Фото: Баронесса Елена фон Бресенсдорф
Поиски по объявлению в Мюнхене репетитора английского языка «желательно с американским произношением» привели автора этих строк к госпоже Шепиловой Елене Васильевне. Она позвонила и кратко представила свою «визитную карточку»: после окончания учебы на философском факультете МГУ более 30 лет жила в США, где с супругом из ФРГ занималась бизнесом и в свободное время «переводила духовную литературу одной из религиозных конфессий».
После первого формального знакомства с новым учеником Елена Васильевна в конце пробного занятия вдруг заинтересовалась, «с кем имеет честь» и каково «хобби» автора:
Анатолий Холодюк (Далее – А.Х.): Пенсионер. На досуге пробую писать статьи сугубо церковного содержания. Посещаю храмы, музеи, архивы, Государственную библиотеку. Хожу в оперу, гуляю, путешествую… Волонтер, коллекционер. Что еще?.. «Начитался» в интернете о деменции. Вот тренирую и развиваю в свои годы память. Пожалуй, это все…
Прошло недели три, и в первые минуты очередного занятия Елена Васильевна неожиданно предстала перед автором совсем другим человеком.
Eлена Васильевна (далее – Е.В.): Минувшей ночью два раза читала ваше произведение об отце «Филипок из Киево-Печерской лавры». По-моему, рассказ получился пронзительным. Он вызвал и меня на откровение. Я долго думала и решила…поведать вам одну необычную историю. Она обо мне и о моих родителях. Вы не против?! Вы не спрашивали меня о моем происхождении, потому и не говорила, что имею американский паспорт, я давно сторонница Республиканской партии США, а также … (смеется. – Примеч. автора) крыса по китайскому календарю.
А.Х.: …и родились вы в Харбине или на Тайване.
Е.В.: Не угадали. Я - русская, родилась в Воронеже.
А.Х.: Да я давно понял, что у вас славянские корни вперемешку с чопорными манерами. Простите, я могу воспользоваться диктофоном и записать ваш дальнейший рассказ? (Ученик приходил на занятия с диктофоном, чтобы фиксировать на нем «американское произношение» репетитора родом из России. – Примеч. автора).
Е.В.: Да, можно. Но с одним условием. Я не позволя-я-яю вам ничего рассказывать и публиковать обо мне. Вы только что произнесли: «чопорные манеры»?! Как это понимать?
А.Х.: Никак. Не стоит обращать внимания на мои шутки: я могу ошибаться. Да, договорились с вами, не буду публиковать, коль «не позволяете». Однако мне хотелось бы осмыслить все в вашем повествовании! Вдруг в нем будут интересные мысли для моего дневника!
Е.В.: Думаю… да. Когда я впервые увидела вас в черном пиджаке и такой же рубашке, то решила, что вы – католический священник.
А.Х.: Да уж!? Много чести мне. Ошиблись.
Е.В.: Так вот, Воронеж – это моя маленькая родина. В нем на шестнадцатом году девичьей жизни, в далеком… 1964 году явился мне во сне преподобный Сергий Радонежский. Он подошел к моей парализованной маме, взял ее на руки и стал c нею уходить со двора, а я закричала ему вслед: «Куда вы ее забираете?» Тогда он заметил и меня, повернул лик в мою сторону и жестом руки успокоил, мол, все будет хорошо. Потом… (Длинная пауза. - Примеч. автора). Что с вами?! По вашему удивлению и такой… улыбочке на лице вижу, что вы не верите. Обижаете. Взгляните на мое лицо! У меня маленький рот, и мои уста с детства не лгали. К этому обязывает мое положение в обществе…
А.Х.: Простите великодушно. Но люди в эмиграции иногда заявляют о себе всякие неправдоподобные истории - далекие от истины. Вы-то когда-нибудь исповедовали эту свою историю православному священнику? Или – рассказывали о ней, например, своему домашнему врачу? Почему - мне?
Е.В.: Не рассказывала. Думала, вам это будет интересно. В том обществе, где я общалась в Ричмонде, а теперь - в Мюнхене, не встречала глубоко верующих людей…
А.Х.: Однако здесь их очень-очень много - в мужском монастыре, в храмах и в миру.
