Skurk!
Два туркестанца на полях Маньчжурии
IX
Два туркестанца на полях Маньчжурии
Генерал Гриппенберг: отступления не будет
«Операция при Сандепу»
Предоперационные «странности»
Странность первая: Карты сжечь!
Странность вторая: за 47 дней сообщить о «внезапном» наступлении!
Странность третья: идиотизм или − предательство?
«СКУРК!»
Умело маскировал
Наглядно представить
Два туркестанца на полях Маньчжурии
Генерал Гриппенберг: отступления не будет!
В октябре 1904 года генерал от инфантерии и генерал-адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг был назначен командующим 2-й Маньчжурской армией при особом Высочайшем рескрипте, в котором было, между прочим, сказано:
«Продолжительное служение Ваше отечеству, отмеченное боевыми подвигами и обширным опытом в деле боевой подготовки войск, дает Мне полную уверенность, что Вы, руководствуясь общими указаниями главнокомандующего, будете успешно направлять к достижению целей войны деятельность вверенной Вам армии, и что под Вашим начальством наши доблестные войска проявят присущие им мужество и стойкость в борьбе с врагом в защиту чести и достоинства родины»[1].
В ноябре 1904 года, прибыв в Маньчжурию и оценив обстановку, генерал Гриппенберг счел ее вполне подходящей для того, чтобы переломить в нашу пользу. Причем без чрезмерных усилий.
Войска своей армии он настраивал только на наступательные акции, предупреждая, что отступления не будет.
Так, обращаясь к полкам 54-й пехотной дивизии, дрогнувшей под Янтаем, он сказал:
«Я уверен, ребята, что вы не сдадите перед неприятелем. Знайте, что отступления не будет! Если кто оставит свою позицию, заколи того. Если я прикажу отступать, заколи меня»[2].
«Операция при Сандепу»
Предоперационные «странности»
Генерал Гриппенберг начал немедленно готовить наступательную операцию 2-й армии против левого крыла японской армии, «имея целью своим внезапным и быстрым нападением на врага подарить России первую победу»[3]. Получив, конечно, на эту операцию добро от Главнокомандующего Куропаткина. Эта операции получила в дальнейшем в военной литературе название «Операция при Сандепу».
Но дальше начались вновь необъяснимые «странности». Скажем коротко о трех из них.
Странность первая: Карты сжечь!
Как известно топографическая съемка к северу от Лаояна была запрещена еще до войны лично военным министром Куропаткиным, а потому отступив в августе 1894 года от Лаояна, наши войска оказались без карт.
«С началом работ по подготовке наступления оказалось, что у нас нет карт района действий; попросили карты в Штабе Главнокомандующего.
Присланных карт оказалось более, чем недостаточно, карты были очень плохие, а главное − не захватывали района наших действий»[4].
Генералом Гриппенбергом были приняты решительные меры по ликвидации «карточного голода». Он приказал «привлечь к немедленной работе всех наличных в армии топографов, молодых офицеров Генерального Штаба, начальников охотничьих команд и, собрав воедино их работы, − составить необходимую карту.
Тотчас закипела работа, приходилось работать и под огнем, причем два съемщика были ранены. К 20-му Декабря работа была готова, а к 23-му в нашей типографии было напечатано 2 500 экземпляров карт района действий.
Таким образом, мы имели возможность разослать в войска, в достаточном количестве, карту, по которой мы будем писать диспозиции, а войска смогут их читать, понимать и исполнять и писать согласно их донесения.
23-го Декабря, после обеда, я [полковник Ф.П. Рерберг] снарядил две двуколки, которые под казачьим конвоем, повезли в Ставку Главнокомандующего 50 экземпляров отпечатанной нами карты. (Не дождавшись даже получения от них запрошенных кредитов на эту надобность). Большинство из наших офицеров, участников работы, радовались весьма, воображая, − какой фурор произведут эти карты в Штабе Куропаткина, и были убеждены, что их работа будет отмечена соответствующими орденами.
