялась вопреки мнению командующего фронта, который не утвердил приговор «ввиду разногласия судей», но дело решила резолюция Великого князя Николая Николаевича: «Все равно повесить!».
По делу Мясоедова также было арестовано 19 его знакомых, среди подозреваемых в шпионаже была и его супруга. Жертвой «дела Мясоедова» стал и давний знакомый бывшего жандармского офицера ‒ военный министр В.А.Сухомлинов. В июне 1915 года он был уволен от должности военного министра, в апреле 1916 года арестован по подозрению в государственной измене и уже после Февральской революции осужден на тюремное заключение. Таким образом, «дело Мясоедова» имело далеко идущие последствия: был дискредитирован военный министр, тень была брошена и на Императорскую семью. К.И.Глобачев отмечал: «...следствие не добыло материала уличающего Мясоедова в военном шпионстве (...), но общественное мнение было до того возбуждено этим делом, что ничего не оставалось другого, как предать Мясоедова военному суду. На этом деле играли все левые элементы, обвиняя Мясоедова, военного министра, правительство и командный состав чуть ли не в пособничестве государственной измене». На это же указывал и генерал А.И.Спиридович: «С Мясоедовым расправились в угоду общественному мнению. Он явился ответчиком за военные неудачи ставки в Восточной Пруссии». Казнь Мясоедова устроила всех ‒ военные получили возможность объяснить все неудачи предательством, а оппозиция использовала это дело, чтобы показать, насколько разложился царский строй. «Всего более прискорбно, ‒ писала одна из либеральных газет, ‒ что подполковник Мясоедов вовсе не homo novus, неожиданно появляющийся из толпы неведомых людей. Ведь его шпионство уже не возбуждало сомнений в известном кругу осведомленных лиц. Ведь в свое время А.И.Гучков, руководивший работами думской комиссии государственной обороны, прямо и мужественно заявил о причастности Мясоедова к шпионажу. Ведь за ним Б.Суворин такое же обвинение бросил Мясоедову в своей газете».
Исследователь Февральской революции Г.М.Катков писал: «...Казнь Мясоедова мало имела отношения к отправлению правосудия. (...) Ставка, подстрекаемая контрразведкой, ухватилась за Мясоедова как за козла отпущения ‒ чтобы объяснить поражения на фронте. С казнью поторопились ‒ чтобы успокоить общественное мнение. Выбор был сделан весьма ловко: у Мясоедова были враги и в тайной полиции, и среди думских либералов. Можно было вполне рассчитывать, что при царивших в то время настроениях никто не поднимет голоса в защиту этого несчастного жандармского офицера. "Измена" очень устраивала Янушкевича и Великого князя Николая Николаевича в качестве причины неуспехов армии, которой они командовали. (...) Впервые русское общественное мнение как бы получило официальное подтверждение немецкого влияния в высоких правительственных кругах. Позиция Гучкова, по видимости, полностью оправдывалась. Все было подготовлено для решительного выражения недоверия правительству. (...) Ставке нужен был суд над изменником, чтобы изменой объяснить неудачи на фронте, и особенно поражение Десятой армии. Когда пришло сообщение о казни Мясоедова, стало уже известно, что армии не хватает оружия и боеприпасов, это и была главная причина отступления летом 1915 года. Личные отношения Мясоедова и военного министра были широко известны, поэтому в сознании общества легко могла укорениться мысль, что нехватка оружия объясняется кознями немецких шпионов, которые окружили министра и, очевидно, используют его как орудие своей деятельности. Положение Сухомлинова стало очень уязвимым, и тем не менее от министра земледелия Кривошеина потребовалось немало изворотливости, чтобы убедить Государя избавиться от него. Тут, несомненно, сыграла свою роль поддержка, оказанная Кривошеину Великим князем Николаем Николаевичем, который всегда терпеть не мог Сухомлинова и презирал его. 12 июня 1915 года Николай II написал личное, сердечное письмо Сухомлинову, освобождая его от должности и выражал уверенность, что "беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников"».
Историк К.Ф.Шацилло так характеризует итоги «дела Мясоедова»: «Если все рассказанное (...) можно назвать разоблачением "иностранного агента" судом, хотя бы и военно-полевым, то что же тогда называется кровавым фарсом? Но вдохновителей и организаторов дела Мясоедова не мучила совесть, как их не мучили и поиски истины. Верховный главнокомандующий Николай Николаевич мог теперь все свои неудачи и неудачи царизма в войне сваливать на шпиона Мясоедова и сотрудничавшего с ним Сухомлинова. Генерал М.Д.Бонч-Бруевич сам связывал свое повышение по службе с успешной борьбой со шпионажем: "Через несколько дней в ставке стало известно, что я назначаюсь начальником штаба 6-й армии". В виде особой милости "верховный" на зависть офицерам ставки в течение нескольких минут прогуливался с ним под ручку. Начальник контрразведки полковник Батюшин получил не в очередь генерала и с гордостью "надел новые штаны с красными лампасами"».
Между тем, большинство российских и зарубежных историков считают «дело Мясоедова» сфабрикованным, а самого подполковника ‒ жертвой обстоятельств. Об этом же говорят и многие свидетельства современников. Уже в эмиграции полковник Б.И.Бучинский, бывший свидетелем на суде над Мясоедовым, назвал этот процесс «постыдным для русского правосудия», а адъютант штаба 10-й армии полковник Ю.Н.Плющик-Плющевский, утверждал, что даже при желании шпионить на немцев, Мясоедов никак не мог этого делать, так как постоянно был под наблюдением. В свою очередь начальник немецкой разведки Вальтер Николаи в 1945 году признался, что «Мясоедов никогда не оказывал услуг Германии» и при этом добавил: «Его имя я знаю только как имя одного из успешнейших помощников русской разведки против германской разведки во время его нахождения до Первой мировой войны в пограничном местечке Вирбаллен (Вержболово)». Хотя по-прежнему существует и иной взгляд на это путанное дело. Так, по мнению исследователя российских спецслужб генерал-лейтенанта А.А.Здановича, Мясоедов действительно был германским агентом, хотя доказательств этому за исключением более чем странных показаний Колаковского и подмоченной репутации бывшего жандармского офицера до сих пор нет.
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