Е.В.: Я не хожу никуда. Живу после смерти супруга как отшельница. У меня здесь свой и узкий круг общения. А в нем никому не интересно, что этот русский святой Сергий Радонежский живет в моем сердце… что ежедневно обращаюсь к нему. Он очень помогал мне в жизни. Поверьте, а в ней было много страданий. Очень много…
А.Х.: С одной стороны, это не плохо. Некоторые считают, что страдания - необходимое условие духовной жизни. Вы же читали Достоевского.
Е.В.: Читала, конечно. Самое интересное, что до того удивительного случая в Воронеже я вообще ничего не знала об этом святом. Сейчас я-то уже знаю, что в миру его звали Варфоломеем Кирилловичем и в моей памяти хранятся все даты его жизни. Да, я поделилась о явлении Сергия Радонежского только с нашей милой соседкой по дому - престарелой Надеждой Николаевной. В те хрущевские времена в нашей семье и все жители на нашей Авиационной улице называли ее «попадьей»…
А.Х.: То есть - матушкой воронежского священника?!
Е.В.: Помню, что ее муж-священник скончался, когда мне было лет 12. Она жила в соседском доме номер 18 «а» вместе с какой-то старой «богомолкой» Софьей Михайловной. Она происходила из дворянской семьи и была высокообразованным человеком. Учила меня английскому и французскому языкам. Фамилии этих тетушек, к сожалению, стерлись в моей памяти. Запомнилось мне, что после моего рассказа они вдруг засуетились, переглянулись между собою и потом перекрестили меня с головы до ног. Преклонили меня к полу перед их иконным уголком. А сами, помню, совершили земные поклоны и прошептали мне на ухо, чтобы я никому-никому и никогда-никогда не говорила о явлении святого. Я спросила их, почему нельзя? Надежда Николаевна ответила, что «благодать может отойти» от меня. А Софья Михайловна тогда добавила: «Леночка, ты вот скажешь об этом курице, а она - всей Авиационной улице». Еще они сказали мне, что моя мама обзательно выздоровеет. Потом эти милые женщины вручили мне какие-то бумажные советские рубли «на свечи», подарили платочек для головы и велели срочно пойти помолиться в наш Покровский собор. Да, они еще сказали, что за маму и за меня, оказавшихся в тот год в большой беде, «молилась вся наша улица». Но теперь я вспомнила, что моя выздоровевшая мама говорила мне, что эти наши женщины-соседки заказали в соборе благодарственные молебны - один за меня, а другой – за маму.
А.Х.: Вы тогда были воцерковленной?
Е.В.: О чем вы спрашиваете!? Конечно, нет. Разве не помните то время? Да, была крещена, но верующей не была и на богослужения не ходила и не причащалась. Ни одной молитвы не знала. Мой прадед по материнской линии Степан Стефановский был священником. А я вот была комсомолкой! Находиться в комсомольских «рядах» -- это были правила игры моего поколения.
А.Х.: Да, помню. Зайти комсомольцу в 60-е годы в церковь, это равносильно подписанию себе приговора.
Е.В.: Я училась игре на фортепиано в музыкальном училище, немного пела. Холила свои очень больные пальцы, желая видеть их красивыми и длинными. Тогда они были, конечно, без вот этих колец и мне было иногда трудно играть на инструменте. (Рассказчица показала автору свои дорогие ювелирные изделия с жемчугом. Потом еще раз оглядела свои пальцы и стала их массировать под столом. – Примеч. автора). Врачи говорили, что я болела полиартритом.
А.Х.: Читал у старцев, что Господь, посещая людей болезнью, может излечить и наградить их духовным жемчугом. Похоже, такое случилось и с вами.
Е.В.: Да, Сергий Радонежский очень укрепил меня. Мое детство проходило рядом с Покровским собором и в соборе. Но не на его службах. Со сверстницами и с младшим братиком я часто влезала даже на колокольню. И там, как милая девочка-фантазерка, расставляла в стороны свои ручонки и хотела летать-летать, как городские ласточки… Не улыбайтесь, вот такой и росла. Такова была моя природа.
А.Х.: Значит, по совету этих глубоко верующих тетушек Надежды и Софьи вы отправились в собор? Городские власти не закрыли его в хрущевские времена? Не могли бы вы вспомнить во всех деталях, что вы делали в тот знаменательный день в Покровском соборе?
