Евангельские сюжеты и картины предательства и страданий Христа, скорби и гонения первых христиан встают перед глазами, когда читаешь книгу Владимира Смирнова «Багульник», вышедшую в издательстве журнала «Москва» в 2023 году.
Вся мировая мудрость мысли, кажется, здесь бьётся, как пульс: «Мир лежит во зле», «Не плюй в колодец, придёшь напиться», «От сумы да от тюрьмы – не зарекайся»…
Эта книга – вопрошающий крик о вопиющей несправедливости, попытка добиться правды и разрешения коварного судебного дела, стремление автора доказать свою невиновность в убийстве, совершённом соседями – алкоголиками. Но в метафизическом смысле важнее даже не то, чтобы восторжествовала правда, здесь так и ложится на душу есенинское – «успокойся, смертный, и не требуй правды той, что не нужна тебе». Эта история уже свершилась и запечатлелась в Вечности. Здесь как в евангельской притче о воскрешении Лазаря: «Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией». Страдания сидельцев, ложно осуждённых или совершивших преступление по глупости, являют миру души, как золото, огнём очищенное.
Вся эта история, переполненная зла и грязи мира, это – история души человеческой. Как помним из «Героя нашего времени», – «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории народа».
В мировой литературе нередко возникали персонажи – осуждённые. Но как далёк от переживаний героя (автора) книги «Багульник», к примеру, герой романа Альбера Камю «Посторонний» Мерсо. Он – воплощение предельной свободы, атомизации общества, скорбного бесчувствия к добру и злу, к жизни и смерти, даже к смерти собственной матери. Это католическая Европа в 1940 году предупреждала о грядущем безбожии, разобщении и расчеловечивании – и нас, и саму себя. И тут мы не можем не согласиться с тем, что говорили святые русские подвижники, в том числе Серафим Вырицкий, о том, что Великая Отечественная война приведёт народ России к Богу.
И если Мерсо в романе Камю доволен собой и не испытывает угрызений совести от совершённого убийства, то Владимир Смирнов – это страдающий Раскольников, хотя он никого не убивал. Это – Очарованный странник, болеющий болью всего мира. В книге Смирнова – плач о мире, который лежит во зле, плач о людях с мёртвыми душами, которые модно одеты, приходят на службу, пьют кофе, курят сигарету перед человеком, который едва жив от безысходности. Даже католический пастор, пришедший исповедовать в латышскую тюрьму, хищно глядит, когда Владимир обращается к нему по-русски. И он – мёртвая душа.
Как пишет в своём предисловии к книге лауреат Государственной премии Российской Федерации в области литературы Владимир Личутин, «Смирнов невольно убедился, что не было среди сокамерников ни одного заносчивого богатея и финансового воротилы, ибо они легко откупались деньгою, но коротало годы на барачной шконке обычное бытовое “низкое племя”, те “нищеброды”, которым сознательно нагоняли срока, чтобы выдавить из мужика его глубинное простодушие, последние капли природной скромности и совестливости».
Владимир Смирнов и на обложку книги помещает своё фото в тюремной робе, потому что большинство заключённых человечнее, чем те, кто выносит им приговор. Будьте не мёртвые, но живые души! – кричит автор этих полностью автобиографических очерков, рассказов и повести «Судный день».
Владимир Смирнов родился в Новом Афоне в Абхазии, вскоре родители переехали в Латвию. В Лиепае закончил школу, там же призывался на срочную службу в армию.
«И вот пришёл 1991 год, – говорит В. Смирнов в своей беседе с Татьяной Соловьёвой, вошедшей к книгу “Багульник”. – Латвия вышла из состава СССР, стала независимым государством, и сразу начали происходить чудеса. Я вдруг увидел, что партийные функционеры, которые вчера, чтобы сладко есть и пить, служили коммунистическому режиму, сегодня стали выдавать себя за борцов с этим режимом. Ярчайший пример тому –бывший секретарь компартии Латвии по идеологии Анатолий Горбуновс».
Видя, как после распада СССР русские в Латвии вдруг стали «оккупантами», им не давали латышское гражданство, Владимир Смирнов, внук царского офицера, арестованного в 1937 году и сгинувшего в ссылке, создал в Латвии Ассоциацию российских граждан, за что был обвинён в шовинизме и записан в агенты Кремля. Ассоциацию запретили после того, как члены этой организации участвовали в защите Верховного Совета в октябре 1993-го. Газету, которую выпускал Смирнов, закрыли, дали ему три года за сопротивление полиции, выслали в Россию.
В своих лагерных записках автор книги размышляет: «Меня убили в 1920 году. В Крыму. Меня добили раненого. Это был рябой красноармеец, со следами оспы на лице. Он стоял надо мной с винтовкой наизготовку, целил прямо в голову и чего-то медлил, словно ждал. А я не мог встать на ноги и не хотел, потому что земля была тёплой и уже как бы родной. Вокруг было тихо. Наши давно отступили. Теперь уже в никуда». Этот образ белогвардейца, который Смирнов примеряет на себя, воплощает в его сознании образ достоинства, чести и правды, последней правды, которая могла быть на земле. Но в истории не всё так просто, Русская правда не погибла, советский солдат освободил от фашизма – от порабощения и уничтожения – Прибалтику и Европу, которые десятилетиями все блага получали от советской страны. Но я не об этом. Мне вспоминаются образы русских добровольцев, отправляющихся на Балканскую войну в 1992 году, когда своя страна горела по окраинам, раздираемая новой гражданской войной. Довелось мне издавать воспоминания Владислава Кассина о его однополчанах, воевавших на сербской земле. Они тоже шли туда как солдаты царской армии, казаки, православные. Многие из них тоже ощущали, что убиты в Крыму в 1920 году… А Алексей Мозговой и многие ещё ополченцы Донбасса – потомки казаков, русские пассионарии?.. Нет, русскому человеку правда дороже жизни.
