Сдавали макулатуру, получали томики Яна (Василия Григорьевича Янчевецкого), раскрывающуюся историей и художественным словом, первой, пропущенной через фильтры второго; и яростно мчались кони, и неистово клубились периоды истории великих завоевателей, и страхом и тайной плыла история.
Тайну не расшифровать, не постигнуть до конца код, но… напластование фактов, тоже сложно добываемых, интереснее толкуется так – через художественное слово.
…поскольку в полном объёме психологию и жизнечувствование тогдашних людей не представить нам, современным…
Журналист и путешественник – изначально Ян, родившийся в семье антиковеда, словно светло обречён был на исторические изыскание, и орнаменты востока, усложнённые в каждой краске, влекли сильнее мраморно-розоватой античности отца.
Батый наползает – осень татарвой снова берёт в полон Русь…
Прищур монгола, сейчас вот пускающего стрелу в мелькающее тело…
Масса…
Движение, определившее историю.
Ян живописен в своём письме, подробен, основателен: многие экспедиции, дотошные изыскания снабдили его огромным материалом.
…до исторических повествований было множество всего: в том числе поэзия, драматургия.
Был сборник «Записки пешехода», замеченной критикой и составленный из разнообразия журналистской деятельности.
Для большинства Ян остаётся автором увлекательных исторических романов: словно, попробовав разное в литературе, нашёл ту единственную жилу, к которой был предназначен, на которую был светло обречён.
Ян рефлексировал, вибрируя душой, над методом исторического писателя, считая, что невозможно соблюдать верность фактам и оставаться занимательным.
Двуединая задача: с одной стороны, держаться исторических ориентиров, с другой – свободно парить…
Сюжеты сплетались круто.
Собственно – сюжет только и считывался.
Он осовременивал историю, отчасти – одомашнивал её.
Ярко расцвеченная, она, взятая в разрезе древности, словно давала соответствия во всех временах – власти и поражения, триумфа и волевого накала, множественности всего, включённого в жизнь.
Едва ли его можно назвать грандиозным писателем.
Но нишу свою он занял прочно.
Навсегда.