Е.В.: Нет, власти не закрывали его в нашем городе. В соборе я знала в те годы всего три иконы: Божией Матери, Иисуса Христа и Николая-чудотворца. А вот такого лика преподобного Сергия, каким он мне явился ночью и во сне, я вообще не нашла. У этих знакомых мне икон я и поставила свечи. Возблагодарила святого Сергия не какой-то особой молитвой, обращенной к нему, а просто - своими словами. Причем, не вслух, а про себя. Тихонько произнесла сердцем то, что чувствовала в тот момент. Это позже я поняла, что святой исцелил мою маму Екатерину Михайловну и меня. Мама тогда работала учительницей языка и литературы в советской школе. Воспитывала троих детей: меня – самую старшую, моих младших братика и сестричку. Я и раньше очень часто заходила в собор, когда там проходили службы или не было их. Незаметно и тихо сидела на одной табуреточке. Иногда присутствовала на спевках пожилых женщин…Нравилось. Перед Покровскими праздниками к нашему собору приезжали и приходили многие паломники. Наша улица заполнялась незнакомыми людьми. Почти все наши соседи принимали богомольцев на ночлег. Однажды в октябре, еще до явления мне преподобного Сергия, я увидела одну дрожащую от холода женщину, которая пристроилась отдыхать на камнях возле собора. Спать в нем священники никому не разрешали. И вот на свой страх и риск я пригласила эту бедную женщину к нам домой ночевать. В нашем деревянном доме было пять комнат. Маму я очень любила и знала, что она не будет меня ругать. А вот поведение моего отца Василия Михайловича не могла предугадать. У него был ужасный характер. Деспот, он часто меня бил, даже крови. Ни за что! Или за проделки моего братика, которого я защищала и брала его вину на себя. Мама его тоже, честно сказать, побаивалась, Она все прощала ему. Он же как молодой советский офицер попал в фашистский плен в начале войны и находился до 1945 года в концлагере Дахау, здесь у вас под Мюнхеном. Поведение отца было для меня всегда непредсказуемым. Стрессы или нервы? – не знаю, были ли последние у него после пребывания в лагере? Я его не любила …
А.Х.: Но вправе ли мы судить родного отца раньше Бога?
Е.В.: Нет, не должны. И вот что показалось мне тогда удивительным. Отец отнесся к появлению верующей женщины в нашем доме очень положительно. Помню, сказал маме и мне: «У нас на Руси прежде гостю поднеси». Просил маму накормить женщину и уложить отдыхать на кровати в отдельной комнате.
А.Х.: Возможно, он очищал свою душу молитвой?
Е.В.: Этого я не знаю. Но после первой ночевки в доме незнакомой женщины наша семья поступала так ежегодно с теми, кто приезжал в собор накануне праздников и нуждался в тепле и крове. Но у нас всегда гостил только один верующий человек и каждый раз новый. «Попадья» говорила моей маме: «Кто редко приходит в наш дом, того хозяин хорошо и угощает». Так мы и поступали. Жили в достатке, но до поры и до времени.
А.Х.: Что-то произошло в вашей семье?
Е.В.: Произошло. Вы заметили, в своем устном откровении я не называю отца своего папой. Он возглавлял у нас в Воронеже какой-то …стройтрест, что ли? Короче, занимался строительством и ремонтом частных домов. Заказчики его избаловали. Они давали отцу взятки, делали разные подарки, например, однажды принесли в дар ведро с куриными яйцами. Еще что-то вручали. Я совсем не вникала в домашнюю бухгалтерию моих родителей. Кто-то из недоброжелателей донес на отца, его арестовали, имущество в нашем доме описали, все деньги конфисковали. Слава Всевышнему, дом у нас не забрали. Суд приговорил отца к семи годам тюрьмы. Мама глубоко переживала всю эту трагедию и стыдилась позора. Вот тогда и случился обширный инсульт, а за ним последовал и паралич всего тела. Врачи определили ее состояние как «безнадежное», сказали, что может умереть по дороге в больницу. Она была якобы «нетраспортабельной». С преподаванием в школе ей пришлось расстаться. Денег в доме для пропитания – ни копейки. Моя учеба в музыкальном училище была под угрозой. Мне помогли устроиться на работу: я готовила малышей к поступлению в музыкальную школу. Какие-никакие – а все-таки деньги. В семье я была старшим ребенком, потому все-все домашние заботы: кормление братика и сестренки, трудный уход за больной мамой – все это легло на мои, вот эти плечики. А мне тогда было всего 16 лет! Я познала всю горечь «Золушки», работая в доме сиделкой, санитаркой, уборщицей, поварихой…с фортепьянным уклоном. Руки мои, эти хрупкие мои рученьки превратились от стирки, представьте себе во что. Тогда же и резиновых перчаток не было! Я выносила все… из-под мамы, жгла газеты в комнате для устранения запахов. Стирала постельное и нижнее белье - и света белого не видела. Но все терпела и ухаживала за братиком и сестренкой. Их и маму надо же было чем-то кормить! И не один раз в день. Вот с тех пор я и научилась принимать пищу сначала два, а позже – всего один раз в день. И так - до сегодняшнего дня.
