1
Скептицизм Шопенгауэра не допускал мысли о духовидение: именно поэтому философ утверждал, что Данте списывал ад с окрестной реальности, добавляя, что ад получился весьма впечатляющим.
Противоположный Шопенгауэру Даниил Андреев писал о Данте, как о единственным европейском писателе, кто, владея духовидением, сознательно, не во сне, мог входить в определённые состояния, живописуя устройство миров, находящихся за пределами физического зрения.
Предстоит выбирать, кто прав…
Резкий профиль.
Венок из лавра.
…было ли опалено лицо Алигьере адским пламенем?
Завидев, шарахались порой сограждане: Он был в аду!
Мучительность иных лестниц завораживает – бесконечно развиваясь, терцины, чеканные и литые, предлагают то спуски, то подъёмы: и всё происходит во время одного читательского полёта, который может растянуться на всю жизнь: ибо пленённые Данте будут возвращаться к могучему устройству космической поэмы.
Хотя бы ради финального аккорда, показывающего то, что не видел никто:
Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг, схватить умом
Искомого не может основанья,
Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своем;
Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила.
Естественно, это перевод М. Лозинского: никто более не дерзнул свершить подобный труд.
Много геометрии – запредельной математики, фейерверки чисел, растворённых в пространстве, и определивших его, симфонии пространственных фигур…
Данте мучительно подбирал образы из окрестного мира, чтобы передать то, что передаче почти не поддаётся.
Живущему в трёх измерениях как вообразить пространства пятимерные?
Четырёхмерные?
Захваченные безнадёжно одним потоком времени, сносящим нас в смерть, как вообразим несколько временных потоков, предлагающих – суммарно – совсем иные формы существования.
Данте монолитен.
Неустанный ходок, он протоптал много козьих троп, вынашивая поэму, самое сердце её растя, пестуя и лелея.
…Вергилий не понимает – где же мост? Ведь был в прошлый раз, и адские обитатели поясняют, что мост рухнул, когда в ад спускался Спаситель, видоизменяя его…
Потустороннее манит – ибо обыденность, со своим бытийным обаянием, слишком узка и скудна – тем более для сердца поэта.
…Данте и Сведенборг.
Видения шведа, совсем не похожие на пространные построения флорентийца; в смерти нет ничего страшного – как утверждал Сведенборг: просто продолжение бытия на новом уровне; более того – нет ничего страшного и в аду, его обитатели – те, кому привычно жить в мире интриг, коварства, зависти, злобы, и рай для них чреват…
Считается, что Комедия политизирована – будучи социально активен, Данте, мол, не упускал возможности посчитаться с теми, кого считал врагами, размещая их в разных кругах кошмарного инобытия…
Но… скажем, ростовщичество, одно из мерзейших занятий, подразумевающее ловкость, и никакого созидания: и ведь логично, что ростовщики отправляются в огненные пределы…
Романтизация хозяина ада началась много веков спустя после Данте – у него он чудовищен.
Как Алигьере выдерживал нагрузку бесконечного шествия терцин?
Как выдержал мозг?
Не разорвалось сердце?
…очевидно – силы вели грандиозные, открывая всё новые и новые панорамы, поднимая к финальной розе любви, к лицезрению необыкновенного счастья…
2
Серыми каменными углами рассекающий пространство воздуха дом: дом Данте во Флоренции…
Острый профиль, увенчанный лавровым венком; горбатый нос, взгляд?
О, разумеется, он должен быть суровым: и в жизни дано было проиграть: в недрах политики ориентируясь не на ту партию, и изгнание даёт чёрствый хлеб, и Беатриче останется равнодушной, а в раю?
…Данте, неужели правда любовь движет солнце и светила?
Какую любовь ты видел, какие излучения впитал в себя, чтобы поделиться с миром?
Неужели твой бытийный опыт, странствия твои, соотечественники, готовые разорвать друг друга, история, которую ты знал – неужели всё это – суммой – свидетельствует о какой-то любви?
А?
Не о той ты писал?
