От редакции. Статья кандидата исторических наук В.А. Шевченко, думаем, будет полезна любому, кто интересуется историей России начала ХХ века, причинами революции 1917 года. Автор, как подобает профессиональному историку, скрупулёзно собрал факты, касающиеся такой сложной и острой темы, как «еврейские погромы», темы, обросшей спекуляциями и всевозможными инсинуациями. Что и как происходило в Кишинёве и Гомеле в 1903 году? Как реагировала власть? Какой была позиция респектабельных евреев? На всё это читатель получит ответ, прочитав эту статью. Причём автор не навязывает своего мнения, он просто приводит факты.
***
В октябре 1905 г. по Российской империи прокатилась волна «еврейских погромов». Но почву для русско-еврейских столкновений подготовили гораздо раньше.
4 марта 1903 г. в кишинёвской газете «Бессарабец» была опубликована заметка «Загадочное убийство»: «В Кишинёве получены сведения о совершённом в г. Дубоссары Херсонской губернии крайне загадочном убийстве. Две недели назад несколько крестьянских мальчиков лет 10–12 после обедни отправились к реке Днестр. Двое из них скоро отделились от других и пошли домой, в Дубоссары. Проходя мимо одной из еврейских лавок, один из мальчиков по фамилии Рыбаленко [правильно – Рыбаченко] зашёл в лавку купить табаку. Товарищ Рыбаленко остался на улице ждать его, но прождав почти час и не видя Рыбаленко, начал беспокоиться. В это время из лавки вышел еврей и спросил мальчика, кого он ждёт. Мальчик объяснил, а еврей сказал: “Отправляйся домой, а товарищ догонит тебя”. Прождав ещё некоторое время и не дождавшись Рыбаленко, мальчик пошёл. Всё это, как передают, мальчик показывал будто бы при допросе его следователем. Родственники мальчика Рыбаленко, встревоженные его отсутствием, начали розыски и, наконец, на другой день утром [тело мальчика обнаружено 13 февраля] в саду нашли совершенно изуродованный его труп, ещё тёплый, очевидно, недавно выброшенный. Местные власти разрешили труп похоронить.
Спустя две недели последовал донос, по которому прибыли в Дубоссары товарищ прокурора Одесского окружного суда г. Захаревич и врач из Тирасполя. 2 марта произведено вторичное вскрытие трупа мальчика Рыбаленко. Вскрытием установлено, что смерть последовала от нанесения острым орудием 18 ран в области живота и шеи и на голове. Левый глаз совершенно вытек, одежда изрезана.
Убийцы не обнаружены. Среди населения Дубоссар масса самых различных и невероятных слухов и предположений. Фантазия некоторых простирается до ритуального убийства».
9 марта газета сообщила новые подробности «загадочного убийства»: «Труп убитого юноши 17 лет [Мише Рыбаченко было 14 лет] найден был в саду возле Днестра, недалеко от переправы в с. Устье. <…> Когда подошли к трупу и стали его осматривать, то оказалось, что ран на нём никаких не видно, но глаза, рот, уши и другие отверстия зашиты, а на венах рук и ног заметны уколы. <…>
По рассказам одной еврейки, которая находилась при бакалейной лавке, в которой начался этот печальный случай, дело было так. Когда молодой человек вошёл в лавочку, его схватили бывшие там евреи и отвели в квартиру хозяина, где он и пробыл до вечера. Вечером же, в её отсутствии, его куда-то увели. На другой день, ещё до начала рассвета, откуда-то возвратился хозяин бакалейной лавки и по-еврейски сказал своей жене, что “всё готово”. <…>
Население очень озабочено этим случаем, которому, как уверяют все, предшествовали ещё два такие же. Настроение в г. Дубоссары и окрестностях несколько тревожное и возбуждённое».
Прокурор Одесской судебной палаты А.И. Поллан в письме от 15 марта на имя бессарабского губернатора Р.С. фон Раабена сообщал выводы официального следствия и просил принять меры, чтобы впредь в газете «Бессарабец» не появлялось подобных тенденциозных и лживых сведений (Материалы для истории антиеврейских погромов в России. Т. 1. Пг., 1919. С. 7–8).
19 марта газета опубликовала опровержение: «Полученными из официальных источников сведениями по делу об убийстве в Дубоссарах Михаила Рыбаченко несомненно установлено, что указания в № 64 “Бессарабца” о том, что будто бы никаких ран на теле убитого не оказалось, но глаза, рот, уши и другие отверстия зашиты, а на венах рук и ног заметны уколы, – совершенно не соответствуют истине. Ибо при осмотре и вскрытии трупа на теле оказались многочисленные раны [курсив газетной публикации], причём в соответствующих местах пробито остриём орудия и платье убитого. Рот, уши и другие отверстия не были вовсе зашиты и уколов, о которых говорилось в корреспонденции “Бессарабца”, не найдено. Далее, рассказ какой-то еврейки о похищении евреями Рыбаченко и сообщение, что раньше были два подобных случая и что обнаружен уже открывший много подробностей убийства один соучастник, который будто объявлен евреями сумасшедшим, – всё это от начала до конца неверно».
24 марта 1904 г. определением Одесского окружного суда «Дубоссарское дело» было прекращено «по недостатку улик» против проходивших в качестве обвиняемых, согласно «бытовой» версии, Михаила и Ивана Тимощуков и Антона Тищенко (Материалы для истории антиеврейских погромов в России… С. 123–124).
Традиционно основной причиной Кишинёвского погрома 1903 г. считается вера «тёмного» христианского населения в «кровавый навет» на евреев. Но были и другие обстоятельства, вызвавшие погром.
С конца XIX в. Кишинёв становится одним из центров сионистского движения в Российской империи. К 1898 г. в городе насчитывалось около 800 сионистов (Жигня К. К вопросу о воздействии Кишинёвского погрома 1903 г. на общественную и политическую жизнь бессарабского еврейства // Материалы Седьмой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. М., 2000. Ч. 1. С. 112). Инструктивно-методическое руководство всеми сионистскими кружками в России осуществлялось из Кишинёва. Так называемое Почтовое бюро возглавил Я.М. Бернштейн-Коган (Бернштейн-Коган Я.М. Мои мемуары. М.; Иерусалим, 2021. С. 291–296). Он же заведовал Кишинёвским бюро Еврейского колониального банка (Жигня К. Кишинёв – один из центров формирования сионистского движения в России. 1897–1905 гг. // Российский сионизм: история и культура: материалы научной конференции. М., 2002. С. 114). Впрочем, Почтовое бюро пришлось ликвидировать. Бернштейн-Когана обвинили в самоуправстве (выдавал «личные взгляды за позицию всего движения») (там же, с. 122). Но деятельность кишинёвских сионистов под его руководством продолжилась.