А.Х.: Гм! Вы еще и аскет?!
Е.В.: Да, так можно сказать обо мне. Мясо и хлеб не ем. Алкоголь – никогда Кофе – нет.. Избегаю общественного питания. И вам не советую посещать кафе и рестораны. Видите сами, кто там сейчас на кухне работает… Рыбу ем каждый день, картофель, огурец. Шоколад – да. Пью только чай и много…
А.Х.: Лепестки роз с утренней росою?! (Произнес не без иронии в голосе. – Примеч. автора).
Е.В.: Да… Моя жизнь при больной маме в Воронеже не усыпана была в тот год бутонами роз. Лежачая мама все видела и плакала. Не от боли, нет. А глядя на меня. Она даже хотела умереть. А у меня не было сил и времени плакать. Слезы высохли. «Попадья» и «богомолка» знали все обо мне. Они жалели и видели, как мне трудно. Конечно, они молились за меня и за мамочку. У меня было тогда безысходное положение. При маме я не плакала, а когда всех укладывала в постель, то сама падала в кровать или на раскладушку и там тихо рыдала. Спала тогда не более четырех часов.
А.Х.: Да. Я вас понимаю. Но прошу вас сегодня или в другой раз очень подробно рассказать о явлении вам преподобного Сергия. Важны все мельчайшие детали…
Е.В.: Вижу, все мужчины одинаковы - в Америке и в Баварии. Вот и вы, Анатоль, такой же нетерпеливый, каким был мой покойный супруг Отто… Я однажды пыталась ему на английском рассказать удивительную историю в моей жизни, но он, кажется, так ничего и не понял.
А.Х.: Супруг ваш какую веру исповедовал? Католическую?
Е.В.: Да. Как очень известный в Южном Тироле немец, с хорошей родословной, он приехал из Америки умирать сюда, в Мюнхен, где живет его сын от первого брака. Муж был старше меня… на двадцать три года. До меня, по его рассказам, у него было пять!!! женщин, и все они – «ведьмы». Это с моей точки зрения. Потому что все они не русские. Мы с супругом провели вместе счастливые годы нашей совместной жизни. Хотя я называлась и русской, но Отто не хотел знать русских святых. После Иисуса его «вторым богом» считался бизнес в Америке…
А.Х.: Давайте вернемся в Воронеж середины 60-х годов. Когда и как явился вам Сергий Радонежский?