Но вышло совершенно наоборот и даже весьма удивительно:
Приблизительно через неделю по рассылке изданных нами карт, получилось в Штабе секретное письмо от Начальника Штаба Главнокомандующего генерала Сахарова на имя нашего Начальника Штаба генерала Рузского.
В этом удивительном документе было сказано, что по докладу Главнокомандующему об издании Штабом II Армии карт района действий, Его Высокопревосходительство приказал разъяснить, что ни один штаб на театре военных действий не имеет права издавать карты, что это право он предоставляет исключительно Штабу Главнокомандующего.
Поэтому Его Высокопревосходительство приказал всякие съемки, кроки, рекогносцировки и прочие материалы предоставить в Штаб Главнокомандующего, который и будет издавать карты.
Что касается разосланных нами в войска карт, то Главнокомандующий приказал все означенные карты истребовать от войск обратно, − сжечь!
Спрашивается: с какими бы картами наши войска пошли в бой?
По каким картам должны бы мы были писать диспозиции?
Конечно, этого распоряжения мы не исполнили, а ЭТУ «удивительную» бумагу мы подшили к делу, в назидание потомству»[5].
Странность вторая: за 47 дней сообщить о «внезапном» наступлении!
Вновь свидетельствует генерал Рерберг: «Дабы иметь возможность рассчитывать на успех наша армия должна была перейти в наступление совершенно неожиданно для неприятеля, дабы он не имел времени сосредоточить достаточные силы к угрожаемому пункту…
Все меры были приняты к соблюдению тайны, но тайна эта стала вскоре всеобщим достоянием по причинам, изложенным ниже…
Чтобы впоследствии не возвращаться к этому вопросу, не лишним считаю обратить внимание читателя, − если он немного знает тактику и стратегию − на то обстоятельство, что первое приказание генерала Куропаткина о предстоящем “внезапном” наступлении II Армии против левого крыла Японцев было дано вечером 25-го Ноября.
То есть за 47 суток до его действительного производства!
Уже на следующий день у нас в Квартирмейстерской части штаба приступили к подготовительным работам.
В начале Декабря, то есть за месяц до наступления, в Штабе Главнокомандующего писали и переписывали на машинках протоколы заседании “Военного Совета”, копию какового протокола разослали всем участникам, предварительно налитографировав его в типографии Штаба Главнокомандующего!
К чему была вся эта комедия?
Неужели Генерального Штаба Генерал Куропаткин забыл все, что учил из тактики и стратегии?
Какая надобность была в “Военном Совете” и печатании протокола?
Секрет попал на машинку, с машинки на камень, с камня на бумагу.
Его знали уже все в Штабе Главнокомандующего.
В первых числах Декабря заехали к нам в штаб два офицера Сибирских казачьих полков … и рассказали последнюю новость, которую передавали сегодня на вокзале из уст в уста о предполагаемом наступлении армии Гриппенберга.
Я поинтересовался узнать, − откуда эти сведения?
Они сказали нам, что на вокзале был один офицер из Штаба Главнокомандующего, который, под большим секретом, и рассказал эту новость.
Я тотчас пошел в вагон к генералу Рузскому и доложил ему, − как штаб Главнокомандующего сохраняет тайну и − что, по моему мнению, надо немедленно возбудить это дело, дабы впоследствии тайна была бы действительно тайной, а не выносилась на улицу…
Но уже было поздно: секрет о “внезапном” наступлении II Армии был уже известен во всех тылах!»[6].
К странности второй очень естественно примыкает еще одна.
Странность третья: идиотизм или − предательство?
Генералом Куропаткиным уже 20 декабря 1904 года, более чем за три недели до начала операции было приказано выстроить в направлении предстоящего наступления линии интендантских магазинов и протянуть в том же направлении узкоколейку, как бы подсказывая японцам, где мы собираемся наступать.
Как отмечает в своих записках генерал, а тогда полковник Ф.П. Рерберг: «У меня, положительно, ум за разум заскакивал.