В 1902 г. на должность казённого раввина Кишинёва был избран М.С. Этингер. Вот как характеризовало Этингера Бессарабское губернское жандармское управление: «Этингер в качестве еврея-сиониста является официальным представителем или, вернее сказать, послушным исполнителем указаний стоящего за его спиной Коган-Бернштейна, известного деятеля сионистского движения в Кишинёве, каковое движение во многом идёт рука об руку с революционным социал-демократическим движением среди еврейской интеллигенции и рабочей молодёжи. Этингер считается главарём местных сионистов и при содействии местных представителей сионистского движения склонил большинство кишинёвских ремесленников и рабочих принять участие в сионизме» (Сионизм: исторический очерк его развития: записка, составленная в Департаменте полиции. Б.м., 1903. С. 125).
Сионисты проявили и социальную активность. Стачка кишинёвских пекарей в апреле и мае 1901 г. была организована сионистами (Жигня К. Кишинёв – один из центров формирования сионистского движения в России … С. 124), – на что обратило внимание и Жандармское управление: «Сионистская пропаганда является нежелательной с точки зрения законности и порядка, что подтверждается замеченными в разных пунктах города тайными сходками сионистов, на которых (помимо чисто сионистских вопросов о “шекеле”, о денежных взносах в пользу заграничных сионистских комитетов и банка) разрешались также и чисто социальные вопросы (как, например, вопрос об эксплуатации рабочих хозяевами). Причём тут же, на сходках, принимались решения о тайном подготовлении стачек и забастовок. <…> В первой половине 1902 г. Коган-Бернштейн, разъясняя слушателям идеи сионизма, высказался, что для защиты этих идей надо быть готовым, если понадобится, идти войной против существующего государственного строя» (Сионизм: исторический очерк его развития … С. 125–126).
Религиозная и социальная напряжённость накануне Пасхи 1903 г. провоцировала погромные настроения. Кем-то распространялись листовки погромного содержания (Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 279. Оп. 2. Д. 161. Л. 142 об.; Кишинёвский погром 1903 г.: сборник документов и материалов. Кишинэу, 2000. С. 26). Но достоверно неизвестно, что послужило непосредственным поводом к началу погрома. В материалах следствия приводится лишь свидетельство Моисея Гончаренко об одном инциденте, произошедшем в середине дня 6 апреля во время пасхального гуляния на Чуфлинской площади. Какой-то еврей столкнул женщину с ребёнком из коляски карусели, которая, хотя и была покрыта брезентом, но «тайно действовала» (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 283).
В начале четвёртого часа дня праздничная толпа (дети, подростки, мужчины и женщины, преимущественно простолюдины) на площади увеличилась. Эта толпа без всякого видимого повода и «без всякого какого бы то ни было предупредительного возгласа» стала бросать камни в окна дома Фельдмана, а затем ударами тростей и дубинок выбивать окна. Полицейский наряд попытался задержать некоторых буянов. На что толпа ответила камнями и угрозами: «Пусти или убьём». Задержанных пришлось отпустить. По прибытии на площадь воинской команды и увещеваний полицмейстера А.К. Ханженкова беспорядки прекратились. Однако по мере приближения толпы к Новому базару погром разгорелся с новой силой. Погромщики рассеялись по базару и смежным улицам и переулкам, где принялись выбивать стёкла в окнах и дверях еврейских домов, лавок и магазинов, разбрасывать, уничтожать и частично присваивать выставленные в витринах товары. Пострадали совсем и нееврейские объекты: типография Губернского правления, Военное собрание, типография газеты «Бессарабец», дом губернского предводителя дворянства М.Н. Крупенского. К 10–11 часам вечера беспорядки затихли. Полицией были задержаны до 70 погромщиков, мужчин и женщин. Ночь с 6 на 7 апреля прошла совершенно спокойно (Материалы для истории антиеврейских погромов в России… С. 142).
Казалось, страсти улеглись… Но утром произошли события, которые и послужили детонатором второго погромного дня. Вот что установило следствие: «7 апреля, ещё часов с 6 утра, на Новом базаре, на именуемых Винной и Привозной площадях, равно и в нижней части Измаильской улицы собрались человек по 100 евреев, вооружённых для самозащиты дрючками, кольями и некоторые даже ружьями, из которых по временам стреляли. Евреи эти нападали на проходивших христиан, причём на увещевания полицейских чинов отвечали: “Вчера вы русских не разгоняли, сегодня мы сами будем защищаться”. Подобное нападение евреев на христиан на второй день Пасхи имело место в начале 9 часа утра по Гостиной улице, где какой-то еврей выстрелом из огнестрельного оружия ранил молодого юношу из старообрядцев в лицо, которого тогда же отправили в больницу. Затем около 10 часов утра на углу Георгиевской и Яковлевской улиц еврей, напав на проходившего из церкви старика – царанина [царанин (от молдавского «цара» – земля) – земледелец, крестьянин] Степана Берегоя, 78 лет, сильно избил без всяких причин и растоптал ногами кусок просфоры, выпавший из рук Берегоя. Около полудня евреи, стащив с проходившей конки русского человека, побили его жгутами. В десятом часу утра на Мунчештской дороге из окна конторы мельницы братьев Гендрих выстрелом из револьвера ранили проходившего мимо Михаила Вихоржинского в ногу. В тот же день до полудня на Ботезатовской улице еврей беспричинно плеснул в лицо Андрея Райляна из бутылки серной кислотой. Слухи о насилиях, чинимых евреями над христианами, стали быстро распространяться по городу и, переходя из уст в уста в преувеличенном виде, сильно раздражали христианское население» (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 284–285). Полицмейстер Ханженков утром 7 апреля, подъезжая к Бендерской улице, встретил конвой, который вёл нескольких евреев, арестованных за стрельбу (Материалы для истории антиеврейских погромов в России … С. 206).
И тут рвануло. Группы погромщиков (по 15–20 человек) начали громить еврейские лавки и дома. К двум часам дня погром охватил значительную часть города. Те дома, где в окнах были выставлены иконы и кресты, не трогали. Из магазинов и лавок выбрасывался товар, который уничтожался либо расхищался толпой, следовавшей за громилами. Священные свитки из молитвенных домов выбрасывались на улицу в изорванном виде (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 285–286).
Нижние чины полиции в большинстве случаев оставались лишь немыми зрителями погрома. «Употребление оружия, – объяснял Ханженков, – было невозможно потому, что громили собственно небольшие кучки в 10–20 человек, окружённые толпою зрителей из всех слоёв общества» (Материалы для истории антиеврейских погромов в России… С. 208). Вызванные войска были рассредоточены отдельными частями по городу без руководства и инструкций со стороны властей. «При данной обстановке, – оправдывался впоследствии губернатор Раабен, – приходилось дробить соответственно и войско» (Право. 1904. 23 мая. № 21. Стб. 1165).
Пассивность полиции породила новые слухи о том, что правительство разрешило бить евреев, так как они являются врагами Отечества. Часть евреев попытались покинуть город, но были схвачены и избиты. Другие начали стрелять в погромщиков. Стрельба велась из-за угла, из-за заборов, с балконов, что ещё больше возбуждало громил. В пятом или шестом часу дня из дома № 66 по Гостиной улице раздался выстрел, от которого погиб семнадцатилетний Григорий Остапов. Ворвавшаяся в дом толпа убила четырёх евреев. На окраинах города беспорядки продолжились и на следующий день. Из 4149 кишинёвских домов было разгромлено около 1350. Пострадало около 500 еврейских лавок. В списке убитых и умерших от ран во время погрома, направленном прокурором Кишинёвского окружного суда прокурору Одесской судебной палаты 14 апреля 1903 г., значилось 45 человек (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 154, 215–216, 286–288).