Е.В.: …Однажды вечером моей больной маме стало совсем плохо. После приема большой дозы лекарств она притихла и заснула. Мне важно было рано утром встать, и я почему-то решила в ту ночь прилечь не в маминой комнате, а на открытой веранде и на раскладушке. Так я часто поступала в теплые дни. Мое тело провисло на брезентовом покрытии. Несколько обрамлявших его пружин отсутствовали, но от усталости я ничего не чувствовала. Мгновенно уснула. И вот во сне я почему-то увидела в нашем закрытом дворике себя возле ограды. Потом вижу, что к нашему дому откуда-то стало приближаться какое-то облако. Оно все увеличивалось и увеличивалось в размерах. И вот на нем возникла группа облаченных в белые одеяния людей. Их было приблизительно 14 или 15. Вот в этой живой иконе или... картине выделялась фигура сидевшего на троне высокого, молодого незнакомца с короткой бородой. На остановившемся, но взбухающем облаке появились большие и светящиеся два слова «Сергий Радонежский». Группа призрачных людей как бы зависла в воздухе на живом облаке. Отчетливых лиц у сопровождавших святого я не запомнила. Не обращая на меня внимания, святой в белом одеянии легко ступил на землю и сам вошел в дом. Потом как бы сменился кадр. Святой появился на пороге с моей мамой на руках. Его лик не был обращен ко мне, но я громко спросила: «Куда Вы уносите мою маму?» Святой перевел взгляд в мою сторону. Далее он как бы поднял руку и протянул ее к моей голове. Не могу объяснить жест его поднятой руки. Возможно, таким жестом он хотел успокоить меня. Тут я и открыла свои глаза на веранде. Все изображение мгновенно исчезло. Я почему-то испугалась, вдруг мамочка умерла!? Вбежала в ее комнату! Мама не меняла положение тела и тихо спала. Я чувствовала биение своего взволнованного сердца. Все утро только и думала о странном видении… Потом постучала в дом «попадьи». Дальше вы знаете…
А.Х.: И что же дальше? Не знаю.
Е.В.: Наступили будние дни. И… заглянуло солнце и в мое оконце! Через несколько дней я поняла, что не всякий человек умирает, кто хворает…
А.Х.: Вы прямо пословицами говорите… Откуда это у вас?
E.B.: От мамочки моей! От тетушек-соседок, которым рассказала о явлении святого Сергия. Уже на третий день мама встала на ноги. Приблизительно три месяца мама тяжело болела и чудесным образом выздоровела! Вышла на работу. И я стала забывать о своих некогда больных пальцах! Вот так преподобный Сергий Радонежский и стал обитателем моей души. Представляете!?
А.Х.: Я слышу вас! Вы даже изменили тональность своего рассказа и говорите о святом в каком-то духовном восторге. Но вот я не помню, чтобы где-то читал или слышал об исцелении Сергием Радонежским больных людей. Знаю только, что мой первый духовник - архимандрит Доримедонт из Молдавии советовал молиться ему о просвещении разума к обучению и наукам.
E.B.: Правильно говорите, Анатоль! Сергий Радонежский и меня заставил учиться философским наукам в МГУ. А я только на третий раз поступила в университет! Из Москвы ездила в Загорск, чтобы поклониться в Лавре мощам преподобного Сергия. Он изменил всю мою жизнь.
А.Х.: Ну, вот пусть и будет этот святой вам непрестанной и солнечной радостью! Спасибо вам за этот рассказ. … Сегодня уже не будем, наверно, заниматься английским? Я точно не смогу.
Послесловие.
Через неделю автор показал и вручил Елене Васильевне напечатанный текст нашей беседы. Она попросила и кассету – для сверки. Долго не возвращала ни ее и ни бумажный вариант своего рассказа. Приблизительно месяц автор уговаривал Елену Васильевну дать «благословение» на публикацию этого материала не в форме пересказа, услышанного автором, а именно - беседы. И такое согласие в конце концов получил. Во избежание проблемных ситуаций между автором и рассказчицей попросил заверить окончательный вариант текста подписью.
Последняя состояла только из двух начертанных слов «Елена Васильевна».
- А где же здесь фамилия ваша?
- (После некоторого молчания. – Примеч. автора). На такого рода документах мы с покойным супругом не указывали фамилию.
- Ну, а как же без указания фамилии? Вроде бы это и не подпись тогда…
После раздумий Елена Васильевна достала из своей сумочки визитку и протянула ее автору. А на мелованной бумаге витиеватыми буквами золотого цвета начертано на английском языке: «Баронесса Елена фон Бресенсдорф».
Немую сцену прервал женский голос:
- Поднимите голову. Понимаете, я не хочу выделяться в нашем мультикультурном германском обществе. Еще раз прошу о том, о чем говорила вам при первой нашей встрече - никому не давать мой адрес и номер домашнего телефона. Обещаете?
- Да. "Никому-никому и никогда-никогда"…
Мюнхен, февраль 2024 г.
На фото: Баронесса Елена фон Бресенсдорф. (Ок. 1981 г. США. Ричмонд). Публикуется с разрешения правообладателя
Автор выражает благодарность фотодизайнеру Ольге Барлехис (Сидней)
Автор выражает благодарность фотодизайнеру Ольге Барлехис (Сидней)
