Эмиграция в запой: игра, пересекающая волокна серьёзности настолько, что делается страшно за судьбу…
Тем более, нужно исполнять роль крутого парня, драчуна и забияки, и даже стихи тут… словно прятать приходится: ведь собутыльники – больше на счёт жизненного примитива; и ото всей двойственности мира – одно и спасает: запой, хотя… может быть, и предпринимаемый для таких состояний:
Прошел запой, а мир не изменился.
Пришла музыка, кончились слова.
Один мотив с другим мотивом слился.
(Весьма амбициозная строфа.)…
а может быть, совсем не надо слов
для вот таких — каких таких? — ослов…
Под сине-голубыми облаками
стою и тупо развожу руками,
весь музыкою полон до краев.
Сквозная чреватая музыка прокалывала сердце Бориса Рыжего, закручивая турбулентные вихри, несущие… невесть куда.
Алкоголем залитые страницы.
Как совмещал – боксёрские пристрастия, даже успехи, и раннюю погружённость в обманное марево, вечно готовое сгуститься так, чтобы – не проглянуть, не осознать, куда дальше двигаться…
Зашивался, расшивался.
Лучше состояния лёгкого опьянения не узнать.
Хуже мёртво-свинцового похмелья ничего не бывает.
Однако, и пилось, чтоб писалось, срывалось с уст, разрывало сердце, врываясь в другие сердца:
В Свердловске живущий,
но русскоязычный поэт,
четвёртый день пьющий,
сидит и глядит на рассвет.
Промышленной зоны
красивый и первый певец
сидит на газоне,
традиции новой отец.
Лёгкая ясность, необыкновенная окрылённость вдвойне прозрачного с похмелья стиха.
…ведь реально – никаких козлёнка с барашком не было, это – исподволь идущие христианские мотивы звучат:
Он курит неспешно,
он не говорит ничего
(прижались к коленям его
печально и нежно
козлёнок с барашком),
и слёз его очи полны.
Венок из ромашек,
спортивные, в общем, штаны…
Учитывая традиционную неясность грядущего, спешить вообще некуда.
Не зачем.
…тем более – и менты все знают, кто первый:
«А, пустяк, — сказали только,
выключая ближний свет, —
это пьяный Рыжий Борька,
первый в городе поэт».
Тем более, что и цыганка, погадавшая на медный грош, долгой жизни не предвещала.
Жуть и мрак алкоголя.
Высокая сила его.
И, используя оную и подчиняясь ей, Рыжий превращал оную в свои неповторимые, гипнотизирующие мелодии.