13 апреля 1903 г. был сформирован Комитет по оказанию помощи пострадавшему от беспорядков еврейскому населению г. Кишинёва. В состав комитета вошли врач И.С. Мучник, Я.М. Бернштейн-Коган, раввин М.С. Этингер и др. Бернштейн-Коган был командирован в Петербург, где при посредничестве кн. В.П. Мещерского смог повлиять на решение Государя об отставке кишинёвской администрации (Бернштейн-Коган Я.М. Указ. соч. С. 310, 320). В относительно короткие сроки в адрес кишинёвского комитета были направлены значительные средства – собран 1 010 343 руб. Например, только из Нью-Йорка поступили средства на сумму 181 179 руб. На юридическую помощь было выделено 14 200 руб. (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 39; Слуцкий М.Б. В скорбные дни: Кишинёвский погром 1903 г. Кишинёв, 1930. С. 99, 103, 106).
На Кишинёвском процессе потерпевших защищали многие известные адвокаты: О.О. Грузенберг, А.С. Зарудный, Н.П. Карабчевский, М.Г. Маргулис, О.Я. Пергамент и др. Переписка тех адвокатов, которые на время отлучались из Кишинёва, с теми, кто оставался в городе, шла через помощника присяжного поверенного Л.Б. Гольденштейна (Жигня К. Процессы по делам о Кишинёвском погроме 1903 г.: видные российские адвокаты против судебной власти // Евреи в России: история и культура: сборник научных трудов. СПб., 1998. С. 176–177).
Вот как характеризовал деятельность адвокатов временно исполняющий обязанности бессарабского губернатора В.Г. Устругов: «В Кишинёве работа еврейских адвокатов кипит, факты измышляются и подтасовываются, вырастают миллионные убытки <…>. И предстоящая суду задача – обнаружение правды – является не только далеко не лёгкой, но почти неразрешимой. С одной стороны, выступят во всеоружии присяжные юристы – щедро оплачиваемые, с другой – тёмная невежественная группа обвиняемых, действовавшая под злонамеренным влиянием подпольных советчиков. И предстанет она к тяжкому ответу перед судом, надо полагать, почти беззащитной, тогда как потерпевшие имеют своих представителей даже и при предварительном следствии» (там же, с. 178).
7 декабря 1903 г. состоялся приговор Одесской судебной палаты по делу И.В. Гржегоржевского, П.С. Яковенко и других, обвиняемых в участии в погроме: 25 были осуждены, 12 признаны невиновными «в приписываемых им преступных деяниях» (Кишинёвский погром 1903 г. … С. 310–312).
Среди адвокатов истцов был замечен присяжный поверенный Животовский, который, по словам начальника БГЖУ полковника И.Г. Чарнолуского, не произнёс на процессе ни одного слова и занимался исключительно стенографированием всего происходившего на суде. Помимо Животовского в зале суда присутствовали ещё трое, которые записывали всё, что говорилось. «Можно безошибочно утверждать, – докладывал вышестоящему руководству Чарнолуский, – что именно благодаря этим лицам и появились в заграничной печати, в газетах “Нейе Фрейе Прессе” и “Таймс”, стенографические отчёты о процессах» (Жигня К. Процессы по делам о Кишинёвском погроме … С. 202).
Бюро защиты (Г.Б. Слиозберг, Л.М. Брамсон, М.А. Кроль и др.) информировало о Кишинёвском процессе еврейскую общественность за рубежом. Координировало работу с западноевропейской прессой аффилированная Бюро структура – Бюро прессы под руководством заведующего отделением «Rossica» Императорской Публичной библиотеки А.И. Браудо (Кельнер В.Е. Александр Браудо и борьба с антисемитизмом в России в конце XIX – начале XX в. // Вестник Еврейского университета в Москве. 1993. № 2. С. 108; Кельнер В.Е. «Бюро защиты»: к истории первой еврейской правозащитной организации в России // Российская история. 2015. № 4. С. 45).
Например, в Париж Браудо командировал С.В. Познера, снабдив его рекомендательными письмами, как к представителям русской политической эмиграции, так и к видным французским общественным деятелям. Через социалиста Люсьена Герра, занимавшего скромную должность библиотекаря Высшей нормальной школы, Соломону Владимировичу удалось выйти на лидера французских социалистов Жана Жореса, историка и публициста Анатоля Леруа-Больё, политика и литератора Фрэнсиса де Прессансе и оперативно установить связи с влиятельными органами печати.
«Раскрывая утром газету, – вспоминал Познер, – парижане находили сообщения относительно судебных процессов о погромах в Кишинёве и Гомеле, о том, что выяснило неофициальное расследование этих событий, вообще о положении евреев в России и нередко негодующие редакционные комментарии по поводу этих известий. <…> Сведения А. И-ча охотно печатались не только социалистической печатью, но также радикальной и либеральной. Из газет первого направления самой влиятельною была “La Petite République”, во главе которой стоял Жиро-Ришар, а главным сотрудником коей был Жорес. Последний не только печатал всё, что мы ему доставляли, но постоянно требовал побольше материала по общим вопросам русской жизни. Он был ему нужен не только для газеты, но также для его выступлений в парламенте. Клемансо [в 1906–1909 гг. премьер-министр Франции] редактировал газету “L’Aurore”, которая сыграла такую видную роль в деле Дрейфуса [судебный процесс по делу офицера французского Генерального штаба капитана Альфреда Дрейфуса, обвинённого в шпионаже в пользу Германии]. Когда я приходил в редакцию, он всегда сам выходил ко мне, быстро пробегал принесённые заметки, клал их в задний карман своего длинного сюртука и говорил: “Хорошо, пойдёт”. И действительно наутро я находил свои сообщения в газете» (Познер С. Страницы прошлого: из воспоминаний об А.И. Браудо // Александр Исаевич Браудо: очерки и воспоминания. Париж, 1937. С. 80–82).
В Германии сходную миссию осуществляли Р.М. Бланк, Г.Б. Иоллос и Л.Е. Мацкин, в Великобритании – Л. Вульф (Кельнер В.Е. Александр Браудо и борьба с антисемитизмом … С. 108).
18 мая лондонская «Times» опубликовала письмо министра внутренних дел В.К. фон Плеве к бессарабскому губернатору Раабену (см. Times. 1903. May 18. № 37083. S. 9). Письмо прислал корреспондент в Петербурге Дадли Брэм. За несколько дней до погрома (25 марта (7 апреля) 1903 г.) Плеве якобы «инструктировал» губернатора: «До сведения моего дошло, что во вверенной Вам губернии приготовляются обширные беспорядки против евреев, которые эксплуатируют, главным образом, местное население. Ввиду всеобщего беспокойного настроения среди населения городов, каковое настроение ищет себе выхода, а также ввиду несомненной нежелательности внедрения при помощи чересчур строгих мер антиправительственных чувств населению, которое ещё не охвачено революционной пропагандой, Ваше Превосходительство не преминёт способствовать немедленному прекращению могущих возникнуть беспорядков при помощи увещеваний, отнюдь не прибегая, однако, к помощи оружия» (Материалы для истории антиеврейских погромов в России … С. 222–223).