О невероятной, тонко-лучащейся, лелеющей души, поднявшиеся высоко…
Ты же не понимаешь сначала, что вступаешь в рай: просто обстановка чуть меняется, цвета становятся другими, расцветают совсем иные цветы…
Первым учителем, наставником скорее, Данте считается Брунетто Латини: поэт и учёный; и, хоть дальнейшее место обучения Данте неизвестно, он, очевидно, получил спектр широких познаний в античной, в средневековой литературе, в естественных науках…
Даже еретические учения своего времени знал хорошо.
Алхимию?
О! её много в поэме, где одно превращается в другое: вроде – деревья, а на деле страдальцы.
Разве любовь может обрекать на такие муки, Данте?
Разве любовь может отправлять на вечные мучения за временные проступки?
Гвидо Кавальканти излагает Данте свои воззрения на поэзию: какой должна быть, в каких процентах стоит сочетать дидактику и живописность; Данте посвящает Кавальканти много стихов и фрагментов из «Новой жизни».
Вот Данте – приор.
Вот он белый гвельф.
Вот – изгнанник: вместе со своей партией.
Флоренции больше не будет: для Данте, вышагивающего, выхаживающего свою поэму.
…всё должно быть обосновано: Данте постоянно ищет причины происходящего в нём, и окрест – в мире; и загробное видение – распространённый тогда жанр, только никто не способен был на такие суммы железных, медных, звенящих терцин: они чрезмерны, их поступь, их волны захлёстывают, кружась и играя, переливаясь суммами драгоценных каменьев и жутких образов.
Аллегорическое мышление?
Лес, в котором очутился Данте для начала, есть символ грехов и заблуждений, свершённых за жизнь?
Или и впрямь обладал возможностью видения, разрывающего привычное пространство – о чём писал, например, самый необычный пророк двадцатого века Даниил Андреев…
(Пророк ли? так хочется верить…).
Великолепие гравюр Доре: о грядущем мире которого не подозревал поэт.
Чёткость, ювелирная точность, и такая выразительность, будто двери страниц отворятся, если не побоитесь войти.
Данте был мужественным человеком.
А может быть – слабо-сильным: с провалами в жалость к себе, в страхи: ещё б – насмотрелся адских сгустков огня!
Расшифровывают так: три зверя, нападающие в лесу – рысь, лев и волчица, есть три самых серьёзных греха: сладострастие, гордыня и корыстолюбие…
Данте, объясни: грех есть нематериальный закон, который не мог создать человек, как не может создать он подобных законов вообще, тем не менее, подверженный чьей-то деятельности маленький, слабый, мало живущий человек должен отвечать за неё собою – страданием отвечать?
Разве в такой цепочке есть хоть капля любви?
С другой стороны - расшифровывают трёх зверей и географически: и волчица, конечно: папская курию, которую и вовсе не за что любить.
Слишком уж серьёзно расправлялся Данте со своими политическими врагами в тексте, чтобы отнести его к следствию подлинных видений; да и Шопенгауэр, надеявшийся, что Бога нет, утверждал, что материал почерпнут Данте только из жизни: материальной жизни, известной всех, а остальное – домыслы.
Личностное восприятие католичества отклоняло Данте от привычной стрелки официоза: пантеизм окрашивает его мир, философия его – теология, аллегория сама становится поэзией.
Важней терцины.
Звенят снова и снова, завораживая.
Атлетические диски звенят…
…черти отвечают Вергилию, имеющему право их вопрошать, что мост, который помнит мантуанец, был разрушен, когда Христос спускался в ад.
Галерея исторических деятелей, типажей, суммы психологических ситуаций, бесконечность повествований страдальцев – о собственных срывах, приведших сюда.
Раскалённая могила Фаринаты, Уголино с детьми, отголоски античных образов, Чёрный Херувим, чья тонкая дьявольская логика завораживает…
Не верится, что где-то существует рай, данный совсем в других оттенках.
Не верится, что дело дойдёт до любви, предваряемой геометрическими аллегориями пространства…
Лестница терцин больно велика –дойдёт, дойдёт – ибо куда ещё подниматься, кроме как в небо…