Все принципы военного искусства попирались ногами.
Что же это было: идиотизм или − предательство? Среднего быть не могло!
Почему же молчали все наши генералы.
Ведь Куропаткин не ребенок, не дилетант и не сумасшедший. Ведь он специалист военного дела, а подобные ошибки для специалиста немыслимы!»[7].
А ведь помимо того, что генерал Куропаткин был опытнейший боевой офицер, у него был богатый опыт разведчика, в том числе даже нелегала.
Поэтому недооценкой важности секретного приготовления операции объяснить сказанное нельзя.
«СКУРК!»
Тем не менее, 12 января 1905 года армия генерала Гриппенберга перешла в наступление. И оно, несмотря на все принятые генералом Куропаткиным меры, оказалось обреченным на успех.
«К вечеру этого дня часть неприступных позиций и пять деревень (Тотай, Лобатай и другие), занятых Японцами, были уже в руках [К.В.] Церпицкого [командира X армейского корпуса]. И этот успех был достигнут с самыми незначительными потерями: Японцы нигде упорства не проявляли и отходили на юг.
“Еще напор, и враг бежит!”
Счастливый достигнутым успехом, и предполагая на следующий день перейти в наступление по всему фронту корпуса, Церпицкий донес об этом генералу Гриппенбергу.
И получил одобрение...
Но Церпицкий, желая показать свои таланты и самому Главнокомандующему, донес об этом и Генералу Куропаткину, от которого, не только не получил одобрения, но приказание немедленно остановить команды и в течение ночи возвратить их на исходные позиции»[8].
Так по прямому приказу Главнокомандующего Куропаткина было приказано отступить в уже практически выигранном сражении при Сандепу, как за несколько месяцев до этого было приказано отступить в уже выигранном нами сражении под Лаояном.
«16-го Января, расстроенный, совершенно больной, Гриппенберг возвратился в Матурань и, входя в свою фанзу, о Куропаткине сказал только одно слово: “СКУРК!”»[9].
Генерал Рерберг говорит, что не помнит точного значения этого слова, «но по-фински оно означает что-то очень нехорошее».
Обратим внимание читателя, разрешая заодно недоумение генерала Рерберга, что по-шведски, и на большинстве скандинавских языков, слово «SKURK» означает «НЕГОДЯЙ».
Негодующий генерал Гриппенберг, понявший, что «наш главный враг был не впереди, а − позади, … что пока во главе армий стоит Куропаткин, − ни одна армия успеха иметь не будет», сдал командование 2-й армией и потребовал личного доклада у Государя.
Генерал-адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг (1838-1916)
И добился Высочайшего разрешения на этот доклад.
Умело маскировал
Обращает внимание, что про-куропаткинское военное лобби – предтеча будущей Военной ложи – уже тогда было настолько сильно в Петербурге, что даже личный доклад генерала Гриппенберга Государю не смог переломить обстановки.
Даже после Мукдена, также изящно срежиссированного генералом Куропаткиным, как и Лаоян[10], генерал Куропаткин был всего лишь смещен с поста главкома и перемещен на пост командующего 1-й Маньчжурской армией.
Куропаткин после Мукдена
Но поскольку Алексей Николаевич был гораздо талантливее и харизматичнее нового главкома генерала Н.П. Линевича, многое осталось без изменения.
Характерно, что «стоустая молва еще во время русско-японской войны приписывала “бездействие” Куропаткина желанию дождаться падения монархии (запись Тихомирова)»[11].
Не менее характерна запись в дневнике Куропаткина, когда он узнал о фактическом свержении Государя и его отрешении от престола:
«Чувствую себя помолодевшим и, ловя себя на радостном настроении, несколько смущаюсь, точно и неприлично генерал-адъютанту радоваться революционному движению и перевороту. Но так плохо жилось всему русскому народу, … так стал непонятен и ненавистен государь, что взрыв стал неизбежен.