27 мая газета дала опровержение (см. Times. 1903. May 27. № 37091. S. 7), опубликовав письмо директора Департамента полиции А.А. Лопухина (письмо Лопухина см.: Материалы для истории антиеврейских погромов в России … С. 223). Брэм был выслан из России с формулировкой «за враждебное отношение к русскому правительству и придумывание ложных известий» (Революционная Россия. 1903. 1 июня).
В Европе и США параллельно кампании в прессе против «антисемитской» политики царского правительства организовывались массовые митинги. 15 мая в Париже прошёл университетский митинг. Принята резолюция: «Профессора и студенты Парижа, собравшись 15 мая 1903 г. в помещении учёных обществ под председательством Анатоля Леруа-Больё и выслушав сообщения о жестокостях и отвратительных преступлениях, совершённых в Кишинёве, обращаются к жертвам с выражением своего скорбного сочувствия, клеймят всех подстрекателей, всех соучастников этих варварских поступков и с негодованием протестуют против убийств, возобновление которых обесчестило бы Россию в глазах цивилизованного мира» (Кишинёвский погром. Штутгарт, 1903. С. 36). Особенно внушительным был митинг, собравшийся 27 июня в Тиволи. Выступили Жорес и Прессансе. 20 мая состоялся брюссельский митинг, 9 июня – венский (там же, с. 37; Познер С. Указ. соч. С. 80; Копанский Я. Всемирный протест против Кишинёвского погрома 1903 г.: основные аспекты // Кишинёвский погром 1903 г.: взгляд через столетие: материалы международной научной конференции. Кишинёв, 2004. С. 18).
Но самый мощный общественный резонанс кишинёвский погром вызвал в США. Крупнейшие манифестации прошли в Нью-Йорке, Балтиморе, Филадельфии и Новом Орлеане (Журавлёва В.И. Понимание России в США: образы и мифы. 1881–1914. М., 2012. С. 469). На митинге в Карнеги-холле 27 мая экс-президент США Гровер Кливленд потребовал наказать участников погрома (там же, с. 475–476; Копанский Я. Указ. соч. С. 18–19).
Вот что сообщал 21 мая (3 июня) русский посол в США А.П. Кассини министру иностранных дел В.Н. Ламздорфу: «На многих митингах, состоявшихся во всех более крупных городах Союза, ораторы, в большинстве случаев евреи, но в некоторых, к сожалению, и американцы, старались убедить своих слушателей в том, что императорское правительство систематически стремится уничтожить еврейскую расу в России и что оно поощряет взрывы негодования, направленные против евреев. Газеты приводят в своих столбцах все эти нелепости, снабжая их вдобавок от себя не менее дикими комментариями и вымыслами» (Россия и США: дипломатические отношения. 1900–1917 гг. М., 1999. С. 284).
В мае 1903 г. один из лидеров американо-еврейской общины Оскар Штраус заявил, что «русский орёл несёт на своих крыльях не цивилизацию, а гибель и разрушение, Россия же никогда ничего бескорыстно не делала для пользы Соединённых Штатов, являясь государством-антиподом» (там же, с. 485).
7 июня (по н. ст.) к американскому президенту Теодору Рузвельту обратился глава «Kuhn, Loeb & Company» Джейкоб Шифф: «В то время, когда Вы находитесь в отъезде, произошли ужасные события в Кишинёве. Едва ли эти зверства, равных которым не найти и в Средневековье и о которых мы читаем с содроганием, станут известны в полной мере всем, кроме правительства России. Возможно ли организовать какие-либо дипломатические действия со стороны нашего или других правительств, дабы выразить наше возмущение и отвращение к продолжающимся систематическим преследованиям и угнетению тех подданных империи, которые не принадлежат к православной церкви» (Адлер С. Джейкоб Генри Шифф: гений финансового мира и главный спонсор русских революций. М., 2017. С. 390).
31 мая (13 июня) состоялась продолжительная беседа Кассини с Рузвельтом. Президент пояснил, что «ввиду своего официального положения и вытекающих из него обязанностей он будет принуждён принять еврейскую депутацию, которая явится в Белый дом для представления своих desiderata, но что он сумеет дать им понять всю невозможность для него вмешаться в это дело» (Россия и США … С. 285–286).
15 июня (по н. ст.) во время встречи руководства ордена «Бнай Брит» с Рузвельтом и государственным секретарём Джоном Хеем была достигнута договорённость о сборе подписей под петицией протеста. Позже было сообщено о готовности американской администрации передать петицию в Россию через американское посольство в Петербурге. В результате, менее чем через месяц собрали 12 544 подписи граждан США, среди которых были сенаторы, члены Конгресса, губернаторы штатов, члены Верховного Суда, представители бизнеса, научной и творческой интеллигенции.
15 июля Дж. Хей дал указание американскому посланнику в России попросить аудиенцию у российского министра иностранных дел и зачитать официальное письмо, в котором сообщалось о намерении президента США передать русскому императору петицию. Но Ламздорф отказался принять петицию (Кишинёвский погром. Stuttgart, 1903. С. 39; Россия и США … С. 289; Горовиц Б. В укор царю: Яков Шифф, Герман Розенталь и американская борьба с дискриминацией евреев при царском режиме // Еврейская эмиграция из России. 1881–2005. М., 2008. С. 98; Копанский Я. Указ соч. С. 19–20; Нечипорук Д.М. Во имя нигилизма: американское общество друзей русской свободы и русская революционная эмиграция. 1890–1930 гг. СПб., 2018. С. 187; Френкель Й. Пророчество и политика: социализм, национализм и русское еврейство. 1862–1917. М.; Иерусалим, 2008. С. 603–604).
«Вы, несомненно, слышали об отказе русского правительства прочесть американскую петицию, – констатировал Шифф в письме от 21 июля президенту Всемирного еврейского союза Нарциссу Левену, – но мы считаем, что тем не менее намерения, выраженные в петиции, осуществились, и можем лишь надеяться, что в России понимают: наша великая страна пристально следит за её действиями, касающимися отношения к еврейским подданным» (Адлер С. Указ. соч. С. 391).
В разгар антироссийской кампании в Петербург с целью получить аудиенцию у Плеве и Императора Николая II отправилась делегация «русских евреев» – Л.Б. Гольденштейн, А.Ш. Гринберг и Е.С. Кенигшац.