Выйдя из псковской тюрьмы, Смирнов так вспоминает о первом дне свободы: «Я не знаю, где сегодня буду ночевать, но забыл про всё на свете и стою, как истукан, молюсь на Русь, как идолопоклонник. И ничего нет за душой, кроме России. Россия – как первая любовь, всего-то что поцеловались один раз, а не забыть ни в жизнь… Я ещё не знал, не ведал, что в России против меня сфабрикуют дело и я попаду на восемь лет в тюрьму… Вблизи Россия оказалась тяжело больной и следы проказы прикрывала толстым слоем пудры».
Произошедшее с автором книги могло случиться в любой другой стране, при любой власти. Но нам важна наша история. Читатель, я убеждена, хотел бы понять время, в которое живёт. И книга «Багульник» – срез современного общества со всеми его пороками, отражение переживаний народа многонациональной страны.
«Господи, разыми, расщепи меня на атомы, чтобы я не чувствовал себя и боль свою, – взывает автор и герой книги. – Если бы я имел дело с правосудием, то давно был бы оправдан, на свободе, а мне приходится тягаться с бандой. Я знаю, Господи, ты видишь с высоты тернового венца, что палачи в судейских мантиях не прячут своего лица».
А вот те, кого он столько лет видел на зоне – это живые лица, характерные судьбы. Мозаика таких незатейливых портретов наполняет это повествование, и они накрепко запечатлеваются в памяти. Вот, к примеру: «Рустам Джанхотов – сильный духом, справедливый, совестливый человек. У него много литературы по исламу, и он свято убеждён, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – пророк Его. Я с ним не спорю. Дружба выше разногласий.
Рустам грустно говорит:
– Тюрьма – это изнанка жизни, но отсюда видно всё. Видно, в каком государстве мы живём и как работают суды; видно, кто твои друзья и чего ты стоишь сам».
Или вот ещё: «Высокий, плечистый и худой, Алексей Кучумов умел радоваться самой малой малости.
Возьмёт за живое музыка, и Кучум вытанцовывает прямо на плацу. На виду у всех. Корявое лицо его преображается.
Он топчется, как слон, вокруг себя, переступает с ноги на ногу, в поясе перегибается, локтями ловит такт, и даже пальцы на руках что-то у него стригут.
А вот припевка у Кучумова одна:
Гоп-стоп, Канада,
Нам рублив не надо.
Долларей нам дайте,
А вы, хлопцы, грайте!
На любую музыку положит и речитативом выговаривает в склад и в лад».
И всё же разговор об этой книге – это разговор о литературе. Владимир Смирнов был и остаётся писателем. Его благоговение перед словом выше страданий: «Я молился ежедневно, до упадка сил, до полуобморочного состояния. А в тумбочке у меня хранились книги, и среди них любимая – “Огненный протопоп” Юрия Нагибина… Очарование страницами любимой книги не покидало меня много лет. Вождь староверов Аввакум и через несколько веков укреплял мой дух. Я перечитывал страницы книги и щемяще понимал, что слово перевешивает пулю. Правда, слово и отлить куда трудней».
Несколько наивно (писатель не утратил детскую открытость своей души), но с искренним желанием преображения России Владимир Смирнов размышляет: «Больше половины заключённых совершили преступления по неосторожности. Им вместо тюрьмы надо ссылку назначать и отправлять в деревню (или оставлять в деревне), где не хватает рук. Это было бы и по уму, и на охрану не пришлось бы тратиться: они всё равно от себя не убегут».
Анатолий Парпара, лауреат Государственной премии РСФСР им. М. Горького оставил отзыв к предыдущему изданию книги В. Смирнова: «Когда я читал предисловие Владимира Личутина к книге Владимира Смирнова “Багульник”, то думал, что Личутин перехваливает автора, но когда я прочитал книгу “Багульник”, то понял, что Личутин автора недохвалил. “Багульник” – это светлая книга! Автор, словно с факелом в руках, провёл нас через подземелье».
Достоинство этой книги ещё и в том, что автор после восьми лет отсидки, после допросов, избиений ещё в латышской тюрьме, пересылок остаётся человеком в нечеловеческих условиях, и что он находит в себе силы рассказать историю своей души предельно искренне, не стыдясь даже описать, как сжимается сердце заключённого тоской по женщине, и он говорит об этом тонко, без скабрёзности.
Писатель не может быть без судьбы. И здесь мы видим отчётливо состоявшуюся судьбу. И размышления о душе, о судьбе человека и страны, написанные Владимиром Смирновым в тяжелейших условиях, когда все душевные струны обнажены и напряжены, не могут оставить читателя равнодушным.