Ликую потому, что без переворота являлась большая опасность, что мы были бы разбиты, и тогда страшная резня внутри страны стала бы неизбежна»[12].
Свои антимонархические взгляды и вредительскую деятельность генерал Куропаткин умело маскировал своими талантливыми книгами, в которых до сих пор остается много ценного для военных аналитиков, политических деятелей и просто для всех неравнодушных к отечественной истории.
Исключение составляют только страницы этих книг, оправдывающих деятельность генерала Куропаткина в русско-японской войне и предшествующий период. На этих страницах правда и ложь переплетаются в весьма ядовитую смесь, также сыгравшую свою зловещую роль уже в подготовке России к войне Мировой.
Но это тема другой книги.
Наглядно представить
Возвращаясь теперь еще раз к самому началу нашего очерка и цитате из генерала Батюшина, ответим на возможный вопрос: «Но может быть все же сумма в 1 млн. рублей, запрошенная Тифонтаем за свою разведсеть действительно была чрезмерной и превышала возможности генерала Куропаткина?».
Чтобы представить себе наглядно масштаб просимой Тифонтаем суммы в 1 млн. рублей приведем небольшую справку. Для сравнения укажем, что 2 млн. рублей была сметная стоимость расходов по мобилизации, подъему, снабжению и перевозке из Европейской России в Манчжурию отделов Полевых управлений той самой 2-й Маньчжурской армии генерала О.К. Гриппенберга, помощником начальника оперативного отделения которой и служил будущий генерал Батюшин[13].
То есть, переправа на театр боевых действий нескольких десятков штабных работников с соответствующим − кстати, весьма скромным, − обезпечением.
Снабжение Штаба и Полевых Управлений Главнокомандующего Куропаткина стоило никак не меньше, и деньги там немалые проходили. Вернее − задерживались.
Если через Штаб только 2-й Армии, появившейся в Манчжурии лишь в декабре 1904 года, прошло до конца кампании 63 млн. рублей, в том числе 3 млн. наличных!
Еще для наглядности можно сказать, что 1 млн. руб. это примерно стоимость двух миноносцев той войны, влияние которых на ход боевых действий безусловно меньше, чем то, которое может оказать работающая разведсеть.
Так что, сумма в 1 млн. рублей на готовую разведсеть – это просто нуль по тем масштабам.
Впрочем, читатель, ознакомившийся с «делом Ухач-Огоровича» уже понял, что, когда надо было, казенных сумм генерал Куропаткин не жалел.
Это ставит точку в нашем расследовании, и вновь заставляет задуматься о роли личности в истории.
[1] Военная энциклопедия. Т. 8. – СПб., 1912. С. 496.
[2] Там же.
[3] Рерберг Ф.П. Исторические тайны Великих Побед и Необъяснимых Поражений. – Мадрид, 1967. С. 157.
[4] Там же. С. 145.
[5] Рерберг Ф.П. Исторические тайны Великих Побед и Необъяснимых Поражений. – Мадрид, 1967. С. 157-158.
[6] Рерберг Ф.П. Исторические тайны Великих Побед и Необъяснимых Поражений. – Мадрид, 1967. С. 142-144.
[7] Там же. С. 159-160.
[8] Там же. С. 173.
[9] Там же. С. 175.
[10] Подробности см. у генерала Рерберга (Мадрид, 1967): глава 12. Мукденская катастрофа. С. 191-236; глава 20. Ляоянское сражение 17-21 Августа 1904 года. С. 332-342. См. также Никольский Е.А. Записки о прошлом. С. 119; Рерберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений; Галенин Б.Г. Онтология измены.
[11] Мельгунов С.П. На пути к дворцовому перевороту. – М., 2007. С. 190-191.
[12] Там же.
[13] Рерберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений. – Мадрид, 1967. С. 104. Генерального Штаба генерал-майор, а тогда полковник, Рерберг был в японскую войну начальником одного из таких Управлений − Полевой Канцелярии 2-й армии.
1. Борис Галенин