Во время беседы с Плеве Кенигшац озвучил шесть тезисов: «Во-первых, было бы очень желательно, если правительство найдёт возможным издать новый циркуляр, так как последний циркуляр министра внутренних дел [циркуляр по поводу Кишинёвских событий был опубликован 28 апреля 1903 г. в «Правительственном вестнике»] не удовлетворил евреев. И вот по каким причинам: в нём евреи несправедливо объявляются зачинщиками погрома и недостаточно порицается попустительство со стороны администрации и поведение представителей христианской “интеллигенции”. Во-вторых, администрация, на которую падает значительная часть вины, понесла недостаточное наказание, и Устругов, вице-губернатор, не пользующийся никакими симпатиями еврейского общества, управляет теперь губернией. В-третьих, депутация желала бы получить аудиенцию у Государя. В-четвёртых, не найдёт ли возможным Государь пожертвовать некоторую сумму на Кишинёв и этим выразить своё сочувствие евреям. В-пятых, правительству следовало бы принять меры против юдофобствующей прессы, которая разжигает низменные инстинкты в христианской массе по отношению к евреям. И в-шестых, необходимо улучшить общее положение евреев в России» (Освобождение. 1903. № 1. С. 15).
Касательно вопроса о том, явились ли евреи «зачинщиками во время погрома», Плеве парировал, что у него «имеются официальные сведения именно такого рода, и он склонен больше доверять им, чем сообщениям еврейской депутации». Министр заявил, что правительство думает об улучшении положения евреев и что проектируются меры для улучшения быта евреев. Но «передайте еврейской молодёжи, вашим сыновьям и дочерям, передайте всей вашей интеллигенции: пусть не думают, что Россия старый и разлагающийся организм; молодая развивающаяся Россия одолеет, справится и с революционным движением». И резюмировал: «Знайте же, что если вы не удержите вашей молодёжи от революционного движения, мы сделаем ваше положение настолько несносным, что вам придётся уйти из России до последнего человека» (там же).
24 июня за подписью Плеве вышел циркуляр «О сионизме и еврейском национальном движении»: «В имеющихся в Департаменте полиции сведениях о так называемых сионистских обществах усматривается, что таковые, поставив себе первоначальной целью содействовать переселению евреев в Палестину для создания там самостоятельного еврейского государства, ныне осуществление этой мысли отодвинули в область далёкого будущего и направили свою деятельность на развитие и укрепление национальной еврейской идеи, проповедуя сплочение в замкнутые организации евреев в местах их нынешнего пребывания. Направление это, будучи враждебно ассимиляции евреев с другими народами, усугубляя между первыми и последними племенную рознь, противоречит началам русской государственной идеи и потому не может быть терпимо» (Маор И. Сионистское движение в России. Иерусалим, 1977. С. 149).
Запрещалась публичная пропаганда сионистских идей и деятельность сионистских организаций. Предписывалось конфисковать акции и временные свидетельства Еврейского колониального банка и квитанции о взносах в Национальный еврейский фонд. При представлении в Министерство внутренних дел кандидатов на выборные должности в еврейских общинах, в особенности на должности раввинов, впредь надлежало «прилагать собранные на месте сведения о степени причастности представляемых кандидатов к сионистским организациям» (там же, с. 151).
На решение министра внутренних дел, несомненно, повлияло и покушение на редактора газеты «Бессарабец» П. Крушевана, совершённое 4 июня сионистом-социалистом П. Дашевским (Сионизм и Кишинёвский погром 1903 г. / публ. подгот. В. Кельнер // Вестник Еврейского университета в Москве. 1995. № 1. С. 209).
Взволнованный положением сионистского движения в России 25 июля в Петербург прибыл президент Всемирной сионистской организации Т. Герцль. А уже утром 26 июля состоялась его встреча с Плеве. Министр выразил беспокойство, что после Минского съезда сионистов (22–28 августа 1902 г.) о палестинском сионизме говорят меньше, нежели о еврейском национализме. «Ваши руководители в России <…>, – констатировал Плеве, – не слушаются должным образом вашего венского комитета». «Ваше превосходительство, – отвечал Герцль, – все руководители в России верны мне, хотя порою и оспаривают мои рекомендации». «Но Коган-Бернштейн, – воскликнул министр. – <…> Кстати, нам известно, что он направляет против нас из-за границы газетную войну» (Маор И. Указ. соч. С. 155–156). В письме Герцлю, датированном 30 июля, Плеве указывал, что доверительное отношение к сионизму может быть восстановлено лишь при условии возвращения «к старой программе действий» (там же, с. 160).
Обращаясь к делегатам Шестого сионистского конгресса (Шестой сионистский конгресс открылся 23 августа 1903 г. в Базеле), Герцль призвал своих последователей в России вести себя «спокойно и законно» (Френкель Й. Указ. соч. С. 361). После чего Хаим Вейцман, один из лидеров Демократической фракции, в которой состоял и Бернштейн-Коган (Бернштейн-Коган Я.М. Указ. соч. С. 287), заявил, что «некоторые слова, которые были произнесены, лучше было бы не произносить» (Медем В.Д. Из моей жизни: воспоминания. М., 2015. С. 254). Через день после выступления Герцля сионист-социалист Яков Лещинский, делегат от Варшавы, распространял памфлет «Не спокойно и не законно» (Френкель Й. Указ. соч. С. 361).
Регулярная переписка Герцля и Плеве продолжалась до мая 1904 г. Министр интересовался ходом Базельского конгресса, поведением российских делегатов, их реакцией на контакты лидера сионистов с МВД. Герцль уверял Плеве, что «ни один из русских делегатов на конгрессе не манкировал своим моральным долгом, и каждый может быть сочтён достойным русским гражданином» (Рахманова Н. Еврейский вопрос в политике В.К. Плеве // Вестник Еврейского университета в Москве. 1995. № 1. С. 99).
Незадолго до своей гибели Плеве предложил Комитету министров внести в законодательство изменения, направленные на улучшение положения евреев (Переписка С.Ю. Витте и А.Н. Куропаткина / публ. подгот. В.Л. Лемберская // Красный архив. 1926. Т. 6. С. 69). Но 3 июля 1904 г. скончался Герцль, а 15 (28) июля бомбой, брошенной эсером Е.С. Созоновым, был убит Плеве.
Уже через две недели после Кишинёвского погрома группа еврейских писателей (М. Бен-Ами, Х.Н. Бялик, С.М. Дубнов, И.Х. Равницкий) выступила с призывом организовывать отряды самообороны. «Резня в Кишинёве – вот ответ на все наши слёзы и мольбы, – говорилось в воззвании, текст которого на иврите составил Ахад-ха-Ам (настоящее имя – У.И. Гинцберг). – Неужели и в будущем мы решим ограничиться только слезами да мольбами? Позорно для пяти миллионов душ полагаться на других, подставлять шею под топор и кричать о помощи, не испробовав своей силы, чтобы самим защитить своё имущество, честь и самою жизнь. И кто знает, не этот ли наш позор – первая причина презрения к нам простонародья и того, что нас топчут все кому не лень? Среди многих и разных народов, населяющих эту страну, нет, кроме нас, ни одного, кто подставил бы спину под плеть и отдал свою честь на поругание без попытки защитить себя из последних сил. Только тот, кто умеет постоять за своё достоинство, заслуживает уважение и в чужих глазах. Если бы граждане этой страны увидели, что и нашему терпению есть предел, что и мы, хотя не можем и не хотим состязаться с ними в грабеже, разбое и жестокостях, тем не менее готовы и в состоянии защищать в случае необходимости всё, что нам дорого и свято, до последней капли крови, если бы они в этом убедились на деле, то тогда – в этом нет сомнения – они не набрасывались бы на нас с таким легкомыслием.
Братья! Кровь наших братьев в Кишинёве взывает к нам: отряхните прах и будьте людьми, перестаньте плакать и причитать, довольно простирать руки за спасением к отвергающим вас. Спаситесь сами! Нам нужна повсюду, где мы проживаем, постоянная организация, всегда готовая встретить врага в первую же минуту и быстро созвать к месту погрома всех, в ком есть силы выстоять перед опасностью» (Маор И. Указ. соч. С. 139–141).
24 апреля 1903 г. начальник Бессарабского охранного отделения Л.Н. Левендаль сообщал директору Департамента полиции, что «вся нижняя еврейская часть города [Кишинёва] в настоящее время отличается массовым уличным брожением, заставляющим не только русских, но даже и полицию старательно обходить бесчисленные разгорячённые группы евреев» (Государственный архив Российской Федерации. Ф. 102. ДП. ОО. 1903. Оп. 231. Д. 555. Л. 38 об.; Жигня К. Кишинёв – один из центров формирования сионистского движения в России … С. 126). Вскоре Левендаль информировал Лопухина об организации в Кишинёве Комитета самообороны, который «будто бы даже обзавёлся некоторым оружием» (там же, с. 126–127).
По городам и местечкам было разослано и воззвание, составленное сионистом Ю.Д. Бруцкусом. Номер журнала «Восход» с текстом воззвания был конфискован полицией (ГА РФ. Ф. 102. ДП. ОО. 1903. Оп. 231. Д. 555. Л. 36; Кроль М.А. Страницы моей жизни. М.; Иерусалим, 2008. С. 345).
Сразу же после Кишинёвского погрома и несколько позднее в таких крупных центрах как Киев, Екатеринослав, Елизаветград, Николаев, Ростов, Минск, Варшава были сформированы Комитеты самообороны. В Кишинёве самооборона насчитывала около 1000 бойцов, в Киеве – около 1500 (Маор И. Указ. соч. С. 203–204).
Процитируем письмо (от 17 апреля 1903 г.) некой Аси из Киева, адресованное Рахиль Ширман в Берн: «Многие опасаются, как бы снова не прокатилась по всей России волна этих погромов, подобно тем, какие были в начале восьмидесятых годов. Носятся слухи, что и здесь, в Киеве, предстоит подобный погром в двадцатых числах апреля. Поэтому в среде здешней еврейской молодёжи возникла мысль организоваться, чтобы оказать вооружённое сопротивление громилам. Вчера по этому поводу была сходка в Политехническом институте; причём решили соединиться десятками, и на обязанности каждого из десятских возложена обязанность, как по доставке оружия, так и проч. необходимые при этом заботы. Каждый, конечно, помогает по мере своих сил. Между прочим появился “Временный комитет обороны и самозащиты”, который выпустил сегодня вторую из своих прокламаций» (ГА РФ. Ф. 102. ДП. ОО. 1903. Оп. 231. Д. 555. Л. 53).
Такая активность еврейского населения вызвала соответствующую реакцию правительства. В опубликованном 28 апреля циркуляре министра внутренних дел указывалось, что «никакие кружки самообороны терпимы быть не должны» (там же, л. 34; Кишинёвский погром 1903 г. … С. 51; Материалы для истории антиеврейских погромов в России … С. 334).
Несмотря на такое указание министерства, деятельность по созданию и вооружению отрядов самообороны в городах и местечках только активизировалась. Еврейская молодёжь рвалась в бой и жаждала реванша. «Я убеждён, – восклицал автор одного из перлюстрированных полицией писем, – что евреи должны отомстить, иначе страшный позор ляжет на нас» (Павлов С.Б. Опыт первой революции: Россия. 1900–1907. М., 2008. С. 110).
Среди еврейской молодёжи распространялась изданная в Лондоне листовка «Чему учит нас покушение Пинхуса Дашевского», которая призывала «с оружием в руках, с верой в свою силу, в правоту своего дела, в справедливость своих требований, в мощь еврейского гения и в торжество лучших человеческих идеалов открыто и смело протестовать против гнёта и насилия и бороться с врагом, откуда бы он ни являлся» (Сионизм и Кишинёвский погром ... С. 211).
Объединёнными силами Бунда (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) и Поалей Цион (организации сионистов-социалистов) в Гомеле удалось создать сильную организацию самообороны. Гомельский комитет Бунда сформировал постоянный боевой отряд (Бухбиндер Н.А. Еврейское рабочее движение в Гомеле. 1890–1905 гг.: по неизданным архивным материалам // Красная летопись. 1922. № 2/3. С. 68). Поалей Цион свой отряд назвал «Гибборей Цион» («Герои Сиона»). Отрядом командовал Йехезкель Хенкин (Ханкин), после переезда в Палестину ставший одним из основателей еврейской военизированной организации «Ха-Шомер» («Страж») (Маор И. Указ. соч. С. 196, 205).
Город был распределён на участки, избраны главный руководитель и два помощника. На специальных собраниях участникам самообороны разъяснялись их обязанности, бойцов знакомили с непосредственными руководителями, «за распоряжениями которых они должны следить», освещалась роль правительства в организации погромов. Самооборона была снабжена разного рода оружием (Бухбиндер Н.А. Еврейское рабочее движение в Гомеле. 1890–1905 гг.: по неизданным архивным материалам // 1905 год в Гомеле и Полесском районе: материалы из истории социал-демократического и рабочего движения в 1893–1906 гг. Гомель, 1925. С. 51). Основной склад «оружия» (колья, куски железа, ножи, кинжалы и т.п.) находился в синагоге на Базарной улице (Гомельский процесс: подробный отчёт. СПб., 1907. С. 1093).
Бойцов самообороны вывозили на природу для упражнения в стрельбе. «Ещё весной 1903 г., – сообщалось в обвинительном акте по Гомельскому погрому, – некоторые из гомельских обывателей в пригородной местности по реке Сож имели возможность наблюдать целые учения еврейской молодёжи, на которые собирались человек до 100 участников и упражнялись в стрельбе из револьверов» (Право. 1904. 31 октября. № 44. Стб. 3041). Стрельбища проходили на Мельниковом лугу, куда на лодках, «числом по 15, партиями по 7 и 8 человек на каждой лодке», отправлялась еврейская молодёжь (Гомельский процесс … С. 1093).
Вместе с тем евреи начали не только оскорблять русских крестьян и рабочих, но проявлять явное презрение к русской интеллигенции и военным. По городу стали ходить слухи, что евреи собираются бить русских, а полицией ещё в начале августа 1903 г. были получены сведения, что в Гомеле ожидаются какие-то «важные события» (Право. 1904. 31 октября. № 44. Стб. 3041).
В начале июля «на отдых» в Полесье по приглашению «старого друга и дачного устроителя» М. Кагана прибыл Дубнов: «На этот раз, – вспоминал Семён Маркович, – я поселился не в усадьбе с лесопильней близ Речицы, а в дачной местности близ Гомеля, главной резиденции Кагана. В этом дачном пригороде, под названием Чонка, среди соснового леса на высоком берегу Сожа понастроили себе много дач зажиточные гомельские евреи; здесь жили семьи их в летние месяцы, образуя посёлок родственных или знакомых семейств. <…> Я скучал среди праздной дачной толпы и делал экскурсии в разные места поблизости. Несколько дней провёл у родственников в Гомеле и Новозыбкове. <…>
Когда я возвратился из своих экскурсий в Чонку, обстановка там несколько изменилась. Приехали погостить Ахад-Гаам [так в тексте] с дочерью, провели пару дней Б. Гольдберг из Вильны [так в тексте] и знакомый из Одессы, молодой Соломон Поляков, побывавший в Париже и позже ставший талантливым журналистом под псевдонимом Литовцев. Наша группа прибавила немного общественного шума к обывательскому шуму кругом. С отъездом гостей я остался на даче вдвоём с Ахад-Гаамом. Мы жили в одной комнате, ежедневно гуляли по лесу, ходили к пароходной пристани для получения газет и писем. Разговоры вращались вокруг волнующих событий дня: поездки Герцля в Петербург для переговоров с Плеве и его предстоящих заявлений на конгрессе сионистов в Базеле. Всё это переплеталось с неулёгшейся ещё общественной тревогой, вызванной кишинёвским погромом, и с предчувствием новых бед, которые вскоре разразились в месте нашего летнего отдыха, в самом Гомеле.
В середине августа я вернулся в Вильну. <…> Мне передали, что представители тогда ещё нелегальной партии еврейских социал-демократов Бунд, главный центр которой находился в Вильне, желают беседовать со мною для выяснения некоторых идеологических вопросов. Я охотно согласился на собеседование в моей квартире, предупредив, что к участию в нём мною приглашён и наш гость Ахад-Гаам. В условленный вечер, 31 августа, в мой кабинет вошли поодиночке 4 или 5 человек, назвавшихся конспиративными именами, так что настоящих имён я до сих пор не знаю; полагаю, однако, что между ними были члены Центрального комитета партии. <…> Поздно вечером мои гости тихо ушли, опять поодиночке, через парадный и задний ход, чтобы не обратить на себя внимания полиции. Мы расстались, установив наши разногласия, пока ещё теоретические. <…>
Через два дня после нашей беседы жизнь снова поставила перед нами страшный акт нашей национальной трагедии. Пришли вести о кровавом погроме в том самом Гомеле, откуда я только недавно вернулся. То был второй Кишинёв, хотя и меньший по размерам и без его позора пассивности. Ещё летом я заметил в Гомеле, что бундовская и сионистская молодёжь готовится к самообороне, которая в это время стала популярною в различных слоях общества. Эта самоотверженная молодёжь отбила гомельских погромщиков при их первой попытке, но должна была отступить при втором приступе перед соединёнными силами громил, полиции и вóйска» (Дубнов С.М. Книга жизни: воспоминания и размышления: материалы для истории моего времени. СПб., 1998. С. 250–253).
Так что же случилось в Гомеле 29 августа и 1 сентября 1903 г.? Началось всё как будто с банальной ссоры на базаре из-за расчёта при покупке селёдки между лесником Семёном Шалыковым и торговкой Элькой Малицкой. Прибежавшие на подмогу торговке евреи свалили Шалыкова на землю и принялись бить, чем попало. За лесника вступились крестьяне, от 10 до 20 человек. Еврей, нанёсший первый удар Шалыкову, засвистел в свисток, и такие свистки отозвались во всех концах Гостиного двора, на прилегающей площади и на улицах города. Очень быстро на Базарной улице образовалась огромная толпа евреев, которые, разбившись на группы, начали избивать убегавших от них крестьян. Все прилегающие к базару улицы также были запружены евреями, вооружёнными камнями, палками, шкворнями, молотками, кистенями. Отовсюду раздавались крики: «Евреи! На базар! Русский погром!» Побросав покупки, крестьяне – кто успел – вскочили на свои подводы и спешно стали выезжать из города. Их преследовала еврейская толпа, наносившая удары, не разбирая ни пола, ни возраста.
Возле так называемого «обжорного ряда» собралась толпа евреев, из которой раздавались крики: «Мы отомстим! Это вам не Кишинёв!» Поодаль от толпы остановился Фёдор Силков, посланный за покупками своим хозяином. Силков ел булку и наблюдал за происходившим. В этот момент пробегавший сзади еврей нанёс ему ножом или кинжалом смертельный удар в шею.
На углу Румянцевской и Базарной улиц молодой еврей, настигнув какого-то крестьянина, ударил его камнем по голове так сильно, что тот упал. Поручик Пенский приказал случайно оказавшимся рядом нижним чинам задержать еврея, но тут же все они были окружены толпой евреев, вооружённых железными прутьями и палками. Послышались крики: «Бей офицера!» «Убить офицера!» Пенский вынужден был отпустить еврея, а сам, обнажив шашку, едва избежал побоев благодаря заступничеству раввина Маянца и владельца соседнего дома Рудзиевского, у которого военные укрылись от разъярённой толпы.
Те из крестьян, которые не успели уехать из города, искали спасения на пожарном дворе и в усадьбе князя Паскевича, но и там подверглись осаде со стороны тысячной толпы евреев, разбиравших мостовую и бросавших камнями в осаждённых. Полиция была встречена градом камней и револьверными выстрелами. Стреляли из толпы, из окон и с балконов домов. И лишь с прибытием воинской команды евреи были рассеяны и волнения прекратились (Гомельский процесс … С. 1041, 1087; Право. 1904. 31 октября. № 44. Стб. 3042–3043).
Сам день русского погрома был выбран не случайно: 29 августа Православная церковь отмечала праздник – Усекновение главы Иоанна Предтечи.
1 сентября после двенадцатичасового «обеденного» гудка на мосту собрались рабочие железнодорожных мастерских. Дорогу им преградила рота Абхазского полка. Рабочие начали кричать, что «их из-за жидов не пускают домой обедать». После чего скопившиеся около моста, а также на вокзальной площади рабочие двинулись по Замковой и Технической улицам и начали кидать камни в окна еврейских домов.
В тоже время организованная группа евреев, человек 200, собралась на Замковой улице. Помощник пристава Бржовский с патрулём солдат и несколькими городовыми попытался предотвратить столкновение евреев с рабочими, но был сбит брошенными из толпы евреев кирпичами и потерял сознание. Рабочие с криком «жиды убили помощника пристава» принялись громить еврейские дома и лавки. С другой стороны наступали и евреи. Подоспевшая рота разогнала обе толпы. Причём евреи не только бросали камни, но и стреляли из револьверов.
Вновь прибывшие роты Абхазского полка не допустили рабочих в центр города. Тогда толпа громил рассеялась по окраинам. На Конной площади к погромщикам присоединились крестьяне и чернорабочие, где и произошёл разгром еврейских жилищ. Командовавший ротой Архаров обратился с увещеванием к толпе, но оттуда раздались крики, что русские «довольно натерпелись всяких обид от евреев и охотнее умрут от русских пуль и штыков, нежели от жидовских ножей». Убедившись, что слова не действуют, Архаров скомандовал «на руку» и пошёл на толпу. При виде склонённых штыков погромщики бросились в рассыпную, отступив на Минскую улицу и за полотно железной дороги, продолжая по пути разгром еврейских домов. На Ветреной улице сосредоточилась большая толпа евреев, к которой и бросились рабочие, но удачным манёвром роты были оттеснены назад и кинулись в предместье «Америка», где снова принялись громить еврейские жилища. И только после залпа в толпу громилы стали разбегаться, оставив на месте двух убитых. Пришлось дать залп и по толпе евреев, стрелявших из револьверов. В результате – один убитый (по другим данным, трое убитых – Каганский, Эльперин, Оберман – Восход. 1903. 19 сентября. № 38. Стб. 14) и несколько раненых. Через два часа беспорядки возникли в предместье «Кавказ», но были остановлены силою оружия (Гомельский процесс … С. 1100–1101, 1109–1110; Право. 1904. 31 октября. № 44. Стб. 3043–3050).
В тот день совершались и отдельные нападения на русских и евреев. Днём на Троицкой улице прилично одетый молодой еврей нанёс колотую рану нищему Козлову. А крестьянин Головнев был убит напавшими на него евреями, когда вечером проходил по Могилёвскому шоссе (там же, стб. 3045). В с. Еремино Гомельского уезда громилы убили мещанина Боруха Пятецкого, спасавшегося вместе с семьёй от погрома в Гомеле (ГА РФ. Ф. 124. Оп. 65. Д. 54б. Л. 97 об.–99 об.).
В качестве обвиняемых по делу о гомельском погроме проходило 44 христианина и 36 евреев. Подсудимых евреев защищали: М.И. Ганфман, М.А. Кроль, Н.Д. Соколов и Л.А. Базунов (из Петербурга), М.Л. Мандельштам (из Москвы), Л.А. Куперник и М.Б. Ратнер (из Киева), С.Е. Кальманович (из Саратова) и М.А. Эльяшевич (из Гомеля). Подсудимых христиан защищали: С.В. Метакса, Д.А. Погожев и А.С. Шмаков (из Москвы), Е.А. фон Бринкен (из Гомеля). Гражданские иски к подсудимым христианам поддерживали: М.М. Винавер, А.С. Зарудный и Г.Б. Слиозберг (из Петербурга), А.Д. Марголин (из Киева), И.З. Красильщиков (из Гомеля) (Право. 1904. 31 октября. № 44. Стб. 3040).
9 ноября 1906 г. Особое присутствие Киевской судебной палаты объявило приговор. Максимальное наказание, которое получили подсудимые, составило 5 месяцев и 10 дней тюремного заключения (Гомельский процесс … С. 1201, 1204).
20 сентября 1903 г. сорвалась попытка спровоцировать новый «погром» в Кишинёве. В 9 часов вечера на Александровской улице группа евреев окружила двух офицеров и не давала им пройти; на предложение дать дорогу отвечала криками и свистками, «привлекшими посторонних лиц». В результате собралась толпа – несколько сотен человек. Полиция задержала некоторых евреев, признанных виновными в нарушении порядка (Восход. 1903. 9 октября. № 41. Стб. 4–5). А накануне Пасхи 1904 г. бессарабский губернатор С.Д. Урусов получил шифрованную телеграмму от Плеве с требованием принять решительные меры по предотвращению антиеврейских беспорядков (Урусов С.Д. Три года государственной службы (Тамбов, Бессарабия, Тверь, Петербург) // Урусов С.Д. Записки. Три года государственной службы. М., 2009. С. 385–386).
И в Одессе предпогромное напряжение весны 1904 г. было снято оперативными действиями местной власти (Одесский городской голова П.А. Зелёный в письме от 17 марта 1904 г сообщил министру внутренних дел о подготавливаемом в Одессе еврейском погроме – РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 2. Д. 213. Л. 3). При зачистке обнаружили склады оружия, арестовали несколько человек из самообороны (Освобождение. 1904. № 23. С. 422). Вот что о подготовке погрома не только в Одессе, но и в Могилёвской губернии сообщалось в информационной сводке Департамента полиции: «Среди еврейского населения г. Одессы распространялись преимущественно самими же евреями слухи о подготовляемом будто бы в названном городе еврейском погроме, ввиду чего организовывались кружки самообороны и заготовлялись разные орудия для отражения нападений черни. В ночь на 25 марта, на основании агентурных указаний, арестовано двое христиан, занимавшихся по заказу евреев выделкою палок со свинцовыми набалдашниками; причём отобрано 50 штук таких палок, принадлежности отливки и свинец.
Слухи о предстоящих будто бы в ночь на Пасху еврейских погромах, а также нападениях евреев на христианские храмы распространялись и в Могилёвской губернии. Вечером 27 марта на ст. Толочин Московско-Брестской железной дороги, расположенной в Оршанском уезде, был замечен необычный съезд евреев, вследствие чего туда немедленно прибыли уездный исправник и помощник начальника Могилёвского губернского жандармского управления для принятия мер к предупреждению беспорядков. 14 прибывших в Толочин иногородних евреев, оказавшихся вооружёнными, арестованы; причём отобран ящик, наполненный кинжалами и сделанными из проволок нагайками; взято также 30 кистеней, 5 револьверов, 7 коробок патронов и другое оружие. Прибывшие с поездом из Минска евреи тотчас по выходе из вагонов бросились бежать в лес, но были вскоре задержаны местными жителями, христианами, и избиты отобранным у них оружием. Благодаря своевременно принятым мерам порядок в м. Толочине нарушен не был. Задержанные в числе 27 человек заключены под стражу и по делу производится расследование» (ГА РФ. Ф. 102. Оп. 255. Д. 37. Л. 90–90 об.).
Боязнь погромов существенно повлияла на рост еврейской эмиграции из России. «Эмиграция евреев из России, которая до Кишинёва росла постепенно, теперь достигла 100 000 человек в год», – констатировал сионист Вейцман (Вейцман Х. В поисках пути. Кн. 1. Иерусалим, 1990. С. 79).
Бнай Брит в Нью-Йорке создал специальный комитет, призванный решить иммиграционный вопрос. Председателем комитета был избран Исидор Зингер. «Наш комитет, – заявил он, – рассчитывает получить в одном Нью-Йорке столько пожертвований, чтобы иметь возможность перевозить в Америку 100 000 евреев ежегодно. Америка может ассимилировать их» (Восход. 1903. 19 июня. № 25. Стб. 21). По мнению Зингера, Шестой сионистский конгресс доказал, что политический сионизм бессилен решить еврейский вопрос. Не в Палестину надо вывозить евреев, а в Америку. И средства для этого должны дать американские евреи (там же, 5 декабря, № 49, стб. 28). Совет Еврейского колонизационного общества постановил переселять ежемесячно в Аргентину по 20 семей преимущественно малоземельных колонистов из Бессарабской, Подольской и Херсонской губерний (там же, 30 октября, № 44, стб. 27).
1903 год стал прологом грядущих потрясений в русско-еврейских отношениях, а 1905 год в свою очередь предопределил роковую роль евреев в революции 1917 года.
Шевченко Валерий Анатольевич, кандидат исторических наук
